Ты самая любимая (сборник)

С этими словами Ангел опять взмыла в воздух и низко поплыла над залом, говоря так, словно вещала каждому почти интимно:

– Да, посмотрите на себя! Вас тут четыреста мужчин, но только три процента из вас настоящие мужчины, способные плодиться. А ведь вы избранные, вы имеете депутатское питание, два месяца отпуска на любых курортах и многие другие привилегии. А что же делается в остальной стране?! Вот статистика… – И она вдруг стала выбрасывать из своих рукавов какие-то листовки, возносясь все выше над залом. – У вас дети просят подаяние! У вас почти миллион сирот! У вас из новорожденных только пять процентов здоровы. Пять процентов! Так какие же расходы на оборону вы можете тут обсуждать, если здоровье ваших женщин и детей в смертельной опасности! Кого вы будете защищать вашими танками и ракетами, если на ваших улицах вообще нет беременных?! Быть беременной у вас чуть ли не стыдно! В других странах женщины гордятся беременностью и ходят пузом вперед, ведь беременность – это милость Божья, ведь это Он сказал: плодитесь, размножайтесь! А вы? Вы плодитесь? Вы размножаетесь? – Она вознеслась под самый потолок, и ее голос обрел грозные ноты пророка, а нимб вокруг ее головы из золотого стал пурпурно-алым. – Я, Ангел с Небес, предупреждаю вас: если вы срочно, немедленно не примете закон о любви и материнстве и не сделаете заботу о материнстве главным – вы слышите? главным! – расходом вашего бюджета, вы пойдете в Ад! Все! Все пойдете! И либералы, и консерваторы! И демократы, и коммунисты! Вы слышали меня? Это было последнее предупреждение! Последнее… – И она растворилась в воздухе, как не было.

«ЯВЛЕНИЕ АНГЕЛА РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ!» – с такими аршинными заголовками вышли назавтра все газеты. Но каждая из них по-своему цитировала пророческую речь этого Ангела, поскольку, когда депутаты и охрана Думы очнулись от наваждения и бросились искать видео или хотя бы аудиозаписи этого события, оказалось, что почему-то все микрофоны и телекамеры были в эти минуты отключены…

Зато несколько именитых художников тут же приступили к созданию гигантского полотна в духе «Явления Христа народу», а самый знаменитый российский скульптор даже решил изваять этого Ангела, чтобы заменить этой монументальной фигурой памятник Карлу Марксу в Охотном Ряду.

– А-а-а-а-а!!!

Среди ночи истошный женский крик сорвал с постели разом и Пачевского, и его жену, и их детей-подростков.

Но Пачевский все-таки успел на кухню раньше всех.

И увидел бешено летающе-скачущую под потолком мышеловку, которая визжала голосом Ангела с Небес:

– А-а-а-а-ай!.. Ай-яй-яй!.. Ой!..

Тут подоспели Шура и дети и в ужасе, с открытыми ртами застыли в двери.

А мышеловка несколько раз стукнулась об потолок и наконец брякнулась на пол.

Шура отпрянула и, заикаясь, произнесла:

– Ч-что… Что это?

Пачевский пожал плечами:

– Ничего. Мыши.

– К-какие м-мыши?! – изумилась Шура. – Под потолком?

– Ну, летучие мыши. Не знаешь? – сказал Пачевский.

– Папа, она же орала! – сказал старший сын.

– Не орала, а пищала. Мыши пищат. Идите спать, ребята. Спать! Спать!

Дети сонно пожали плечами и ушли в гостиную на свою двухэтажную кровать, а Шура веником осторожно ткнула мышеловку.

Но мышеловка уже никак не реагировала.

Хотя рядом с ней на полу были капли алой крови.

– Что это? – показала Шура на эту кровь.

– Ну что это? – сказал Пачевский. – Кровь. От летучей мыши…

Взяв мышеловку, он бросил ее в мусорное ведро под кухонной раковиной и – уже лежа в постели – сказал жене:

– И прекрати ты ставить мышеловки! А то еще не то поймаешь!

Утром в храме Христа Спасителя было светло, пустынно и торжественно.

Ангел с Небес подошла к иконе Николая Угодника, произнесла негромко:

– Помоги мне, Коля. Поможешь?

– А в чем твое дело? – спросил Николай, заспанно оживая в окладе.

– Он стал засматриваться на брюнеток.

– Опять ты за свое! Я ж тебе сказал: это у тебя претензии к Творцу. Он напортачил с мужской программой, сделал их полигамными, а вас моногамными.

– И что делать?

– А чё тут можно сделать? Это генетическая программа, ее даже Гейтс не переделает. Что у тебя с ногой?

– Да в мышеловку попала.

– Исцелить?

– Спасибо, я сама.

– Тут этот приходил, слепой один. Сказал: ты велела молиться.

– Ну?

– Ну, исцелил я его, конечно. Но я тебя прошу: больше не посылай их ко мне.

– Почему?

– По кочану!.. Тьфу, извини, набрался я от них этой лексики! Короче, приходить сюда нужно не через знакомства с тобой, а через покаяние. А они никогда не каются, ни в чем. А чуда требуют. Устал я с ними… – Николай стал опять устраиваться в окладе, но вспомнил: – А ты это, ты вообще крещеная?

– Не знаю… Не думаю…

– Вот именно! Давай я тебя хоть окрещу.

И – преобразилось пространство, и прямо под сводами храма Христа вдруг брызнуло яркое палестинское солнце, возникли органная музыка и не то купель, не то бассейн, не то воды реки Иордан, в которой Иоанн Креститель крестил первых христиан.

А на Ангеле с Небес вдруг появился тот самый белый наряд, в котором летала она над депутатами Думы, – с белыми, как крылья, рукавами. И в этом наряде Николай Угодник опустил ее с головой в воду, говоря при этом:

– Печать дара Святаго Духа, аминь…

Между тем именно в это время посреди Москвы случилось другое событие.

Как всегда, в типографии грузчики под завязку загрузили фургон пачками с книгами.

Как всегда, со двора издательства фургон выехал на Лесной бульвар.

Как всегда, подкатил к ближайшему светофору.

Только на этот раз на перекрестке стоял еще и регулировщик ГИБДД, полосатым жезлом он приказал водителю прижаться к тротуару.

– Блин, а чё ты сделал? – спросил Пачевский водителя, сидя рядом с ним в кабине фургона.

– А хрен его знает! – ответил тот и прижал фургон к тротуару.

Регулировщик подошел, козырнул:

– Инспектор Васильев, ваши документы.

Водитель подал ему свои права и техталон.

– Путевку, накладные на груз, – сказал инспектор.

– Командир, мы книги везем, вот отсюда, из издательства. – Пачевский, перегнувшись через колени водителя, показал милиционеру на окна издательства.

– Путевку, накладные на груз! – требовательно повторил милиционер.

Водитель отдал ему путевку, а Пачевский достал из портфеля накладные.

– Выйдите! – приказал мент. – Откройте фургон!

– Это еще зачем? – изумился Пачевский.

– Выполняйте, что сказано.

Пожав плечами, Пачевский и водитель вышли из машины, водитель обошел фургон, открыл замок на задней двери и распахнул ее.

– Да книги тут! Видишь? – сказал Пачевский милиционеру. – Ты думал, оружие, что ли?

И тут вдруг неизвестно откуда возник и с тыла подкатил к фургону милицейский «рафик». А из «рафика» вышли двое в милицейской форме, показали Пачевскому свои «корочки».

– МВД, Управление по борьбе с экономической преступностью.

Затем взяли у регулировщика накладные и приказали Пачевскому:

– Выгружайте книги! Пересчитаем.

И Пачевский все понял, посмотрел на окна издательства.

На двенадцатом этаже, в открытом окне стояла хозяйка издательства и спокойно смотрела на происходящее.

Милиционеры надели Пачевскому наручники, посадили в «рафик».

Когда «рафик» двинулся, через его зарешеченное заднее окно Пачевский видел удаляющееся здание издательства и фигуру хозяйки в окне двенадцатого этажа.

– Ну, что отпираться? – вздохнул Пачевский на допросе у районного прокурора. – Да, бес попутал – гнал левые тиражи…

Прокурору было не больше сорока, и он усмехнулся:

– А бес был в юбке?

Пачевский удивился:

– Откуда вы знаете?

– А бес всегда в юбке, – сказал прокурор и погладил себя по глубокой залысине, словно она свидетельствовала, что он большой эксперт в этом вопросе. Затем протянул Пачевскому протокол допроса: – Распишись в показаниях.

– А-а-а… а что мне светит? – с заминкой спросил Пачевский.

– Хищения в крупных размерах… – Прокурор достал из ящика и обтер об рукав большое красное яблоко. – Срок – от семи до двенадцати.

Пачевский в ужасе схватился за голову:

– Ёк-тать!..

– Но она-то хоть стоила этого? – поинтересовался прокурор и хрупко надкусил свое яблоко.

– Кто? – не понял Пачевский.

– Этот бес в юбке.

Пассажиры электрички вышли на платформу и, спасаясь от холодного сентябрьского дождя, бросились на привокзальную площадь в автобусы.

И только две женщины с тяжелыми сумками в руках растерянно топтались в грязи, вглядываясь сквозь дождь в замызганные надписи автобусных маршрутов.

Все-таки один из водителей оказался человеком и, трогая свой автобус, высунулся из окна:

– Эй, бабы! Вам в СИЗО?

– Нет, мне в следственный изолятор! – крикнула Ангел.

Шура посмотрела на нее как на недоразвитую, а водитель сказал:

– Так я ж и говорю: в СИЗО. Садитесь.

И открыл переднюю дверь автобуса.

С трудом подтянув свои тяжелые сумки, Ангел, а за ней и Шура забрались в автобус.

Колеса автобуса катили по грязной жиже проселочной дороги.

За окном дождь срывал с леса последние листья и швырял их в лужи.

В автобусе все места были заняты – их занимали два или три старика и не меньше тридцати женщин с такими же, как у Шуры и Ангела, тяжелыми кошелками.

Впрочем, Ангел с Небес уже потеряла свой ангельский вид – на ней было какое-то безразмерное, с чужого плеча не то пальто, не то плащ, стоптанные кроссовки, линялая косынка на голове. И только глаза – огромные голубые глаза – еще выделяли ее из общей массы…

Шура, стоя в проходе, смотрела на нее подозрительно, пытаясь вспомнить, где она могла видеть эту странную женщину.

А Ангел с Небес прислушивалась к разговору двух женщин, сидевших рядом.

– А чё Катя? – говорила брюнетка. – Катя дала прокурору и вытащила мужика.

– Совсем, что ли? – спросила вторая, рыжая.

– Ну! – подтвердила брюнетка. – Прокуроры что, не мужики, что ли?

– Извините, – наклонилась к ним Ангел. – Можно, я спрошу?

– Ну? – выжидающе сказала брюнетка.

– Эта Катя – она прокурору что дала-то?

Женщины изумленно уставились на нее.

– Ты больная? – сказала брюнетка.

– Цветочек она ему подарила! – объяснила рыжая.

* * *

За серым бетонным забором с колючей проволокой и сторожевыми вышками длинные тюремные бараки СИЗО были тоже накрыты мутным осенним дождем.

А возле железных ворот и проходной, в комнате с надписями «НЕ КУРИТЬ», «НЕ СОРИТЬ», «НА ПОЛ НЕ ПЛЕВАТЬ» и «ПРАВИЛА СВИДАНИЙ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ», женщины, стоя в очереди к узкому окошку приема передач, удивленно спрашивали друг друга:

– А куда делась эта, психическая?

Ангела с Небес среди них действительно не было.

– Да за цветочками пошла, для прокурора, – сострила рыжая.

Но Ангел с Небес была в этот миг совсем недалеко от них.

С усилием вытащив из бетонной стены свою сумку, она поставила эту сумку на цементный пол, отряхнула с плаща бетонную пыль и тяжело вздохнула:

– Господи, я совсем без сил осталась…

Затем подняла глаза.

Перед ней была мужская камера с двухъярусными нарами, зарешеченным окном и парашей в углу. На нарах густо, впритирку сидели и лежали зэки самого разного возраста. И среди них, на нижних нарах – Пачевский.

Ангел, снимая с головы косынку, осторожно улыбнулась:

– Боже мой! Сколько мужчин!

– Сука! Ты зачем пришла? – вдруг сказал ей Пачевский.

– Мужчина, – ответила она заискивающе, – я скучаю. Я принесла…

Но он вскочил и бросился на нее, крича и размахивая кулаками:

– Пошла отсюда! Вон! Проститутка! Тварь!..

Зэки, сидя на нарах, смотрели на него с интересом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кат – листья кустарника, употребляемые как слабый наркотик.

2

Телеграф – прибор связи с машинным отделением.

3

Капитан, вы забыли про инсулин (англ.).

4

Центральный пост управления (англ.).

5

Это масло, оно не смывается. Могу я пойти в сауну? (англ.)

6

Это что? Русский рис? (англ.)