скачать книгу бесплатно
– Не в жилу, да? – спросила та, уловив на себе взгляд.
Роза промолчала.
– Афедрончик жидковат, а буферочки в теме! – выпалила хамка, уставившись на Розину грудь.
Находись Роза с краю, та задрала бы кофту, а так, изловчившись, хлопнула ладошкой по верхней части ягодицы. Затем бесцеремонно ухватилась за груди, больно сжимая. Роза оценила настойчивость Поганки, то бы, не думая о последствиях, вцепилась в оскорбительницу.
– Ой-ё-ё… – усмехалась хамка, не разжимая хватки.
Чувствуя сдержанное негодование Розы, отошла, продолжая провоцировать, наклоняясь то слева, то справа. В какой-то момент подпрыгнула, поймав цепко за подбородок, повернула лицо Розы к себе.
Роза сжала зубы.
– Хорош хохмить, – послышался голос Золотки.
Роза, не моргая, смотрела в глаза нахалки. Та, многозначительно цокнув языком, откатилась. Роза поправила на голове платок, ожидая реакции соседок, хотя бы Поганки. Но довлело возбуждающее безмолвие…
На стол водрузили горячий чайник. Роза поняла: «сервировка» закончена.
– Забей, коблыха, и шнуруй боты, не про тебя паночка! – не без удовольствия услышала она долгожданный голос Поганки.
– Заглохни, то мигом стукану о помывочке в камере, – огрызнулась та.
Брошенный Золоткой короткий взгляд, сиреневым магическим блеском заставил особу покинуть помещение.
Не успели женщины взять ложки, вновь отворилась дверь.
– Это… кого нечистая принесла? Никак стерва успела звякнуть, – вырвалось у Климактерички опасение.
– К стене!!! – оглушил окрик.
Появились три надзирательницы Чугунная Баба и та, что привела Розу, за ними молоденькая лейтенант с начищенными звёздочками на погонах.
– Ой! Кума некрещёная! – взвизгнула Поганка.
– Разговоры!!! – рявкнула та, что привела Розу.
– Начинайте, – вяло приказала лейтенант, заметив жующую Рыжуху, брезгливо поморщилась.
Зоркий взгляд Поганки ничего не упустил. Светло-голубые глаза потемнели, неотступно следя за ногами лейтенанта. «Ноги ей зачем?» – удивилась Роза.
– Пресвятая Богородица, опять шмон. На днях рыскали, – бубнила Климактеричка.
– Цыц! – оборвала Чугунная Баба.
Та, что привела Розу, приглядываясь сквозь толстые линзы очков, взялась переворачивать постели. Вскоре порядок камеры поглотился усердием смотрительниц.
Роза взирала на голые сетки кроватей, разбросанные вещи, полагая, пребывание в одиночке спокойней. Из задумчивости вывела Чайник, давая знать толчком в бок, что на неё смотрят.
– Блатная, или как? – обожгли слова лейтенанта.
– Кто поймёт? Сама знаешь, измельчала нынче братва, – процедила Чугунная Баба.
– Не скажи, – умничала та, что привела Розу, – вот, например, экземпляр, – она остановила взгляд на Поганке, а покосившись на Розу, добавила: – Эта… так… вообще, туши свет…
– Точно, припоминаю… фруктик тот! Извините, у вас цветочки! – иронизировала лейтенант.
– Теперь кто-то взвоет! – скривилась в усмешке Чугунная Баба, оглядев с ног до головы Поганку.
Толстуха не могла пропустить мимо ушей откровение о новенькой, и незаметно для себя отодвинулась от Розы. Лейтенант громко рассмеялась. Поганка, не сразу сообразила что произошло, закрутила головой, выпучив глаза.
– Правильно, кому-кому, тебе больше всех нюх держать по ветру надо, – поддела Поганку смотрительница, что привела Розу, – первую замочит за гадливость. Так что спи с открытыми зенками и мочись сквозь труселя. Вон глазищи со страху вишней созрели.
Толстуха побледнела…
– Ууу… струхнула, гагара. Факт, струхнула, – перекроила лейтенант разговор, – смотрите, сущая гагара! Впрочем, что ждать от блондинки.
Последняя фраза извела терпение Поганки. Она сжалась, превратившись почти в подростка, подобно тугой пружине, выпрямилась и, заворожив присутствующих движением, закатилась под кровать.
Лейтенанту в какой-то момент показалось, к её сапогу прикоснулись. Она не поняла, как это возможно, но отошла к двери, делая вид, что равнодушно взирает на пятки Толстухи разрисованные трещинами, торчавшие из-под кровати.
Секунду – другую атмосферой владело замешательство. Поганка сопела, но вылезать не намеревалась. Первой опомнилась та, что привела Розу: со звуком присасывания слюны, нацелилась к выходу. Другие – последовали за ней.
Женщины отправились к столу. Роза испугалась, что с Толстухой могло произойти несчастье. Она бросилась на выручку и отпрянула от внезапного выкрика.
– Ха! – выдала та, выкрутив акробатический трюк, вскочила на ноги, усевшись за стол, громко чем-то звякнула.
– Только гляньте! – взвизгнула Рыжуха. – Ну, спец! Так спец.
– Спорим, слямзю что хошь? – заявила Поганка, поворачиваясь к изумлённой Розе.
– Понесло – по кочкам и колдобинам, – пробасила Чайник, отодвигая руку Толстухи на край стола.
– Не катай мандарины, хавай мюсики! – с безграничным самохвальством Толстуха вскрыла блестящую круглую баночку, предлагая Розе.
– Причём мандарины? – спросила Роза.
От сарказма Толстухи, спасла Рыжуха. Та поинтересовалась, куда удачливая воровка денет банку, если заново нагрянет проверка. На что та многозначительно закатила глаза, напустив на себя царственный вид, отчеканила:
– Сдачей сдам! Шас лопайте, без базару…
– Спасибо, уважила. Сдаётся мне, голуба, тут дело не в конфетах. Вам, мадам, не по вкусу новое погоняло. Как, девочки, возьмём на вооружение? – рассмеялась Золотка.
– Кажется, крестись! – в глазах Поганки мелькнул неподдельный испуг. – Сами вы гагары общипаные…
Тут она смекнула, кого собралась оспорить и расправила нахмуренные брови.
– Вот и хорошо, есть давайте. Остыло всё. На то, что любительница десерта вернётся, не рассчитывай. Вряд ли, захочет доставить вам, мамзель, местного разлива, удовольствие, – пояснила Золотка и скрестила на груди руки.
Женщины вторили, шепча что-то. Закончив на Розин взгляд странный обряд, Золотка велела Рыжухе, что бы к ужину новенькая не сидела с запечатанным ртом. Кремовая Роза обнажила в улыбке ряд жемчужных зубов.
За обедом Роза размышляла о событиях за коротких два часа. Показалось, что миновало полдня. Чувствовалась усталость, обильная порция, съеденная за компанию, побуждала вернуться на кровать. Ещё Роза пробовала отвлечься от трофея Поганки.
Пока обедали, баночка находилась за пределом внимания, теперь лезла в глаза. Подкатывала слюна, заполняя рот. Борясь с соблазном, Роза опасалась, что остальные догадываются, как сильно приманивают лимонные леденцы.
Баночка сиротливо ждала смелой руки.
Женщины почему-то медлили…
– Греби цацки! – наконец обратилась к ней Толстуха.
– Чё, клинья точишь? – припомнила обиду Рыжуха.
– Не слушай, бери. От души даёт, хоть и вредная, – сказала Чайник и первая взяла несколько штук.
– Как же, от души! Она у неё есть? – надула щёки Рыжуха.
Роза замешкалась…
Климактеричка ввернула, что у змеюк подобного не водится. Поганка приготовилась к прыжку. Роза решила поблагодарить за угощение, а конфет не брать. Неожиданно для себя разразилась недовольством:
– Женщины, вы бы с переводом говорили, что ли… Я не понимаю вас. Мне хочется подружиться. Вот сейчас Чай… – Роза осеклась на полуслове.
Не решилась назвать Чёрную Розу Чайником. Закрыв лицо платком, выскочила из-за стола, залезла на кровать и уткнулась в подушку. Все промолчали, кроме Поганки.
– Нуу… – затянула она.
– Загну! – рубанула Золотка. – Покуражились и хватит! Признаться, сама не замечала, как выражаемся. Привыкла к тюремному пустословию.
– Забей! Тут финт не катит! Базарить по-цивиле? Ни в жизь! Озверели! Она – пуп Земли? Закрутились как на хре… – Толстуха прикусила язык и поморщилась, поймав взгляд Золотки.
– Договаривай, – предложила она.
Поганка сунула в рот горсть конфет.
Надо было видеть, как раздулись у бедняги щёки, а челюсти с трудом проворачивались. Жевать остатками зубов не удавалось. Толстуха била в челюсть сухеньким кулачком, как бы размалывая неосмотрительно взятые сладости.
– Значит, следим за языком. Ты, смотри у меня… паяц доморощенных подмостков, – Золотка остановила взгляд на усердно жующей сокамернице.
Толстуха, корчась под пронзающим прицелом, проглотила леденцы одним движением, да так, что худое горло выказало их прохождение. От резкой боли несчастная ухватилась двумя руками за шею и с навернувшимися слезами бросилась к раковине.
– Кайфуйте… – прохрипела она, уже заваливаясь на кровать.
Роза покосилась на Толстуху, сочувствуя, ведь самой не по себе даже от мимолётного взгляда Золотки. «Только не страх, иначе – горе. Наверно, всему виной редкий цвет глаз. Нет… откуда мне знать, что он редкий? Может она зло? Какое зло», – откинула Роза опасение. Ей вновь хотелось оставаться безучастной. Золотка, словно поняла, о чём Роза думает, поднялась, взяла баночку и направилась к ней.
– Поможем труженице одолеть радость, то умрёт от несварения.
Шутка послужила допуском: баночка вмиг показала дно, Толстуха сияла, глядя на женщин. Убрав со стола посуду, Розу отправили спать. Сами расположились на полу, скрестив ноги. «Придётся мириться с чудаковатыми порядками. Наверно, много я забыла», – рассудила Роза.
Спать расхотелось…
Она лежала, изучая потолок, жалея, нельзя подойти к окну. Боялась заскрипеть пружинами и помешать сокамерницам, решив, те сосредоточенно размышляют.
И надеялась в дальнейшем проникнуть в их тайны, а пока развлекалась собственными мыслями: «Занятная штука жизнь… Взять меня… недавно хотела бежать, сейчас всё устраивает. Оказывается, тут есть интересное: чем, они занимаются?»
Наблюдая за женщинами, вспомнила момент сушки волос, в довесок привязался вопрос о горячей воде при купании. Странности вызывали тревогу, навязывая мысли об опасности. Роза потёрла грудь, как всегда это делала, прогоняя неприятные ощущения. И решила, если жива… с её-то прошлым… то чего бояться.
Признав – благо за счастье, уснула под ровное женское дыхание. Будут ли они подругами, не знала, но хотелось в это верить. Значит, есть смысл ждать будущего, и вообще… она сыта, нежится в сухой тёплой постели, что ещё надо.
Глава 12
Роза втянулась в распорядок коллективной жизни, испытывая по-прежнему одиночество. Прожитый период делился на утомительную дневную скуку и ночную пустоту. Она придерживалась старой стратегии, оценив прелесть одиночной камеры, где создавалась благодатная иллюзия неподвижности. Розарий, невзирая на замкнутое помещение, возбуждал нескончаемым движением.
Со слов Золотки Роза осознала, движение присуще всему, только кто-то живёт в ритме с ним, другим суждено вечно – догонять, есть баловни судьбы, им дано опережать его во времени. Для неудачников нет ничего хуже движения, оно давит непостоянством.
Золотка говорила, что у движения много свойств, одно из них – оно не умеет ждать. «Куда им спешить?» – усмехалась Роза. Чем больше наблюдала за женщинами, тем сильнее хотелось узнать, чем они занимаются. Загруженность сокамерниц и её праздность образовывали грань. Грань подчёркивала выпадение из общей колеи, плюс – осечка с памятью. Однообразные будни превращались в обузу. Роза надеялась застопорить бессодержательность. И натолкнулась на следующее открытие: попутчиком движения становится тот, кем управляет цель.
Ею же пока руководила некая сила, скрадывающая бессонные ночи, позволяя тоске добивать сердце. Сила дарила минуты полной защищенности. Роза представляла, как идёт по коридору к последнему рубежу Замка Цветов. Момент грёз улетучивался, и, наваливалась безысходность.
Роза искала занятие, дежурила за всех по камере, подолгу всматривалась у окна в небо, считая проплывающие облака. Ощущение пространства пугало и тешило взгляд. Она разглядывала стену напротив, заросшую диким виноградом, представляя за листвой окно. А языки изумрудного зла беспощадно зализали его. Она сочувствовала тем, кто томился за мнимым стеклом с решёткой, и радовалась, островку скрытого мира.
Когда лил дождь, ветер срывал листву, унося в неведомую даль, хотелось, чтобы призрачная стена обнажилась. Но насыщенная влагой зелень слипалась, темнела, точно злилась, и упрямо оставалась на месте. Роза прикрывала глаза и прислушивалась… создавалось впечатление, что мир заснул под убаюкивание капель. Сознание, вроде покидало женскую сущность, уносясь в заоблачную высоту. Когда возвращалось, приносило запах размокших трав, земли и чего-то болезненного, проникающего в середину сердца.
…В одну из пятниц подошло дежурство на тюремной кухне. Роза надеялась выберут её. Отправили Поганку. Та сразу напустила сосредоточенный вид, удивляя желанием работать. Отсутствие сокамерницы позволило прочувствовать, насколько дух Поганки засел в сознании. Толстуха находилась далеко, а писклявый голос, словно пронизывал стены и резал слух. Роза потирала уши, желая прогнать наваждение, казалось, другие чувствуют то же самое: женщины чаще обычного поглядывали на дверь, прислушиваясь к шуму в коридоре.
Виновница волнения вернулась после ужина и улеглась спать. Сокамерницы ходили на цыпочках, оберегая сон «труженицы». По суждению Розы, не нашлось бы в мире силы разбудить худенькую женщину, издававшую гул батальона храпунов. Воздух камеры содрогался от нечленораздельных звучаний и злил. Розе хотелось схватить подушку, придушить храпушу. Смущало то, как сверлящий зрачок подолгу что-то высматривал через волчок – круглое отверстие в двери.
Роза не выдержала и поинтересовалась у Климактерички:
– Что происходит?
– Отстань.
– Подумаешь! – огрызнулась Роза.
…Разбудил приглушенный смех. За окном светало. Приподнявшись, Роза протёрла глаза, осознавая, сигнал подъёма не прозвучал. Что женщины не спали, не удивляло. Они нередко медитировали по ночам, так называли молчаливое просиживание. Сейчас – перешептывались, толпясь у стола. Любопытство проснулось быстрей рассудка. Приглядевшись, Роза увидела, как Чайник сматывает с живота Поганки тонкий чулок. Рыжуха быстро подставила миску, куда посыпались белые хрусталики.
– Зырте, зырте, – шептала она.
– Тише, половину тюрьмы перебудишь, тронутая, – прицыкнула Климактеричка.
– Отвянь, – отмахнулась та.
– Муштруйся, пока спец в деле! – восхитилась собой Толстуха.
– Вот и все дома, – отреагировала Золотка, погладив Толстуху по худенькому хребту.
Та выгнулась кошкой и почти замурлыкала.
