скачать книгу бесплатно
Поступают полезные советы: если заболеешь, ложись на живот в позе лягушки. И пей аспирин, он разжижает кровь. В больницу не суйся. Больница – рассадник вируса.
По телевизору, наоборот, советуют мчаться в больницу. Самолечением не заниматься.
Я сижу за забором, дышу свежим воздухом. Мне болеть нельзя, поскольку я отношусь к группе риска. Но я не боюсь почему-то. Мой внутренний голос молчит и нечего не говорит, ни о чем не предупреждает. Для меня по-прежнему все происходящее как война в Сирии, хотя сейчас уже разразилась война в Карабахе.
Я всю жизнь чего-то добивалась: любви, славы, богатства. А сейчас мне ничего не надо. Я не хочу ничего. Видимо, я переросла свои желания. Наступил покой, как после бомбежки. Бомбежка – это молодость.
Я никогда не жила так ясно и спокойно, как во время карантина.
Я пишу время от времени и каждый раз подозреваю, что это – последняя моя рукопись. «Еще одно последнее сказание, и летопись окончена моя. Окончен путь, завещанный от Бога мне грешному. Недаром долгих лет свидетелем Господь меня поставил и книжному искусству вразумил…»
С литературой происходят стремительные перемены. Отмирают книги, люди читают по планшету, слушают аудиокниги.
Меня это не огорчает. Что же делать? Жизнь меняется. Но то время, которое досталось мне, было временем литературы. Я плыла в этом прекрасном океане, и не было занятия более интересного. Я и сейчас не согласна читать по планшету. Мне нужна именно книга, бумага, шрифт. Мне надо перелистывать страницы и слышать их шелест.
На мою жизнь хватило этого божественного труда: писать и читать. А что будет потом – это потом.
Мой поселок называется «Советский писатель».
Советские писатели вымерли, как мамонты от похолодания. Кое-кто остался. Их мало. Мои ворота оканчиваются решеткой, и за этой решеткой недвижно стояли кроссовки. Кто-то стоял и не уходил.
Я вышла за калитку и увидела нестарого мужика с рюкзаком на спине. Путешественник. Я спросила:
– Вам чего?
– Говорят, здесь живут потомки Токаревой.
– Ну, я потомок.
– Да? – удивился он.
Видимо, турист думал, что Токарева жила во времена Жорж Санд.
– А в конце этой улицы живут потомки Рязанова, – сообщила я.
– Да? Где?
Я показала пальцем, он пошел в указанном направлении.
Мою помощницу по хозяйству зовут Мила. Мила приехала из украинского села Васильково. У себя на родине Мила работала фасовщицей – фасовала товары: конфеты к конфетам, печенья к печеньям, пельмени к пельменям. Получала смешные деньги.
У нее в доме течет крыша. Она подставляет ведра и тазы. Когда дождь кончается, ведра убирают. Крышу надо перекрыть, но нет средств. Значит, можно жить так. Капли – не камни. Потечет – перестанет.
Туалет – в огороде. Зимой холодно выскакивать на улицу, но приходится. Значит, будет выскакивать.
Хочется купить мяса, но денег не хватает. Мила покупает апельсин в количестве одного. Цитрус. Замечательный запах плюс витамин С.
На Миле курточка ржавого цвета, как давленные клопы.
– А мне все равно, – говорит Мила.
Ей действительно все равно. И это спасение.
Я сделала вывод: надо мало хотеть. Мало хочешь, мало получишь. Все гармонично. И никому не надо завидовать, ненавидеть. И главное, не хочется ненавидеть.
Я смотрю на Милу, и мне становится спокойно. Можно довольствоваться малым. Не обязательно вставать на цыпочки и тянуться к груше, висящей слишком высоко.
Можно подбирать с земли то, что падает само.
– А у тебя есть мечта? – интересуюсь я.
– Есть. Я хочу замуж.
Мила хочет любви. Ей неполных шестьдесят, но она чувствует себя на тридцать.
– Это вряд ли… – сомневаюсь я.
– Почему? – уточняет Мила.
Только она знает, сколько в ней нежности и какая гладкая у нее кожа.
– Молодые сидят и кукуют. Не могут найти пару.
– Молодые не могут, а я найду.
И очень может быть. Найдет то, что под ногами. Я не удивлюсь.
Бог предпочитает скромных. Таких, которые умеют терпеть и ждать. Но пока что все по-старому. Заработанные деньги кончаются быстро, крыша течет, туалет в огороде разваливается.
На первом канале телевидения вспыхнул новый сериал: сладкая парочка Цивин и Дрожжина. Он – юрист. Она – актриса, играла микроскопические эпизоды. Сейчас – общественный деятель. Короче, лиса Алиса и кот Базилио. Пасут одиноких актеров.
Герои нового сериала: вдова и дочь Алексея Баталова. Гитана и Маша.
Гитану я помню. Мы познакомились с ней тридцать лет назад на юбилее Петра Ефимовича Тодоровского. Ему исполнилось шестьдесят лет. У нас родился общий внук, которого мы обожали бездонно. Глубину нашего чувства невозможно измерить. Это чувство пожизненное.
За столом я оказалась рядом с Гитаной.
Гитана – цыганка, сама красота. Красота бывает разная: броская, агрессивная, даже хамская. Красота Гитаны – тончайшая, благородная, изысканная. Представляю себе, что творилось с Алешей Баталовым, когда он увидел ее впервые на арене цирка, скачущей на лошади.
Мне кажется, Гитана и сейчас в свои немалые годы способна вскочить на лошадь, выдернуть саблю и порубить всех своих врагов. Так и будет. Почему? Потому что у нее есть стимул: Маша.
Маша – инвалид детства, но на некоторых удачных фотографиях заметно ее сходство с красавицей Гитаной.
За праздничным столом сидела также Лидия Шукшина с новым молодым мужем оператором Мишей Аграновичем. Лидия любит мужчин моложе себя, равно как и Нонна Мордюкова.
Миша Агранович – великолепен: талантливый, молодой, породистый – мечта всех актрис без исключения.
Василий Макарович Шукшин был антисемит, как и все почвенники. В деревне Сростки, где он жил, евреев не было, и он их не знал. Евреи в основном селились там, где тепло. И в Москве, само собой. В кинематографе евреев много, через одного.
Я подошла к Лиде и спросила:
– Если бы Вася увидел твоего нового мужа…
– Он бы меня убил! – воскликнула Лида.
Она была и есть искренний и открытый человек.
Лида в это время снялась в фильме «Трын-трава». Миша – оператор. Он так снял Лиду, делал такие ее портреты, что сразу было ясно: оператор влюблен. Фильм получился теплым и трогательным, он весь был пропитан любовью.
Гитана сидела возле меня грустная, тихая. Больной ребенок не позволял ей радоваться жизни на полную катушку. Алексею жилось легче. У него – профессия. Востребованность. Слава. Всеобщая любовь. А Гитана – один на один со своим несчастьем.
Мы выпили. Она сказала:
– Я думала, что Токарева курит и с перекрученными чулками. А вы молодая и красивая.
Я в тот момент была влюблена. Женщины хорошеют от любви. А еще на мне было серое шелковое платье, подаренное женой посла Швеции. Смешно помнить такие мелочи, а я помню. И того мужика, в которого была влюблена, – тоже помню. Ничего интересного, но любовь зла.
Гитана спросила меня:
– Хотите, вам погадает моя мама? Она настоящая таборная цыганка. Ей дано.
Я сказала:
– Хочу.
Гитана продиктовала адрес, но я не поехала. Зачем знать будущее? Лучше не знать.
По вечерам бурлит сериал, который запустила Гитана. Она выволокла на свет Цивина и Дрожжину. Они и не ожидали такой прыти от восьмидесятипятилетней. Но они ошиблись. Сколько веревочке не виться, все равно совьется в кнут. Или завяжется в петлю. Больно ударит или убьет.
Цивин и Дрожжина – классические старушатники. Маша и Гитана – лакомый кусок. Стоит только руку протянуть. Цивин и Дрожжина – обеспеченные люди. И не молодые. Зачем им новая добыча?
Звери охотятся для того, чтобы поесть, утолить голод. Впрок они не охотятся. А Дрожжина с мужем охотятся именно впрок.
По всей вероятности, удавшаяся афера – это наркотик. Риск впрыскивает в кровь адреналин. Жизнь обретает краски. Но все-таки надо видеть, кого обдираешь до ребер. Даже в криминальном мире есть понятие «беспредел».
Гитана сделала кардинальский ход: позвонила Никите Михалкову. Никита – хозяин жизни. Для него невозможного нет.
Все замерли и ждут: чем кончится? Народ жаждет хлеба и зрелищ, как в Древнем Риме.
С тех пор в человеке мало что изменилось.
Началось расследование.
Выяснилось, что Цивин и Дрожжина черные риелторы. У них пятнадцать квартир, которые они отжали у одиноких стариков.
Сладкой парочке грозит немалый срок по статье «мошенничество».
На телевизионном экране показали Наталью Дрожжину в железной клетке.
Мне стало не по себе. Пожилую женщину, актрису, красавицу посадили в клетку, как серийного убийцу. Она мошенница, но не людоед из американского фильма «Молчание ягнят». Кто-то перестарался.
В конце телевизионной передачи объявили: «Подсудимую отпускают домой под подписку о невыезде». Это значит, что во время следствия она может находиться у себя дома и являться в суд по первому требованию.
Молодой мент, он же полицейский, достал ключ и отворил дверь клетки. Дрожжина вышла аккуратно, по-старушечьи. Она не поверила своему счастью.
– Спасибо! – вскрикнула она. – Спасибо! Спасибо!
Ее лицо осветилось счастьем, глаза сверкали сквозь слезы.
– Я сделаю все, что вы скажете! Я приду по первому зову. Спасибо! Спасибо!
Актриса осознала, что ночь она проведет не в камере с уголовниками, а у себя дома. В своей постели, с удобным ортопедическим матрасом. Утром она примет душ, закутается в турецкий халат и выпьет чашечку кофе, а может, и две.
– Спасибо! – Старая актриса с подлинной любовью смотрела на мента.
Мне захотелось, чтобы Цивин и Дрожжина отделались условным сроком и весомым штрафом. Пусть отдадут назад все, что огребли неправедным путем. Пусть уверуют в Бога и отмолят свои грехи или хотя бы прекратят привычную деятельность.
В чем их ошибка? В жажде наживы. Они захотели больше, чем смогли проглотить. И подавились.
И еще одно: не надо было связываться с цыганкой.
Цыгане – это природа. Их не обманешь. Разве можно обмануть утренний туман, дорогу, реку?
Через три месяца Цивин и Дрожжина снова появились в программе у Малахова.
Они обзавелись правильным адвокатом, который грамотно разрулил все происходящее.
Имя этого адвоката – Кучерена. Он находится в первых рядах адвокатуры.
Я помню Кучерену по истории с дачным кооперативом «Рыбник». Ее широко освещали по телевидению.
Кому-то понадобились эти земли. Я даже знаю кому, но промолчу. И этот кто-то начал крушить существующие дома, вышвыривая людей на улицу. Лужков пообещал возместить квартирами, но люди не соглашались. Дом на земле лучше, чем однушка в спальном районе.
Лужков объявил: «Я не люблю жлобов».
Народ вышел с плакатами: «Мы не жлобы», «Жлобы не мы». Их возглавлял молодой белокурый Кучерена.
Лужков обернулся к нему и спросил:
– А тебе-то какое дело? Какая тебе разница?
– Людей жалко, – простодушно ответил Кучерена.
С тех пор он мил моему сердцу.
Цивин и Дрожжина явились на передачу заметно похудевшие. Это их украшало.
В студии, как всегда, стоял хай, все перебивали друг друга. Малахов это любит. Видимо, хай – его фирменный знак: близко к жизни. Орут до хрипоты, перебивают друг друга, ничего не понятно. Такое впечатление, что некоторые скандалисты наняты за деньги, получают горловые. Они стараются до хрипоты, хочется засунуть им в рот кухонное полотенце.
