скачать книгу бесплатно
Мальчик Золотая Рыбка
Лиза Томпсон
Граница детстваМИФ Подростки
Двенадцатилетний Мэттью проводит дни за окном своей комнаты, как золотая рыбка в аквариуме. Он моет руки по сто раз, потому что боится заболеть и заразить других. Это продолжается уже четыре года, с тех пор как умер его младший брат. Однажды соседского малыша Тэдди похищают. Мэттью оказывается последним, кто его видел, и решает провести собственное расследование, чтобы выяснить, куда пропал ребёнок.
Дебютный роман Лизы Томпсон номинирован на множество литературных премий и переведён на двенадцать языков.
Для детей среднего школьного возраста.
Впервые публикуется на русском языке.
Лиза Томпсон
Мальчик Золотая Рыбка
Издано с разрешения Lisa Kellett при содействии Peters, Fraser and Dunlop Ltd.
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав
Original title: THE GOLDFISH BOY
Copyright © Lisa Thompson, 2017
Translation copyright © 2021 by Mann, Ivanov and Ferber.
Illustration (cover) copyright © Mike Lowery, 2017
Illustrations reproduced by permission of Scholastic Ltd
© Издание, перевод. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2021
?
Глава первая
Приезд
У мистера Чарльза обгорела лысая макушка.
Я это заметил, когда он наклонился к розам: рассматривал каждый цветок, изучал, не опадают ли лепестки с самых крупных. Его лысина напоминала ярко-красное пятно, окружённое белыми пушистыми волосами. Вообще в такую жару стоит ходить в шляпе. Наверное, когда ты очень занят, не замечаешь, что сгорел на солнце.
А я вот заметил.
Я много чего замечал, наблюдая за соседями из своего окна.
Ничего плохого я не делал. Просто смотрел, как все проводят время. В чужие дела нос не совал. И никому вроде не мешал. Только Джейк Бишоп из пятого дома обзывал меня чудиком, тронутым или ненормальным. Мэттью – так он давно меня не звал. Но я особо не обращал внимания на его слова, потому что он дурак.
Мы жили в пригороде, на тихой улице Честнат-клоуз, где все только и твердили, как им повезло родиться здесь, а не в огромном вонючем Лондоне. А сами только и мечтали туда переехать.
Наша тупиковая улица состояла всего из семи домов. Шесть из них казались одинаковыми: с квадратными эркерами, пластиковыми дверями и побелёнными стенами. А вот дом под номером четыре, построенный из кроваво-красного кирпича, выглядел совсем иначе. Словно единственный гость, нарядившийся на хеллоуинскую вечеринку, для которой остальные поленились найти костюм. Два треугольных окошка над чёрной дверью были прикрыты изнутри старым картоном. От сквозняков или от чужих глаз – не знаю.
Папа рассказывал, что дом священника хотели сровнять с землёй ещё лет двадцать назад – до того, как построили наши. Но тот врос вековым фундаментом в землю и отказался вылезать, прямо как старый гнилой зуб. В красном доме до сих пор жила вдова викария, Старая Нина, но я её редко видел. Лампа за окном, смотревшим на улицу, горела день и ночь. Мерцающий оранжевый шар за серыми занавесками. Мама объясняла, что так Нина старается не привлекать к себе внимания – боится, как бы её не попросили съехать. Всё-таки после смерти мужа дом ей больше не принадлежал. На крыльце у неё стояло три горшка с цветами, и она поливала их каждое утро ровно в десять.
Я наблюдал за соседями из пустой комнаты с окнами на улицу. Мне она нравилась. Комната выглядела совсем новенькой, и лимонные стены сияли чистотой, хотя прошло уже пять лет со времени ремонта. Родители называли её кабинетом, потому что там стоял компьютер, но мы все знали, что это детская. В углу над горой неоткрытых коробок и пакетов покачивался никому не нужный мобиль – шесть полосатых слоников. Помню, в тот день мама повесила его сразу, как вернулась из магазина, хоть папа и предупреждал, что это к беде.
– Чепуха, Брайан. Конечно, всё будет хорошо!
Она завела мобиль, и слоны закружились под мелодию известной детской песенки «Мерцай, звёздочка, мерцай»[1 - Детская колыбельная Twinkle, twinkle, little star. Прим. пер.]. Когда музыка стихла, я захлопал – в семь лет и не такую глупость учудишь. Мама собиралась распаковать остальные покупки позже. Но коробки и пакеты до сих пор стояли нетронутые, а в них – слюнявчики, бутылочки, стерилизаторы, видеоняня, ползунки. Всё, что пригодилось бы моему младшему брату, если бы… если бы он был жив.
Окно кабинета выходило на улицу, и я видел, что делают соседи.
9:30 Мистер Чарльз опять срезает увядшие цветы с кустов. У него новые садовые ножницы с красными ручками. На лысине ожог от солнца.
Мистеру Чарльзу можно было дать сколько угодно лет: от шестидесяти пяти до девяноста пяти. Он вообще не менялся. Как будто выбрал подходящий возраст и решил в нём остаться.
9:36 Гордон и Пенни Салливан выходят из первого. Гордон садится в машину. Пенни машет мистеру Чарльзу.
Мистер Чарльз помахал в ответ, покрутил садовые ножницы на пальце, как ковбой – револьвер, и трижды резанул воздух. Серебристые лезвия блеснули на солнце. Пенни рассмеялась. Она прищурилась и прикрыла глаза ладонью от света, а потом вдруг помрачнела. Заметила меня. Мистер Чарльз проследил за её взглядом, и оба уставились на моё окно. Я быстро отошёл. Сердце колотилось как бешеное. Потом машина Гордона загудела, и я снова выглянул в окно.
9:42 Пенни и Гордон уезжают за покупками – как и каждую неделю.
9:44 Из третьего выходит Мелоди Бёрд, тащит за собой свою таксу Фрэнки.
По выходным пса выгуливала Мелоди, а в будни – её мама Клодия. Не знаю, зачем они вообще его выводили. Не похоже, что ему это нравилось. Всю дорогу он только и делал, что натягивал поводок, пытаясь повернуть обратно к дому. Мелоди снимала катышки с рукава чёрной шерстяной кофты, останавливаясь каждые три секунды, чтобы Фрэнки её догнал. Она никогда не снимала эту кофту, даже в тридцатиградусную жару. Вскоре они подошли к фонарю. Фрэнки обнюхал его и упёрся когтями в землю, отказываясь двигаться дальше. Но Мелоди всё равно потащила таксу по дорожке к кладбищу за домом священника.
9:50 Дверь седьмого открывается – выходят «молодожёны».
Мистер Дженкинс и его жена Ханна жили в соседнем доме. Все называли их молодожёнами, несмотря на то что они были уже четыре года как женаты. Ханна вечно улыбалась, даже когда на неё никто не смотрел.
– Разве полезно бегать в такую погоду, Рори? – спросила она мужа, как всегда, сияя.
Мистер Дженкинс молча поднял руку и наклонился в сторону, делая растяжку. Он преподавал физкультуру в моей школе и считал, что без упражнений жизнь теряет смысл. Я не ходил на его занятия и старался особо не попадаться ему на глаза.
Он побежал по дорожке, уперев руки в бёдра. На нём были синие шорты и белая майка, которая плотно прилегала к телу.
– Возвращайся скорее! – попросила Ханна. – Нам же надо выбрать детское кресло, помнишь?
Мистер Дженкинс что-то буркнул в ответ. Я взглянул на Ханну и поморщился, когда увидел её округлый живот. Она нежно похлопала по нему ладонью, а потом повернулась и исчезла за дверью. Я выдохнул.
Мистер Дженкинс направился к главной улице. Он помахал мистеру Чарльзу, но тот так увлёкся своими цветами, что даже не заметил. Головки роз покачивались на лёгком ветру, как сахарная вата на ярмарочном лотке. Мистер Чарльз внимательно их осматривал. Те, что его не устраивали, он отрезал и бросал в пластиковое ведёрко. Потом с ведром мёртвых роз в руках пошёл за дом.
10:00 Старая Нина ещё не вышла полить цветы.
Меня не слишком удивило, что она запаздывает. Сегодня утром в нашем тупике было как-то чересчур оживлённо.
Распахнулась дверь пятого дома, и на дорожку вышел мальчишка моего возраста. Он смотрел в одном направлении. Прямо на меня. Я не спрятался и выдержал его взгляд. У нашего дома он запрокинул голову, жутко загоготал и смачно сплюнул на дорожку. Я медленно ему похлопал, стараясь не обращать внимания на подступившую к горлу тошноту. Он нахмурился, увидев мои руки, и я поспешно спрятал их за спину. Он пнул нашу стену, развернулся и пошёл дальше.
10:03 Джейк Бишоп – всё такой же придурок.
После того как Джейк ушёл, смотреть стало особо не на что. Мистер Дженкинс вернулся с пробежки. Его белая майка потемнела от пота. Пенни и Гордон выгрузили из багажника одиннадцать пакетов с покупками. Мелоди пришла с прогулки, держа Фрэнки под мышкой. Пёс выглядел очень довольным собой.
Всё затихло.
А потом медленно открылась дверь дома священника.
10:40 Старая Нина вышла на крыльцо. Вид у неё встревоженный. В руке маленькая серебристая лейка.
На Нине были чёрная юбка, кремовая блузка и персиковый кардиган. Она поливала каждое растение по пять секунд и нервно косилась по сторонам. Только она подошла к последнему горшку, как в наш тупик вырулила машина. Нина бросила лейку на крыльце и скользнула обратно в дом, захлопнув за собой тяжёлую дверь.
Папа сказал бы, что этот автомобиль стоит целое состояние. Никто из наших соседей точно ни на чём похожем не ездил. Он так сверкал, что в его чёрных дверцах отражались наши дома. Машина остановилась у одиннадцатого. Я замер у окна с блокнотом наготове.
10:45 К нам в тупик приехала дорогая чёрная машина. Впервые её вижу. Затормозила у дома мистера Чарльза. К нему гости?
Вот это интересно. Очень. Я знал наизусть распорядок дня всех своих соседей, а тут происходило что-то новое. Правда, окна в автомобиле были затемнённые, поэтому через них не удалось ничего разглядеть. Пришлось ждать, пока оборвётся тихое жужжание мотора и откроется дверца со стороны водителя.
Из машины вышла дама в огромных солнечных очках. Она смахнула с лица прядь волос и захлопнула за собой дверь. Тут появился мистер Чарльз. Он поспешно шагал к воротам, вытирая ладони о рубашку.
– Милая моя! – сказал он, протягивая руки к даме в очках.
– Привет, пап.
Она подставила щёку под поцелуй, но обнимать отца не стала. Потом дама открыла заднюю дверь, и из салона выбралась девочка лет шести-семи с фарфоровой куклой. До меня донеслись только обрывки разговора.
– …Наверное, Кейси? А это кто у тебя? Она тоже останется?
Мистер Чарльз хотел погладить куклу, но девочка отстранилась, чтобы он не дотянулся. Эта кукла больше походила на товар в антикварном магазине, чем на детскую игрушку. Дама в очках вытащила с заднего сиденья светловолосого малыша и поставила на асфальт. Мистер Чарльз протянул ему руку.
– Рад с тобой познакомиться, Тедди. Я твой дедушка.
Мальчик потёр щёку уголком синего одеяльца и уставился на его морщинистую руку, неловко повисшую в воздухе. Мистер Чарльз сдался и пошёл помогать дочери. Они о чём-то разговаривали, но я ничего не расслышал, потому что они стояли ко мне спиной.
Дама поставила у ворот два чёрных чемодана, наклонилась к детям и что-то им сказала. Потом она поцеловала обоих в лоб, стиснула руку мистера Чарльза и села обратно в автомобиль. Мотор ожил – чёрная блестящая машина медленно двинулась по дороге. Все трое проводили её взглядом.
– Ну что, пойдём в дом? – спросил мистер Чарльз внуков, с широкой улыбкой загоняя их внутрь, как овец.
Мальчик, всё ещё потирая щёку одеяльцем, остановился у розового куста и потянулся к одному из бутонов.
– Нет-нет, нельзя! – воскликнул его дедушка, размахивая руками, и подтолкнул детей ко входной двери.
Минуту спустя он вернулся за двумя чёрными чемоданами и взглянул на меня. Я тут же шагнул в сторону, но успел заметить, что его широкая улыбка погасла.
Глава вторая
Мой тайник
У меня под кроватью был тайник.
Хотелось бы мне сказать, что там стоял загадочный сундук, который я выкопал в саду и притащил к себе в комнату, чтобы тайно складывать туда удивительные сокровища. Только для того, кто завоевал бы моё доверие, я открыл бы древнюю крышку. На ковёр упали бы комья земли, но меня это, как ни странно, не встревожило бы. А мой друг разинул бы рот, потрясённо разглядывая скрывающиеся там богатства.
Было бы здорово иметь такой сундук.
Но нет.
Мой ящик был чистым и современным. Из бело-серого картона, размером с обувную коробку, с овальным отверстием наверху. На боку имя производителя и жирная чёрная надпись:
100 штук
Осталось там, наверное, около шестнадцати.
Под «около» я имею в виду «ровно». Ровно шестнадцать.
Мама знала про мой тайник, а папа – нет. Он бы рассердился, если б узнал. Больше на маму – за то, что она меня «поощряет».
– Так нельзя, Шейла. Зачем ты их купила, а? Ему от этого только хуже!
Вот что он сказал бы.
Он бы не понял, что я не могу жить без этой коробки.
Так я и жил с тайником под кроватью в девятом доме на Честнат-клоуз. Самом обычном доме на две семьи: с тремя спальнями, ванной, кухней-столовой, прямоугольным задним двором с сараем и выходом на большую застеклённую веранду (больше там особо ничего не было, кроме травы). На веранде раньше стояли плетёный диван и два таких же кресла, а всего пару недель назад их заменили новым бильярдным столом. Я сам видел, как грузчики с трудом проталкивают его через дверной проём. С тех пор папа постоянно спрашивал, не хочу ли я поиграть.
Я не хотел.
Когда он поднимал жалюзи на крыше веранды, из окна моей комнаты можно было увидеть, как папа в одиночку гоняет шары. Вчера он заметил, что я на него смотрю, и, хотя я тут же спрятался за занавеску, уже через минуту папа постучал ко мне в дверь и спросил:
– Не хочешь спуститься, сынок? Поиграть со стариком?
– Спасибо, пап, не сегодня.
После этого он сразу ушёл. Знаю, папа старался как мог, но… бильярд? Серьёзно? Как ему вообще в голову пришла эта идея? Да и я твёрдо для себя решил больше никогда не заходить на веранду. Нашего кота Найджела не раз рвало на холодную белую плитку мышами и птицами. Страшно подумать, сколько там всякой заразы! В летнюю жару всё помещение, наверное, так и кишит микробами. Может, ещё и оставался бы малюсенький шанс, что я решусь погонять с папой шары, но Найджел полюбил дремать на бильярдном столе, чем окончательно отбил у меня всякое желание. Он каждый день растягивался на зелёном сукне, словно готовился принести себя в жертву богам бильярда. Теперь стол пришлось бы залить антисептиками. После этого он точно испортился бы, а папа наверняка угробил на него несколько сотен фунтов.
Больше всего в доме мне нравилась моя комната. Надёжно защищённая от микробов. Снаружи было опасно. Никто не понимал, что грязь – это микробы, микробы – это болезни, а болезни – это смерть. Хотя всё довольно очевидно. В своей комнате я умею всё держать в чистоте. Главное – не отлынивать.
Здесь я проводил большую часть времени, так что знал комнату как свои пять пальцев. Вот, например:
1. Передняя правая ножка прикроватной тумбочки шатается и стоит немного криво.
2. Краска под подоконником осыпается. Наверное, из-за того, что я слишком часто протираю это место.
3. Высоко над кроватью отходит кусок обоев, и с определённого угла он напоминает льва.
Не дикого короля джунглей, а забавного мармеладного львёнка. С неряшливой гривой, вытянутой плоской мордой и сползшим глазом. Всё-таки обоям было лет десять, и их уже раз пятнадцать покрывали водоэмульсионной краской. Иногда я разговаривал со львом. Конечно, обращаться к неодушевлённым предметам странновато, но наверняка где-нибудь написано нечто подобное: «Примерно на десятый день несчастный человек, избравший жизнь в четырёх стенах, начинает так изнывать от скуки, что принимается заводить разговоры с вещами, которые его окружают. Это совершенно естественно и не должно вызывать тревоги».
В моём случае день был восьмой. Я снова не пошёл в школу, утро выдалось так себе, и лев-с-обоев смотрел на меня из угла. Я сразу почувствовал на себе его взгляд, потому что давно поглядывал на него, но не решался заговорить. И вот наконец не выдержал.
– Ты, наверное, думаешь: «Ох, бедняжка Мэттью! Разве не грустно, что он целыми днями сидит в четырёх стенах? Даже в школу не ходит! Когда он уже наконец перестанет бездельничать и выползет из своей норы?» Так вот – никогда! Можешь обо мне не беспокоиться. Понял?
Когда я выговорился, мне сразу стало легче. Как будто в споре победил. Мама вот разговаривала с котом, и ничего. Никто не считал её ненормальной. Так что после того случая я стал частенько болтать со львом. По-моему, ничего странного в этом не было. Странно было бы, если бы он мне отвечал. Этого, к счастью, не случалось.
