скачать книгу бесплатно
Маруся, короткостриженая темноволосая скрипачка из «Камертона», подмигнула Насте, чокнулась с ней бокалом:
– И то верно, дорогая.
Юлий, сидевший неподалеку в сплющенном под его весом кресле-груше, обмахивался каким-то журналом и громко ворчал:
– Как же я не люблю все эти выездные мероприятия…
– Но-но, Юлик, между прочим, музыкальные междусобойчики укрепляют струны и закаляют клавиши, – хохотнул Майкл. – Тем более отыграли мы так, что заткнули за пояс всех, кого надо.
Ева стояла неподалеку, облокотившись о барную стойку, установленную посередине огромного патио загородного отеля, тянула кисловатый брют и наблюдала за музыкантами из «Камертона». Она была знакома с ними уже чертову прорву лет, но даже приятельством это назвать было сложно. Сегодня после их фееричного, впрочем, как всегда, выступления, Ева сбежала из зябкого от постоянно работающих кондиционеров зала в звенящую летнюю теплынь патио, где пахло солнцем, жимолостью и свежесваренным кофе. Сбежала, потому что должна была выступать после них, но не увидела в этом смысла. Что бы она ни выдала, ни выжала из себя, после «Камертона» все будет блекло, тускло, мелко.
Если бы она могла хотя бы на миг представить себя на месте этой Маруси!.. И прочувствовать от макушки до кончиков пальцев, как этот счастливый момент наполнен радостью, свободой и пониманием, что ты не одна.
Ева поставила бокал на каменную стойку, и он хрустко звякнул. А что, если… Ева открыла футляр, достала скрипку. Вальс «Радость любви» Крейслера… Его она должна была играть сегодня.
Ева закрыла глаза и заиграла негромко. Она старалась стать незаметной и неуслышанной, скользила смычком по струнам, впитывая музыку в себя и словно бы не позволяя ей распространяться во внешний мир. Так курильщик втягивает дым сигареты и тайком выдыхает его тонкой струйкой прямо в воздуховод ванной комнаты, чтобы семья не услышала запах…
Она играла лишь для себя одной – на этой счастливой волне, на бесконечном мажоре, на стремительной радости. Как если бы в каждом движении и в каждом звуке рождалась сама жизнь.
Ева закончила, опустила смычок и открыла глаза. От удивления и восторга она прикрыла рот рукой и негромко охнула. Вокруг нее собрались люди. Зрители. Слушатели. Если бы она играла в небольшом зале, то можно было бы с уверенностью сказать, что она собрала аншлаг. И в первые мгновения в воцарившейся тишине было слышно только, как звякнула чашка о блюдечко в чьих-то руках. А затем Еву оглушили аплодисменты, словно после долгой духоты пошел свежий и уверенный в своей своевременности ливень. И Ева ожила в нем, и дышать стало легче и свободнее. Музыканты из «Камертона» стояли в первом ряду и восхищенно кивали и улыбались, а Настя сунула в рот два пальца и залихватски засвистела:
– Ева, ты офигенная! Надо как-нибудь сыграть вместе!
…Видимо, не сыграют. Не суждено, не сбудется. И аплодировать они ей никогда уже не будут, и свистеть восхищенно, и говорить, что она офигенная. Ева все прошляпила! Да, вот оно – то самое слово. Про-шля-пи-ла! Дура… Какая же дура…
– Таким образом, у нас три кандидата, – подытожил Майкл, обращаясь к Насте, Юлию и Ивану Ильичу, собравшимся кружком.
– Ой ли? Прям вот три? И кто же это? – хмыкнула Настя.
– Арсений, Виолетта и Ева, – спокойно ответил Майкл.
– Мы же вроде решили уже насчет Евы? Или нет? – недоуменно пожал плечами и скривился Иван Ильич.
– Или нет, – твердо ответил Майкл. – Я думаю, будем голосовать. Вот прям в этой шляпе… С чужого плеча. – И Майкл поднял с пола оставленную сбежавшей Евой шляпу.
– Прям сюда кладите бумажки с именами выбранного вами кандидата.
– Выборы? – улыбнулся Юлий и повел бровью.
– И как всегда, свободные и неподкупные! – хохотнула Настя.
Настя отсела в сторонку, повернулась спиной к остальным, чтобы думать не мешали. Господи, как же хочется кофе! И лета, и моря, и чтобы уже поскорее закончилась вся эта бодяга с поисками скрипача. Да, надо ускориться. Настя начала выводить имя на белой бумаге, но ручка отказывалась писать. Как всегда, очень вовремя. «Очень вовремя…» – Настя грустно усмехнулась…
…Маленький актовый зал детского дома. Насте семь. Уже четыре года она живет тут с тех пор, как мать лишили родительских прав, а отец… Отец канул в небытие еще до Настиного рождения. В зале – битком народу: дети, воспитатели и «высокая комиссия» из отдела культуры. Гости «из культуры» навезли конфет, печенья, яблок… А еще три необъятных арбуза – редкость, деликатес, который многие дети тогда попробовали впервые. И сразу – до отвала.
Настя, стараясь удержать в себе этот самый арбуз, вышла на сцену, поклонилась, взяла в руки виолончель, заиграла. Главное – не опозориться, иначе директор ее заживо сожрет. От волнения потели руки, стало трудно дышать. В какой-то момент Настя допустила какую-то нелепую ошибку и зажмурилась, продолжая водить смычком, и вдруг ощутила, как по ее ногам потекла горячая жидкость, и она ничего не могла с этим поделать…
Так, стоп! Им же сказали: «Никакой жалости». Вот и не надо! Ручка наконец выдавила из себя чернила, и Настя написала имя. Да, вот так правильно.
Юлий жевал кончик карандаша и смотрел на чистый лист, как на врага народа. Принимать решения – это так трудно. Впрочем, в своем выборе он был почти уверен. Это «почти» вечно его сопровождало. Почти умный, почти талантливый, почти женатый…
Вот и в тот вечер он был почти… трезв. А на самом деле – вдрабадан пьян. А так хотелось перед Элей покрасоваться. Но она потащила его в караоке, да еще и по пути в такси откупорила бутылку виски. И это поверх шампанского.
Он, покачиваясь, вышел на сцену и затянул про «Зацелована, околдована…», но где-то в середине третьего куплета после «и слезами, и стихотвореньями» Юлия повело, и он рухнул, будто громоздкий и несуразный шкаф, прямо на синтезатор, увлекая за собой микрофонную стойку и сам микрофон.
Элю он больше не видел. И не потому, что она от него скрывалась. Наоборот – названивала, написывала. Но Юлий решил – значит, не судьба. Именно поэтому и – почти женат. Да…
Юлий написал на листочке имя, подумал, снова пожевывая карандаш… «Нет, не надо почти, надо чтоб уже точно – скрипач с большой буквы!» Перечеркнул написанное и вывел совсем другое имя.
– Ну что, вскрываемся, как говорится, – пробурчал Майкл, когда четыре бумажки с именами, скрученные и скукоженные, наконец оказались в шляпе.
– Тад-да-дам, – протрубил Юлий и утер мокрый лоб крупным гладким кулаком.
Майкл развернул, распрямил и аккуратно, словно утюгом, прогладил ладонью каждую бумажку. Настя, стоявшая позади Майкла, заглянула ему через плечо и присвистнула:
– Реально – как результаты самых демократичных выборов в самой демократичной стране.
– Единогласно, – крякнул Юлий.
– Да, единогласно, – криво и самодовольно улыбнулся Иван Ильич и поправил съехавший на бок синий галстук.
– Кстати, в любом случае шляпку-то Еве надо как-то вернуть, – пожал плечами Майкл, рассматривая сияющий скрипичный ключ на черном боку шляпы. – Свою роль она уже отыграла.
– Давайте я передам, – пробубнила Настя. – Только, Майкл, ты уж сам ей сначала позвони, ладно, а то я как-то всегда не очень уютно себя чувствую, когда что-то там сообщать приходится. – И Настя поморщилась и поёжилась.
– Где? Где эта наша скрипка? – суетился Майкл и наворачивал круги вокруг коричневого с серебристыми стрекозами по бокам саквояжа.
– А вот когда у нас будут запланированные вылеты, а не срочные «на следующий день», тогда и нервов и суеты будет гораздо меньше, Майкл, – съязвила Настя. – И скрипка будет, и все, что угодно.
– Настя, а я ведь серьезно, я реально волнуюсь. Добрый день, Иван Ильич, – и Майкл пожал руку бесшумно подошедшему к ним Ивану Ильичу, который держал в другой руке бумажный пакет.
– Пришли проводить нас? – спросил Майкл.
– Скорее, проконтролировать. Убедиться, что вы с собой берете настоящего музыканта, а не бездарность какую-нибудь, – фыркнул Иван Ильич. – Я ваши деньги хочу честно отработать, а не как попало. А это ваша программка, что ль?
И Иван Ильич одним цепким движением выхватил из рук Майкла глянцевый буклет:
– Н-да… Этого и следовало ожидать. Как я и думал, даже здесь скрипача кинули.
– Но мы… – начал было отвечать Майкл, но не успел, потому что в этот самый момент, скользя по полу аэропорта «Пулково», к ним подлетела Ева и почти впечаталась в Юлия, но вовремя затормозила и остановила свой чемодан, стремившийся продолжить движение уже без Евы.
– Ребятааа, простите, я спешила, как могла, – улыбнулась Ева и вдруг осеклась, увидев Ивана Ильича.
– Здравствуйте, Иван Ильич, – прошелестела Ева.
– Здрасте, Белобородова. И пока вы не начали ликовать и снова совать мне под нос всякие бумажки, я сам это сделаю, – и Иван Ильич сунул в руку Евы буклет. – Я не знаю, почему это с вами происходит, но вот вы собираетесь на гастроли, а в программке вас нет. Отчего-то.
Ева сглотнула пульсирующую в горле и груди тошноту, смяла глянцевую бумагу, даже не взглянув на нее, и сипло прошипела, сделав в сторону Ивана Ильича такое яростное змеиное движение всем телом, что Настя инстинктивно схватила ее за рукав, опасаясь, что та сейчас бросится на Ивана Ильича:
– Можете ли вы мне наконец объяснить, за что вы меня так ненавидите? Я все-таки имею право это знать!
Иван Ильич вдруг распрямился и словно бы даже стал выше, его щеки зарделись, а ноздри раздулись:
– Белобородова, да! Я вас ненавижу! От всей души. Потому что вы, черт бы вас побрал, самая моя любимая, не побоюсь этого слова, и самая талантливая ученица, а между тем, постоянно… постоянно сопли жуете и боитесь всего, как самая последняя бездарность! Сколько уже можно! И кстати, это вам. Летите уже и поразите… что вы там хотите поразить… мир…
И Иван Ильич достал из бумажного пакета букет ярких ирисов и всучил его обомлевшей и остолбеневшей Еве.
– Всем счастливого полета и мягкой посадки, – отчеканил Иван Ильич, развернулся и быстро пошел к выходу из терминала.
Ева почти беззвучно всхлипнула и уткнулась в цветы:
– Я ничего не понимаю…
– А что тут понимать? – изумленно спросил Майкл.
– Почему? Почему вы выбрали меня? – просипела Ева, унимая всхлипы. Ее наконец прорвало – впервые со дня прослушивания – и слезы предательски и безостановочно полились по щекам. И Еве от этого становилось легче.
– Потому что ты крутая. И потому что ты – наша. Потому что вместе мы зажжем, – и Майкл покрутил над головой правой рукой, словно размахивал лассо. – И нам, то есть вам, будет очень круто играть вместе. Как бы пафосно это ни звучало, – засмеялся Майкл и слегка приобнял Еву.
– Кстати, я тебе принесла твою потеряшку. Ту самую, что с чужого плеча. Хотела тебе ее раньше завезти, но, как всегда, забегалась, – и Настя достала шляпку из сумочки.
– Хм, неожиданное возвращение, – протянула Ева. – Спасибо тебе, дорогая, – сказала Ева и надела шляпку на голову. «Дорогая…» Боже мой, надо же ляпнуть такое.
– И еще вот что… Твой сумасшедший препод вообще-то старый вариант нашей программки тебе пытался предъявить, – сообщил Майкл и протянул буклет из новой партии, которую за большие деньги перепечатал минувшей ночью, чтобы на ней оказалась фотография их новой скрипачки. – Мы рады, что ты теперь с нами. Добро пожаловать, Ева.
– Откройте, пожалуйста, вашу сумку, – потребовал на досмотре молодой высокий брюнет с раскосыми глазами и четким шрамом вдоль правого виска.
Ева послушно открыла свою небольшую коричневую сумочку, не вынимая ее из пластикового ящика, где находились и другие ее вещи, и букет ирисов.
– Какая у вас шляпа красивая, – сказал брюнет, кивнул на лежащую в ящике шляпку и посмотрел на Еву с нескрываемым интересом, приподняв бровь.
– А хотите, я вам ее подарю? – неожиданно для себя предложила Ева. Да что же с ней сегодня такое, в самом деле!
– Хочу, – ответил мужчина и хитро улыбнулся. – В аренду. Я вам верну ее при нашей следующей встрече. Так что мне нужен ваш номер телефона.
Когда Ева нашла Настю в зоне вылета, та уплетала бутерброд и запивала кофе из бумажного стаканчика.
– О, дорогая, ты чего так долго? Ты там чё, контрабанду пыталась провезти, что ль? А? – хохотнула Настя и аккуратно ткнула локтем Еву в бок.
– Не-е-е-е.
– Значит, тебе просто понравился тот гарный хлопец на досмотре? – и Настя подмигнула.
– Ну-у-у…
И тут телефон Евы завибрировал, и она открыла мессенджер с сообщением: «Я уже по тебе скучаю. Твоя шляпа». По позвоночнику Евы пробежали мелкие мурашки, словно пузырьки в шампанском.
Настя без тени смущения заглянула в телефон Евы и присвистнула:
– Так вот, значит, как ты знакомишься. Старыми дедовскими способами?
– А ты знаешь другие? – хмыкнула Ева. – А вообще, если честно, я не очень в этом во всем секу…
Настя округлила глаза и покачала головой:
– Значит, будешь сечь. Я возьму над тобой шефство! У тебя же целый мир впереди!
– Да, знаешь, я и сама не против – стать твоей подшефной, – и Ева счастливо захохотала.
Мир действительно ждал Еву. И, казалось, вторил вслед за Майклом: «Добро пожаловать, Ева».
Светлана Кривошлыкова
Это случилось в Монако
А мне вот интересно, что если бы существовал такой формат концертов, когда музыканты не то чтобы в пижамах, а вот прям голые играли? То есть фактически прикрывались только своими инструментами. Получается, что Юлька и Настя были бы наиболее прикрыты, а я со своей скрипкой – вся на виду. Хуже, наверное, только духовым, и то всё зависит от размера. От размера инструмента. Хм. Нет, от этого пояснения менее по`шло все равно не стало.
Из блога Евы
За год до прихода в ТРИО
Это был настоящий провал. Ева смотрела со сцены в черную пасть пустого зала. На сольный концерт пришло пять человек, не считая Ленки – подруги детства – и мамы. Их головы, как заячьи передние зубы, торчали в первых двух рядах.
А где Димка? Впервые за долгое время Ева решилась на серьезные отношения. Димка и организовал этот сольник для нее. Он хотел попиариться – сделать предложение и отпраздновать помолвку на сцене под «Вальс цветов», как в Мариинке празднуют свадьбу Щелкунчика и Мари. Но все пошло наперекосяк. Те немногие зрители, что пришли, вставали и уходили. Оставшихся, кажется, интересовали исключительно собственные смартфоны. Сердце билось как сумасшедшее, от обиды щипало глаза. Вечер подходил к логической кульминации, которой все ждали.
Ева начала играть «Вальс цветов», как ей велел Димка. Яркий свет озарил зрителей – и она с ужасом увидела, что его среди них нет. В следующий миг дверь в конце зала приоткрылась, и в жёлтом свете мелькнул силуэт. Димка ушёл.
– Не реви! – Ленка сделала большой глоток красного вина из пузатого бокала и посмотрела на заплаканную подругу. – Еще будет бегать за тобой! – Она взяла с подоконника пачку сигарет и зажигалку.
– Он никогда не женится на бездарности. – Ева вытирала слезы, еще больше размазывая тушь по щекам. Ленка закурила. Дым от сигарет становился гуще, заполняя маленькую кухню. Окно было не открыть – на улице хлестал дождь, гремел гром, под ветром деревья гнулись и постанывали. – Это такой позор. Мало того что я фальшивила и сбилась несколько раз, так еще и он ушел! Хотелось провалиться сквозь землю! – Ева подобрала ноги под себя и натянула на колени пижаму, втиснув себя в ненадежный домик.
– Ну, еще голову туда втяни, – сочувствовать Ленка явно не собиралась.
Ева покрутила беззащитной головой, как мультяшная птица, и заплакала еще сильнее.
– Ев, ну харэ. Ты можешь изменить то, что случилось? Нет! – Ленка встала, взяла подругу за руку, потянула вверх: – Поднимаешь руку – и бросаешь. – Ева осторожно опустила руку: пальцы она берегла. – Всё! Забыли и забили. Никто твоих косяков не видел. Идем дальше. Димка твой – козел! Хотел тебя использовать. Неужели ты этого не понимаешь? И слава богу, что свадьбы не будет. Не хватало только за этого расчетливого мудака замуж выйти. – Ленка потушила сигарету. – Всё к лучшему! Вот увидишь. Зуб даю!
– Что к лучшему? – Ева всхлипнула. – Я этот долбаный «Вальс цветов» миллион раз играла! А тут как обрубило. Стою и не помню. Как такое может быть?! Это вообще не профессионально.
– Перестань себя грызть! – Ленка показала на футляр со скрипкой, лежащий на столе: – Забыла – вспомнишь. Зато разводиться не придется.
– Это точно! – Ева взяла очередную салфетку, вытерла слезы, всхлипнула. – Значит, когда у меня все прет, он со мной, а как только провал – он уходит? Вот нафига мне такой мужик? Да и вообще, зачем мне замуж? Сейчас самое время карьеру строить. Надо музыкой заниматься и днем и ночью. Если соло не получается, может, мне в группу какую-нибудь устроиться?
– Вот именно! – обрадовалась Ленка.
Ева шмыгнула носом и посмотрела на свои руки. Правая, которой Ленка бросила Димку, безвольно висела. В левой обнаружился такой же, как у Ленки, бокал. Ева отставила его в сторону, встала и открыла футляр.
– Вот кто меня никогда не предаст и не бросит. – Она обвела пальцем талию скрипки, глянула на гриф и вздохнула: – Завтра же колки поменяю.
