скачать книгу бесплатно
Семь недель в чужом теле
Андрей Толоков
Два человека, абсолютные тёзки, даже рождённые в один день, совершенно случайно встречаются в маленьком портовом городе. Один из них богатый влиятельный человек, другой – простой моряк. Волей судьбы они оказываются на одной океанской яхте. Яхта терпит кораблекрушение. Оба наших героя попадают в очень необычную ситуацию. Их жизни смешиваются в один фантастический клубок. Смогут ли они пережить посланные им испытания?
ЭПИГРАФ
…Я посылаю перед тобой Ангела хранить
тебя на пути и вести в то место, которое
Я приготовил.
Исх. 23,20
Глава первая. День не задался
Противный, вытягивающий нервы лязг дверного засова, разбудил Андрея. Он уже несколько дней как потерял счёт времени. Казалось бы, всего пятнадцать суток, но слились они в один мутный день вперемешку со смрадной ночью.
– Севастьянов, – прохрипел уставшим сонным голосом сержант. – На выход.
Андрей медленно встал, свернул матрац, подушку и пошёл к двери.
– С друганами–то, попрощайся! – сделал замечание сержант.
– А чего с ними прощаться? – буркнул Андрей. – Один хрен, завтра увидимся.
– Невоспитанный ты человек, Севастьянов.
– Был бы воспитанный, не сидел бы здесь пятнадцать суток, – ответил Андрей, протискиваясь между железной дверью и сержантом. – Бельё куда нести?
– Пошли, невоспитанный, покажу, – сказал сержант, запирая дверь камеры на толстый железный ключ.
Через полчаса Андрей Севастьянов вышел из ворот спецприёмника номер два. Обернулся и, увидев красную казённую табличку на стене, поморщился. Пятнадцать муторных дней за этим забором показались вечностью. Андрей посмотрел на небо. Яркое и уже припекающее майское солнце полоснуло по глазам и заставило прикрыть их рукой. Андрей постоял ещё немного, размышляя над тем куда податься. Можно было сразу пойти в любимую пивную. Благо, в кармане оставалась мятая пятисотка и кучка мелочи, а можно пойти домой. Дома, конечно, приём будет жёстким. Зинка может и сковородой приголубить. Бывало уже такое. Лучше идти в пивную. Наверняка кто–нибудь из друзей уже там, гасит похмельный пожар. А пятьсот рублей это целое состояние. Решение оказалось взвешенным и Андрей повернул налево, в пивную. Зинка подождёт.
Конец мая в приморском городе время шикарное. Солнышко днём уже плавит мостовые, а ночная прохлада, заползающая в город со стороны ещё непрогретого моря, быстро охлаждает камни. Этот баланс создаёт неповторимый комфорт южного города. А море с безупречно чистой прохладной водой, стаскивает хитрыми волнами маленькие круглые камушки, потихоньку воруя их у пляжа.
Севастьянов шёл неторопливо. Он хотел надышаться вольным воздухом, которого так не хватало в спецприёмнике. Прогулка всего час в сутки. Как говорил его сокамерник Коля: «В Освенциме и то больше воздуха было!» Он, Коля, недоумок, не знал, что совсем не воздухом там люди дышали. Что с него взять – дегенерат. Андрей вспомнил инфантилизм сокамерника и так громко сплюнул, что проходившая мимо пожилая пара сильно удивилась.
– Прошу не напрягаться, – пояснил старикам Андрей. – К вам это не относится.
Мужчина кивнул и что–то шепнул своей спутнице на ухо. Андрей и пожилые люди пошли своими дорогами.
Пивная под непритязательным названием «Пельмени и Пиво», находилась на углу Набережной и Цветочного бульвара. Меню в этом заведении не было. Нет, было, конечно, что–то невнятно написанное мелом на чёрной доске, похожей на школьную, но это скорее для соблюдения правил, чем для посетителей. Все завсегдатаи цены знали наизусть. И если вдруг хозяйка Тая, поднимала на что–нибудь цену, то вся местная общественность бунтовала. Могли даже устроить бойкот. Длился он, конечно, недолго,– максимум полчаса. Дальше «горящие трубы» постоянных посетителей делали своё гнусное дело, срывали общественное порицание. Но все же Таисии приходилось делать вид, что она идёт на уступки.
И вот этим майским утром, Андрей Севастьянов, моторист траулера «Буревестник», списанный на берег за беспробудное пьянство месяц назад, подошёл к любимому заведению. Андрей застыл перед дверью. Если бы на нём была шляпа, Севастьянов бы её снял. Для него «Пельмени и Пиво» была сродни храму. Андрей прокашлялся, будто собирался произнести какую–то важную фразу, и вошёл внутрь.
Как он и предвидел, внутри уже толпились страждущие. Как только кружка с холодным пивом попадала в руки одного из них, содержимое волшебным образом испарялось. И тут же пустой сосуд шумно опускался на прилавок с требованием как можно быстрее наполнить его снова. А вот вторая кружка уже добиралась до столика почти нетронутой. Обладатель живительной прохладной влаги садился на стул и гордо приподнимал голову, наслаждаясь своей исключительностью.
Андрей, соблюдавший сухой закон в течение пятнадцати дней, смотрел на всё это с неким удивлением. Отвык. Особенно удивляло его то, как быстро пол–литра пива исчезало в чреве жаждущих.
– Копперфильды, мать вашу, – выругался Андрей и направился к прилавку.
– О, Севастьянов, пропащая душа! – воскликнула Таисия, вытирая мокрые руки о фартук. – Где пропадал? Неужели опять мотористом устроился? Глянь, трезвый как стёклышко.
– А тебе я погляжу, милее Севастьянов пьяный в хлам, – дерзко ответил Андрей и небрежно бросил на прилавок мятую пятисотку. – Пиво налей.
– Значит, не устроился на работу, – сделала вывод Тая. – К пиву что–нибудь брать будешь?
– Что вы бабы за народ, а? – продолжал ворчать Андрей, будто и не слышал вопрос Таисии. – По вам все мужики должны быть как кони. Пахать, пахать, пахать. А где свобода? Где время для души? Для любви, наконец, а? Перевелись женщины на земле нашей русской. Одни бабы остались.
– Ой, раскудахтался! – Тая поставила на прилавок бокал пива и застыла в позе «руки в боки». – Какая тебе любовь, Севастьянов? Ты же однолюб. У тебя же любимая жена – пол–литра. Иди уже. Вон кореша ждут. Соскучились.
Андрей сгрёб с прилавка сдачу и, зажав её в кулаке, пошёл за свой любимый столик. К нему, было, хотел подсесть местный алкаш по прозвищу Плюшка. Этот вообще никогда не имел денег и вечно допивал за кем–нибудь или выклянчивал немного. Но на этот раз Севастьянов грубо «отшил» Плюшку и остался за столом один.
Бывает же такое, если день не задался, то не задался. С утра вроде всё было неплохо. Как случилось так, что сдача, которую Андрей положил на стол, исчезла, непонятно. Он только на мгновение подошёл к прилавку за новой порцией пива. Стукнул по карману и вспомнил, что оставил деньги на столе. Когда обернулся, денег уже не было. Тая, зараза, в долг пиво не давала.
– Кто слизал бабки? – громко спросил Андрей у присутствующих.
Ответа не последовало. Севастьянов понял, что деньги ему не вернут. Это была первая неприятность, которая случилась в этот день. Но, как оказалось, не самая плохая.
Квартира, в которой жила Зина, гражданская жена Андрея, была на четвёртом этаже старой «хрущёвки». Внешний вид дома напоминал нечто среднее между бетонным бункером и обшарпанным сараем. Андрей подошёл к двери подъезда и застыл. Ноги не несли его к Зине. Но куда податься? Конечно, у Андрея был «запасной аэродром», но это на крайний случай. А он ещё не наступил. Андрей запустил руку в карман. Ещё пятнадцать дней назад там была зарплата, не Бог весть какая, но зарплата. А это был пропуск для благополучного возвращения к Зинке. Теперь рука нащупала в кармане только маленькую горстку монет. Ничтожно мало. Севастьянов всей шкурой своей почуял, что ничего хорошего его на четвёртом этаже, в квартире номер тридцать, не ждёт. «Нет, – подумал Андрюха, – надо было идти к Юрке. По чьей же воле меня ноги сюда принесли? Если сейчас дверь подъезда не откроется, уйду, – твёрдо решил Севастьянов».
Именно в этот момент дверь подъезда распахнулась и на пороге появился сосед Гриша, по прозвищу «примерный папаша». На самом деле никаким примерным он не был. Так же как все в этом дворе Гриша почти каждый день приходил домой пьяным. Бывало, что и приползал, но каждый день, но домой. Когда Гриша чувствовал, что вот–вот уйдёт с головой в мир Диониса, он заплетающимся языком сообщал собутыльникам: « Всё, братцы, я готов. Я домой. Меня там дочки ждут. Пока». У Гриши всегда в кармане было две конфетки для дочерей. Отсюда и прозвище такое – «примерный папаша».
Гриша с полминуты смотрел на Севастьянова, пытаясь идентифицировать фигуру, стоящую в метре от него. Видимо, вчера у Гриши был перебор. Он никак не мог остановить блуждающий взгляд. Его не слушались не только ноги, но и глаза.
– О! Ты, Андрюха, что ли? – наконец просипел Гриша. – А я думал, ты помер.
– Ты чё! – возмутился Севастьянов. – С дуба рухнул?
– Да…это… потом… – невнятно мычал Гриша.
– Иди куда шёл, чепушило! – нагрубил Андрей и, отодвинув пьяное тело, прошёл в подъезд.
Андрей остановился перед квартирой номер тридцать. Немного отдышался и собрался постучать в дверь. Занёс руку и…: «Боже, – подумал Андрей, – откуда здесь звонок? Отродясь не было. Зинка раскошелилась на мастера? Не может быть!» Севастьянов нажал на звонок. За дверью послышались шаги. Дверь распахнулась. На пороге стояла Зина с кухонным полотенцем на плече. Из квартиры пахнуло вкусной жареной картошкой и ещё чем–то мясным. Пахло аппетитно.
– Чего припёрся! – вместо приветствия выпалила Зина. – Я уже думала, ты помер. А ты вон явился, не запылился. Поди, всё пропил и к Зине вернулся, да?
– Зин…
– Чё Зин, чё Зин? – кричала женщина. – Вот где пил и где деньги оставил, туда и иди жить. Забирай свои манатки и двигай отсюда!
Зина развернулась и пошла на кухню. Андрей прошёл в квартиру с надеждой решить вопрос с проживанием у Зины положительно, но всё было гораздо сложнее. На кухне Андрей увидел мужчину, тот ремонтировал стул. Он посмотрел на Севастьянова, отложил в сторону отвёртку и спросил у Зины:
– Это он, что ли?
– Он, он, – не отрываясь от перемешивания картошки на сковороде, ответила женщина.
Мужчина поднялся. Он был по пояс раздет, весь волосатый и мускулистый. Роста невысокого, но видно, что наглый и резкий.
– Слышь, чувак! Ты вещи по–быстрому там собери и двигай. Теперь я здесь живу.
Незнакомец сказал эту фразу уверенно и жёстко. Андрей понял, что сопротивление бесполезно. Последняя апелляция к Зине могла бы что–то исправить.
– Зина, – жалостливо произнёс Севастьянов. – Зин, ты чё, вообще? Так не поступают.
– Ты чего не понял, что тебе Витя сказал? – не отворачиваясь от плиты, буркнула Зина. – Непонятливый?
– Иди вещи собирай, – нахмурив брови, продолжал Витя. – Поторопись. А то у меня сейчас терпение лопнет и я тебя с балкона отпущу.
Андрей отчётливо понял, что этот мужик не шутит. Надо собрать то, что есть и сваливать отсюда. Севастьянов прошёл в спальню, достал из–под кровати свой рюкзак и стал складывать вещи. Рубашка, несколько футболок, старый тёплый свитер, двое джинсов, видавший виды пуховик. Но самое главное – паспорт моряка. Это единственное сокровище, которое было у Андрея.
Всё то время пока Севастьянов собирал вещи, Витя, скрестив мохнатые руки на груди, наблюдал за процессом. Вид у Вити был угрожающий. Андрей, укладывая вещи, краем глаза наблюдал за поведением «новенького» сожителя Зины. Мало ли что у этого самца на уме. Севастьянов очень хотел поторопиться, но проснувшееся мужское самолюбие требовало не спешить, и он всем своим видом демонстрировал спокойствие и неторопливость.
Вдруг в дверном проёме, за спиной Виктора, появилась Зина с глазами бультерьера и оскалом похожим на того же пса.
– Ты чё копаешься? – гавкнула женщина. – Глянь, прихватить что–то моё решил! Вить, поторопи морячка.
Витя повиновался беспрекословно. Андрюха только успел заметить резкое движение мохнатой руки, крепкий кулак, которой жёстко приземлился в районе солнечного сплетения.
– Ой! – это единственное слово, которое смог произнести Севастьянов.
От боли и нехватки воздуха Андрей согнулся и сел на кровать. Дышать он не мог и в глазах тут же запрыгали синие шарики. Так продолжалось около минуты. Когда Севастьянов открыл глаза, он увидел, как Витя вышвыривает рюкзак из комнаты, а Зина с дьявольской улыбкой смотрит на Андрюху, готовая укусить.
Моряк поднялся и скрюченный пошёл к выходу. Он хотел что–то сказать на прощание, но посмотрев на этих бесов, промолчал. Рюкзак мирно ждал около лестницы. Севастьянов присел на верхнюю ступеньку. В животе ещё не угомонилась боль. Дверь за ним громко захлопнулась с каким–то матерным комментарием Зины. Всё, больше в квартиру номер тридцать он не вернётся. Надо налаживать быт заново. Вот теперь пришло время «запасного аэродрома».
Юра Исакин был человеком Мельпомены. Вернее, бывшим человеком Мельпомены. Когда–то, на заре своей творческой деятельности, молодой студент театрального ВУЗа, подавал большие надежды. Был успешен и востребован. Но как это часто бывает, не совладал с «медными трубами». Из московского театра уволился. Скитался по разным театрам областного масштаба. А потом планка упала до маленького провинциального. Когда из–за очередного сорванного спектакля Юру попросили и оттуда, он стал именовать себя драматургом. Справедливости ради надо сказать, что одну пьесу он написал. И её даже поставили на сцене. Пьеса получилась смешной. В стиле современного бреда. Молодые режиссеры любят ставить такие спектакли, где можно посмеяться не только над смешной шуткой, но и над «смешной» частью тела. Навеяло с запада. Ничего не поделаешь, таковы современные реалии.
Гонорар был пропит быстро. Нет, не быстро, а молниеносно. На следующий день, после стремительного исчезновения гонорара, Исакин проснулся в своей однушке и увидел рядом мирно посапывающего молодого человека. Это был Андрюха Севастьянов.
– Ты кто? – толкнув локтем в бок незнакомца, спросил Исакин.
– Андрей, – односложно ответил парень.
– Первозванный?
– Не, Севастьянов, – мычал в полудрёме Андрей.
– А! Ну тогда ладно, – успокоился Юра. – Вставай, Андрей, чай будем пить.
– Я пиво хочу, – по–детски закапризничал Севастьянов.
– Я тоже хочу каждый день просыпаться в Монте–Карло, – осадил парня Исакин. – И не в твоём обществе, а с блондинкой на груди. Однако – хрен нам, батенька. Жизнь распорядилась по–своему. Вместо пива сегодня чай.
Исакин встал с дивана, взял со спинки стула махровый халат и надел его поверх рубашки и мятых брюк. Поставил чайник на плиту и стал что–то искать.
– Чёрт! – выругался Юра. – Где пульт от телевизора? Ты не брал?
Андрюха понял, что сна больше не будет. Он сел на край дивана и обхватил руками голову. Там неизвестные существа исполняли песню «Шумел камыш».
– Пульт там, – Севастьянов показал пальцем на кухню.
– Нет его на кухне! – возмущено ответил Юра.
– Он в кастрюле.
– В какой кастрюле?
– С супом.
– Это как? – Юра подошёл к кастрюле, которая стояла на плите, и запустил туда руку. – Мать его! Как он сюда попал?
– Тебе вчера программа не понравилась, – не открывая глаз, сказал Андрюха.
–Что за программа?
– Ну там где этот мужик волосатый сплетни рассказывает, – пояснил Севастьянов.
– А! Тёзка твой. Ну– ну! Терпеть его ненавижу, – пробурчал Исакин.
– Ты сказал: изыди проклятый и бросил пульт в суп.
– И что теперь делать? – спросил Исакин виновато.
– Просушить и всё заработает, – со знанием дела ответил Андрюха.
После чайной церемонии новые друзья понемногу приходили в себя. Андрей разобрал пульт, вытер всё насухо и положил его сушиться на балкон. Через два часа пульт заработал.
– Андрюха, ты волшебник, – восхищенно произнёс Исакин.
Так Севастьянов и Исакин стали лучшими друзьями. Исакин был много старше Андрея и исполнял роль старшего брата. Всегда, когда у Севастьянова жизнь заходила в тупик, он приходил к Исакину. Это и был «запасной аэродром».
Сегодня, после жёсткого приёма у Зины, других вариантов для налаживания жизни у Севастьянова не было. Подходя к дому друга, Андрей увидел несколько пожарных машин и толпу зевак.
– Что это там? – настороженно спросил Севастьянов у пожилой женщины с тревожным взглядом.
– Допился Юрка, – ответила та. – Видать, заснул пьяный с сигаретой, вот и спалил квартиру.
– Какой Юрка? Исакин, что ли? – переспросил Андрей.
– Ну, а какой же ещё? Исакин, конечно!
– Сам–то живой? – продолжал допытываться Севастьянов
– Живой, слава Богу. Вон, «скорая» в больницу повезла.
Андрюха выдохнул с облегчением. То, что Юрка жив это хорошо, а вот то, что жить Андрею теперь негде, это плохо. День не задался. Севастьянов сел на лавочку и стал думать. Куда податься? Выход один, идти в порт и искать хоть какую–нибудь работу. На любую посудину устраиваться, лишь бы не ночевать на улице. Андрей взвалил рюкзак на плечо и двинулся в сторону порта.
Андрей Владимирович Севастьянов, полный тёзка нашего Андрюхи–моториста, миллиардер и крупный инвестор также высказывал негодование по поводу незадавшегося дня.
