скачать книгу бесплатно
– Вполне.
– Почему вы так считаете?
– Вы ее не знаете. Она на многое способна. Вы посмотрите, какие у нее глаза. Это глаза убийцы…
И Лена стала рассказывать о том, какая сволочь бывшая жена Морозова.
– Ну не сама же она это сделала, – прервал ее начслед.
– Ну да, – согласилась Лена, – она наняла убийц.
– То есть исполнителей?
– Да, – уже совсем безапелляционно ответила Лена. – Она…
– У нее есть средства нанять исполнителей такого уровня? – перебил ее начслед.
– Какого уровня? – не поняла Лена.
– Которые отважились бы прийти в квартиру к чужому человеку и усыпить его, а потом увезти средь бела дня на машине.
– Конечно, если бы вы ее видели.
– Но какие у нее для этого были причины?
– Но это же козе понятно, – сказала Лена, – все это лежит на поверхности. Дети выросли, алименты выплачены, вот она и решила ему отомстить.
– Вы это предполагаете, или есть какие-то факты, которые…
– Разумеется, она иногда звонила ему по телефону и, по-моему, угрожала.
– Конкретно, желательно дословно, что она ему говорила? И какое время прошло с момента этих угроз или разговоров?
– Ну откуда я знаю, что она ему говорила. Дословно не знаю, а судя по интонациям и по тому, что он расстраивался после этих разговоров…
Задав еще несколько вопросов, начслед понял, что Лена окончательно отошла от некоего шока, поймала за хвост птицу «свидетельской удачи», эксплуатировала ее на полную катушку и далее будет делать то же самое.
Надо ли говорить, что это ничего не дало начследу.
– А номер машины вы запомнили или записали? – спросил он.
Лена поскучнела и еще раз пересказала, как она увидела номер, как повторяла его, пока искала ручку, как боялась забыть… Как понимала, что это главная улика, которая может помочь найти похитителей.
* * *
– Итак, – произнес Налыгов, – мы имеем уникальный случай, когда два совершенно незнакомых человека, которые до этого виделись один раз, да и то на некоем подобии научного диспута, вдруг похищаются бандитами и помещаются в одну камеру. Возникает вопрос: зачем?
– Ты уверен, что мы похищены бандитами? – спросил Морозов и опасливо оглянулся. Ему показалось, что он снова стал пятиклассником и где-то здесь за стенами их «тюрьмы» находится его мучитель Зяблик. – На дворе две тысячи десятый, а не лихие девяностые.
– Уверен. Ведь если бы нас взяли органы, они не стали бы шифроваться. Предъявили бы ксивы, посадили бы в воронок, привезли бы в отделение и так далее.
– А ты откуда все это знаешь? – спросил Морозов.
– Книжки разные читал, – ответил Налыгов, – а ты думал, я по статье чалился[2 - Чалился (жаргон) – отбывал срок по уголовной статье.]?
– Чего?
– Ладно, проехали, не будем отвлекаться. Я вот что подумал, ты где-то влетел и тебя замели. Но я-то тут при чем?
– А мне кажется, что влетел ты, а ни при чем тут я, – искренне обиделся Морозов.
– Да, дела, – произнес Налыгов, – впрочем, у меня есть одна мысль.
– Хорошо, что одна, – съязвил еще не совсем проглотивший обиду Морозов.
– Ладно, не обижайся, на обиженных воду возят.
– Почему именно воду?
– Не отвлекайтесь, коллега. Иначе я спрошу вас, почему вы так остро отреагировали на мое высказывание о мысли. И почему хорошо, что она, то есть мысль, единственная?
– Потому, что в противном случае ты бы растекся ими, мыслями, по древу, как ты делал это в нашей полемике.
– Коллега, вы должны придерживаться этических норм ведения дискуссии, – сказал Налыгов, – я обращаюсь к вам на «вы», вы же мне «тыкаете». Еще раз напомню, что я старожил данных мест не столь отдаленных…
– Ладно, я не прав. Так какая мысль тебя, то есть вас посетила?
– Я, конечно, мог стать в позу и потребовать сначала высказать мысль с вашей стороны, но не буду этого делать, дабы не уподобляться хреновому оппоненту, у которого за душой ни одного аргумента, а только надутые щеки.
– Что?
– Щеки.
– Слушай, у меня тоже появилась мысль, но я выскажу ее после того, как ты изложишь свою, – произнес Морозов, внимательно рассматривая вырезанную на досках верхних нар надпись «Зяба».
– А почему я должен делать это первым?
– Потому, что ты, то есть вы, вызвался сделать это несколькими минутами ранее. Щеки, щеки…
– Логично, – согласился Налыгов, – пропустив мимо ушей факт упоминания Морозова о щеках.
* * *
Федя Щекин после «чтения» утренних газет посмотрел новости по телевизору, а затем вызвал к себе начальника службы безопасности.
– Ну и что они говорят? – спросил он.
– Пока ничего, мелют чепуху.
– Чепуху нужно фильтровать, любезнейший. Дай мне запись, – сказал Щекин.
Сомнение босса относительно его способностей покоробило начальника службы безопасности. Тем не менее он не высказал неудовольствия явно.
– Сейчас позвоню.
– Не надо звонить, – раздраженно ответил Щекин, – принеси сам.
Начальник пожал плечами и вышел.
А Федя взял в руки пульт и снова включил телевизор. Но на этот раз на экране появились не кадры мировых новостей, а коридор подвала его «замка». По нему шел начальник службы безопасности и ругался. И хотя слов не было слышно, нетрудно было понять, что все его недовольство было направлено на босса.
Щекин едва уловимо ухмыльнулся.
Начальника своей службы Рощупкина он подобрал в конце лихих девяностых из числа бывших военных.
Правда, сначала тот отпахал несколько месяцев личным охранником. И уж потом, после деликатного исполнения нескольких поручений, стал сначала старшим в смене телохранителей, а затем уже и начальником «эсбэ». Тогда у Феди было две смены личных телохранителей и охрана на всех объектах его недвижимости.
Перед тем как назначить Рощупкина начальником, Федя, как настоящий кадровик, изучил его биографию.
Андрон Николаевич Рощупкин, как многие люди, прошедшие школу военного училища, обладал одним интересным достоинством. Он был готов работать день и ночь и положить на первые годы военной карьеры почти все, чтобы потом, взобравшись по ее лестнице на довольно высокую ступень, уже не тратить своего ресурса на то, что он делал ранее.
– Ничего удивительного, – говорил Рощупкин своим подчиненным по службе у Щекина. – Там, в армии, лейтенант должен уметь делать все, полковник же должен сам найти в документе место, где поставить подпись, а генерал должен уметь эту подпись поставить в том месте, где ему укажут порученцы.
Несмотря на то что он хорошо усвоил этот шутливый афоризм, военная карьера Рощупкина не задалась. Он несклонен был тянуть лямку службы в поле, а все время стремился к нестроевым должностям, но и там он быстро понял: взлететь на высоту, на которой он будет только подписи ставить, ему уже не удастся.
Подав рапорт, он ушел из армии.
Оказавшись на гражданке, Рощупкин ужаснулся тому, что здесь надо было самому обеспечивать себе кусок хлеба. И тогда он пошел в телохранители к Щекину.
Как человек сообразительный, Андрон вскоре понял, что время «синих» исполнителей и охранников подходит к концу. Во-первых, потому что их отчасти повыбили, во-вторых, они дискредитировали себя и уже мало кто хотел пользоваться их услугами. Но самое главное, их боссы сами старались дистанцироваться от них, выдавая себя за вполне законопослушных деятелей бизнеса. Они вытравили наколки, которыми когда-то гордились. Переоделись из спортивных костюмов в твидовые пиджаки и даже смокинги, завели семьи и детей, что строжайше было запрещено делать честным ворам и тем, кто стремился попасть в уголовные авторитеты. А далее, дело вообще невиданное, послали своих детей учиться за границу.
И Рощупкин занял свое место в иерархии тех, кто обеспечивает жизнь денежным людям. И было не столь уж важно, бывшие это комсомольские работники, дети партийных функционеров или бывшие уголовные авторитеты. Главное, что эти должности хорошо оплачивались.
* * *
– Так вот, – сказал Налыгов, – единственным звеном, которое нас объединяет и одновременно разъединяет, есть тот диспут, на котором мы, как два пацана, едва не порвали друг друга.
– Ты полагаешь?
– Да, именно так я полагаю.
– И что нам от этого?
– Ничего, если не пойти дальше. Кто затащил тебя на это мероприятие?
– Референт этого общества Клавдия Михайловна.
– И меня тоже. Но вряд ли она может пролить свет на наше похищение. А вот почему она пригласила именно нас?
– Ну тут все просто. Она сторонник новых работ по-новому. Точнее, к этому ее подвигает молодое начальство. «Ищите новые методы работы», – говорит оно. И если ранее Михайловна просто приглашала лекторов., то теперь этого явно недостаточно, и она, чтобы заинтересовать слушателей, устраивает что-то вроде споров.
– Так, – сказал Налыгов, – значит, она знала, что у тебя ортодоксальный взгляд на этого человека, а у меня адекватный.
– Ты хочешь сказать, что ортодоксальный не есть адекватный?
– В определенной мере.
– Ну ты даешь.
– Не больше, чем ты. Ну ладно. Давай вернемся к тому вечеру. Ты взобрался на трибуну и стал, как обычно, вещать о том, какой гениальный это был чел.
– Нет, я достаточно опытный оратор, чтобы не начинать лекцию так примитивно. Слушателя нужно заинтересовать, и я применил прием, который когда-то вычитал у одного из хороших ораторов прошлого века.
– А, так это не ты придумал?
– Нет, не я. Но я знал, что он родился недоношенным, однако, честно признаюсь, я не додумался бы для такого сравнения.
– Ага, мало того, что он плагиатор, он еще недоношенным родился, – произнес Налыгов.
– Ты сбиваешь меня.
– Ну хорошо, не буду.
– Так вот, я начал традиционно: сказал, что 25 декабря 1642 года в местечке Вулсторп графства Линкольншир королевства Англии в семье фермера средней руки родился мальчик, такой маленький, что его можно было искупать в пивной кружке.
– Ну да, а потом ты начал говорить о тяжелом детстве.
– Но я ничего не придумал, так говорят источники.
– Так говорят стереотипы, а вы как попугаи их повторяете, – сказал Налыгов и окончательно перешел на «ты». – Ты же вроде ученый гуманитарий, а все время попадаешься на удочку пропаганды. Впрочем, гуманитариям это свойственно.
– А негуманитарии от этих ошибок избавлены. Так?
– Нет, но болеют ими гораздо реже.
– Это почему же?
– Потому что сфере, где работают естественники, чаще всего характерны так называемые функциональные связи, а не корреляционные.
– Ты противоречишь сам себе: выходит, гуманитарии просто находятся в других условиях. И поэтому с позиций естественников ошибаются чаще. Объективно в силу того, что предмет их исследования в большинстве своем имеет внутри себя больше корреляций.
– Тебе никогда не приходило в голову, что в науке люди, выявляющие некие законы и закономерности, не знают, что они открыли, потому что открытие есть, а критериев, это подтверждающих, нет. И проходит время, сто и более лет, когда, наконец, находятся истины, подтверждающие открытие. И только тогда можно оценить и само открытие, и значительность вклада того или иного ученого в мировую науку. Если же еще при жизни ученого превозносят до небес, а также оценивают его открытия и научный вес, все это пахнет мошенничеством.
– В определенном смысле я с тобой согласен. Но наш герой тоже понимал это и все время повторял афоризм «Платон мне – друг, Аристотель – друг, но больше всего я дружу с истиной».
– Еще один признак мошенничества – прикрываться афоризмами известных предшественников.
* * *
