скачать книгу бесплатно
Полетевшая
Анна Толстопятова
Главных героинь в книге три: молодая преподавательница рисования Клео, её мать Светлана и юная ученица Клео – Яна. Все они переживают сложные моменты в жизни. Клео – взрослая молодая женщина, но её отношения с матерью тяжелы и изматывающи. Яна тоже разделена с родителями невидимой стеной непонимания и отчуждения. Светлана мучительно переживает обман любимого человека. Второстепенные герои тоже сталкиваются с трудностями в жизни: игромания, расставание, страхи, непонимание, одиночество, мысли о суициде. Сможет ли каждый из них справиться со своей болью?
Анна Толстопятова
Полетевшая
Спрыгнувший с высоты
будет вновь и вновь
падать в самую
бездну преисподней.
ЧАСТЬ 1. САША
Клео
В голове бухало в такт биению крови.
– Открывай! Все равно, доберусь до тебя!
– Дергай дверь!
– Быстрее, пока физручка не пришла!
Удары кулаков с той стороны тоже попадали в такт, выбивая стаккато из сухого дерева. Пахло пылью, безысходностью и немного хлоркой.
В целом у меня не возникало вопроса, почему я. В каждом классе обязательно найдется счастливчик, на чью голову будут сыпаться те самые безобидные шуточки и кто в любой игре будет водящим.
Начало было положено еще полгода назад, когда Зинаида Геннадьевна знакомила меня с классом.
– Клеопатра Яковлева?
– Я, – вставая из-за парты, я всей кожей ощутила насмешливые взгляды группы девиц и удивленные – одноклассников, явно обративших внимание не только на необычное имя, но и на выдающийся рост.
Мама перевела меня в новую школу после переезда, которым закончился болезненный и длительный развод. После того, как она обнаружила отца, зажимавшего в углу свою студентку, мама как-то резко закаменела лицом и чувствами, хотя и раньше не отличалась сердечностью.
Как же я попала в шкаф для инвентаря?
Мельникова с бандой выслеживали меня со вчерашнего дня.
– Дай списать, – Элла не утруждала себя лишними словами, хотя возможно, просто на баскетбольных тренировках все вежливости выбились из ее головы под стук пружинящего мяча.
В целом, я старалась не идти на открытые конфликты, да и к списыванию относилась спокойно. Мама всегда говорила, что свою голову на другие плечи не переставишь. Но вчера день с самого утра испытывал мое терпение – сначала я долго слушала, как за стенкой ругались родители, а по дороге в школу меня с ног до головы окатила из лужи пролетевшая мимо машина.
– Сама пиши, – я локтем закрыла ответы.
Сегодня утром я специально опоздала на алгебру, минуя пустынные коридоры, пронизанные холодными стрелками солнечных лучей, хранящие отзвуки утренней суеты, проскользнула в класс, когда все уже расселись по местам. Потом два урока я успешно избегала лобового столкновения, задержавшись в классе с историчкой, задав бессмысленный вопрос по уроку.
– Можно выйти?
– Две минуты осталось до конца урока, потерпи!
– Екатерина Евгеньевна, пожалуйста, мне очень надо!
– Иди! – она всё равно на своем уроке всегда спешила закрыть класс, как только последний ученик перешагнет за порог в переполох перемены.
А вот физкультура подкачала, я засмотрелась на Смирнова, который в невероятном прыжке точно отправил мяч в корзину. Меня завораживала хрустальная четкость движений и умение владеть своим телом и всеми его бесчисленными мышцами и сухожилиями. Это наука мне никогда не была подвластна, в отличие от остальных. Борьба с собственным телом давно стала привычной. Я постоянно словно удивлялась количеству частей тела, которые существовали казалось сами по себе и не подчинялись общей логике.
Даже мой ежедневный маршрут от кровати до завтрака щетинился неожиданными углами и преградами.
– Думаешь, самая умная? – Резкий оклик выдернул меня обратно в затхлое пространство шкафа.
– Открывай!
– Лучше выходи по-хорошему!
Костяшки пальцев белели в темноте, выдавая судорожную напряженность тела. За тонкой фанерой раздавались маты и сопение, приглушенные вынужденной скрытностью нападавших. Казалось, там буйствовала слепая толпа, объединённая злостью, не находящей выхода.
– Почему не переодеваемся? – Сварливый голос прозвучал сиреной к отступлению. Разочарованные выдохи подтвердили мою догадку.
Давно так не радовалась учителю. Я резко выдохнула. Перед глазами заплясали чёрные точки, видимо, последние пару минут я даже не пыталась дышать.
Не сказать, что это сидение в шкафу было чем-то из ряда вон выходящим. В школе я давно привыкла сливаться со стенами и утопать в объятьях тёмных углов. Но каждый раз после этих инцидентов, как называл их наш завуч, подходивший более для армейского плаца, чем для учительской, меня захлестывало удивление. Я отстраненно наблюдала, как кровожадно изменяются лица одноклассников и пустеют глаза, смазывая всякую разницу черт, превращая группу в племя.
Я не боялась физической боли. Даже иногда царапалась и резалась нарочно, наблюдая реакцию кожи на инородное вторжение. Робкие мурашки, как беззащитные солдаты поднимались нестройными рядами против чего-то враждебного без всякой надежды на победу. Но попадаясь каждый раз, зажата чужими телами в угол, я ощущала какую-то вселенскую безысходность, которая окутывала меня серым одеялом безразличия.
Да и не только школьные неурядицы погружали меня в состоянии созерцания. Любая конфликтная ситуация словно вытаскивала часть меня из тела, сажала рядом на скамеечку с кульком семечек, наблюдать отстраненно за происходящим, а остальная я просто выключалась, как лампочка.
Бывало и иначе, например во время стычек с мамой или других действительно серьезных происшествиях, я выходила из текущего момента, проваливалась в глухую темноту и размышляла о том, когда я умру. Потом размышлять об этом становилось скучно, я начинала придумывать, как бы мне это время приблизить, а ещё лучше взять решение этой проблемы в свои собственные руки, чтоб уж наверняка.
Как вы успели заметить, странное имя – не самая большая моя проблема. Хотя я частенько задавалась вопросом, как бы изменилась моя жизнь, если бы не папино увлечение Египтом. Когда я родилась, мои предки ещё переживали период влюблённого единомыслия, мама ещё не обрела привычку быть против всего, что предлагалось отцом. Имя Клеопатра было принято безоговорочно, с восхищением и искренней надеждой, что оно дарует мне поистине выдающуюся судьбу.
Кстати эпоха всеобщей любви и всепрощения стремительно канула в лету, едва я успела пойти в пятый класс. И началась эпоха великого противостояния, когда моё имя гораздо больше подошло бы моей матери.
– Дай, пожалуйста.
– Сама возьми, королева тут нашлась.
– Тебе сложно?
– Я ничего не должен!
– Давай не при ребенке!
– Можешь разговаривать спокойно?!
– Достала!
– Как ты мне надоел!
Я предпочитала отсиживаться в комнате, наедине со своими представлениям о мире, точнее о его конце.
Не могу сказать, что наша семья особо выделялась из общего ряда. Средний достаток, обычный развод, да и необычные имена не были столь необычны в это время. В прошлом году 12 новорожденных назвали в честь главного героя поттерианы – Гарри. Кроме того, сейчас даже в нашем городе проживают тринадцать Марсов, пять Зевсов, четыре Февроньи, Люций и Марселина.
После громкого разоблачения отец достаточно быстро выпилился из нашей жизни, тихо самоустранился, обзавёлся новой семьей и стал интересоваться моими делами ещё меньше, чем раньше. Скучающие "Привет, как дела?" превратились в просто "Привет" раз в месяц. Он оставил мне энциклопедию Египта и смутные воспоминания, как мы летели с горы на санках.
Отныне в моей жизни воцарились твёрдые убеждения мамы, как будет правильно, взрывные скандалы, как должно было быть, сожаления о несложившемся и многочасовые одинокие самокопания. Не могу сказать что что-то изменилось глобально. Не считая тотального несчастья матери.
Светлана Павловна
– Да вот только Клепу на работу проводила, – Светлана Павловна прижимала трубку к уху плечом, руки проворно летали над доской, превращая овощи в крошево.
– Нет, не звонила еще, – подруга переживала, что дело затягивается.
– Собираюсь.
– Ну слушай, мне сказали, что он просто дока в таких делах, хотя… честно говоря, у меня уже никаких сил не осталось.
– Да, давай тогда после обеда.
– Ага, и я тебя.
Она сполоснула руки, тщательно вытерла полотенцем и только потом взяла мобильник, нажала на уже замолкшем телефоне отбой.
– Обед сам себя не сварит, – голос звонко разносился по пустой кухне. Светлана Павловна убрала светлую прядь за ухо и продолжила готовить. Раньше она любила готовить, но, когда муж ушел, радость от создания вкусной стряпни растаяла, готовка превратилась в ежедневную повинность, которой она сама себя связала, ребенка же кормить надо. Дочь выросла и уже не нуждалась в такой заботе, но привычка осталась. Каждый человек должен раз в день есть суп.
Спустя пару часов, она взглянула на циферблат, поймавший случайный солнечный луч, охнула, время не стояло на месте, и пошла в ванну. Приняла душ, быстро, по-деловому, даже в выходной день она не тратила времени попусту. Оглядела себя в зеркале – строгий костюм с прямой юбкой, серый шел к глазам, яркий изумрудный всполох на серебряной цепочке – наследство от мамы, серебряный кулон с малахитом – и чуток помады. Готова.
Она закрыла дверь на два замка, посчитав про себя повороты ключа, дернула ручку, удостоверяясь, спустилась по приятной прохладе подъезда. Подавила порыв вернуться и проверить, заперта ли дверь. Привычно кивнув соседке, вдохнула солнечный воздух и направилась к остановке.
Троллейбус проскрипел дверями и пополз по накатанному маршруту. Светлана Павловна села у окна, утренняя суматоха офисных работников уже схлынула, и можно было уютно скользить взглядом по проплывающей зелени деревьев, купавшихся в солнечных лучах, изредка застревая взглядом на знакомых мелочах улицы. Она прожила тут всю жизнь, не считая сочинского инцидента. Женщина поморщилась, отгоняя непрошеные воспоминания. В этой подворотне ее первый раз поцеловал будущий муж, тогда еще нескладный и длинноволосый, вот ворота парка, где она часами гуляла с коляской, потому что дочь плохо засыпала, булочная на углу, откуда всегда по улице разносился аппетитный аромат свежего хлеба.
С адвокатом они должны были встретиться в кофейне, Светлана Павловна толкнула высокую стеклянную дверь и вошла в приятную прохладу. Официант за стойкой даже не поднял головы, хотя колокольчик радостно возвестил о появлении клиента. За дальним столиком сидели две девушки, заговорчески склонившись друг другу, мужчина у окна читал газету, ожидая заказа. Адвоката не было видно.
Светлана Павловна неприязненно поджала губы, пунктуальность была ее пунктиком, и села за столик у окна. Девицы разразились визгливым хохотом, официант не шел.
– Молодой человек! – она сама не узнала свой голос, неожиданно резко прозвучавший. Парень был глубоко погружен в свои мысли, опущенные уголки губ, красные от недосыпа глаза. Ноль реакции.
Светлана Павловна повернулась к стойке, и не особо напрягая глаза, благо с возрастом дальнозоркость прогрессировала, прочитала имя за золотом прямоугольнике бейджа:
– Павел, – молодой человек не шевельнулся.
– Павел! – мужчина бросил на нее взгляд из-за газеты, видимо, прозвучало слишком грубо, зато официант наконец обратил на нее внимание.
– Простите, – он надел на лицо профессиональную улыбку и направился к женщине.
– Что будете заказывать?
– Кофе, чёрный, – она постаралась еще убрать резкость из тона, – и шарик мороженого, пожалуйста, – тут уже даже получилось улыбнуться. Такой кофе напоминал ей детство, одно из ярких впечатлений, когда отец брал ее на работу, и особенным удовольствием был такой десерт в университетской столовой, одновременно и сладкий, как хотелось, и взрослый, что говорило о том, что папа воспринимает ее на равных.
– Манго, малина, маракуйя,.. – начал перечислять Павел.
– Обычное, пожалуйста, ванильное, – оборвала она его.
– Сейчас сделаем, – слегка карикатурно поклонился.
– Спасибо.
Яна
Привет, дневник, меня зовут Яна. Мне посоветовал тебя завести мой психолог, который обещал маме меня исправить. Хотя я не очень понимаю, как это можно сделать. Он сказал мне просто писать любые слова и мысли, которые приходят мне в голову. Обычно мне в голову не приходит ничего веселого. А еще на приеме он говорил, мне надо написать стараться вспомнить и написать что-то веселое, чтобы отпустить все то плохое, что сегодня было. Ты меня понимаешь? Поэтому я сейчас ничего писать не буду, а просто буду думать обо всем, что со мной сегодня произошло. Сегодня была в студии на рисовании. Показала ей картинку. Я думала, что моя учительница будет меня ругать, а она вела себя очень мило. Она была просто рядом со мной. Она мне все объяснила, где хорошо, а где ошибки. А если что-нибудь непонятно, то я могу спросить. Она немного старше меня, но мы очень хорошо знаем друг друга. Правда, сейчас мы проводим вместе мало времени, но зато когда гуляем вместе, мы болтаем обо всем на свете. Очень много хороших воспоминаний у меня с ней связано. Да, это очень круто, когда человек близкий по духу. Я не знаю, что бы я делала, если бы ее не было. Она очень хорошая и добрая. Она умная девушка, и поэтому я очень ее ценю. Да. Мы с ней часто болтаем. На всякие разные темы. Не хочу идти в школу. Интересно, сколько мне еще писать. Петр Андреевич сказал писать минимум три страницы. оказывается, это нелегко. Написать столько букв. Особенно, если мне приходится писать про себя. Не знаю, что еще написать интересного. Да и неинтересного тоже. На окне сидит голубь, наверно, он устал. Попробую еще завтра написать что-то. Хотя не думаю, что из этого выйдет что то полезное. Ведь у меня всё так плохо получается.
Клео
Солнце жизнерадостно пробивалось сквозь остатки ночного сна, отодвигая смутные тени, черпающие силу ночью.
– Клепа, опоздаешь!
Я потянулась. Из кухни привычно пахло гренками и свежесваренным кофе. Лето зацепило даже маму, сегодня её голос звучал против обыкновения почти счастливо. Тугие струи воды разогнали остатки сна, и даже старые трубы, казалось, пели в такт птицам за окном. Скользнув в любимые джинсы, я натянула майку, одним движением собрала волосы в хвост и вышла на кухню.
Лучи плясали на двух щербатых чашках, застревали в ароматном паре над горкой золотистых гренок, устроившейся на тарелке из бабушкиного сервиза.
– Опять копаешься, садись уже!
Мать плотнее запахнула халат. В ярком свете заметнее были морщинки в уголках глаз и горестная складка у губ. Давно я не видела, чтобы она улыбалась по утрам. Последний раз был, наверно, когда у нее шел конфетно-букетный период с Вячеславом, быстро скатившийся в бездну отрицания, принятия и прочих этапов несчастья.
Я откусила кусочек поджаренного хлеба, румяная корочка приятно хрустнула на зубах.
– Опять в свою студию потащишься?
Хрупкая красота утра рассыпалась осколками. Кто-то явно был настроен на скандал.
– Не начинай, а.
– А я ещё и не начинала!
– Мам, мы это уже тысячу раз обсуждали. У меня всё в порядке. Меня всё полностью устраивает, – мне хотелось вернуть спокойствие утра.
– Конечно, устраивает её! Такая же небожительница, как твой отец! – начинается.
– Давай не будем!
– Конечно, не будем! Ох уж мне эти тонкие натуры. А как в магазин идти, еду готовить – так я сразу. Приземленная.
– Мама, завтра уже зарплата, – я не оставляла попыток, – не переживай.
