скачать книгу бесплатно
Рука пастора вспыхнула огнем, заполнив помещение тусклым голубоватым сиянием, и тут Джек понял, что заблуждался насчет пола. Под ногами лежали не фрагменты старой глиняной посуды. Это были кости. Тысячи переломанных костей. Разбитые черепа и ребра возвышались грудами вокруг алтаря.
Джек задрал голову к слабому ореолу света над ним и издал крик, пронзивший колышущиеся вокруг тени. Несколько лет назад он взывал бы к Богу или даже к своей матери. Когда его крики потонули в бушующем наверху хаосе, сердце у него оборвалось.
Услышать его было некому.
3
– Ты опоздала, сестра Тремли.
Имоджин стояла в дверях церкви и, подавляя рвотный рефлекс, наблюдала за ужасающей картиной, раскинувшейся перед ней. Шесть фигур, одетых в красное, стояли над своими павшими собратьями, каждая держала нож. За ними прятались их сыновья и дочери в белом. Но пересчитав их, Имоджин почувствовала, будто у нее оборвалось сердце.
Она прочистила горло.
– Где мой внук? Где Джеки? – Имоджин вздрогнула от звука собственного голоса. Сухой, хриплый, полный отчаяния. Были времена, когда в этих стенах она управляла вниманием своих братьев и сестер. То были лучшие времена. Теперь она ощущала себя слабой, беспомощной и неуверенной в том, чем все закончится. В пистолете, из которого она не стреляла с детства, было шесть патронов. В глубине души она понимала, что их ей не хватит.
– Теперь он с нашим повелителем.
Одна из матерей шагнула вперед и подняла капюшон. Лаура Тремли смотрела на мать с тошнотворной ухмылкой. Белки ее глаз усеивали синие пятна, а кожу лица раскололи черные вены. Имоджин ахнула от отвращения.
– Боже мой, что он с тобой сделал, Лаура?
– Он открыл мне глаза, сестра Тремли. Показал путь к царству на земле. Он и тебе показал путь, но ты отвернулась от него, как жена Лота. Он не просто обратит тебя в соляной столп. Он надругается над твоей душой.
Остальные матери захихикали, и от этого хора злобных смешков у Имоджин волосы на руках встали дыбом. Лаура подняла жертвенный нож. Бледный свет, идущий сверху, высветил длинные шрамы на ее голых руках, старые раны от многочисленных кровавых церемоний Джейкоба.
Имоджин сделала шаг назад и подняла пистолет.
– Джеки в яме со своим отцом, и его кровь прольется ради всего этого мира. Как и ваша, – произнесла Лаура.
– Как и ваша, – вторили ей остальные пять матерей. Одна за другой они поворачивались и сталкивали своих детей в яму. Крик каждого ребенка разрывал тишину церкви, наполняя живот Имоджин свинцовым холодом страха. «Нет, Боже милостивый, нет, нет, нет…»
– Сегодня мы истекаем кровью ради нового мира, сестры.
Лаура резко направила острие ножа на Имоджин, но внимание той было сосредоточено на женщинах, стоящих у дыры в полу. Теперь, когда их дети оказались в яме, им больше не нужно было задерживаться в земной юдоли. Имоджин знала это кощунственное писание наизусть. Знала, что будет дальше, после принесения божеству жертв в качестве последнего причастия, и все же не могла отвести взгляд.
«Помни это, – прошептал отцовский голос. – Сохрани в памяти. Ради Джеки».
Одна за другой пять матерей, принесших Джейкобу потомство, подносили ножи к горлу и проливали свою кровь. Потоки вязкого черного масла хлынули из открытых ран, стекая по мантиям. Деревянный пол с шипением задымился под их рухнувшими телами.
Имоджин сделала глоток воздуха и поморщилась от едкого привкуса. От жары в помещении лицо заволок пар, сердце готово было выскочить от груди. Она крепко сжала револьвер и положила палец на спусковой крючок.
– Пожалуйста, не заставляй меня делать это, Лаура. Ради твоей матери, пожалуйста.
– Для меня моя мать мертва, – яростно выпалила Лаура. – Ты не более чем безбожная еретичка, пришедшая нарушить наше общение с единственным истинным богом. Но ты еще можешь обрести спасение, если пустишь себе кровь. Присоединяйся к нам, еретичка. Пусти себе кровь ради милости нашего господа.
Последующие события произошли для Имоджин Тремли слишком быстро. Позже, пытаясь пересказать их представителям власти, она обнаружила, что ее мысли размыты и искажены, словно скрыты слоем мутной воды.
Дочь бросилась на нее.
Откуда-то сзади Генри Прюитт и Гейдж Типтри окликнули ее по имени.
Лаура Тремли запнулась о труп брата Адамса и, взмахнув ножом, кубарем полетела вперед.
Имоджин вскрикнула, когда лезвие рассекло ей левую половину лица, повредив роговицу и навсегда ослепив на один глаз. Она рухнула на колени и зажала руками лицо, запаниковала от внезапного ощущения тепла и влаги на щеках. Откуда-то сверху раздался крик Роджера:
– Мэгги, Джерри, сюда, быстрее! Джини ранена!
– Вы все сгорите! – воскликнула Лаура, но Генри ударом приклада заставил ее замолчать. В следующую секунду он был уже рядом с Имоджин. Морщась, та посмотрела на него здоровым глазом. Он побледнел, кровь отхлынула у него от лица, и позднее Имоджин могла бы поклясться, что в ту ночь он постарел лет на десять. Как и все они.
Из дыры в полу эхом разнесся крик. Имоджин вскочила на ноги, зажимая одной рукой левую, пульсирующую болью половину лица. Между пальцев сочилась кровь. Она засунула отцовский пистолет за пояс грязных джинсов.
– Джини, подожди…
– Не обращай на меня внимания, Генри Прюитт. Наши дети там, внизу, с этим монстром. Нам нужно довести дело до конца.
И прежде чем ее успели остановить, Имоджин Тремли доковыляла до лестницы и стала спускаться во тьму Кэлвери-Хилла.
4
Отец Джейкоб поставил идола обратно на алтарь и пристально посмотрел на детей. Они упали в эту залу, как ангелы с небес, если такое место вообще существовало. Раньше он верил в него, но те дни и та ложь остались позади. Когда он шевельнулся, дети вздрогнули от страха. Они сбились в кучу, как грызуны, собравшись в единую извивающуюся сущность в попытке отпугнуть хищника.
Но он не хищник. Нет. В минуты душевного страдания, здесь, внизу, во тьме этой земной Голгофы, Джейкоб Мастерс сомневался в своей преданности и вере. Сомневался в откровениях, данных ему Священным Писанием, высеченным на этих древних стенах, шепотом бога, идущим изнутри.
«Господь мой, – вопрошал он, – почему кровь невинных? Почему не принести в жертву ягненка, оленя или другого лесного зверя»
И его господь говорил на множестве языков, языков чуждых и незнакомых. Дразнящее шипение пронизывало его разум, его сердце, проникало в душу, и он знал, что это правда: Невинные – это звери, дитя мое. Они ничем не отличаются от агнцев из твоей книги лжи. Ни одно семя не прорастет без поддержки природы; поэтому земля тоже должна быть накормлена. Это – моя воля, как сказано в Старых Обычаях, начертанных на этих стенах.
Джейкоб подошел к древней стене, стал водить грязными пальцами по символам, открывшимся ему в трудное время. Это Писание стало его новой Библией, утешавшей, когда он больше всего в этом нуждался. Другого пути нет. Он чувствовал это сердцем. Небеса могут находиться здесь, на земле, и они зародятся здесь, пустив корни в глотках этих шести невинных.
Конечно же, их будет больше. Крови этих детей будет недостаточно. Со временем дети Стауфорда будут кормить его господа. Они найдут искупление в бурлящей утробе того, кто не имеет имени.
Крики, донесшиеся сверху, спутали его мысли и отвлекли от медитаций. В полумраке хныкали дети.
Они пришли, слуга мой. Еретики пришли помешать нам построить рай на земле.
– Я остановлю их, – пробормотал он, уставившись на символы на стене. Ручейки черного греха потекли из уголков глаз, заливая ему лицо.
Нет, дитя мое. Не остановишь. Но я могу подготовить твое тело. Могу подготовить твою душу. Отдашь ли ты мне себя? Умрешь ли ради меня?
Джейкоб Мастерс закрыл глаза и улыбнулся. Он произнес не колеблясь:
– Да. Возьми меня, господь мой.
В следующее мгновение пламя идола погасло и воцарилась тьма. Где-то в той бесформенной бездне дети услышали приглушенные крики своего похитителя, человека, поглощенного пустотой.
Глава четвертая
1
Стиснув зубы, чтобы сдержать волну боли, Имоджин спускалась во тьму. Она слышала голоса, будто отец Джейкоб разговаривал сам с собой, и его возгласы отдавались вокруг низким гулом. Помимо этих звуков до нее донеслись детские рыдания, закаляющие ее решимость, пока она погружалась во мрак.
– Я иду, дети. – Голос эхом разнесся по пещере. Болезненный и хриплый, он напомнил ей, насколько она устала и ослабла на самом деле. Последние несколько лет серьезно отразились на ней. Сколько из них она потратила впустую, живя в неволе? Думать об этом было невыносимо.
Теперь лишь дети имели значение.
– Бабуля Джини?
У нее екнуло сердце.
– Джеки? Это ты, детка?
Она посмотрела вниз, проследив взглядом за пеленой света, освещающей столетия земли, пыли и костей. У границ светлого круга стояли фигуры. Маленькие и хрупкие, с крошечными ручками и ножками, глубоко напуганные. Если б она задержала дыхание, то, наверное, услышала бы, как в груди у них мечется страх.
– Я иду, дорогой. Я уже рядом.
– Пожалуйста, быстрее, мисс Джини. Джеки ранен, а с отцом Джейкобом что-то случилось.
Малышка Стефани Грин. Имоджин где угодно узнала бы этот милый голосок.
– Я уже рядом, детки. Совсем близко.
Ее спуск замедляло то обстоятельство, что одну руку она прижимала к лицу, а другой хваталась за каждую перекладину лестницы. «Сперва один шаг, затем другой». Перед глазами плавали мерцающие цветные пятна, голова кружилась, скорее всего, из-за кровопотери. Имоджин сделала паузу, прислонившись лбом к ближайшей поперечине.
– Ты в порядке, Джини?
Имоджин подняла глаза и прищурилась от льющегося сверху света. Джерри, Роджер и Генри смотрели на нее, стоя у края ямы.
– Да, – выдохнула она. – Гейдж и Мэгги позаботятся о моей дочери?
Джерри кивнул.
– Да, мэм.
Генри тоже начал спускаться.
– Я прямо за тобой, Джини.
Имоджин оторвала лоб от перекладины. Тонкий металлический прут был скользким от ее крови. Перед глазами все плыло.
– Осторожней на ступеньках, – пробормотала она, пытаясь прогнать гулкий звон из ушей и говоря себе: «Продолжай спускаться. Ты почти на месте».
Несколько секунд спустя ноги Имоджин коснулись верхней поверхности земляной колонны, поднимающейся из темноты. Вниз вел ряд вырубленных ступеней, и она спешно стала спускаться в подземный храм. Оказавшись внизу, выпрямилась и почувствовала, как под ногами хрустнули пыльные кости безымянных жертв. Дети заползли в круг света и столпились вокруг, едва не повалив ее в своем отчаянном возбуждении. Все, кроме одного.
Имоджин стала всматриваться здоровым глазом во тьму и с трудом разглядела скорчившуюся фигуру Джека Тремли.
– Бабуля Джини, кажется, у меня сломана рука. С мамой все хорошо?
Имоджин нахмурилась.
– Да, дорогой. Она в порядке, и ты тоже. Руку мы тебе вылечим, милый. Дядя вынесет тебя наверх. А теперь, детки, давайте поднимайтесь по лестнице…
Из темноты раздался треск, потревожив вековую пыль. Дети вскрикнули и столпились у Имоджин за спиной, словно цыплята, ищущие защиты от грозы. В этом темном месте она была их матерью-наседкой, и что бы ни пряталось в тенях за границами света, оно должно было пройти через нее, чтобы добраться до них. Имоджин вытащила из-за пояса револьвер и дрожащей рукой направила его в сторону шума. Джек ахнул, когда она убрала руку от своей раны.
– Все в порядке, Джеки. Со мной все будет хорошо. У твоей бабули бывало и похуже.
– А, сестра Тремли. Мисс Имоджин. Джини.
От голоса Джейкоба у нее волосы на шее встали дыбом. Где-то за кругом света снова захрустели под чьими-то ногами кости. Она посмотрела вверх, увидела, что Генри и Джерри уже почти спустились в пещеру, и почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере, ей не придется сталкиваться с этим ублюдком в одиночку.
– Тебе конец, Джейкоб. – Голос у нее был сухим, но властным, не выдающим слабость в голове и костях. – Ты не получишь этих детей. Я не позволю тебе.
– Ты никогда не была истинной верующей, дорогая. Я видел это в тебе с первого дня, когда ты привела свою дочь в церковь. Хотя это не помешало тебе оставить ее со мной. Она рассказала тебе, что я сделал с ней?
Имоджин с трудом сглотнула. В горле щелкнуло. «Не дай ему добраться до тебя, – прошептал отцовский голос. – Он пытается проникнуть тебе в голову».
– Ей не пришлось, Джейкоб. Все написано у нее на лице. В ее глазах.
Из темноты раздался смех Джейкоба. Дети собрались вокруг нее, еще крепче вцепились в Имоджин, будто ее могли отнять у них в любую секунду. Она разделяла их страх.
– Можно сказать, я кончил во имя нашего господа, сестра. Твой маленький ублюдок, Джеки, тому доказательство. Он рожден, чтобы быть вскрытым на нашем алтаре. Его кровь должна пролиться немедленно. И она прольется. Возможно, не сейчас, но скоро. Когда тебя не будет рядом, чтобы защитить его. Когда тебя не будет рядом, чтобы защитить моих маленьких агнцев.
Из темноты появился отец Джейкоб Мастерс. Его глаза светились, заливая пещеру болезненным голубым светом, отчего у Имоджин закрутило живот. По щекам у него сочились густые черные слезы, собирались у края подбородка и свисали нитями. Бледную кожу испещряли черные вены, отчего казалось, будто впалые щеки раздроблены на сотни кусочков.
– Я погряз в собственном грехе, Джини. Ты же знаешь, что очистить душу можно лишь через кровь. А закалить – лишь через огонь искупления. – Кончики его пальцев вспыхнули огнем, словно спички. Он жестом указал на символы. – Священное Писание нашего господа учит этим обрядам мертвых. Поищи в своем сердце и поймешь, что это правда. Только не говори, что пришла сюда не для того, чтобы пролить мою кровь и сжечь мою церковь дотла.
Имоджин не пришлось это делать. Джейкоб хорошо ее знал. На самом деле всех их хорошо знал. У него была эта способность. Способность заглядывать вглубь членов своей паствы, знать, что ими движет и за какие ниточки дергать. Имоджин было неведомо, всегда ли он обладал этой способностью, или это зверь из бездны дал ему такой дар. В любом случае Джейкоб воздействовал на нее своей волей, нашептывал ей, когда она была наиболее уязвима, после того как ее муж Стив погиб в автокатастрофе.
Джейкоб воспользовался ее слабостью, предложив отдать ему Лауру. Позволить ему делать все, что заблагорассудится, чтобы он принес жертву. И как добрый маленький агнец, почувствовавший себя преданным богом, она сделала так, как он хотел. Во благо церкви. Ради обещания рая на земле. Ради ее нового бога.
Сожаление поселилось у нее в животе и горело там, прожигая в нем дыру. Оно не покинет ее до конца жизни. Имоджин знала, и, что еще хуже, Джейкоб тоже это знал.
– Детки, – произнесла она, понижая голос. – Мне нужно, чтобы вы закрыли глаза и зажали уши. Ты тоже, Джеки.
Она не стала их ждать. Дрожа, с сердцем, исполненным ненависти и сожаления, Имоджин подняла отцовский револьвер и нажала на спусковой крючок. Вспышка выстрела осветила пещеру подобно молнии, на мгновение отбросив от Джейкоба на стену тень, прежде чем он рухнул спиной на алтарь. Каменное изваяние погребенного бога вспыхнуло голубым пламенем.
– Джини! – закричал Генри, спрыгивая на пол. При приземлении он упал на колени и зашипел от боли. – Господи, девочка, что ты натворила?
Имоджин не обратила внимания на друга, его слова заглушил внезапный звон у нее в ушах. Пройдя вперед, она встала над истекающим кровью проповедником. Джейкоб Мастерс смотрел на нее своими бледно-голубыми глазами и ухмылялся.
– Кровь и огонь, – прорычал он. – Сегодня вы их получите, но со временем и я получу их. – Он коснулся бледным пальцем раны в груди, макнул кончик в кровь, поднес ко лбу и нарисовал на нем грубый символ. Раздалось шипение и густо запахло горелым мясом. – Еретики будут моими вратами. Смерть за жизнь. Так написано. – Джейкоб откинулся назад и усмехнулся себе под нос. – Какой я внизу, таким буду и вверху. Моя воля и Старые Обычаи неразделимы.
Имоджин Тремли подняла револьвер и стиснула зубы. Она выпустила еще одну пулю Джейкобу между глаз и продолжала стрелять, пока болезненный свет навсегда не покинул их. Даже когда у нее кончились патроны, она продолжала давить на спусковой крючок, ожидая, что ублюдок снова восстанет.
Она будет ожидать этого до конца своей жизни.
2
После того как детей вынесли из церкви, мужчины вернулись в яму, чтобы похоронить человека, который столь многое у них отнял. Они воспользовались инструментами, с помощью которых Джейкоб много лет назад прорыл путь в эту заброшенную пещеру. Несмотря на то что пастор лежал бездыханным трупом, Роджер, Генри, Джерри и Гейдж могли поклясться, что слышали, как он шепчет, проклиная их из-за невидимой завесы.
