скачать книгу бесплатно
Он едет к ней… К ней… К ней…
Я успешно игнорирую целый вал гребаных жизненных ситуаций. Но, как оказывается, относительно Сони был в последнее время спокоен только благодаря тому, что ее папик находился в Одессе.
А сейчас… Они встретятся и… Она с ним… Она…
Понимаю, что стремительно лечу с катушек. Понимаю, что надо тормозить. Понимаю, что сам не справлюсь.
Александр Георгиев: Мне нужно к вам на прием. Срочно.
Валерий Романович: Приезжайте.
Сначала было крайне стремно вываливать кому бы то ни было свои чувства. Но после всего случившегося в феврале у меня попросту не было иного выхода. Мы давно не виделись. Но до мая я проводил на кушетке у психотерапевта больше времени, чем где-либо еще.
– Умом я понимаю, что у нее есть полное право устраивать свою личную жизнь без меня, – изливаю душу сорок минут спустя. На мозгоправа не таращусь, ибо это всегда казалось мне некомфортным. Он и так видит меня насквозь. Сосредотачиваюсь на монотонной работе кондиционера и смотрю через стекло на территорию приусадебного участка. Там, как и в предыдущие мои сеансы, гоняет совершенно неадекватная мелкая псина. Из приема в прием тешит то, что она, походу, дебильнее меня. Если Валерий Романович терпит эту ошибку природы, выдержит и меня. Логика убойная, знаю. Но мне похрен. Я тащу все, что только способно принести мне успокоение. – Сам я не могу переключиться на другого человека и начать строить свою собственную личную жизнь. От этого возникают злость на Соню, зависть и та же отравляющая все мое гребаное нутро ревность. Я использовал все приемы, которые вы мне советовали, но я по-прежнему не могу принять факт нашего окончательного разрыва.
– Повторяйте ваши терапевтические задания, пока не будет достигнут желаемый результат. Ибо я не могу сделать работу за вас. Сколько бы вы мне не заплатили.
– Выпишите мне еще какие-то пилюли.
– Я не вижу необходимости в медикаментозной психокоррекции. Вы адекватно оцениваете действительность. Вы признаете свои проблемы. Вы над ними работаете. И вы постепенно с ними справляетесь.
Блядь… Блядь… Блядь…
Ну бред же… Бред… Ни хуя я не справляюсь!
– Две недели назад Соня поздравила меня с помолвкой, – проговариваю я вслух. – И вернула, можно сказать, последнюю связывающую нас вещь. Браслет. Я подарил его ей перед самым началом нашим отношений. И она обещала тогда беречь его всю жизнь. А потом… – обрыв дыхания. И бешеный обвал эмоций. Они сыплются, как острые камни, разрезая и забивая мне нутро. От пояса и по самую глотку. – Пришла и отдала браслет мне. Зачем? – последний вопрос звучит глухо.
Но внутри я буквально горланю.
– Наверное, тем самым поставила крайнюю точку, – подсказывает Валерий Романович очевидное. Будто я сам не понимаю! – И вы должны это принять.
Хм… Должен.
Я столько всего в этой жизни должен… Вывожу все. Кроме этого.
– Я пытаюсь.
Так и есть. Именно поэтому я здесь.
– Как ваши отношения с Владой?
– Да никак, – раздражает один лишь вопрос о ней. Ибо она – не тот человек, на котором я весь сейчас сфокусирован. – О ней нет необходимости говорить. Там все ровно. Просто по плану. Близости нет. Ни духовной, ни сексуальной. Это временно. Для дела, – выдаю быстро без каких-либо эмоций. Просто констатирую факты. – Проблема только в Соне! – на этом же предложении неосознанно повышаю голос.
– Хорошо, – Валерий Романович медленно кивает. – Давайте, вернемся тогда к Соне. Что вы сейчас хотите сделать? Что вас тревожит?
– Я хочу поехать к ней, – признаюсь перед ним и перед собой одновременно.
– Угу, – специалиста эта информация, в отличие от меня, нисколько не ужасает. – И что бы вы ей сказали?
– Не знаю, – выдыхаю абсолютно потерянно. – Просто… – замолкая, прикрываю глаза. Прислушиваюсь к себе. – Хотел бы увидеть ее. Убедиться, что у нее все нормально. Эм… Возможно, посмотреть на нее с ним… Я знаю, как Соня выглядит, когда счастлива… И… Этого состояния не было рядом с ним в наши предыдущие совместные встречи… Хотя она врет мне… – каждое слово с трудом дается. Но я не напрягаюсь. Я в месте, где можно вести себя как полный даун и быть понятым. Изъясняюсь так, как получается. Главное, докопаться до сути. – Я спросил прямо, счастлива ли она… Она написала, что да, мол, счастлива… И потом… Не отрицала, что любит его, когда я опять-таки сам спросил… Но я… Я знаю, что это ложь, – выталкиваю и только сейчас все это осознаю.
Резко распахиваю глаза.
– Возможно, – протягивает Валерий Романович. – Но есть вероятность, что это просто ваши иллюзии.
– Нет, – давлю уверенно. – Мне было бы проще, если бы сказанное ею являлось правдой. Больнее, но проще.
– Да. Определенно, – подтверждает психотерапевт. – Пока с ее стороны остаются какие-то чувства, вам тяжело отпускать свои. Это естественно. Но вы же понимаете, что сделать это в любом случае необходимо? Вы сейчас не готовы с ней встретиться. Это ни к чему хорошему не приведет. Вами управляют ваши главные слабости: собственнический инстинкт и патологическая ревность. А Соня не ваша. И дело не в том, что она не является больше вашей девушкой. А в том…
– Я знаю, – заканчиваю за него. – Она отдельный человек. Она мне не принадлежит.
– Верно. Держитесь за эту мысль. Сегодня особенно крепко. Потому как… – шумный вздох. – Если случается откат, добиться заново прогресса, как правило, гораздо сложнее. Вы должны это осознавать. Быть сильнее своих эмоций. Понимать, что последствия могут быть разрушительными.
Слушаю Валерия Романовича еще на протяжении часа. Принимаю правильность каждого сказанного им слова.
– Сейчас, когда вы успокоились, я предлагаю вам отпустить все переживания сегодняшнего дня. Осознать, что это, как и ваши отношения с Соней, уже прошлое. Вы прожили эти события. Они позади. Смотрим вперед.
– Вперед, – повторяю и киваю.
Очень хочется закурить. Но здесь нельзя. Поэтому я держу это желание про запас, как нечто реально ценное, что я смогу себе позволить, как только выйду.
– Никаких больше эмоциональных всплесков сегодня допускать нельзя, – продолжает мозгоправ, пристегивая меня к действительности своим обычным мирным взглядом. – Ограничьте контакты с людьми, которые могут вызвать какие-либо сильные эмоции. Неважно, с кем или с чем они могут быть связаны. Необходимо зафиксировать баланс, который мы сейчас поймали.
– Я не уверен, что смогу быть в этот вечер один, – делюсь своими мыслями, как всегда, прямо.
– Нет необходимости быть одному. Если вы чувствуете, что хотите контактировать, допускается встреча с любым человеком, с которым у вас здоровые отношения. Это может быть кто-то из ваших друзей. Проведите спокойный вечер.
Я благодарю Валерия Романовича. Покидаю территорию его дома. Сажусь в тачку. С тем самым кайфом, которого так ждал, закуриваю и набираю Тохин номер. Но он, как ни странно, не отвечает. Долблю его мобилу звонок за звонком. Тщетно. Предполагаю, что может торчать у Чарушиных, и еду к ним. Только и тут шляпа. Нет его, не было, и никто даже не видел сегодня.
– Да заходи ты… Что встал на пороге?
– Нет времени.
Пока говорю с Тёмычем, на глаза попадается его жена… Сонина сестра.
– Привет, – ее улыбка не такая яркая, как у моего Солнышка, но тоже слепит. Я лишь один вдох совершаю, и за грудиной раскручивается долбаная турбина. Телу враз горячо становится. – Ты голоден? Будешь с нами ужинать?
– Нет. Не голоден.
– Точно?
Чарушины смотрят на меня, а я тотально подтормаживаю. Не могу сгенерировать ни слова. В голове запускается мощный мыслительный процесс. И направлен он не просто в противоположную от заданной темы сторону. Он охватывает абсолютно иную область жизни. И он… Противоречит всем догмам, что я себе успел внушить.
– Мне нужен Сонин столичный адрес. Можешь дать? – толкаю для самого себя неожиданно.
Срыв. Падение. Подъем.
Умопомрачительное предвкушение.
– Да… – шепчет Лиза после недолгих переглядок с Чарой. – Конечно.
Еще полчаса, и я обнаруживаю себя на киевской трассе. Осознаю, что делаю. Полновесно. Но повернуть назад уже не могу.
10
Ты – моя. Запомни это навсегда.
© Александр Георгиев
Ночь, трасса, музыка, огни машин – это тоже своего рода терапия. Помогает окончательно упорядочить мысли, успокоиться и примириться с интуитивным выбором, который был сделан в критический момент.
Я еду к ней.
Я еду к Соне, и только от осознания данного факта мое сердце летит. Летит как самолет, значительно превышая скорость, которую способен выдать двигатель моего автомобиля. И умудряясь при этом выписывать фигуры высшего пилотажа.
Как мало человеку нужно для счастья… Поразительно.
Уже в пути, когда я преодолеваю больше половины километров, объявляется Тоха. Прошу его в случае чего прикрыть меня перед долбанутой родней.
– Если кто-то спросит, то я у тебя.
– А кто-то – это твоя мама? – загоняет Шатохин со своим обыкновенным скотским чувством юмора.
И ржет, гондон.
– Ты заебал, – рычу на автомате.
Но на самом деле это явно не то, что способно меня сейчас расшатать.
– Соррян… – толкает почти серьезно. – Ладно. Не ссы, Прокурор. Прикрою. Удачи тебе!
Отключаюсь. Перевожу дыхание. Сосредотачиваюсь на трассе. Из динамиков, будто происками дьявола, бомбит исключительно пиздострадальческий трек. Хрен знает, каким образом это убогое дермище оказалось в моем альбоме. Зашкваривает, конечно, по всем понятиям. Но я не спешу переключать. Ощущаю себя тем самым поплывшим от любви пацаном, который мог сорваться и рвануть за Богдановой в деревню, и вдруг усмехаюсь.
«Все это делаешь, чтобы показать, как я тебе безразлична?! Браво, Саша! Я почти поверила. Не останавливайся. Весь мир за мной исколеси!»
Да, именно так я и делаю…
Хочу ее увидеть. Это желание сильнее меня. И похер на то, что Соня давно не ждет. Не успокоюсь сегодня, пока не отыщу ее.
И все-таки… Как какая-то гребаная музыка может сгущать чувства!
Я тону в чьих-то сопливых куплетах. Я нахожу в каждом слове НАС. Я от этого отравляющего коктейля пьянею.
Любовь крепнет. Тоска разрастается. Желание достигает одуряющих пределов.
Блядь… Как же это дико…
И все же…
Я ведь сразу понимал, что мои чувства к Соне не пройдут. Против них не существует лекарств. Ничего не работает.
Сопротивляться себе – мука.
Все на свете можно выдержать и пережить. Даже тот удар, который мне нанес, казалось бы, самый родной человек – мать. Я упал, проорался и поднялся.
А с Соней так не получается.
Она начала новую жизнь. Без меня. Это охренеть как больно. Но я, блядь, хочу узнать эту жизнь. Окунуться в нее. Получить новые ожоги и шрамы. И заполнить ею всю свою память.
Это безумие. Но я же знаю, что перекрыть его, не добравшись до финиша, невозможно.
Подъезжаю к Сониному дому поздно. Перевалило за полночь, однако я не мешкаю. Надо быть полным кретином, чтобы, преодолев пятьсот километров, растеряться на последних метрах. Выхожу из тачки и на негнущихся ногах направляюсь к домофону.
Да… Меня начинает люто крыть физически.
Можно, конечно, списать на то, что все эти ощущения – последствия пятичасового нахождения за рулем, но я ведь знаю, где правда. В каждой клетке моего тела разгорается пожар только потому, что я, блядь, испытываю волнение.
Сердце горит неистовее всего. Бьется сходу на максималках. Оглушает весь организм, на каждом подъеме блокирует работу легких. Грудь распирает, но наполняется она с трудом. Перехватывает дыхание ощутимо.
Мать вашу… Точно как пацан… Точно, блядь…
Если бы Соня еще ждала, как раньше… Если бы… Но даже когда не ждет, меня уже не сбить с координат.
Дождь прошел, но я не поэтому дрожу, как псина.
Просто…
Я здесь… Я здесь… Я здесь…
Судорожно захватываю большой объем кислорода и преодолеваю остаток пути довольно-таки решительно. Только вот тут меня и поджидает убийственное разочарование, к которому я никак не готов – Соня на звонок домофона не отвечает.
Звоню в домофон так долго, что трелью, как я понимаю, поднимаю с постели ее соседку. Старуха высовывается из окна второго этажа и, окликнув меня безликим «молодой человек», призывает прекратить безобразие.
– Сонечки все равно нет дома.
Я отшагиваю, чтобы иметь возможность видеть человека, которого, как я быстро соображаю, следует заиметь в союзники.
– А где она? – спрашиваю, чувствуя себя при этом неожиданно смущенным.
Сую ладони в карманы брюк и, шаркнув подошвой туфли по насыпи гравия, совершаю шумный вдох. Галстук давно скинул. В открытый ворот рубашки проникает свободно влажный воздух. Ночь держит прохладу, но она никак не гасит пылающего в моем теле огня.
– А вы кем, собственно, будете? – задавая этот вопрос, бабуля вертит головой. Уличный фонарь работает ей на пользу, с головы до ног меня освещает. Вот она и приглядывается: то ли пытаясь узнать, то ли стараясь запомнить. – Меня Анжелой Эдуардовной зовут. А вас?
Блядь… Что за напасть? Еще одна Анжела.
– Александр, – сообщаю приглушенно.
Оглядываясь на свою машину, прикидываю, как дальше поступить.
