скачать книгу бесплатно
Белая комната, – недавно мы с друзьями проходили квест с этим названием. Помню описание, наполненное по замыслу сценариста всякими смыслами. Вот так оно звучало: «Жизнь утратила смысл? Краски вокруг померкли? Чувствуете, как силы покидают вас? Представляем новый уникальный метод борьбы с депрессией! Всего один сеанс в «Белой комнате», и вы почувствуете, как жизнь снова заиграет всеми цветами радуги».
Еще должна сказать Лерке, когда ей привалить с ее бригадой на съемки шортсов для Ютьюба. ЛП (сорри, ЛП – это моя Лерка, лучшая подруга) с меня не слезет, ей, видите ли, нужны обшарпанные стены и любой «трэш».
Сейчас мой второй визит сюда. Зажму нос, ведь я разгадала запах в квартире, и почему-то не хочу себе признаться, что запах, который я тогда уловила был запахом траурных фиалок, медицинских инструментов и еще чего-то, что лучше не называть. Нет, назову – это был запах формальдегида.
На занятия в универ сегодня не поехала. Сажусь в автобус. Быстрее наушники и песня «Месяц»:
«Месяц будет долгий
В округе только злые-злые волки
А ты для них заблудшая барашка
Напугано бежишь…»
Она себя называет Palina – девушка, которая исполняет эту песню. Меня она цепляет.
Но что-то не по себе, второй раз в квартире и второй раз дискомфорт. Настроение – «упадническое».
Откуда страх? Он появился с того самого момента, когда я услышала о завещании. Как будто надо радоваться, а тут не покидают нехорошие предчувствия. Тетка жила тяжело, отец ее избегал, – она была не подарок в общении, а может еще что-то, о чем я не знаю. Но ведь остались там, в конце концов, на окнах ее взгляды, на стенах ее страдания и на потолке ее вздохи?
«Белая рубашка
И будто бы салют, но как же тяжко
Сверкает неба нервная затяжка
Ему не возразишь.
И хочется скулить
И нечего искать
И снится снегопад…»
Моя остановка – встречают бомж на лавке и бабка с поломанной тележкой. В прошлый раз приехала по другой дороге. Теперь по навигатору. Дом в этот раз показался еще более старым и еще более дряхлым, что ли. К двум этажам сверху пристраивали зачем-то этаж.
Потом пришли маляры и выкрасили дом в самый противный из всех цветов – грязно-желто-оранжевый цвет. Кажется, таким было здание в Питере, где квартировал Раскольников. И мне понятно, почему он схватился за топор.
К запаху кошачьей мочи добавился, как водится, «аромат» помойки. Здесь такое раздолье для крыс, что идешь будто к крысиному королю. Не случайно код домофона включает букву «К».
Вхожу, и снова меня притягивает лестница с коваными перилами. Ее загробная тишина. Тишина, как на кладбище, будто вместе с теткой вымерли все жители подъезда. Ни шороха-ни звука, ни единой живой души. Мрак.
«Сердце нараспашку
Затянет руки кабельная стяжка
Никто не мог подумать, что так страшно
Бывает наяву.
Идет бычок, качается и плачет
Терпение кончается, а значит
Сейчас я зареву
Ву-ву-ву…»
…В этом месте я нажала на паузу и на звонок в дверь, – рабочие должны были меня дождаться. Но дверь никто не открыл. Они уехали. Но чей-то взгляд изучает мою спину, это уж точно. Чьи-то глаза наблюдают за мной.
Стучу, пинаю дурацкую дверь, – бесполезно. Позади скрипит дверь соседей, за темной щелью кто-то прячется и тяжело дышит.
– Да кто там, черт возьми?!
Сразу защелкали замки, и вновь мертвая тишина. Будто мертвец вышел из склепа, поскрипел тут костями, посмотрел в дверную щель, и пошел, улегся в свой вечный сон. Это ж какие представления здесь по ночам, – прям царство призраков и крыс. Но чур без меня.
На улице сначала отдышусь, как после спринтерского забега, потом позвоню отцу, мол, что делать, рабочих нет.
Отец сказал, чтобы не лазила там, «шуровала» домой – рабочие уехали надолго за стройматериалами, и сейчас их газель застряла в пробке.
«Овечка ехала зря», – моя дополнительная строчка к песне Палины.
Через некоторое время телефон начал «пикать» как оглашенный, кто-то скидывал мне фотки. Одна, вторая…, в итоге набралось шестнадцать черно-белых, полутемных фотографий. Мутные такие и мой силуэт размазанный. Узнаю интерьер – это квартира на Таганке. Хожу там, как ходячая сомнамбула. Но откуда фотограф, там вообще никого не было. С того света?
Может, «прикалывается» кто-то. Надо показать тому, кто шарит в таких снимках, может фотошоп? Дождусь, когда объявятся «ноунеймы» со своими дурацкими «комментами».
Глава 4
Завалив домой, просто упала, – загнанная лошадь и только. Бывает же так, набрасывается усталость, ноги гудят, да еще ПМС. А ведь признаки те же, что и обычно: резкие перепады настроения, повышенная раздражительность, тревожность, ну хотя бы нет плаксивости и апатии.
И ничего не хочется, ничего не греет. Не попала в квартиру тетки, – значит, не судьба, пусть начинают свои ремонты, – зато получила галерею фотографий. АХАХ, у меня фотограф – призрак. Еще начнет меня «пикапить». Но я не особенно огорчена.
В таких случаях спасает дневник, мой тайный друг. Нет-нет, не онлайн, не дождетесь. Не люблю публичные раздевания, как другие девочки.
Завтра займусь своими волосами. Рецепт помню наизусть. В начале яичная маска для моих цветных волос. Выливаю яичный желток, 3 столовые ложки оливкового масла и 1 столовую ложку мёда в миску. Смешаю, чтобы получить однородную текстуру, и нанесу маску на волосы. Это произведение будет обернуто пищевой плёнкой для пущего эффекта и оставлено в покое на полчаса, до прополаскивания волос.
А пока я глажу и обнюхиваю свой дневник. Обнюхивать – это моя слабость. В дневнике люблю его секретики, наклейки, цитатки, и глупые наивные мысли, куда ж без них, – они мне дороги.
В «Дневнике» Раймон Кено признается: «Раньше я не смог бы вести такой “дневник”. На это мне не хватило бы откровенности. Тогда я хотел оставить о себе совершенный образ; и я себя перечеркивал. Здесь речь идет не о произведении искусства и не о документе, а об испытании, испытании моей посредственной, изменяющейся и тленной личности – короче, это должно быть свидетельство откровенности».
Пролистнула хрупкие пахучие шелестящие листочки. Подсознательно искала одну запись. Вот эту:
«Я не буду зверьком, которого бросил дрессировщик. Я не ударюсь мотыльком в стекло дома, обещавшего тепло и свет. Я не отмою стакан от лживых губ, твоих и моих – он улетит в мусорное ведро. Я не удалю буквы так знакомого имени из списка абонентов – просто переименую тебя в того, кем ты стал. Я не поднимусь из той Марианской впадины, куда упала по ошибке. Я не стану скручивать рассыпанную жизнь жирными веревками абстрактного экспрессионизма, – абстрактного в моей жизни через край. Я не вспомню слов, подаренных словарем для оправданий. Я просто буду стойкой, как мой терновник за околицей бабушкиного дома».
Улыбнулась. Наивно. Зато честно. Завтра напишу о странных ощущениях от теткиной квартиры, которые у меня появились во время первого посещения. Может поэтому мне стало дурно во время второго визита. Хорошо, что не вошла в нее.
Стоп! Может не стоит? Вдруг она все это время где-то рядом и наблюдает за мной? Опа!
Прикасается ко мне невидимыми руками, – меня, естественно, передергивает от этого. Ох-ох!
Касается своими грязными прядями волос моих обнаженных плеч. Б-р-р-р.
Шепчет мне в ухо заклинания, – и тут уже срабатывает тошнотворный рефлекс. Магия рулит, черт возьми. «Ой-йо, ой-йо, ой-йо» – запою, как Чайф.
Нет уж, возьмусь за уборку квартиры. Надо возвращаться в «норму». Когда убираюсь в квартире, у меня привычка пить Колу, и делать перестановку всего подряд, включая крема, шампуни, гели. Короче, сама у себя работаю мерчендайзером. Вот этот навык мне сейчас в самый раз.
У меня есть дар предвидения, например, я знала, что ни с того-ни с сего объявится Катька. Катька – красивая «тяночка», и звонит мне через день. Ничего не поделаешь, такова динамика коммуникаций, как учили нас в институте.
Она: привет)) ты как?)
Я: привет))норм))а ты?)
И вот я уже у нее на даче. Катерина без меня ничего не может, правда, со мной – тоже.
Но ее беседка, это что-то. Остров в океане. Оазис в пустыне. Коворкинг, где идеи рождаются как потомство у малагасийской землеройки.
Представьте. Сижу в беседке. Природа в ожидании дождя. Воздух насыщен влагой. Высовываю носик, а затем тыльную сторону правой ладони, где на запястье нет фенечек за пределы своего временного убежища перед надвигающимся дождем, вожделенно вдыхаю воздух с запахом грозы, и вижу бюст Эпикура, с которого стекают капли дождя.
Вот! Эпикур блаженствует, он ведь собрал в свой сад рабов и женщин, дабы преподнести миру философию телесного удовольствия, а заодно обессмертить свое эпикурейство, жаль у философа нет под рукой подходящей видеокамеры, а потому ему остается только охладить голову, заодно свой пыл, и дождь омывает его голову и его деяния.
Хочу насытиться бесстыдно – благоухающим ароматом роз и мыслью о том, что надо ездить сюда почаще, хочу увидеть, какие лабиринты дождь чертит на клумбах, где цветочные развратницы сбились в стайки, где каждая раскрыла свое лоно, от лилии до астранции.
Глава 5
В «Зойкину квартиру» я попала в субботу (раз тетку звали Зоя, то почему бы так не называть квартирку), на другой день после съемок Лерки.
«Мы вчера такую крутую фотосессию запилили)»
Ага! Лерка от моей квартиры в восторге, если не сказать, в экстазе, – говорит, таких «заброшек» еще не видела. Завидуешь, подруга?
Строители, наверняка, в шоке от Лерки, такую помесь винтажа с хиппи они вряд ли когда-нибудь видели в своем Таджикистане.
Теперь к миссии выбора комнаты добавилось спецзадание – забрать у строителей квитанции по закупкам стройматериалов. На хрена они нужны отцу – этого я не понимаю.
Закинула ногу на ванну, начала краситься. Я всегда так крашусь, но тут мама набросилась на меня с криками, что я что-то делаю не так. Еле отбилась, когда собралась, – мать возмутил уже мой наряд, короткое платье с воланами.
На призыв натянуть джинсы я ответила решительным отказом. И чего она взбесилась, я так и не поняла. Последний ее аргумент, что к строителям в таком виде неприлично, не сработал. Плевать я хотела на строителей, одеваюсь так, как мне нравится. Маме выдала фразу Донн Карен из прочитанной книжки: «Life as You Wear It». И пошла, как дура.
На улице вдруг хлестанул дождик, – родители в таких случаях более предусмотрительны, но что вызвало нервозность матери, было непонятно.
…Второе вхождение в квартиру: запах подземелья не исчез, наоборот – усилился. Ощущение, что там что-то произошло не рассеялось. Но я шла – сжала кулачки, и как учили, пальцами изображала дулю.
Старые санки без спинки, одинокий детский велосипед с тонкой-претонкой рамой, подшивка журналов «Юность» и «Новый мир», мельхиоровая шкатулка, приспособленная строителями под пепельницу, табуретка с подпиленными ножками, видимо для того мальчика, которого тетка потеряла…
Помните, у Чехова в "Душечке": "Отец давно уже умер, и кресло его валялось на чердаке, запыленное, без одной ножки».
У тетки, наверное, не валялось… при том, что она нещадно избавлялась от лишних вещей, все детское сохранила.
Само собой, там есть особая атмосфера от прошлых событий и историй. Она может вызывать чувство ностальгии по старым временам. Я не исключала и так называемый «привет от тетки». Вдруг она оставила какой-нибудь знак, записку или что-то в этом роде?
Войдя в коридор, я сразу припомнила свой недавний сон, где я видела эту квартиру.
Она мне приснилась с этим же длинным темным коридором, обшарпанными стенами, на которые можно вешать траурные ленты и обитателями дома, вылезающими из щелей, проемов и нор, и никогда не выходящими за порог своего убежища. Как такое может быть? Странно.
Пристроила мокрый зонт на вешалке с рогами, как для средневековых пыток, хотя ее придумали советские инженеры. Видимо, тетка была от вешалки в восторге.
Я, если честно, замерзла, хотела согреться и прошлась по пустым комнатам, – уже был застелен ламинат, уже были сняты старые двери, уже белели свежей краской стены, но все равно из каждой комнаты веяло холодом, – я остановилась прислушаться к голосам прошлого. Тетка как бы говорила с того света: «Вы у меня еще попляшете».
Заходить в дальнюю комнату снова не решилась. Еще не отошла от прошлых видений черной мебели, выглядывающих призраков, шорохов и того существа, что подошел ко мне и уколол меня в спину. Допускаю, что там был пожар или во всяком случае, задымление, поэтому такие миражи.
Прохожу мимо батареи банок из-под пива, узнаю знакомую марку, – Леркина бригада поработала.
– А что эту кучу вы не собираетесь выносить? – этот вопрос я адресовала трем строителям прямо из кладовки, где наткнулась на гору мусора.
Они заулыбались восточными улыбками, мол, хозяйка, какие проблемы.
Видели бы мои фотки в этой квартире, улыбки бы быстро закончились. А пока они уставились на меня, как баран на новые ворота. Девушка с красными волосами для них – инопланетное существо.
Еще раз поднимаю глаза на эту свалку ненужных вещей. Тряпье, чашки, тарелки, бумаги, обломки мебели, фарфоровые статуэтки с отбитыми ушами зайцев и рогами коровушек, старое радио, выломанные замки, связки ключей, через все тянутся разноцветные нити. Тетка их разматывала, будто искала выход из только ей ведомого лабиринта.
Странно тут как-то. Передо мной холмик земли высотой до колена. Это в кладовке. «Зашквар» какой-то. Сам по себе вырос в кладовке, чего уж там. Пытаюсь сориентироваться.
Поднимаю скомканный тетрадный листок.
Корявым женским почерком надпись:
«Кладу врага спать,
Не на пухову кровать, а соборовать.
Ты, враг (имя), не вреди,
А, как червь, в земле сиди.
Пока печать моя цела,
Не будет у меня врага.
Ключ, замок, язык. Аминь».
Текст переписан с какого-то источника.
Бросилось в глаза, как сильно она нажимала на карандаш во время написания слов, буквы выдавлены почти до дыр. Тетка, похоже, зря времени не теряла. Колдовала малость. Делаю шаг в сторону, запинаюсь, теряю равновесие, падаю, сижу, расставив руки и ноги по сторонам, и вижу на ноге порез.
Кричу: «Б…ть! Б…ть! Б…ть! Да что же мне так не везет. Да еще ж…ой на эту кучу земли».
Выбираюсь, хромая, как солдат с поля боя, осматриваюсь, нет ли где врагов, – врагов нет, сама себе враг, с раны – кровь. Вот дура, платье испачкала, надо было надеть джинсы.
