скачать книгу бесплатно
– Но отец обещал оставить меня в Литве! – вскричала Мария.
– Чего стоят его обещания дочери по сравнению с выгодами политического союза, – спокойно заметила княгиня. – Смирись, Мария. Янина не доживет до следующего года. Гедемин может тешить себя и тебя пустыми надеждами, но им не суждено сбыться. Вы оба знаете это. Ты умна, и ты женщина, смирись первой.
– Но я не хочу замуж!
Княгиня Ольга Всеволодовна покачала головой.
– А что ты хочешь, Мария? Такова наша женская доля. Выходить замуж, любить, ждать и терпеть.
– Да я его даже в глаза не видела, этого вашего распрекрасного тверского принца! И даже не слышала о нем ничего, ни хорошего, ни плохого.
– А какая тебе разница? – все с тем же непробиваемым хладнокровным спокойствием спросила Ольга Всеволодовна. – Не простолюдинка, мужа себе по любви да по хотению выбирать.
– Здорово все-таки быть княжеского рода! – фыркнула Мария. – Всунут в мужья кого попало и живи, радуйся.
– Да тебе-то как раз грех жаловаться. Говорят, молодой князь Дмитрий красив, да к тому же удал по воинской части. В 12 и 15 лет отец оставлял его командовать своими войсками в его отсутствие. Не зря хан Узбек хотел именно его женить на своей сестре. Лучше и выбрать нельзя было.
– Да они смертники все, эти русские князья, которые грызутся между собой вместо того, чтобы объединиться против ордынских ханов! – вспылила Мария. – Вспомни судьбу Ярослава Тверского [10] и Андрея Суздальского [11], которые задумали выйти из-под власти Орды! Их выступление было жестоко подавлено, потому что никто из других русских князей не оказал им поддержки! Андрей с женой, дочерью Данилы Галицкого, вынужден был бежать к свеям, и умер в скитаниях на чужой земле. Жена Ярослава Тверского, была изнасилована и убита ордынцами, подавлявшими восстание, а его дети захвачены в плен. Самого князя Ярослава впоследствии отравили в Орде! Эти тверские князья, они, вообще, словно немного не в себе все! Так и нарываются на неприятности! Выйти замуж за такого князя – это поседеть в двадцать лет, как Анна Кашинская [12]!
– Ну, допустим, Анна Кашинская поседела не в двадцать, – меланхолично заметила Ольга Всеволодовна. – И потом, у каждого своя судьба. Хочешь, я расскажу тебе немного про твою будущую свекровь?
– Нет, не хочу! – отказалась Мария. – Может быть Янина поправится к лету! – мстительно добавила она, посмотрев на мать.
Ольга Всеволодовна только покачала головой.
– И не надейся.
Янина умерла от горячки в конце 1316 года. Мария была вне себя от горя и искренне рыдала на ее похоронах, оплакивая не только судьбу сестры, но и свою собственную. Она уже знала, что тверской князь уже справлялся у отца о том, когда юная дочь Гедемина будет готова встать под венец с его старшим сыном.
Сразу после похорон сестры, не дожидаясь появления в своей светелке отца, Мария убежала в священные рощи кривейто.
Троки
Великое Княжество Литовское,
1316 год
Над Тракайским замком вторую неделю бушевала гроза. Ночью оглушительные раскаты грома и ослепительные молнии, прорезавшие небо и сполохами отражающиеся в разбухшей от обилия дождя реке, не давали людям спать, пугая слабонервных, детей и животных. Днем не стихал дождь, размывавший дороги, поля, затопивший посевы и грозивший потерей урожая. Люди в замке шептались, обсуждая исчезновения из замка дочери великого князя Гедемина. Крестьяне из близлежащих селений уже присылали в замок своих делегатов, прося князя встречи с его Янтарной Феей, одно слово которой, по их убеждению, могло утихомирить разбушевавшуюся стихию.
– Женщина, утихомирь свою дочь! – кричал вечером вторника третьей недели князь Гедемин, расхаживая по светлице своей жены. – Сколько можно!
– Муж мой, если бы ты позволил мне воспитывать ее в смирении Божьем, то такого бы не произошло! – с сарказмом отвечала ему княгиня Ольга Всеволодовна. – Ты ей во всем потакал, ты ей все разрешал, вот теперь и расхлебывай! Вырастил ведьму на свою голову!
– Не говори о ней так! – тут же непоследовательно возмутился великий литовский князь. – Это не вина девочки, что она унаследовала от наших предков силу управлять природой.
– Силу управлять природой? – Ольга Всеволодовна скептически посмотрела в окно, по стеклам которого все с той же непрекращающейся силой вторую неделю колотили тугие струи дождя. – Это ты так ее бессовестное выражение недовольства называешь? Это, по-твоему, управление природой? Это возмутительная детская истерика, а не управление силами природы! Посадить ее на хлеб да воду, и три дня искупительную молитву читать!
– Ну да, ты ее еще в монастырь запри! – развеселился князь Гедемин. – Останутся от твоего монастыря рожки да ножки.
– Откуда детям в страхе Божьем расти, когда у них отец такой язычник и богохульник! – покачала головой Ольга Всеволодовна.
– Да какой есть!
Князь Гедемин с неудовольствием подошел к окну, встал рядом с женой, наблюдая, как растекаются по княжескому двору ручьи дождевой воды, превращаясь в бурлящую реку.
– Это надо как-то прекратить, – через некоторое время уже растерянно сказал он.
– Вот и прекрати! – вспылила обычно спокойная княгиня. – Ты же язычник, как и она, тебе и карты в руки. Иди за ней в эту вашу священную рощу и поговори с ней!
– Священная роща – это не проходной двор, и не Божий храм, – устало сказал князь Гедемин, отворачиваясь от окна. – Туда невозможно зайти по собственному велению, без разрешения Богов. А Боги сейчас на стороне малышки Дзинтарс. Надо подождать.
– Да сколько можно ждать! – возмутилась Ольга Всеволодовна. – Таким образом ты в царя морского скоро превратишься, мой дорогой великий литовский князь. А Литва твоя, в сплошное болото!
– Постыдилась бы, женщина, – хохотнул Гедемин, обнимая жену за талию и вдыхая запах ее волос. – Где морской царь, и где болото!
– Ну, в лешего тогда или в этого, как там у вас – водяного! – Ольга Всеволодовна сердито вывернулась из его рук. – Найди ее и утихомирь, Дема! А то мы без урожая в этом году останемся!
– Ух, сестричка лютует! – Ольгерд и Кейстут пробежали по двору, закрываясь одним плащом от проливного дождя, барабанящего по каменным плитам княжеского двора.
Под высоким навесом крыльца Ольгерд вытряхнул от дождя плащ и вопросительно посмотрел на брата:
– Может, сходим в священную рощу, поговорим с ней?
– Мы уже пытались, – сказал Кейстут, стряхивая с плеча камзола капли дождя. – Она даже нам туда вход закрыла! Помнишь, как мы там плутали, под дождем и в темноте? Хотя я был уверен, что мы все время топтались недалеко от входа, мы просто не могли его найти!
– Да, дела, – подавил вздох Ольгерд. – Может, тогда сходим к отцу? Дзинтарс не годится для замужества. Она же не такая, как все, она особенная! Янтарная фея Литвы. Наш талисман. Она должна остаться в Литве.
– Останется, – махнул рукой Кейтут. – Сходит быстро замуж и вернется в Литву. Зато отец счастлив будет. Ему нужен политический союз с Тверью.
– А она?! Ей что прикажешь делать?
– Что ты меня пытаешь? – разозлился Кейтут. – Откуда я знаю? Думаешь, у меня за нее сердце не болит? Каждый раз, когда идет этот проклятый дождь, я думаю о том, что это слезы Дзинтарс! Даже, когда он не имеет магического происхождения!
– Вон, и отец кстати, – сказал он, мельком взглянув на двор, через который пробежал, спасаясь от дождя, по направлению к воротам, князь Гедемин. Он казался настолько обеспокоенным, что даже не заметил стоявших под козырьком крыльца сыновей. – Злой, как черт этот их христианский.
Кейстут проследил за ним взглядом, повернулся к Ольгерду и, растянув в усмешке губы, добавил:
– Все еще хочешь с ним поговорить?
Ольгерд отрицательно покачал головой.
Великое Княжество Литовское,
1316 год
Мария-Дзинтарс сидела на нагретой солнцем траве в священной роще кривейто и слушала жреца. В волшебной роще царил вечный день. Ласково пригревало солнце, шептались, прижимаясь к земле, травы, гудели пчелы, собирая с цветов мед. Речь жреца успокаивающим бальзамом лилась на раны ее души, умиротворяя, расслабляя, клоня ко сну.
– Всякую судьбу, деточка, изменить можно, – говорил жрец. – Она не навечно расписана. У всего сущего в жизни есть перепутья, когда принимаются решения. От этих решений меняется рисунок судьбы. Прими ты сейчас решение не ехать невестой Тверь, и судьба твоя по-другому сложится.
– И судьба других людей тоже? – спросила Дзинтарс.
– И судьба других людей тоже. Для одних твое решение может благом прийтись, другим доставить проблемы. Но запомни, даже если твои поступки влияют на жизнь других людей, судьбу свою они все равно решают сами. Раз и навсегда определенной судьбы, рока, не бывает. Если захочешь, если сумеешь переступить через себя, свою судьбу всегда можно изменить.
– Если все так, как ты говоришь, значить и спасти никого нельзя?
– Спасти можно того, кто хочет спастись.
– Может быть он хочет, но не знает как?
– Такого не бывает, княжна. Человек, как и животное, всегда знает, что нужно делать, чтобы спастись. Тело его знает, но не душа. Душа, подобно птице, всегда стремится к высокому. И высота эта по-разному определяется для разных людей. У одних – это достижение славы, почести, злата, у других – забота о семье, у третьих – защита родины, у четвертых – служение богам.
– Как у тебя? – спросила Дзинтарс.
– Как у меня.
– Если мои видения, как ты говоришь, это моя судьба, могу я захотеть не видеть их? Совсем.
– Твои видения – это не твоя судьба, а часть твоей души. Как твои руки, ноги, голова – часть твоего тела.
– Значит, они прекратятся, когда умрет моя душа, но не мое тело? Может ли душа умереть прежде, чем умрет тело, жрец?
– Может, княжна.
– От чего?
– От людской слабости.
– Что ты имеешь в виду?
– От нежелания жить, страдать, любить, бороться. От того, что в один черный час человек принимает решение отказаться от души, погасить в себе это бесценный дар богов, потому, что он приносит много боли и страданий.
– Значит, люди без души живут среди нас?
– Их много, дитя мое. Загляни им в глаза и увидишь пустоту.
Мария вздохнула.
– Что мне делать, жрец? Я не хочу ехать в Тверь. Я не хочу выходить замуж за тверского князя.
– Почему, княжна?
Мария снова вздохнула.
– Я видела залитую кровью Тверь. Я видела гибель людей. Я видела его смерть.
– Мы все умрем, – спокойно сказал жрец. – Умрешь и ты, твой отец, твои братья. От этого ты ведь не перестанешь их любить и не изгонишь их из своего сердца? Даже здесь, в Литве, которую ты считаешь безопасной, может в любой момент пролиться кровь. Уже завтра утром Тракай может подвергнуться нападению крестоносцев, город сожжен, твоя семья и ты погибнуть.
Мария пожала плечами.
– Может быть, это и произойдет, но не скоро, и я не вижу этого в моих снах. Смерть князя и падение Твери я видела так ясно, словно стояла на холме, наблюдая за этим.
– Тогда откажи отцу и не езди в Тверь.
– Я чувствую, что моя жизнь связана с этим городом, – помолчав, задумчиво проговорила Мария. – Он принесет мне счастье и боль. Я не хочу боли!
– Стыдись, княжна! Ты хочешь уподобиться слабым людям, которые живут без души?
– Я боюсь! – почти со слезами на глазах вскричала Мария. – Я боюсь, боюсь так, что мою душу захлестывают волны паники, я дрожу от ужаса, наблюдая картины разрушения в своих снах, полных крови и пепла. Мое сердце замирает от страха в моих снах, но я боюсь даже тогда, когда не сплю, потому что тогда я перебираю воспоминания из своих снов. Это становится невыносимо! И я не знаю, как это остановить!
– И поэтому этим летом над Тракаем все время бушуют грозы, – пряча в бороде грустную понимающую улыбку, сказал, словно утверждая, жрец.
– Я ничего не могу с собой поделать! – сквозь слезы проговорила Мария.
– Ты лжешь самой себе, княжна. Я тебя не этому учил. Ложь – это слабость. Остановись, посмотри в глубину своей души, отстранись от своих страхов, прими решение и измени свою судьбу.
Мария-Дзинтарс в отчаянье сжала дрожащие пальцы в кулаки, так, что ее ногти до боли впились в ладони.
Жрец кривейто посмотрел на нее и неодобрительно заметил:
– И контролируй свои эмоции, девочка. Тебе уже не пять лет, взрослая уже. Останови дождь. Прекрати грозы. Возвращайся домой. Отец не будет принуждать тебя к браку. Ты сама примешь решение, выходить тебе замуж или нет.
Троки
Великое Княжество Литовское,
1316 год
Отец пришел в ее светелку хмурым январским утром, несколько месяцев спустя после того, как она вернулась домой. Мария стояла у окна и смотрела на свежевыпавший снег, раздумывая о том, какую лошадь из конюшни отца взять для утренней прогулки верхом.
Услышав скрип открывающейся двери, она повернулась на звук и была поражена каким-то потерянным видом отца. В этот момент ей стало его так жалко, что она пронеслась через всю комнату, чтобы как в детстве, зарыться в его объятья.
– Дзинтарс, – произнес князь Гедемин, сжимая в объятьях гибкое девичье тело и вдыхая запах лаванды, исходивший от ее рассыпавшихся по плечам густых золотистых волос.
Некоторое время они так и стояли, обнявшись, вдыхая запах друг друга. Потом князь Гедемин легонько отстранил дочь от себя.
– Нам надо поговорить, малышка, – хмуро произнес он, словно ломая себя.
– Если ты так мрачен потому, что пришел объявить мне, что после смерти Янины невестой тверского княжича стала я, то не трудись просить меня освободить тебя от данного мне обещания.
Мария смотрела прямо в лицо отца.
– Я уже все поняла, и я сама освобождаю тебя от твоего обещания. Я знаю, что другой дочери брачного возраста, кроме меня, у тебя нет. Я поеду в Тверь.
Князь Гедемин был приятно изумлен. Направляясь в покои дочери, он ожидал слез и упреков, но его непредсказуемая янтарная фея снова удивила его. И его удивление еще больше возросло, когда Мария, глядя ему в глаза своими серьезными золотистыми глазами, все также спокойно заявила:
– Я согласна на это на одном условии. Перед свадьбой ты разрешишь мне съездить в Орду, в Сарай-Берке [13].
Князь Гедемин чуть не поперхнулся от изумления.
– Ты соображаешь, что говоришь, Мария?! Женщина, православная княжна в Сарае! Ты хочешь в гарем к хану Узбеку?
Мария сделала смешную гримаску.
