Дочь олигарха

скачать книгу бесплатно


– Да, Доня?

– Вы с Джими Хендриксом родственники?

– Да, Доня.

– Неужели правда, сэр?

– А ты как думаешь?

Из общей комнаты девятого класса вынесли все вещи, чтобы покрасить, и кто-то обнаруживает под запасами “Боврила” выпускной альбом 1988 года.

Множество выцветших фотографий тощих девочек с нелепыми пышными прическами вклеено в альбом настоящим клеем, а рядом ручкой написаны “Факты о них”: любимые цвета, группы, прозвища и прочее. Все это на удивление скучно – если не считать выпавшего из альбома старого листка бумаги с инструкцией, как мастерить браслеты-феньки. Дэниель тут же хватается за него, потому что обожает делать всякие хорошенькие ретроштуки. Вторую половину альбома заполнили мальчики из лондонской школы Хэрроу. Вклеили туда свои фотографии и тексты песен, которые им нравятся (часто это тексты Ван Моррисона), изложили свои планы на жизнь, перечислили любимых животных (в основном это змеи) и описали свою “идеальную женщину”. Много раз встречается имя Ванессы Паради и ее фотография – в желтой толстовке и мальчишеских джинсах, по современным стандартам она выглядит довольно жирной. Уж точно больше восьми стоунов[10 - стоунов – чуть больше 50 кг.].

Доня говорит, что надо отнести альбом учителю истории.

– Это ведь в каком-то смысле история, – говорит она. – Ну, типа, история народа данной местности.

– Vestiges archеologiques[11 - Археологические реликвии (фр.).], – говорит Тиффани.

Мистер Хендрикс согласен, что альбом – исторический документ, и девочки решают, что им нужно тоже сделать альбом своего выпуска и отправить мальчикам, которые сейчас учатся в Хэрроу. Оказывается, мистер Хендрикс, хоть он и весь из себя марксист-экзистенциалист, на самом деле учился в Хэрроу[12 - Хэрроу – одна из старейших и известнейших британских частных школ для мальчиков.] и сможет договориться с их учителем по истории. А еще там учится брат-близнец Бьянки. Никто понятия не имел, что у Бьянки есть брат-близнец, так что она, может, вообще врет, кто ее знает. Ну и вообще они решили, что сделают все, как в 1980-х: заведут себе такой альбом и отправят его по настоящей почте.

– Сэр, – обращается к мистеру Хендриксу Рейчел, – а вот принцессе Августе не понадобилось вклеивать свою фотографию в альбом, который на самом деле ведь не что иное, как каталог…

– Каталог для секса, – мрачно договаривает за нее Бьянка.

На фотографии, которую она выбрала для альбома, она похожа на стоящего в тени богомола. Огромные глаза светятся над длинной темной полосой – возможно, это на ней черное платье и стоит она, прислонившись к черной стене.

– Какая-то организованная проституция, – соглашается с ней Лисса.

– Catalogue de sexe, – произносит Тиффани, и глаза ее вспыхивают.

Интересно, она все эти слова выдумывает или это правда французский? Никто не знает. Мадам Венсан никогда не говорит с ними на темы, связанные с понятием sexe. Sexe по-французски значит “секс”. Как-то чересчур просто. Раз – и готово.

– Девочки, – говорит мистер Хендрикс. – Если бы у ваших классов еще оставались какие-то очки, я бы их снял. – Что с вами такое? Ведь это же замечательная возможность увидеть воочию, как вершится история.

– Сэр, а может, мы просто в интернет все выложим?

– Девочки, интернет – это совсем другое. И вы сами это понимаете. Давайте подумаем, какой современный штрих мы можем добавить. Какие будут предложения?

В итоге они решают, что добавят к каждому фото и описанию свой номер телефона – возражает только Бьянка, поэтому она вписывает выдуманный номер.

За “Боврилом” нашелся еще и счетчик калорий из доинтернетных времен. Это такая книжка в мягкой обложке, набранная крошечным шрифтом и забрызганная розовыми и коричневыми пятнами – может, варенье и “Боврил”, а может, и нет. Книжечку передают по рукам во время приготовления уроков, пока Син-Джин спит. Игра заключается в следующем: надо найти самое жирное, самое калорийное блюдо. Может, фондю? (Что это вообще такое?) Фондю с картошкой фри. Фондю с картошкой фри, бобами, соусом “Тысяча островов” и тортом с кремом. А еще пирог. Много-много кусков пирога. С картофельным пюре, приготовленным с целой пачкой сливочного масла и несколькими ложками сливок повышенной жирности. Сливок, которые стекают по ложке и с краев тарелки и капают на пол. Люди наступают на эти супержирные сливки, поскальзываются и разбиваются насмерть.

Игру придумала Бьянка.

В прошлый раз она придумывала игру, которая заключалась в том, чтобы находить фотографии знаменитостей с самыми толстыми руками. А до этого нужно было собирать в инстаграме снимки детей, страдающих ожирением. Еще был “Челендж Толстой Балерины”: отыскивать изображения профессиональных танцовщиц, приближать снимок в области задницы, живота или подбородка и располагать части тела по степени жирности.

Позже, уже в постели, Таш достает свой серебряный телефон и заходит на сайт Weight Watchers[13 - Weight Watchers – коммерческая программа диетического питания, основанная на том, что каждому виду продукта соответствует некоторое количество условных “баллов”, и идея диеты – в том, чтобы за сутки не превышать необходимое количество этих самых баллов.]. За день полагается съедать еды на 23 очка. Таш изучает, сколько очков составляют разные ресторанные блюда. Слава богу, она почти никогда не ест индийской еды, потому что приготовленная в ресторане индийская курица тикка масала – это 81 очко. Таш мутит уже от одной мысли. А если добавить к этому рис пилау (20), лепешку наан (28) и парочку луковых баджи (18), получится уже 147 очков. Почти недельная норма очков за один-единственный прием пищи. И это даже без десерта.

Таш врет про свой возраст и вес и регистрируется на сайте.

Тиффани практически все время разгуливает по общей спальне с голыми сиськами, так что и Таш с Лиссой тоже начали так делать. Сиськи Тиффани – это маленькие произведения искусства или шедевры ремесленника: две безупречных перевернутых кверху дном чайных чашки. Коричневого цвета и с розовыми сосками, которые всегда указывают вверх.

Наступает вечер вторника, остается всего несколько недель до того дня, когда они разъедутся на Рождество. Все говорят о поездке в Кембридж, запланированной на следующую субботу, и о дискотеке, на которой, конечно, мальчиков не будет, но зато девочкам разрешат самим выбирать музыку. После того случая в Стивенидже все слушают Азилию Бэнкс, но ходят слухи, что учителя собираются удалить из плейлиста всех исполнителей с маркировкой E[14 - Маркировка E рядом с названиями треков в интернет-фонотеках или на обложках альбомов обозначает присутствие в текстах песен ненормативной лексики.]. Уже почти девять. Все болтаются без дела, скоро спать. Лисса складывает свое нижнее белье в сумку с длинными ручками для завтрашней стирки. Мешает вместе темные и светлые вещи, потому что ей плевать. Таш надела наушники и читает французский “Вог”. Из туалета появляется Бьянка, она полностью одета и даже накинула сверху школьный плащ. У нее никогда не бывает открыто ничего сверх самого необходимого. Всегда в одежде. Даже спит она в странной белой пижаме. Но плащ в помещении обычно все-таки не носит.

– Ти куда? – говорит Тиффани.

Тиффани в Англии уже почти пять лет, но французский акцент у нее все такой же. Она слишком ленивая, слишком француженка и, по правде говоря, просто слишком охренительно крутая, чтобы отрабатывать английское произношение, поэтому произносит все слова так, как будто бы они – французские. Грассирует, проглатывает звук “н”, а слова “нет” и “да” превращаются у нее в долгое страстное рычание.

– Да, куда это ты? – спрашивает Таш. Она переняла акцент Тиффани, и некоторые английские девочки – тоже. Куда это ти?

– К директору домой, – говорит Бьянка.

– Опять? – удивляется Лисса. – Как-то странно. Из-за чего на этот раз?

Бьянка пожимает плечами, как маленькая птичка, которая еще не научилась летать, или как моль, чьи крылья до сих пор перемазаны клезью и прочим мусором, оставшимся от личинки.

– Уи, что ты натворила, Осеан?

Осеан – это французская версия имени “Ханна”. Манон – французская версия “Эмили”. А может, наоборот. Суть в том, что Ханна и Эмили были самыми популярными именами у быдла в год, когда они родились. В более старые времена такими именами были Шерон и Трейси. Во французском таким распространенным у быдла именам соответствуют Осеан и Манон. А в русском какое-то время у народа была мода называть девочек Людмила и Нинель. Наташину мать зовут Людмила. Таш напрягает память, пытаясь вспомнить, как зовут в России девочек ее возраста. Но, похоже, уже забыла.

– Я оскорбила мисс Эннабел. Типа, послала ее нахрен.

– Pourquoi?

– Parce que… Потому что она сказала, что я слишком худая для балета, – вздыхает Бьянка. – Как будто такое вообще бывает. Но я ведь не виновата в том, что худая. Я без остановки что-нибудь ем.

– Ты ведь классно танцуешь!

Это правда. Бьянка танцует слишком классно для того, чтобы заниматься вместе с остальными. Она снова пожимает плечами и будто по волшебству растворяется в холодной ночи.

После этого из соседней двери выходит Рейчел и ведет всех в туалет – показать огромную какашку, которая там лежит. Никто из них в жизни не видел такой здоровенной. Ни у кого даже собаки такой нет, которая могла бы навалить кучу вроде этой. По форме она напоминает ядерную подводную лодку. Неясно, сама ли Рейчел произвела ее или это чья-то еще.

– Бьянка? – спрашивает кто-то.

– Такое в Бьянку не поместилось бы, – возражает Лисса.

Кто-то спускает воду в туалете, но какашка остается на прежнем месте.

Все плетут фенечки. Син-Джин покупает нитки для вышивания в галантерейном магазине в Стивенидже. Делается это так: выбираешь три цвета, которые тебе нравятся, и отмеряешь от каждой нити по два длинных отрезка. Потом связываешь все шесть отрезков одним узлом и с помощью английской булавки…

– Девочки, – кричит Син-Джин, – девочки, я же вам говорила:

прикалывать булавки к колготкам!

Они уже несколько дней ходят по школе с обрезками разноцветных нитей, свисающих с колготок и юбок. В таком вот виде их и вызывают в кабинет директора: Таш, Тиффани, Рейчел, Лиссу, Дэниель и Доню.

– Ладно, – говорит Син-Джин. – Сейчас откреплять некогда. К тому же вряд ли доктор Мун обратит сегодня на это внимание. Давайте. Быстро.

Сесть не на что, поэтому все они стоят перед большим столом красного дерева, и из ног у всех торчат обрывки ниток, как у заброшенных игрушек. На деревянных панелях, которыми обит кабинет, висят мрачные картины. Ни на одной из них не изображена принцесса Августа. Это все мужчины, верхом на лошадях.

Доктор Мун – старый важный господин, который выглядит точь-в-точь как все остальные старые важные господа. Его тело – мешок, набитый мертвыми котятами, а кожа – пыльная антикварная редкость. Ходит он, всегда выразительно прихрамывая, потому что как-то раз попал ногой в крысоловку в колониальной дыре, где служил его отец. В общем, он – иной вид, таких полагается уважать и почитать, и…

Он делает глубокий вдох.

– Доброе утро, девочки.

Повисает неловкая пауза. У директора на лице читается страдание – то ли ему действительно плохо, то ли он просто хочет, чтобы это читалось у него на лице.

– То, что я сейчас скажу, конфиденциально. С другими учащимися об этом говорить нельзя, вам понятно? Предмет нашей беседы – закрытая информация.

Серьезные лица, кивки. Конечно, сэр. Как скажете. Тетя Соня не согласилась бы на такие условия договора, но тети Сони здесь нет. К тому же она, возможно, уже не помнит, каково это, когда тебе пятнадцать и ты вот-вот услышишь секрет от директора школы, в которой учишься.

Доктор Мун долго и тяжело вздыхает – похоже на самолет, который идет на посадку. Наконец самолет останавливается.

– Бьянка умерла, – говорит он. Говорит ровным голосом, без эмоций.

Таш пробирает смех. Она чувствует, что и остальных девочек тоже подергивает. Им всем нестерпимо хочется засмеяться, чтобы…

А, нет, не всем. Доня в обмороке. Син-Джин обмахивает ее чем-то – возможно, “Общим прологом к «Кентерберийским рассказам»”. Может, это даже тот самый экземпляр, к которому прилипли кусочки мертвого шмеля. Она звонит в медпункт. Остальные стоят и изо всех сил делают вид, что они достаточно взрослые, чтобы найти в себе силы принять эту новость без смеха и без обморока. Разве тут возможны какие-то другие реакции? Таш испытывает странное возбуждение – как когда стоишь на краю высокого трамплина. Она чувствует, как кровь пульсирует во всем теле, замечает, что покачивается, хватает ртом воздух, но в обморок не падает. Никто не знает, что делать. Кто первым заплачет? Наверное, от них ждут, что они заплачут? Но если они станут плакать из-за чего-то секретного, ведь другие люди все узнают? А если они не станут плакать из-за смерти подруги, то…

– Я знаю, что вы были с ней близки, – говорит доктор Мун. – И некоторые из вас были ее соседками по комнате. Вот почему вам сообщили первым. Теперь я должен задать вам один очень важный вопрос. Почему, как вы думаете, она умерла?

Син-Джин бросает на него странный взгляд. Короткий, едва уловимый.

С доктором Муном не принято беседовать. Если бы это был доктор Морган или мистер Хендрикс, девочки сейчас задавали бы совершенно неуместные вопросы. Где ее нашли? Когда это произошло? Ну ладно, эти вопросы – уместные, но, услышав, что ее нашли в озере, они бы, возможно, спросили, успели ли рыбы частично объесть ее тело, поинтересовались бы, плыла ли она по поверхности, имели ли к этому отношение ДМ и что бы сказала обо всем этом принцесса Августа. Возможно. Возможно.

Все молчат.

– Я слышал, что вы много сидите на диетах.

Все смотрят в пол.

– Мы прочли дневник Бьянки. В последующие недели будет введено много новых правил. Я надеюсь, вы станете их соблюдать.

Все кивают.

– Сэр… – произносит Рейчел. – А что мы должны отвечать, когда нас будут спрашивать, где Бьянка?

– Ее временно отчислили, – говорит он. – За дурное влияние на одноклассниц. За то, что подталкивала вас сидеть на диетах.

Син-Джин снова бросает на него тот же взгляд.

Если бы это был другой учитель, девочки наверняка ввязались бы в спор. Ведь это объективно идиотская мысль и максимально травмоопасная. Что будет, когда все узнают, что эти шесть девочек умудрились врать на такую ужасную тему? Как это отразится на их будущем? Они смогут написать об этом в своей анкете, когда будут подавать заявку на поступление в университет? Умение врать на очень-очень серьезные темы. Кто знает? Но есть во всем этом что-то очень неправильное.

– Я обсужу это с педагогическим коллективом, – говорит доктор Мун. – Но на данный момент мы приняли такое решение. Между собой вы можете это обсуждать. Мы понимаем, что вам этого захочется. Ваши комнаты находятся в отдалении от остальных, и вам разрешается уходить туда в любой момент в течение учебного дня, если возникнет такая потребность. Но вы должны обещать, что до поры до времени никому не будете об этом рассказывать. Даже родителям.

Тишина.

– Обещаете?

– Да, сэр.

Кровать Бьянки занимает Дэниель. С версией про временное отчисление это не очень вяжется: ну ведь правда странно, когда одну девочку отчисляют и ее вещи тут же сгружают в коробки и убирают на хранение, а ее место занимает другая? А что если, шепчутся другие девочки, а что если Бьянку совсем исключили. Это становится официальной неофициальной версией, хотя о вымышленном временном отчислении даже не было объявлено. Дэниель, похоже, тоже в каком-то подвешенном состоянии. Ее родители разводятся и продают дом в деревне. Мать переезжает в Лондон, а отец перебазируется в Дубай. Она лежит на кровати Бьянки, плачет, слушает “Лемонейд” и плетет фенечку из одной только черной нити. Получается красиво, хотя цвет все время один и тот же. Но это просто Дэниель такая талантливая.

Остальные девочки порхают вокруг, как страницы, вырванные из запрещенной книги, и никто не шутит про какашки или принцессу Августу. Они не плачут – вдруг кто-нибудь увидит. Они относятся к доверенной им тайне очень-очень серьезно. Время от времени смотрят друг на друга и говорят: “Господи”. Если плакать хочется нестерпимо, запираются в туалете и открывают все краны с водой.

В понедельник, никого не предупредив, доктор Мун является в столовую во время завтрака и делает официальное объявление о смерти Бьянки.

Поговаривают об отмене поездки в Кембридж и дискотеки, но тут кому-то приходит в голову идея, что это ведь может быть чем-то вроде поминок Бьянки.

Похороны назначены на следующий понедельник и будут проходить в Лондоне, но родители Бьянки выразили пожелание, чтобы никого из школы не было. Значит, вместо похорон как раз и можно устроить проводы Бьянки – помянуть ее и отдать последние почести. Станцевать под Азилию Бэнкс, и Ариану Гранде, и…

– Ну вы больные, – говорит Бекки с плохими волосами.

Бекки с плохими волосами заполняет заявление на пост старосты. Для этого требуется два рекомендательных письма и сногсшибательное эссе о своей кандидатуре. Хорошо, если ты играл в спортивных командах, участвовал в театральных постановках и досрочно сдавал экзамены по математике. Может, высокий рост – тоже плюс при подаче заявки? Крайний срок приема заявлений – сразу после Рождества. Староста сменяется раз в два года – по-английски это называется то ли biannually, то ли biennially[15 - Biannually (англ.) – два раза в год, biennially (англ.) – раз в два года.] – так что тебя выбирают сразу на десятый и одиннадцатый классы. Староста проводит много времени с доктором Муном и старшими педагогами, которые помогают директору с руководством. Нынешнюю старосту зовут Тереза. Она очень худая, у нее светлые волосы, длинные и тонкие, почти как у… Погодите-ка, это не в нее ли Бьянка была влюблена, когда училась в младших классах? Так и есть, говорит кто-то, Бьянка была ее фенечкой.

Пока остальные планируют сходить к Терезе – у нее крошечная спальня-кабинет в Девичьем крыле рядом с учительским коридором, и она состоит в каком-то никому не понятном французском аристократическом родстве с Тиффани, – Наташа подумывает, не надо ли и ей подать заявку на пост старосты. Все дело в том, как директор говорил с ними про Бьянку. Ну да, ладно, он соврал про то, что это секрет, и про то, что он им доверяет и считает их особенными, но Таш понравился его серьезный тон. Ей хочется, чтобы учителя всегда разговаривали с ней вот так.

К тому же никто не хочет, чтобы старостой стала Бекки с плохими волосами. А Бекки с плохими волосами уже нависает вполне реальной угрозой. Она вместе со своими подружками Беллой и Эль учредила группу противников Аны – возможно, из-за слухов о том, что Бьянка состояла в группе Ана-последователей. Но на самом деле это все та же озабоченность едой и легальный повод заглядывать на отвратительные страницы в Pinterest с хештегом #анорексия и читать там инструкции, как голодать и не падать в обморок, но она это так подала учителям, что ее действия выглядят здорово и сознательно. Ей поручили провести опрос и взять несколько интервью, чтобы выяснить, как девочки в школе относятся к еде и диетам. Все до единой врут. Девочки, которые регулярно съедают по два куска пирога с патокой, утверждают, что никогда его не едят. А те, которые пирог с патокой прячут и выбрасывают, уверяют, что всегда его едят. Статистика выходит просто поразительная. Получается, что от диет жиреют! А от постоянной жратвы – худеют. Кто бы мог подумать?

Но вот что плохо: 90 процентов школы страдает от того или иного вида пищевых нарушений.

– Так, – говорит доктор Мун. – Пора действовать.

Специалисты по пищевым нарушениям похожи на преступников. Их зовут Тони и Доминик. Они из Шотландии. У Тони бритая голова, на нем практичная одежда и походные ботинки. Наверное, он надеется выдать это за стиль нормкор, но видно, что он просто вот так дешево одевается. Его как будто только что выпустили из тюрьмы. А у Доминика бегающие глазки. Обут в черные “конверсы”, потому что пытается сойти за молодого. К черным “конверсам” надел черные джинсы в обтяжку и черную футболку. Тони и Доминику, похоже, под пятьдесят, а может, и за. Все силятся найти в них что-нибудь сексуальное, но не находят буквально ничего, и это очень обидно, потому что девочкам ужасно надоел мистер Хендрикс, а доктор Морган никому не нравится – ну, никому, кроме Бекки с плохими волосами. У него изо рта пахнет так, что прям…

– Ладно. Обойдемся без доброго утра и прочего дерьма, – говорит Доминик. – Эта хрень – серьезное дело.

Син-Джин громко вздыхает и украдкой переглядывается с мадам Венсан.

Бекки с плохими волосами подвигает свой стул чуть ближе. Это оранжевые пластиковые кресла из театральной студии, от которых зимой у всех ужасно электризуется одежда, а летом потеют ляжки. Но зато они легкие и хорошо штабелируются, так что их выписали для школы несколько сотен штук. Неубиваемые. То же самое можно сказать и про специалистов по пищевым нарушениям. Ведь их тоже откуда-то выписали, да? Но откуда? Типа, где вообще можно найти двух врачей, которые так сильно похожи на педофилов?

Понятно, где: в интернете.

– Вы все здесь из-за того, что у вас какие-то пищевые нарушения, – объявляет Тони.