скачать книгу бесплатно
– Я убью его, Ева.
– Ты не можешь убить моего отца. Ты, – порывисто вздыхает, – в любом случае, не должен никого убивать.
– Убью.
Обернувшись, Исаева отталкивает его и, подняв с пола футболку, прикрывает дрожащее тело.
– То, что ты говоришь… Боже, да все, что мы делаем – это не имеет никакого смысла, – наконец-то, в ее голос возвращаются нужные ей холодные ноты. – Я же намереваюсь уничтожить тебя, Адам. А ты – меня! Я собираюсь наказать тебя за все, что ты совершил! За Захару… Я не прощала тебя, если вдруг показалось… Все, что между нами происходит, начиная с Дальницкого – это не серьезно, – приходя в замешательство, делает паузу.
Понимает, что не должна была этого говорить Титову. Не планировала ничего подобного. Все произошло спонтанно и, что хуже всего, эта тирада произнесена больше для себя. Чтобы напомнить реальное положение вещей.
Злится. Толкает Адама в грудь.
– И я не должна предупреждать тебя. Ты сам все знаешь.
«Давай…»
«Твой ход, Титов…»
Он смотрит на красные полосы на ее шее, следы своей неосторожной ласки. Заглядывает в ее черные глаза.
Образ Евы его задевает. Но он пока не может этого озвучить, чтобы не испугать ее.
– Эва, Эва… Знаешь, в игре с чужими чувствами все-таки есть одно исключительное правило, – заворачивая язык, прикусывает его. Выдыхает, в попытках сохранить полноценную хладнокровность. – Нужно быть очень осторожным, если вступаешь в игру с нехорошим человеком. Особенно, если ты сам – нехороший. Именно в таких, по закону Мэрфи[1], влюбляются, – Исаева высокомерно задирает нос и следом же за этим взволнованно сглатывает. А Титов усмехается, наслаждаясь тем, что она ловит каждое его слово. – И если уж мы дошли до предупреждений, любимая моя гадина… – его голос непроизвольно становится хриплым. – Я буду тем, кто навсегда уведет тебя из дома отца.
Судорожно выдыхая, Исаева смотрит на него, не в силах отвернуться. В который раз рассматривает покрывающие его рельефное тело черные штрихи татуировок, знаки и символы, косые надписи. Поднимается обратно к его глазам и понимает, что именно его взгляд решает для нее все. Абсолютно все. То, как Титов смотрит на нее. Не важно, что говорит, каждый его взгляд заставляет ее загораться восторгом.
Но сегодня еще и слова Адама имеют необычайную силу. Сердце Евы выходит из строя. Сжимается и несется, словно сумасшедшее.
[1] Закон Мэрфи – шутливый философский принцип, который формулируется следующим образом: все, что может пойти не так, пойдет не так. Иностранный аналог «закона подлости».
11
Поддевая носками кроссовок мелкие камешки и редкий мусор, Титов медленно бредет к машине. Заставляет себя двигаться против воя зимнего ветра.
Вперед.
Ева настояла на том, чтобы он отвез ее домой до рассвета. Он, черт возьми, не хочет ее там оставлять. Но, что он может сказать ей, если Исаева постоянно его отталкивает?
Сжимая губы, Титов вдыхает через нос холодный воздух и некоторое время, в попытке заглушить странные эмоции, что множатся внутри него, просто прокручивает в голове все, что Ева ему сегодня сказала.
Отключая сигнализацию, забирается в салон.
Тишина оглушает. Именно в ее атмосфере критически учащается сердцебиение и безумно скачет пульс.
Порывается вернуться.
Достает телефон, чтобы написать Исаевой сообщение, когда натыкается взглядом на зачетную книжку, оставленную ею на пассажирском сидении. Из-под обложки выглядывает белый лист бумаги.
Записка. Бл*дь, он знает, что она ему не понравится.
Субъект. Информация. Действие.
Наталья Юрьевна Ломоносова. Зачет по социологии. Добейся не меньше, чем 4 балла.
Резкий вдох поднимает его грудь. Живот стягивает узлом. По венам стремительно разливается огонь.
Играя желваками, набирает для Евы сообщение.
Джокер: Ты хочешь, чтобы я тр*ахнул ее?
Ожидание ответа кромсает нервы Адама на отмирающие нитки.
«Не делай этого, Ева… Бл*дь, только не проси меня об этом…»
Он ведь не отступит. Он ведь так не умеет. Примет ее задание, каким бы оно не было.
Так или иначе, Исаева не оставляет ему выбора.
Аномальная: Если потребуется, Титов. Почему нет?
Он быстро и глубоко вдыхает. Прикрывает веки, контролируя дыхание, пока не приходит еще одно сообщение.
Аномальная: А тебе, что, жалко? Она молодая, красивая… Что там еще вам нравится? Придумай сам.
Стискивая телефон в руке, матерится, сотрясая воздух осипшим голосом.
Аномальная: Принципиальная дамочка попалась. Гонористая. Тебе, наверняка, будет интересно поохотиться за такой.
Ломоносовой двадцать четыре. Она действительно красивая и, если быть объективным, весьма аппетитная. Адаму – девятнадцать. Он сексуально активен. И в своей обычной жизни он, конечно же, не против ее тр*хнуть.
В своей обычной жизни…
Сердце Титова врезается в грудную клетку. И, кажется, он даже может слышать звук этого столкновения. Прикрывая рукой глаза, он стискивает зубы и шумно дышит.
Его затапливает свежая злость.
Он не обязан хранить целибат. Он никому ничем не обязан. Ему, мать вашу, все равно, кого тр*хать!
Но, бл*дь, ему крайне неприятна мысль о том, что Исаева хочет, чтобы он это сделал.
Неужели ей действительно все равно?
Она этого хочет??? Как она может этого хотеть? После всего, что произошло…
«Сука…»
Чертова Исаева!
Он, мать ее, это сделает!
Джокер: Принято.
Находясь по разные стороны жестокого противостояния, оба тайно воют от этого соглашения. Но все еще не умеют останавливаться перед знаком «стоп». Этому им предстоит научиться лишь после предстоящего, разрывающего их души, столкновения.
12
День шестьдесят первый.
Самое время пересмотреть свои интересы. Переосмыслить ценность угроз и обещаний. Нужна ли им по-прежнему эта игра? Какой приз ждет победителя? Стоит ли он тех страданий и лишений, что им приходится перетерпеть?
С неотвязными мыслями друг о друге, удерживают ночь на длинной паузе. Гордые и одинокие. Измотанные и потерянные. Ставящие под сомнение важность данных друг другу обещаний.
Ева не в состоянии разобраться в том, что творится внутри нее. Слишком много зарубцевавшихся страхов носит она в своей душе. Слишком много убеждений. Слишком много всего…
Не в ее характере убегать. Но в последние дни она только этим и занимается. Бежит от себя, от Титова, от своих желаний… Она просто не может остановиться.
Внутри Исаевой тикает тревожный механизм, который, кажется, запрограммирован на то мгновение, когда она прекратит движения, чтобы разорвать ее на части.
Всю свою юность она мечтала влюбиться. Вот только сейчас, когда внутри нее творится что-то по-настоящему странное, Ева зарывает голову в песок. Давая Титову очередное задание, стремится ослабить непереносимое ее организмом внутреннее давление. Ожидает разрыва этого напряжения. И тишины.
Сейчас Исаевой очень нужен человек, с которым она сможет говорить откровенно. Кто-нибудь, на кого она обрушит свою настоящую исповедь. Кто-нибудь, кому она смогла бы доверить то, что боится признавать реальным перед собственным «я».
Она набирает номер Даши по несколько раз в день, но все безрезультатно. Захара по-прежнему не хочет ее слушать.
А наряду с этим… Возвращаться в дом, который все больше напоминает лагерь смерти, становится с каждым разом сложнее.
– Исаева, притормози.
Не оборачивается. Закинув в сумку тетради и письменные принадлежности, торопливым шагом покидает аудиторию.
Титов нагоняет ее на парковке. Задерживает, бесцеремонно хватая за локоть.
– Сколько это будет продолжаться, Ева?
– Что именно? Чего тебе надо? – сквозь зубы, стопорясь на воротнике куртки, так как, черт возьми, не в силах взглянуть ему в глаза.
– Чтобы ты прекратила бегать от меня.
Раздраженно дергает руку на себя, но Адам не позволяет ей освободиться.
Ей хочется закричать, заплакать, изойти самыми худшими проклятиями и угрозами…
Сделать Титову больно.
Только потому, что… Он и то, что она к нему чувствует – пугает ее до безумия.
– Послушай, Адам… – шипит, не справляясь с вызванной его словами паникой. – Я от тебя не бегу. Мне просто… – вкладывает в голос все свои переживания, привычно трансформируя их в раздражение. – Мне безразлично, в какой стороне от меня ты находишься. Я слишком загружена, чтобы обращать на это внимание. Сейчас у меня нет на тебя времени.
Резкий глубокий вдох приподнимает грудь Титова. Сжимая руки в кулаки, цепенеет. Безжизненный и спокойный.
Внешне.
Внутри пытается справиться с теми болезненными эмоциями, которые вызвали ее слова. Смотрит на высокомерную маску Евы, сохраняя неестественную неподвижность. В то время как адреналин уже подогревает и отравляет его кровь, и все мышцы в теле приходят в нервный тонус.
Молчит. Выжидает, когда Исаева поднимет дрожащий веер ресниц и встретится с ним своими лживыми проклятыми глазами.
И это происходит.
Выманенная отсутствием какой-либо реакции с его стороны, собирается взглянуть в лицо Титова лишь на мгновение. Но, столкнувшись взглядом с его горящими глазами, видя в этом пламени свое размытое отражение, забывает обо всех своих изворотливых приемах.
Приоткрывая губы, хватает воздух. Чувствует, как он горит на губах и обжигает холодом горло.
– Нет на меня времени? – напряженно переспрашивает ее Адам.
У всех его близких с периодическим постоянством нет на него времени. Ничего необычного. Это, сука, чистая классика. Но Исаева… Как она, мать вашу, может так говорить? После всего, что было. Адам бросал все дела, если она нуждалась в нем. Он, черт возьми, вопреки всему ставил ее на первое место.
«Господи…»
Ева Исаева – это вредная привычка, что способна его убить. Сломленный падший ангел с темными мыслями. У нее черное сердце. Только сейчас Титов хочет его больше всего на свете.
Он ради Евы влез в такое дерьмо… Вскрыл информацию, вес которой оказался на порядок выше того, что он мог даже предположить, слушая предостережения старухи. Отдыхая по несколько часов в сутки, направил все свои силы на поиск путей решения поставленной задачи.
Для нее.
– Что тут скажешь, Адам? Я тороплюсь.
– Есть кое-что исключительно важное. Выслушай меня.
– Не думаю, что это того стоит. Я, правда, не могу задерживаться, – рассеянно оглядывается. – Не сегодня. И возможно… – делает паузу, чтобы перевести дыхание и не выдать волнение тем, что вынуждена произнести, – очень не скоро. Эта игра стала утомительной. Перестала быть интересной. Давай сделаем паузу…
– Отлично, – едко выпаливает, разжимая пальцы так стремительно, будто кожа Евы становится опаляющей. – Можешь убираться в свой гребаный замок. Я больше не держу.
«Я больше не держу…»
Слыша эти слова, она старается дышать ровно и глубоко. Ощущая, как напряжение скручивает все ее внутренние органы, упрямо пытается внушить себе, что это для нее ничего не значит. Отступает от Титова на шаг, но не может уйти.
И он тоже замирает.
Выжигают друг друга глазами. Наперекор всему, ждут друг от друга поспешного и бескомпромиссного аннулирования сказанного.
– Ну, что застыла, Исаева?
«Скажи, мать твою, что все твои слова –ложь…»
«Просто, скажи…»
«Возьми свои слова обратно…»
