banner banner banner
Офицерская честь
Офицерская честь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Офицерская честь

скачать книгу бесплатно

Париж, как и вся Франция, жила в это время под одним лозунгом: «Мы хотим такой режим, при котором едят». За два года после переворота, когда к власти пришла Директория[1 - Директория – верховная исполнительная власть республики.], обещав создать процветающее общество и изменив для этого существующее законодательство, по сути, ничего не было сделано. Она показала свою слабость и в другом – потере Италии, которую отнял у французов Суворов, лишив страну получения дешевого сырья, что привело к безработице и ухудшению положения народа.

И неожиданно, по семафорному телеграфу Шаппа и Иньяса, было получено сообщение о высадке во Фрежюсе Наполеона Бонапарта. Это был удар средь ясного неба. Глава Республики Баррас, получивший это известие, растерялся. Он довольно хорошо знал Бонапарта, его ум, решительность. Судьба свела их шесть лет тому назад, когда роялистам в Тулоне удалось свергнуть революционную власть и призвать на помощь англичан. Пример мог стать заразительным, и Конвент поспешил уничтожить эту «заразу».

Началась осада, которой руководил некий Карто. Но она шла вяло, Конвент стал нервничать и направил туда своих комиссаров, среди которых оказались Огюстен, брат Робеспьера, Баррас и Саличетти. Последний, между прочим, был земляком Бонапарта. А о Бонапарте, этом артиллерийском офицере, они знали только по его памфлету «Ужин в Боккере», где высмеивались попытки роялистов вернуться к власти. Он многим понравился, в том числе и Огюсту. Судьба привела молодого капитана Бонапарта, который готовил, а потом сопровождал обоз с порохом в Боссе, где находился штаб осаждавших. Зная, что там был земляк, он решил его навестить. Находясь вблизи от военных действий, грамотный артиллерист не мог не поинтересоваться ходом осады. Как и Конвент, который прислал сюда своих комиссаров, он знал, что осада идет из рук вон плохо. Побывав на месте, он воочию убедился в главной ошибке осаждающих, которая позволили английскому флоту оказывать эффективную помощь осажденным. И у него созрел смелый план, как исправить положение. Разыскав своего земляка, он рассказал ему о своих соображениях. Выслушав его, Саличетти пригласил других комиссаров, среди которых и был Поль Баррас.

Главное предложение капитана заключалось в захвате мыса Мон-Кэр, что позволило бы изолировать тулонцев от моря, но командующий Карно был категорически против, ссылаясь на то, что это погубит много людей. Пока судили, рядили, англичане, поняв значение этого мыса, заняли его сами. Комиссары начали борьбу за то, чтобы сместить командующего, а талантливого капитана решили задержать, назначив его начальником артиллерии с широкими полномочиями. Он сразу принялся за дело, приказав Мюрату забрать пушки из Саблона. Стал готовить передовые отряды. Только приход третьего командующего и вмешательство Конвента позволили Наполеону осуществить его план. Он построил огневые позиции против форта Мальбуске и на мысе Л’Эгийет, что позволило отогнать англичан. Но над всем господствовал еще форт Малгрейв, к которому просто невозможно было подобраться. Тогда Бонапарт приказал найти триста мешков, подобрать такое же количество крепких солдат. Орудийные оси приказал обильно смазать жиром, чтобы они не скрипели. Всем солдатам, участвовавшим в операции, лица повязали платками, чтобы нечаянно чих или кашель не привлек внимания противника. Глубокой ночью в день начала осады под его личным руководством была возведена батарея против коварного форта. Когда забрезжил рассвет и можно было наводить орудия, началась осада Тулона. Две колонны, двинувшиеся на штурм, не смогли одолеть противника. В ответственный момент, когда решалась судьба сражения, Бонапарт лично повел в бой третью колонну, которая решила исход борьбы. Тулон пал. Бонапарт захватил в плен О’Хара, британского главнокомандующего. Победа была полной. Очень ярко об этом написал в столицу Огюстен Робеспьер. Командующий Дюгомье тоже доложил об этом в Париж, отметив личную заслугу Бонапарта. Столица ликовала. Опасность распространения «заразы» была ликвидирована. Бонапарт за это получил звание генерала, а у Барраса, как и у других комиссаров, поднялся авторитет, который в будущем помог Полю занять высшую ступеньку в созданной Директории. Тогда, паря на крыльях победы, Баррас поделился о происшедшем (потом он не раз об этом пожалел) со своим новым другом, пылким революционером Шарлем Морисом Талейраном-Перигором. Он взахлеб нахваливал талант молодого корсиканца, который обошел многих заслуженных генералов. Этот разговор крепко засел в памяти Перигора. У него были свои далеко идущие планы, и он считал, что не хуже, если не лучше Барраса, справился бы с его положением.

Баррас позже инстинктивно почувствовал эту опасность и, подбирая состав директоров, он не включил туда Талейрана, обладателя острого, блестящего ума, отделавшись назначением его министром иностранных дел.

И вот… только что изобретенная семафория принесла для некоторых страшную весть: Наполеон самовольно возвращается в страну. Для чего? Кто позволил? Что делать? Последний вопрос мучил Барраса сильнее всего. Что-то надо было решать, а что? Арестовать за самовольное оставление армии и отдать под суд? Но… нет! Надо посоветоваться. Но с кем? С этими ничтожными Гойе или Муленом, которых он назначил директорами за их никчемность? Или с этим хитрецом Сийесом? Нет! От него можно ожидать чего угодно, только не нужного совета. А Тайлеран? Кому он обязан своим министерским постом? Пожалуй, пожалуй. Баррас появился на пороге кабинета Тайлерана неожиданно, чем привел министра на какое-то мгновение в замешательство. Он приподнялся и с нескрываемым удивлением на лице посмотрел на неожиданного гостя.

– Ты кого высматриваешь? – подходя к нему и протягивая руку, спросил Баррас.

– Да смотрю, нет ли за вашей спиной солдат и не пришли ли вы за мной, как приходили за Робеспьером.

Это напоминание немного покоробило вошедшего, но он попытался отшутиться:

– У меня еще нет достаточных мотивов, чтобы это сделать!

Не остался в долгу и Талейран. Усмехнувшись, он сказал:

– Было бы желание…

Они оба рассмеялись.

Когда-то этот кабинет занимали королевские министры. Это было огромное помещение, выполненное в стиле рококо. Все эти амуры, русалки, фантастические фигуры ассиметричного исполнения несли в себе дух интимности, комфорта. Тяжелые бархатные шторы добавляли таинственности и как бы звали к открытию души. Много позолоты. Дорогая мебель покоряла своей изящностью и качеством исполнения. Баррас здесь был впервые и, не скрывая любопытства, рассматривал кабинет. Хозяину же не терпелось узнать, зачем пожаловал такой высокий гость. И он подал голос:

– Его делали, чтобы поразить иностранных дипломатов, и те, уходя отсюда, выносили с собой мнение о величии и могуществе Франции.

– Да, – Баррас понял сигнал и, садясь в кресло у отдельно стоявшего столика, дал понять, чтобы Талейран присоединился к нему.

Министр вышел из-за стола и, прихрамывая, подошел к Баррасу.

– Чем могу служить? – усаживаясь и набрасывая больную ногу на здоровую, спросил он. Баррас посмотрел на него, обдумывая, как начать разговор. После минутного молчания, он наконец заговорил:

– Наш общий друг прислал весточку, – сказал он, взяв из подставки перо и начав его рассматривать.

– Вы кого имеете в виду?

– Я имею в виду того человека, за которого вы просили, чтобы отправить в Египетский поход.

Талейран усмехнулся. Ему стало все понятно, но он не подал вида.

– Я помогал ему, считая, что Бонапарт правильно поставил вопрос. Настало время подорвать мощь Англии, наглость которой переходит все границы. Необходимо отнять у нее источники получения дешевых материалов.

У Шарля затекла нога. Он поднялся, сильно прихрамывая, прошелся по пушистому ковру от стола до двери. Вернувшись, оперся о стол и продолжил:

– Я бывал в этой стране и знаю, как они смотрят на нас.

Баррас поморщился. Он пришел сюда совсем с другими намерениями, а не дискутировать по известным проблемам.

– Друг мой, – поднялся Баррас, – не забывайте, что я помогал вам.

Они делано рассмеялись. Поль продолжил:

– А пришел я к вам, зная ваш живой ум, – при этих словах он посмотрел на Шарля.

– Слушаю вас.

– Этот человек, несмотря на свою молодость, многое успел сделать.

– И для вас, – вставил Шарль с улыбкой на лице.

– Для Республики, – поправил его Баррас.

– Помните слова: «Государство – это я».

Они опять рассмеялись.

– Да, не будь его, неизвестно, где бы мы были, и чтобы с нами стало, – несколько растягивая слова, произнес Баррас.

– Что и говорить! – поддержал его Шарль и добавил: – А ведь он, мне кажется, был несправедливо забыт.

– Согласен! – оживился Баррас, – после Тулона нашего героя просто… вычеркнули из жизни.

– Как это случилось? – спросил Талейран, меняя позу и посмотрев на Барраса. А чтобы пояснить причину вопроса, добавил: – Епископ Отенский в это время был в Америке.

Да, Баррас знал, что Шарль, пылкий революционер, аристократ, некогда избрал путь священника. Но вот что заставило его, князя Беневентского, встать на этот путь, он мог только догадываться. Бурбоны, уничтожая самостоятельность многих могучих баронов Франции, все сделали, чтобы подорвать, прежде всего, их экономическое могущество. И, когда представился случай, один из потомков, разоренных Бурбонами, решил с ними посчитаться. Верно это или нет, Баррас не знал, но спрашивать не стал. А на вопрос Талейрана ответил:

– Там, в Тулоне, он сдружился с Огюстоном Робеспьером. Бонапарт, – он впервые назвал его, – предложил начать поход на Италию.

– Смотри, какой у него широкий кругозор!

– Да… Но…

Талейран понял, что эту тему он не хочет раскрывать, так как был участником переворота 9-го термидора. Но Шарль не желал упустить случай и решил показать, что он тоже является носителем тайн тех дней. И сказал за него:

– Да, после казни Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона к власти пришли другие лица, которые схватили и бросили в темницу и героя Тулона.

Наверное, чтобы как-то оправдать себя, Баррас торопливо ответил:

– Это было сделано по доносу того самого Саличетти. – и тут же добавил:

– Я сделал все, чтобы вернуть ему свободу.

Прищурив один глаз, Талейран спросил:

– Но, говорят, он ушел в отставку?

– Не захотел подчиняться…

– Победитель остался без гроша в кармане, – Талейран почему-то рассмеялся.

– Да, жилось ему не сладко. Я нашел его в скромном Шербурском отеле на улице Фур-сен-Оноре.

– Интересно… Что-нибудь выпьете? – Шарль неожиданно изменил тему разговора и посмотрел на Барраса. Тот кивнул головой. Министр доковылял до буфета, достал бутылку вина и два фужера. Вино было чудесное. Посмаковав его какое-то время, Шарль вежливо спросил:

– А что дальше?

– Дальше… – Поль усмехнулся. – Измена генерала Мену и двадцать тысяч роялистов против шести защитников Конвента.

– И тогда вы вспомнили о Бонапарте?

– Да.

– А он? – Шарль продолжал пытать своего гостя.

– Он поставил одно условие: «Я вложу шпагу в ножны только тогда, когда все будет кончено».

– Сразу видно: решительный, бескомпромиссный человек, – вставил Шарль. – Что же он сделал?

Баррас оттолкнулся руками от кресла и подошел к окну, выходившему на площадь, которая была заполнена народом. Видел он ее и другой, воинственной и злой. И это было очень страшно. Посмотрев еще какое-то время, он вернулся на свое место.

– Что же он сделал? – в задумчивости повторил Поль вопрос и сам ответил: – За ночь собрал все пушки, которые были в Париже и окрест, и выставил их на улицах города.

– Каков молодец! – восхитился Шарль.

– Да… Мне рассказали, что Кадудаль, примчавшийся из Вандеи, когда узнал о подготовке защитников Конвента, сказал, что в Париже никто не посмеет стрелять из пушек по народу.

– Какая самоуверенность! – воскликнул Шарль.

– Да, признаться, она их здорово подвела. Когда роялисты, заранее предвкушая победу, двинулись в наступление, загремели пушки. Он их, мерзавец, так расставил, что от его выстрелов некуда было деться. Кто-то решил, что по церкви Бонапарт стрелять не будет, и толпа ринулась на паперть Святого Роха. Но и там его картечь настигла роялистов.

Видимо, Талейрану об избиении этих людей слышать больше не хотелось, и он сказал:

– Все ясно. Конвент был спасен. А… – Шарль замолчал.

– Бонапарт? – спросил Баррас.

Шарль кивнул.

– Что Бонапарт… Этот хмурый, угрюмый человек, который бестрепетно и решительно использовал эту единственную возможность, всех подкупил. Вечером того же дня он был назначен командующим военными силами тыла. Вот так.

– Да, – Талейран пригубил бокал, – интересно, каков он сейчас?

– А что могло его изменить? – спросил Баррас, склонив голову.

Шарль откашлялся в кулачок, достал платок, приложил к губам.

– А Акр! Здесь наш победитель сильно споткнулся, – сказал, а сам, въедаясь глазами в гостя, ждал ответа.

Но вместо него Поль взял фужер, посмот-рел в него, словно хотел там прочитать ответ. Ну, разве скажешь министру, что в этом виноват он. Сколько было от Бонапарта просьб прислать флот и артиллерию. Но как он мог это сделать, если страна была под угрозой гибели. Так как хозяин не отвел взгляда, который требовал ответа, то он его получил.

– Что Акр! Крепость не решала никаких вопросов. А кое-кто мог этим воспользоваться и высадить свои войска. Вот и пришлось вернуться, – сказав, Баррас поспешил отвести глаза. В голове Талейрана мелькнуло: «Тут что-то не так. Надо разобраться».

Гость взял бутылку и налил себе вина. Сделав несколько глотков, поставил фужер.

– Вино… прекрасное, – сказал он, платком вытирая губы.

– Дальше все ясно! – сказал Шарль, добавляя: – Завтра газетчики, узнав о его возвращении, опишут каждый шаг нашего победителя.

– Не забудут и тебя, как ты женил его.

Надо было видеть, какими глазами Талейран посмотрел на гостя. Но голос его прозвучал мягко:

– Думаю, наши журналисты умны и не будут писать такую глупость. Кто может что-то навязать такому человеку, – Шарль ехидно улыбнулся и поправил: – Не ему, а ей!

Он-то хорошо знал, кто был истинным виновником той свадьбы, которая отобрала у Барраса самого любимого человека. И только страх за свою власть заставил его сдержать себя. Они быстро переглянулись, и их взгляды провозгласили мир.

– Да, – как ни в чем не бывало произнес Баррас, – я хотел с тобой посоветоваться: как ты думаешь, чем мы можем отметить его подвиги? Скажем, даже за Египет.

Тот долго не раздумывал.

– Для такого военного человека, как Бонапарт, лучшей наградой может быть только оружие. Оно всегда будет напоминать о его незабываемых победных днях.

– Как просто, но как верно!

Баррас поднялся, и они, попрощавшись, расстались.

Глава 3

Итак, 9 октября 1799 года после почти полуторагодовалого отсутствия нога Бонапарта вступила на ставшую родной французскую землю. Никогда ему не было так тревожно, как в это мгновение. Что ждало его? Он услышал биение своего сердца. Оно стало биться еще сильнее, когда показался отряд солдат в сопровождении огромной толпы. Бертье, шедший рядом с огромным портфелем в руке, не без страха посмотрел на генерала. Но лицо того было до удивления бесстрастным. Он шел навстречу размеренным шагом. Но впереди что-то случилось. Стройные ряды солдат расстроились, и они, слившись с толпой, с криками, ринулись навстречу. До ушей прибывших донеслось:

– Да здравствует Наполеон! Да здравствует Бонапарт! Слава победителю! Слава спасителю Франции!

Так встретили его во Фрежюсе. Сопровождавшие были настолько поражены, что не знали, что делать. Того и гляди, люди поднимут генерала и на руках понесут его по дороге. Такая встреча не только обрадовала, но и придала ему решительности.

Вернувшись к себе, Баррас приказал собрать членов Директории. Когда они уселись в кресла, полукругом стоявшие перед столом Поля, он их оглядел, как будто видел в первый раз. Вот справа от него Гойе, с круглым одутловатым лицом, на котором застыла нижайшая покорность, и блестящей лысиной. Рядом с ним Мулен – крупные черты лица, толстый ноздрястый нос, как у лошади. И хотя его физиономия никакого сходства с Гойе не имела, но душонка была под стать ему. Одним словом, ничтожества. Не лучше и Роже-Дюко. Вот Сийес с лицом римского легионера, который смотрит на мир глазами хищной пантеры. Человек сам себе на уме и не хочет иметь никаких дел с этой компанией помощников. И сидит в стороне ото всех.

– Господа, – осмотрев присутствующих, сказал Баррас. – Я хочу вас обрадовать… – он замолчал, в душе наслаждаясь, как почти все эти директора, точно ученики, взирали на него, словно на божество. Разве что Сийес демонстративно отвернулся и смотрит в окно. Выдержав паузу, выдал: – Наполеон высадился в Фурже и двигается к Парижу.

Сообщение их ошеломило.

– Как высадился? Кто позволил? Где он сейчас?

– Что будем делать?

Баррас поднял руки и призвал к порядку.