скачать книгу бесплатно
Той же зимой, как-то утром, на заснеженном берегу Тартаса за тюпом нашли обледеневшее тело мужчины. Кто-то глумясь разодрал над ним метлу из тонких березовых прутьев. Птицы вроде прилетали, следы нашлись: кто говорил – куропатки, а кто – вороны. Снегом припорошило, но разглядели. А смутило всех другое: лягушки обледеневшие в снегу.
Покойника не распознали. Весь он покрыт был льдом, толщиной с палец. Вот как это? Без тулупа, в белой рубашке, скованный льдом. Отвезли в городской морг. Сообщение на другой день пришло: Яков.
А чего к месту тому пошел, кто ж знает. Дети с горок катаются не там. Туда зимой только гусеничным трактором можно заехать. Вроде и от зимника в стороне, но баяли, будто то место у Якова с Настеной любимое было. Говорили, когда год он справлял по своей Насте, то сидел на пустом стуле, поставленном для покойницы, – говорят, намеренно уселся, чтобы с ней свидеться. Бабы после поминок стол предложили убрать, а он говорит: не надо, я буду еще покойников кормить. Говорили, будто с нечистой силой связался, – и жена навещать его стала. Говорили, он вроде как вину за ее смерть за собой признал, потому и в церковь отпевать ее не повез, и в дом батюшку не звал. Вот ведьму-то и накликал.
А чего Яков на берег Тартаса пошел, где снег по пояс, и река подо льдом, кто его разберет.
Ночевка на покосе, недалеко от заброшенной деревни «Колыбелька»
…Во время покоса каждую субботу тарахтели мы на мотоцикле мимо одной заброшенной деревни. Изгороди завалены, дома покосились, из бурьянов крыши с побитым шифером, да пустые окна. Покосы там, как водится, были загодя разобраны, и только в одном месте никто косить не хотел.
Мимо заброшек надо ехать без остановок – у "деревенских" не принято на такие дома зыркать глазами, а тем паче подходить. Все держится на приметах, какой бы не была вера человека.
Деревенский люд объяснял это по – простому: – Не – че – го (покрепче слово тут было, конечно, но применю политкорректность) там делать. От Колыбельки (название деревни) держитесь подальше (хотя из – за одного названия соваться туда не хотелось). И покос свой бросайте. Сколько случаев было, когда люди терялись. Короче, Гнилое место.
А потом, железобетонный аргумент на тот случай, ежели ты еще "сумневался": – У нас, в Северном, есть кто оттудова? Нет! А куда все подевались? Тот – то же.
…В дожди вообще – то носу не совали, а когда стояла сушь проезжали осторожно – и лужу бочком, и поскользить для почтения в энтой самой луже.
Лужа – это для лета постоянная переменная (извиняюсь, что термин украл у математиков). Никакая жара ее не смущает. Перед каждой серьезной лужей покидаешь свой транспорт. Мотоциклист делает попытку проскочить по ее маслянистому боку, если неудача – всем народом наваливаешься, толкаешь сзади и ловишь на одежду ошметки грязи. А на подъезде к покосу слазили с мотоцикла и в прямом смысле слова тащили его по насыпи между "заброшкой" и болотом.
А что с деревней не так? Отговорки у старых людей были одни и те же: "Ворожба там гуляет, как бездомная собака", "Место проклятое", "Колодцы заговоренные", "Образа наказанные".
Но от ночевки в лесу не уйдешь. Романтики, правда, не было никакой. Сибирский, таежный лес ночью, в краю Васюганских болот – это бродячее зверье и кусачее комарье, это симфония криков и стонов, от которых мороз по коже. Мы без ружья и без палатки. А потому, наше оружие – грабли, да топор, да мазь от комаров. Но дело не в этом.
Деревня Колыбелька…, как сказать, не знаю, нарядная такая была… Все заброшки дряхлые, сирые и убогие, а эта, целехонькая стояла, и ни краска не облезет, ни шиферина с крыши не упадет. Да и название у нее странное – «Колыбелька». Люди объясняли так: образовалась она когда – то между двух озер и покачивалась, как колыбелька. Теперь – то дома стоят, а озер тех нет, заболотилось все. Избы в деревне подсевшие, вокруг не кошено, но, дома, как на подбор, сохраняли свои украшения: резные карнизы и покрашенные наличники, и по какой – то странности, опрятность сочеталась там с затхлостью. Будто на кладбище пришел. А косить не хотели по той причине, что будто раньше закрутки в поле делались, а это вредоносный магический знак, дабы погубить будущий урожай соседа, либо повредить его здоровью. Ведьма поднималась в предрассветный час и творила свое черное дело.
Но дядька мой ни в черта, ни в бога не верил. За Колыбелькой той покос наш и был основан. А зачем на ночевку в лесу остались? Техника подвела, – ИЖ Юпитер–3, с люлькой и со старым аккумулятором. Наш транспорт даже с толкача отказывался "дыркать". Во как!
Как вернуться в деревню, когда вокруг ни души? Грабли, да вещи можно запрятать, а мотоцикл по просеке до проселочной дороги 5–6 километров толкать не фонтан, потом еще по шоссе до села пару часов пилить.
Оставалось заночевать – поутру погрести сено – после обеда выбираться на дорогу.
Идешь – выбираешь копну, что на тебя смотрит, – заваливаешься – разбрасываешь по сторонам руки и ноги, глаза прилипают к небу, к звездам. Ночь пополам без сна, бодрствуешь вместе со звездами, иногда вырубаешься, но в четыре утра – настоящий «дубарь», зуб на зуб уже не попадает, – вскочил – разведу костер, думаю, горячего чайку захотелось, а если еще найду шмат сала с краюхой хлеба, то вообще спасен. Еду – то прятали подальше, закутывали – это от медведя. Говорили, косолапый чует и может прийти переворошить все за ночь.
Несу ветки, – вижу свет пробивается из – за деревьев, прямо с стороны Колыбельки. Не пожар, не костер, а именно из окон, одной избы, другой… Глянуть, кому не спится в четыре утра, естественно не пошел, духу не хватило.
А днем что – то мне понадобилось взять из куртки, она на копне осталась. Подхожу, а под курткой все черное, зола золой, но вечером – то такого не было. Спросил своих покосников, а что живут еще в Колыбельке? «Нет, исключено
