скачать книгу бесплатно
Моря схватила Дуничку – и давай бог ноги.
– Пусти – я девчонку догоню, – взмолилась к лешему кикимора.
Стучит сердце. Как ветер летит Моря. Дуничка её ручками за шею держит…
Уже избушка видна… Добежать бы…
А сзади – погоня: вырвалась кикимора, мчится вдогонку, визжит, на сажень кверху подсигивает…
– Бабушка! – закричала Моря.
Вот-вот схватит её кикимора.
И запел петух: «Кукареку, уползай, ночь, пропади, нечисть!»
Осунулась кикимора, остановилась и разлилась туманом, подхватил её утренний ветер, унёс за овраг.
Бабушка подбежала. Обняла Морю, взяла Дуничку на руки. Вот радости-то было.
А из яра хлопал деревянными ладошами, хохотал старый дед-леший. Смешливый был старичок.
Дикий кур
В лесу по талому снегу идёт мужик, а за мужиком крадётся дикий кур.
«Ну, – думает кур, – ухвачу я его».
Мужик спотыкается, за пазухой булькает склянка с вином.
– Теперь, – говорит мужик, – самое время выпить, верно?
– Верно! – отвечает ему кур за орешником…
– Кто это ещё разговаривает? – спросил мужик и остановился.
– Я.
– Кто я?
– Кур.
– Дикий?
– Дикий…
– К чему же ты в лесу?
Кур опешил:
– Ну, это моё дело, почему я в лесу. А ты чего шляешься, меня беспокоишь?
– Я сам по себе, иду дорогой…
– А погляди-ка под ноги.
Глянул мужик, – вместо дороги – ничего нет, а из ничего нет торчит хвост петушиный и лапа – кур глаза отвёл.
– Так, – сказал мужик, – значит, приходится мне пропасть.
Сел и начал разуваться, снял полушубок.
Кур подскочил, кричит:
– Как же я тебя, дурака, загублю? Очень ты покорный.
– Покорный, – засмеялся мужик, – страсть, что хочешь делай.
Кур убежал, пошептался с кем-то, прибегает и говорит:
– Давай разговляться, подставляй шапку, – повернулся к мужику и снёс в шапку яйцо.
– Отлично, – сказал мужик, – давно бы так.
Стали яйцо делить. Мужик говорит:
– Ты бери нутро, – голодно, чай, тебе в лесу-то, а я шелуху пожую.
Ухватил кур яйцо и разом сглотнул.
– Теперь, – говорит кур, – давай вино пить.
– Вино у меня на донышке, пей один.
Кур выпил вино, а мужик снеговой водицы хлебнул.
Охмелел кур, песню завёл – орёт без толку…
Сигать стал с ноги на ногу, шум поднял по лесу, трескотню.
– Пляши и ты, мужик…
Завертел его кур, поддаёт крылом, под крылом сосной пахнёт.
И очутился мужик у себя в хлеву на тёплом назме…
Пришла баба от заутрени:
– Это ты так, мужик, за вином ходил…
– Ни-ни, – говорит мужик, – маковой росинки во рту не было, кур дикий меня путал.
– Хорошо, – говорит баба и пошла за кочергой. Принесла кочергу да вдруг и спрашивает: – Ну-ка повернись, что это под тобой?
Посмотрела, а под мужиком лежат червонцы.
– Откуда это у тебя?
Стал мужик думать.
– Вот это что, – говорит, – кур это меня шелухой кормил… Дай Бог ему здоровья…
И поклонились мужик да баба лесу и сказали дикому куру – спасибо.
Иван-царевич и Алая-Алица
Скучно стало Ивану-царевичу, взял он у матушки благословение и пошёл на охоту. А идти ему старым лесом.
Настала зимняя ночь.
В лесу то светло, то темно; по спелому снегу мороз потрескивает.
Откуда ни возьмись выскочил заяц; наложил Иван-царевич стрелу, а заяц обернулся клубком и покатился. Иван-царевич за ним следом побежал.
Летит клубок, хрустит снежок, и расступились сосны, открылась поляна, на поляне стоит белый терем, на двенадцати башнях – двенадцать голов медвежьих… Сверху месяц горит, переливаются стрельчатые окна.
Клубок докатился, лунь-птицей обернулся: сел на воротах. Испугался Иван-царевич – вещую птицу застрелить хотел, – снял шапку.
– Прости глупость мою, лунь-птица, невдомёк мне, когда ты зайцем бежал.
– Меня Алая-Алица, ясная красавица, жижова пленница, за тобой послала, – отвечает ему лунь-птица, – давно стережёт её старый жиж[1 - Жиж (огневик) – дух огня в народных верованиях восточных славян.].
– Войди, Иван-царевич, – жалобно прозвенел из терема голос.
По ледяному мосту пробежал, распахнул ворота Иван-царевич – оскалились медвежьи головы. Вышиб ногой дверь в светлицу: видит – на нетопленой печурке сидит жиж, голова у него медная, глазами ворочает.
– Ты зачем объявился? Или две головы на плечах? – зарычал жиж.
Прицелился Иван-царевич и вогнал золотую стрелу между глаз старому жижу.
Упал жиж, дым повалил у него изо рта, вылетело красное пламя и поняло терем. Иван-царевич побежал в светлицу. У окна, серебряными цепями прикована, сидит Алая-Алица, плачет… Разрубил цепи, взял Иван-царевич на руки царевну и выскочил с ней в окошко.
Рухнул зимний терем и облаком поднялся к синему небу. Сбежал снег с поляны, на земле поднялись, зацвели цветы. Распустились по деревьям клейкие листья.
Откуда ни возьмись прибежали тоненькие, синие ещё от зимнего недоеда, русалки-мавки, закачались на деревьях; пришёл журавль на одной ноге; закуковала кукушка; лешие захлопали в деревянные ладоши; позык аукался.
Шум, гам, пение птичье…
И по синему небу раскатился, загрохотал апрельский гром.
И узнали все на свете, что Иван-царевич справляет свадьбу с Алой-Алицей, весенней царевной.
Странник и змей
Багряное солнце садилось над мёрзлым бурьяном, скрипели журавли колодцев, вдова Акулина пела у окошка горемычную песню, а по деревне проходил странник. Полушубок на нём древний, из дыр овчина торчит, лыковая котомка за плечами.
Ни молод странник, ни стар, а взглянешь на него – под усами умильная улыбка, глаза серые, ласковые, смешливые.
Подходит он к Акулининому двору, шапку снял и говорит ласково:
– Скучно тебе, милая?
Увидала странника Акулина, кинулась за ворота.
– Странник божий, войди, сделай милость.
Взошёл странник, сел на лавку. Угощает его вдова, а сама пытает – откуда да куда, не слыхал ли про счастье: лежит, говорят, оно в океане, под горючим камнем.
Странник наелся, напился, ложку положил и спрашивает:
– Ну а ты, милая, всё маешься?
Забилась Акулина на лавке.
– Такая маета – сказать не можно: сушит змей белое моё тело, сосёт сердце, ночи до утра глаз не смыкаю, а в полночь свистнет над крышей, рассыплется искрами и встанет на дворе – не зверь, не человек…
Улыбается странник, светятся глаза его.
– Силён враг, Акулина, трудно тебе, трудно. А ведь свистнет – опять побежишь?
Заголосила Акулина:
– Страшно мне, ночь придёт, сама ко врагу потянусь, а днём руки бы на себя наложила.
Погладил её по голове странник, и затихла молодая баба.
– Тётенька Акулина, – позвал в окно девичий голосок, – на посиделки тебя кличут, пойдёшь?
А потом поглубже заглянул любопытный глаз.
– Ты и странника приводи, сказку скажет!
Рассмеялась и убежала, а странник говорит:
– Что же, Акулина, пойдём, куда зовут.
Акулина ушла за перегородку прибираться, а странник у окна запел:
– Ходила во синем море,
