скачать книгу бесплатно
– Одно дело – ситуация, другое дело – человеку негде спать.
Райнер молчал. Надька почувствовала, что он колеблется.
– Я завтра утром встану и уйду, – пообещала Надька. – Как будто меня не было…
– Ну ладно… – сдался Райнер. – Только утром вы уйдете. Я думаю, Сюзи поймет. Все же вы – человек. Не кошка.
* * *
Райнер постелил Надьке в кабинете. Портрет Сюзи красовался на книжной полке. Сюзи снисходительно взирала на все происходящее своими голубыми арийскими глазами.
– Можно без пододеяльника, – предложила Надька. Она привыкла покрываться просто пледом.
– Немецкое гостеприимство, – возразил Райнер и стал натягивать простыню на резиночке.
Надька смотрела, как он натягивает – нагибается и разгибается. Райнер был слегка полноват, лицо – интернациональное. Такой тип мог встретиться и в Турции, и в России, и даже в Индии.
Все зависело от костюма и головного убора.
– Ты немец? – спросила Надька.
– Моя мама венгерка.
– А где она? В Венгрии?
– Нет. В Англии.
Вот пожалуйста. Люди мира. Где хотят, там и живут.
– А почему ты не в Англии?
– Я здесь работаю.
Значит, живут там, где работают. А русские живут там, где их дом.
Надька смотрела, как он натягивает яркий пододеяльник. Райнер ей не особенно нравился. Но у нее не было выбора. Надо зацепиться любой ценой, чтобы легализовать свою жизнь в Германии. А там будет видно. Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Вся жизнь впереди, только хвост позади.
Среди ночи Надька легла к Райнеру. Проявила инициативу.
Райнер был смущен, однако не возражал. Выжидал. Надька поиграла на его теле, как на пианино, нажимая нужные клавиши. Получился потрясающий аккорд. Эта симфония гремела пять дней, с понедельника по пятницу. А в пятницу вечером Сюзи получила телефонный звонок от Райнера с просьбой не приезжать. У Райнера произошло перемещение интересов. «Любовь поцвела, поцвела – и скукожилась».
Сюзи порывалась приехать, поговорить. Но о чем говорить? Разве не ясно?
Трубку снимала Надька и своим красивым голосом советовала больше не звонить.
Сюзи все-таки дозвонилась к Райнеру на работу. Райнер сказал странную фразу: разбирайтесь сами. Сюзи не поняла. Сами – это кто? Она и русская? Но при чем тут русская? Ведь предательство совершил Райнер… Сон…
Надька испытывала легкое злорадство. Она победила соперницу. Это была победа живота – главная женская победа. Все остальное – ерунда. Сюзи могла быть умнее, скромнее, более воспитанной и образованной, но эти добродетели не стоили и трех копеек в сравнении с главным женским талантом…
Райнер по вечерам включал музыку и сам тоже пел. Трубил, как лось. Это рвалось наружу его мужское счастье.
Надька позвонила Ксении в Москву и сообщила, что «освежила брак». У нее теперь другой муж. Ксения слегка задохнулась от неожиданности, будто ей плеснули в лицо холодной водой. Потом быстро очухалась, как бы вытерла лицо ладонью, и пригласила молодых в гости, в Москву.
У самой Ксении в это время проистекал бурный роман с молодым кавказцем. Он не годился в мужья изначально, но любовник был восхитительный. Такого чувственного наслаждения Ксения не испытывала никогда в своей жизни. Однако этого мало. Ксения ценила в мужчине личность, а не чувственность. Конечно, хорошо, когда то и другое. Но, как правило, вместе это не бывает. Создатель фасует справедливо: или одно, или другое.
* * *
Райнер взял отпуск, и они с Надькой покатили в Москву, в свадебное путешествие.
Ксения на этот раз устроила свадьбу в грузинском ресторане и собрала всех-всех-всех, кто окружал ее в жизни. Это был парад побед: у Ксении – все как у людей и лучше, чем у других. У дочери – настоящий иностранец, а в те времена это была крупная козырная карта.
За столом собрались друзья, соседи, включая Нину и Нэлю с родителями.
Нина за это время вышла замуж за сокурсника, способного архитектора. Он был положительный и порядочный, а поэтому скучный. Интересными бывают только мерзавцы.
У Нэли жизнь не складывалась. Нэля влюбилась в женатого гения. С одной стороны – гений, с другой стороны – женатый. Никаких перспектив, кроме любви как таковой.
Во ВГИКе процветало какое-то извращенное понимание жизни. Ценились только Тарковские, голодные художники. А такие ценности, как семья, верность, материальное благополучие, – это мещанский набор. Этого надо стесняться. Поэтому Нэле светило только быть музой гения, второй в свите, поскольку первая уже была.
Получалось, что Надька лидировала. Жила с иностранцем в налаженной стране. А в России, пока наладится, сто лет пройдет. Если не двести. А кому охота ждать двести лет? И еще неизвестно, чего дождешься. В начале века Ленин сказал, что мы пойдем другим путем. А через восемьдесят лет выяснилось, что этим путем идти было не надо.
Россия – страна экспериментов. Это, конечно, интересно в глобальном смысле. Но для каждого отдельного человека – неприятно, а иногда и трагично. Надька вывернулась. А почему? Потому что не сидела сложа руки. Рисковала. А кто не рискует, тот не выигрывает.
Все ели-пили, говорили тосты, кричали «горько». Надька и Райнер поднимались и целовались прилюдно. При этом Райнер оттопыривал губы куриной гузкой. Нина и Нэля тихо переглядывались. Жених им не нравился. Стоило из-за такого ехать так далеко. Заграница хороша в смысле еды и мануфактуры. Однако любовь… Нет ничего важнее любви. Какая разница, во что ты одет и что у тебя на тарелке. А вот любовь – ее горячее дыхание, ее химия, ее электричество…
Надьке стало душно. Райнер взял ее за руку, и они вышли на улицу. Москва тех времен была темная и неприбранная, как будто трудно зажечь фонари и подмести. Но никому не было дела, как нет дела до чужого ребенка. Москва-сиротка утопала во мраке.
Райнер стоял рядом, раздувшийся от водки. Надька видела, как далек он от идеала. Но пусть постоит рядом. А там – будет видно. Кто может знать – что будет завтра? Завтра прилетит птица счастья и унесет Надьку на своих звенящих крыльях.
* * *
Птица не торопилась. Забыла про Надьку.
А время шло и приносило сюрпризы. Первый сюрприз: Надька забеременела и родила девочку. Назвала Машей. В Германии это имя звучало экстравагантно. Не то что в России, где каждая вторая – Маша.
Второй сюрприз: Райнера выгнали с работы. За пьянство.
Сначала его предупредили. Шеф подошел и сказал:
– От вас постоянно пахнет спиртным. Если это будет продолжаться, вы потеряете место.
Надька давно заметила, что Райнер начинает день со стакана виски, а к концу дня в нем бултыхается литр. При этом поведение Райнера мало менялось, он как будто оставался трезвым, но начинал гримасничать. Пробовал лицо: на месте оно или нет? Далее принимался чихать сорок раз подряд. Это была аллергия на алкоголь.
Надька прозрела. Сюзи повезло. Сюзи чудом спаслась, как пассажир, опоздавший на «Титаник». А вот Надька влипла, и надо как-то выбираться. Она поволокла Райнера в госпиталь. Ему сделали серию анализов крови, и анализы насплетничали о серьезной поломке организма. Райнер, как оказалось, запущенный алкоголик с двадцатилетним стажем.
– Почему ты скрыл? – спросила Надька.
– А ты не спрашивала, – резонно ответил Райнер.
– Ты должен был предупредить меня до начала…
– Начало было твое, а не мое. Вспомни…
Надька позвонила по телефону в город Лондон и вызвала мать Райнера. На подмогу. Она решила, что «если дружно мы навалимся вдвоем, мы тяжелые ворота разнесем».
Но так могут думать наивные дилетанты. Здоровому человеку кажется, что алкоголизм – это распущенность. Если взять себя в руки, если запретить себе строго – все войдет в нужные берега. Но это – великая иллюзия. При алкоголизме нарушается химия. Может быть, это ошибка Создателя. А может – эксперимент…
Мама Райнера по имени Ева отправилась вместе с Надькой к лечащему врачу. Тот предъявил анализы за последние полгода. Ева схватилась за голову, но не удивилась. Она знала, откуда ветер дует. Отец Райнера страдал этим же самым. Наследственное заболевание.
Единственное утешение – внучка Маша. Она оказалась как две капли воды похожа на Еву: беленькая, с голубыми глазами в половину лица. Ангел. В отличие от Надьки. Надька не понравилась Еве ни внешне, ни внутренне. И где он ее выковырял? Как будто мало нормальных немецких девушек. Надо было жениться на русской, злобной и неприятной…
Тот факт, что Райнер алкоголик, бракованный товар, Ева как-то забывала. Не брала в расчет. Он казался ей красивым и благородным. А недостатки есть у всех. Идеальных людей не бывает.
Ева уехала при своем мнении, а Надька осталась при своем. Она поняла, что надо спасаться, рвать когти. И чем скорее, тем лучше. Но как можно спасаться с ребенком на руках?
Райнер сидел против излюбленной бутылки и философствовал, красиво поводя кистью руки. Именно таким Надька увидела его впервые у Греты. Уговаривала пустить переночевать. А он еще упирался. А она уговаривала. Дура. Злоба накатывала на Надьку как волна. Захлестывала с головой.
Надька хлопала дверью и уходила. Надо было как-то разомкнуть пространство, вдохнуть свежего ветра.
* * *
В супермаркете случайно познакомилась с русским евреем по фамилии Рубинчик. Маленький драгоценный камешек. Рубинчик поселился в Германии по программе канцлера Коля. Немцы испытывали историческую вину перед евреями и старались искупить как могли. Правда, искупление касалось не тех, перед кем они были виноваты. Но все же…
Рубинчик уехал один. Семья осталась в России. Рубинчик планировал устроиться, раскрутиться, а потом уж забрать семью. Он брал на себя первые тяготы эмиграции. Однако в текущих радостях жизни себе не отказывал. Заботливый неверный муж – типично еврейский вариант.
Рубинчик с Надькой зашли в кафе при магазине. Это дешево. Рубинчик – его звали Лева – вытащил и показал фотографию жены и дочки. Жена оказалась породистая и стройная, как молодая кобыла. Даже странно, что она пошла за Рубинчика. Могла бы выбрать камень покрупнее и подороже. Дочка – копия папаши, что обидно. Но Рубинчику казалось по-другому. У него жгло глаза от красоты своей дочери. Надьке это все было неинтересно. У нее – свои проблемы.
Рубинчик захотел продлить общение. Пригласил Надьку к себе. В квартире воняло вареной капустой. Это был запах старой канализации. Но Надька быстро притерпелась, поскольку отвлеклась.
Они улеглись на широкую кровать, и Лева Рубинчик показал высочайший класс любовных игр. Это был талантливый любовник. Чувствовалось, что данная сфера его интересовала и он достиг в ней небывалых высот.
Рубинчик затейливо ласкал Надьку, при этом продолжая воспевать красоту своей жены. Одно другому не мешало, а может, даже и помогало.
Надька вернулась домой через четыре часа. Райнер отсутствовал. Дочка все эти четыре часа орала без перерыва, была красная и мокрая от пота.
Надька знала, что в таких случаях наступает перевозбуждение и обезвоживание. Ребенок теряет жидкость через пот. Это опасно. Но Надька успела. Она вытащила из кроватки мокрую трясущуюся девочку, прижала к груди. Ей было стыдно. Представила себе, как бы осудили ее родные и близкие: мать, подруги. Но им хорошо рассуждать со стороны. Их бы на ее место – одна в чужой стране с запущенным алкоголиком.
Супруги – это два вола, вместе тянущие воз. Двое в упряжке. А когда один вол постоянно пьян, получается, что другой вол в одиночестве тянет упряжку плюс пьяного вола. Так жить можно, но не нужно.
Надька купила билет в Москву и, бросив святое семейство, полетела в отчий дом.
* * *
Москва менялась. Пришел новый мэр, отмыл город, вкрутил лампочки. Москва постепенно превращалась в сверкающий мегаполис. Это тебе не захолустный Мюнстер.
По стране шла перестройка. Стало модным слово «бизнес», прежде позорное.
У Ксении появился свой бизнес: она раскрашивала и расписывала мебель. Заказов было больше, чем времени. Но Ксения не отказывалась. Жаль было терять деньги.
Деньги ничего не изменили в жизни Ксении. В доме, как и раньше, стояла драная мебель. Ксения, как и раньше, одевалась в комиссионках. Ей казалось: какая разница, в чем ходить и на чем сидеть? Совковая привычка к бедности. Единственное, что поменялось, – настроение. У Ксении постоянно было хорошее настроение. Она любила работать.
Особенно удавались комоды. Фон – фисташковый или темно-зеленый. На фоне – цветик-семицветик, простенький такой, наивный. Герман бы одобрил. Все, что Ксения создавала, она сверяла со своим Германом, которого не было. А все равно был.
Когда надоедал цветик-семицветик, Ксения меняла фон на терракотовый, а по терракоту – египетские мотивы.
Себе Ксения ничего не расписывала. Для этого нужна другая квартира, и другой дом прежде всего. А ей не нужна была другая квартира. Ей и так хорошо.
В конструкции «Быть или Казаться» Ксения предпочитала Быть.
* * *
Надька появилась в Москве вся в белом и розовом, как утренняя заря. Вокруг осень и грязь, а Надька в белом и розовом. Купила на распродаже. Дорогой магазин продавал старую коллекцию за треть цены. 70 % скидка. Но ведь про скидку никто не знает, а коллекция эксклюзивная.
Подруги обомлели. Надька опустилась в их ноябрь райской птицей.
Нина жила со своим красивым архитектором. Его дела шли в гору. Поступали заказы на частные дома. Заказы приносили деньги. Нина с мужем отдыхали на мировых курортах. Однако не было детей. А у Надьки – целая дочь. Большое преимущество. Недостатки своей жизни Надька скрывала.
Предпочитала, чтобы ей завидовали, а не сострадали. Сострадание унижало, а это недопустимо. Внешне человек должен быть буржуазным. А что внутри – это никого не касается.
Нэля была по-прежнему не замужем, но любила. Никаких перспектив, но чувство… При этом взаимное.
Левые романы, как правило, неуважаемы обществом и не учитываются законом. Нэля существовала на птичьих правах.
Надька советовала Нэле не зацикливаться на бесперспективной любви и устроить свою жизнь. Считалось, что она, Надька, устроена. Знали бы они, как она устроена.
Надька по старой памяти сбегала на смотровую площадку, но площадка сильно изменилась. А может быть, это изменилась сама Надька. Стала старше и серьезнее. Посмотрела на панораму Москвы и пошла себе.
Нэля пригласила Надьку в финское посольство на совместный фильм, довольно интересный. Надька шила глазами в поисках Онассиса. Но что делать Онассису в финском посольстве?
Через неделю Надька засобиралась в Мюнстер. Она задержалась бы дольше, но ребенок…
Перед отъездом Ксения дала Надьке денег. Они запросто лежали в ящике письменного стола. Как у Сталина. В банке держать было страшно. Ксения не доверяла банкам. В стране вспухали и лопались денежные пирамиды, как пузыри в лужах.
Надька вытаращила глаза на пачки с долларами и вдруг поняла, что жить надо здесь. Главная заграница сейчас – в молодой России, а не в старухе Европе. И Онассисы тоже здесь, только с другими фамилиями.
* * *
Маша, слава богу, оказалась жива, но на бедре расплылся черный синяк величиной с блюдце. Все бедро было залито синяком. Райнер сознался, что уронил Машу. Девочка орала, он вынул ее из кроватки и не удержал.
Надька легко догадалась, что Райнер не просыхал, воспользовавшись ее отсутствием. А что бы она хотела? Чтобы он вдруг прекратил запои и стал хорошим семьянином?
Как можно рассчитывать на человека, который сам за себя не отвечает?
Надька с отвращением смотрела на его одутловатое лицо. Казалось, что под кожу накачали глицерин в палец толщиной. Лицо было отечным, желтым, как желе.
– Не-на-ви-жу, – проговорила Надька прямо в это лицо.
Ее чувство к мужу окончательно сформировалось. И если бы Райнер подошел поближе – ударила бы наотмашь. И кулак завяз бы в этом глицерине.
