скачать книгу бесплатно
Славянофилы, со своей стороны, пребывали в противоположенном убеждении – варяги, понятное дело, прирожденные славяне, а Древняя Русь была страна могучая и самобытная, ей занюханная Европа не указ. Что нам их рыцари, наши витязи в десять раз круче были, вспоминайте Чудское озеро.
В общем, термин «русское рыцарство» в этой великой схватке был как кость в горле и тем и другим – и исчез из обихода. Сами наши рыцари так просто со средневековых полей сражений не исчезли.
Но, с другой стороны, трудно отрицать, что своего развития в полном и окончательном варианте рыцарские военные традиции у нас не получили.
Причин тому несколько, и одна из них – географическая. Клин тяжелобронированной конницы хорош в тесноватой Европе, где у противника мало свободы для маневра. В южнорусских степях такая тактика особого успеха не принесет.
Вернемся еще раз к упоминавшемуся сражению у Сновска. Легкая половецкая конница ушла в глубокий рейд по русским землям и попала по сути дела в ловушку, лишившись главного козыря – маневренности: с одной стороны лес, с другой река, с третьей осажденный Сновск. А подошедшие с четвертой стороны рыцари Святослава Ярославича вчетверо уступали числом, но значительно превосходили броней и оружием – и втоптали в землю бездоспешных кочевников.
В степных просторах чаще получалось наоборот. Достаточно вспомнить очень известные сюжеты двух знаменитых битв в степи, неоднократно отраженных в литературе и искусстве. Это сражение на реке Каяле, так неудачно завершившееся для дружины князя Игоря, известного по одноименной опере; и еще более печальная для русского оружия битва при Калке.
Оба раза повторяется один и тот же ход событий – тяжелая латная конница опрокидывает и рассеивает степняков, но мощнейшие удары приходятся в пустоту. Более скоростной противник отступает, маневрирует и наносит удары по разрозненным частям потерявшего свой грозный единый строй рыцарского войска. Финал – два закономерных поражения.
Но в других войнах рыцарская конница осечек не давала. Панцирные всадники на равных тягались на западных границах с немецким, польским, чешским, венгерским, шведским, а позже и ливонским рыцарством. А под штандарты Ливонского ордена, между прочим, стекались лучшие бойцы со всей Западной и Центральной Европы – и, соответственно, все новинки вооружения и тактики. Но ничего, и ливонцев бивали.
А с финно-угорскими лесными племенами, войн с которыми было в XI и XII веках не меньше, закованные в сталь дружинники вообще расправлялись играючи. Лесные удальцы могли бить стрелой в лет птицу и выходить с рогатиной на медведя, но ударов бронированной кавалерии их нестройные ватаги не выдерживали.
Но рыцарство, как известно, это не только тяжеловооруженные всадники, все сметающие на своем пути. Это еще и один из политико-экономических институтов феодального строя. Который, в европейском его варианте, на Руси XI – XII веков отсутствовал.
На заре европейского средневековья дело происходило следующим примерно образом: вождь какого-либо варварского племени, прописавшись мечом и копьем на землях рухнувшей Римской империи и приняв королевский титул, раздавал завоеванные земли верной своей дружине в ленное владение, в зависимости от заслуг каждого. А они, дружинники, став баронами, маркизами, графами и герцогами, принимали на себя обязанность по первому зову сюзерена вооружаться и выступать ему на помощь. И все были довольны – и король, и свежеиспеченные феодалы, и попавшие в феодальную зависимость обитатели пожалованных земель.
Про последних стоит сказать чуть подробнее, а то марксистско-ленинские историки много лет вбивали нам в головы, что самой заветным желанием средневековых крестьян, замученных барщиной, оброками и повинностями (особо пинали феодалов за право первой брачной ночи); что самой светлой мечтой угнетенных тружеников было зарезать своего сеньора и поджечь его ненавистный замок. А власть всех этих баронов держалась исключительно на мечах и копьях их дружин.
Это, понятно, не так. Слишком неспокойным местом была на заре Темных веков Европа, слишком много шлялось по ней вооруженного и опасного народа; и когда свежеиспеченный феодал приходил с дружиной, возводил замок и брал на себя заботу о защите окрестных обывателей (весьма, конечно, небезвозмездную) – они, обыватели, были рады и счастливы, попав в феодальную кабалу. Альтернатива была проста – налетит пешая, конная и приплывшая на ладье ватага, дадут по башке секирой, изнасилуют жену и дочерей, сожгут дом и заберут на память о веселом пикнике все с трудом нажитое имущество. По сравнению с такой перспективой право первой ночи – пустяк и мелочь, не достойная сожаления.
А на мечах с копьями свою власть долго не удержишь – прилетит стрела из кустов и конец истории. Да и затягивать чересчур гайки в пору становления феодализма сеньоры просто не имели возможности. Европа еще не пришла в себя после бурных катаклизмов времен Великого переселения народов, люди еще не успели с землей сродниться и пустить корни – легки были на подъем чрезвычайно. Снимутся ночью всей деревней и уйдут на поиски лучшей доли. И ищите, господин граф, ветра в поле.
Нет, господа марксисты, любой общественный строй устанавливается при согласии большинства населения. Простой пример: Англию от пеших и конных набегов надежно защищали моря и проливы. Так там, во внутренних районах, недоступных пиратским вылазкам, жили фригольдеры, т.е. крестьянские общины, не имеющие сеньора. Не нуждались и все тут. Отбиться от местных грабителей у них и своих сил хватало, а серьезные супостаты не появлялись. Так и жили – платили, понятное дело, в казну все налоги положенные, но никакой барщины и первой ночи не знали.
В континентальной Европе подобным сельских общинам выжить было труднее. Но города, защищенные от превратностей жизни высокими крепостными стенами, тоже посылали подальше господ феодалов, желающих предоставить защиту и покровительство.
Ну ладно, вернемся к европейскому рыцарству. Понятное дело, с течением времени феодалы все больше привязывались к землице и хозяйству и, соответственно, становились все тяжелее на подъем. Но постоянное пополнение рыцарских ратей обеспечивал один очень мудрый обычай под названием майорат. Всю отцовскую землю получал единолично старший сын, а младшие отпрыски могли рассчитывать лишь на коня, доспехи и добрые пожелания на дорогу. А дорог у юных безземельных феодалов было в те времена не слишком много – военная да духовная. Торговать, пахать землю или заниматься еще чем-нибудь полезным тогдашние законы и обычаи им никак не позволяли. Ну, кто был послабее духом и телом, принимали духовный сан, а остальные пробавлялись чем могли: бесцельно странствовали в поисках приключений, с большой охотой вставали под королевские знамена при первых признаках войны, отправлялись за море в крестовые походы, вступали в духовно-рыцарские ордена, несущие огнем и мечом истинную веру неразумным язычникам – прибалтам да славянам.
Так вот, основополагающий принцип европейской рыцарской системы – земельные владенья в обмен на верную службу – в Древней Руси как-то не прижился; феоды и лены ( или, по-русски говоря – уделы) наши князья своим дружинникам не раздавали. По одной простой причине – самим едва хватало. У первых Рюриковичей, надо заметить, редкостная любвеобильность сочеталась с горячей привязанностью к чадам. К примеру, князь Владимир Святославич ( Владимир Красно Солнышко русских былин, причисленный к лику святых за крещение Руси) – имел четырех жен, не считая нескольких сотен наложниц. Даже с учетом высокой детской смертности в те годы, только от законных жен выросли и предъявили права на отцовское наследство аж двенадцать сыновей! Кстати, детей от наложниц совсем не следует сбрасывать со счетов, их тоже не забывали и не обделяли, тем более что сам Владимир «Святой» был сыном рабыни-наложницы…
Ну и другие, менее святые, чем Владимир, князья тоже заселяли своими потомками землю Русскую с немалым старанием и энтузиазмом. А майората на Руси не существовало, каждый потомок получал свой удел и княжил в своем городе (многих из этих, упоминаемых в летописях удельных столиц, вы сейчас на карте не найдете – выбрав деревушку побольше, на скорую руку возводили деревянный детинец да княжий терем и гордо именовали городом). Больше всего этот процесс напоминал историю с неосмотрительно завезенной в Австралию парой кроликов… И финал был тот же – грянула экологическая катастрофа, число уделов росло в арифметической прогрессии, поголовье Рюриковичей – в геометрической.
И как всегда в таких случаях, в дело вступили природные регуляторы численности, у кроликов это эпидемии, у князей – междоусобные войны, взаимные убиения, ослепления и гноения в порубе…
В общем, нашим витязям-рыцарям-дружинникам поместья за верную службу никак не светили[2 - Лишь несколько веков спустя, когда московские князья введут наследование для старших сыновей, а остальным уделы будут выделять, прямо скажем, скорее символические – только тогда сложится некое подобие европейского феодального землевладения. Но рыцарские времена в Московской Руси к тому моменту уже пройдут…]. Дружинники кормились княжим жалованьем да военной добычей. Да и трудновато было им осесть на земле при том кочевом образе жизни, что вели в XI – XII веках князья и их верные, но не особо многочисленные дружины.
Дело происходило примерно так: утомившись от бесплодных войн, собирались ближние и дальние родственники-Рюриковичи на княжий съезд. И после долгих споров и интриг (поневоле вспоминается Сухаревская конвенция детей лейтенанта Шмидта) делили по-братски имеющиеся в наличии престолы. Но получив во владение удельный город N*, какой-нибудь Мстислав (или Игорь) редко там долго задерживался. Чаще всего к городу подступал с ратью считающий себя обделенным родич и выгонял Мстислава-Игоря, в лучшем случае предлагая взамен свой, более захудалый удел. А спустя год-другой пострадавший потомок Рюрика, навербовав наемников-половцев, возвращался и восстанавливал статус-кво. Что отнюдь не гарантировало ему спокойной жизни – тут же могли возмутиться горожане, тоже любившие половить рыбку в мутной воде княжьих раздоров. Вооружившись топорами, ухватами и другим подручным инвентарем, неблагодарные подданные заявляли, что князь им «не люб», а люб посуливший налоговые льготы третий претендент.
В таких случаях дружинники чаще всего в схватку со взбунтовавшимся народом не вступали, ввиду подавляющего численного перевеса последнего. И Мстислав-Игорь с дружиной отправлялся искать счастья и плохо лежащего удела. А если тут еще умирал кто из правящих родственников, порой приходилось и вовсе скакать на другой конец матушки-Руси, дабы успеть поживиться чем-нибудь из наследства… Жаловать дружину землями при таких постоянных разъездах – лучший способ без нее, дружины, остаться…
Но не стоит думать, что мудрая Европа жила мирно и спокойно благодаря ленной системе и майорату, а русские недотепы мыкались со своим довольно запутанным наследственным лествичным правом и понапрасну складывали головы в разборках расплодившихся до неприличия Рюриковичей.
Были свои плюсы и в нашей системе. Во-первых, размеры и масштабы наших феодальных усобиц чрезмерно раздуты позднейшими историками. Все-таки это были схватки представителей только одной династии и их относительно немногочисленных дружин. По сравнению с тем, что творилось в Европе, где многочисленные владетельные герцоги, графы и бароны постоянно резались между собой и восставали против сюзеренов – это просто цветочки. Чего стоит один милый западный обычай под названием фейда – узаконенная внутренняя война между самовластными феодальными сеньорами. Или рокош – тоже вполне законное выступление феодала против собственного короля. Ничего такого у нас не было, как и не было постоянных свар и схваток между сеньорами и населением независимых или частично зависимых от них городов.[3 - Противостояние великих князей Московских со Псковом и Новгородом – история отдельная и случившаяся много позже, заслуживающая отдельного разговора. Но рыцари – знаменитая новгородская «кованая рать» – свою роль в ней сыграли, и немалую.]
Во-вторых, постоянная нехватка уделов приводила не только к войнам за них – активно осваивались новые земли и воздвигались новые города, держава неудержимо катилась на восток, к Уралу. И если европейские Париж, Кельн, Лондон до сих пор стоят на месте еще древнеримских поселений (а то и доримских), то у нас, к примеру, Москва зародилась как фронтирный поселок, опорный пункт в войнах с финно-уграми. И возникали такие городки не то что десятками – сотнями, недаром звали скандинавы Русь Гардарикой – страной крепостей.
Конечно, в русских, на скорую руку срубленных из дерева городках всяких европейских архитектурных красот, Тауэров да Кельнских соборов, не наблюдалось, но зато и не было западной скученности и антисанитарии.
Это, знаете ли, сейчас хорошо бродить по узеньким, переплюнуть можно, улочкам европейских городов и любоваться на крохотные, стиснутые вплотную дома с узкими фасадами. А вот жить в этих каменных трущобах просвещенной Европы было не слишком вольготно, даже ходить с целью любования по тем самым улочкам в Средние века едва ли кому хотелось – ввиду полного отсутствия канализации содержимое ночных горшков эвакуировалось в сточные канавы прямо через окна.
Надо думать, постоянное воздействие этих миазмов сильно сказывалось на умственных способностях аборигенов – приезжая из провонявшей Европы в наши города и глядя на рубленные избы с просторными подворьями, тут же обвиняли наших в невежестве, дикости и начинали учить жизни – дикари мол, эти русские, живут как медведи в деревянных берлогах.
Хуже того, даже обычай русской бани европейские грязнули, мывшиеся по самым большим праздникам в котле с подогретой водой и даже придумавшие одеколон единственно для заглушения ароматов своих немытых тел – даже нашу баню они объявляли беспросветным варварством. Сытый голодного не разумеет, а грязный чистого, надо думать, тоже. Зато у них был Тауэр, это точно.
Но я немного отвлекся от темы русского рыцарства.
* * *
Вот так и жили русские рыцари – без собственных замков, гербов и земельных угодий – конь, оружие, доспехи, постоянные походы; сегодня пируют с князем, звенят серебряными ложками, завтра бесславно складывают головы в очередной междоусобной заварушке. Жили и дожили до тридцать седьмого года. Не того, конечно, о коем так любят лить слезы страдальцы за правду и демократию – до 1237 года, морозной зимой которого пришел с войском Батый и попробовал навести на Руси какое-то подобие порядка (попытка не первая и не последняя, и закончившаяся, в конце концов, тем же, что и прочие).
Подробности блицкрига Батыя и затянувшейся после него на несколько веков династической свары Рюриковичей и Чингизидов выходят далеко за пределы нашей повести, поэтому скажем лишь, что после этого события дороги русских рыцарей разошлись в разные стороны. Как известно, часть русских княжеств (Рязанское, Владимиро-Суздальское и др.) вошла в состав мощного государственного образования под названием Золотая Орда. Вошла добровольно, признав царем Батыя на княжьем съезде 1245 года.
Другая часть русских земель оказалась в составе Литвы. Кстати, многие поколения наших историков избегали употреблять полное название этой страны, что вызывало и вызывает совершенно ошибочные ассоциации с нынешним прибалтийским государством. А в Великом Княжестве Литовском и Русском большинство населения составляли русские; и государственный язык был русским, а религия большинства населения – православной; и русскоговорящие князья только числились по крови литовцами, но были ими не более, чем Рюриковичи скандинавами – постоянные браки с русскими княжнами бесследно растворили остатки литовских генов.
Юго-западная Русь (Галицко-Волынское княжество, впоследствии королевство) и Северо-Западная (Псков и Новгород) остались независимыми. Правда, спустя век Юго-Запад завоевали поляки. (Интересно, что историки это завоевание игом не называют, хотя поляки физически уничтожили галицких и волынских князей и весьма старательно искореняли язык, культуру и веру, а Северо-Восточная Русь под скипетром ордынских царей пользовалась полной свободой в этих вопросах…) Ну а Новгород и Псков так и сохраняли государственный суверенитет до времени Ивана III и Василия III.
И судьба русских рыцарей на этих землях совершенно различна.
Но это, как говорится, уже совсем другая история…
Глава девятая. Послесловие к легенде
Так и не решив, что делать с крейсером «Виндиктив» дальше, англичане передали его в распоряжение бельгийского правительства в качестве памятника войны.
Дж. Н. Горз, «Подъем затонувших кораблей»
В славном городе-герое Санкт-Петербурге полным-полно всяких исторических кораблей. Про «Аврору» и говорить не приходится, стоит себе спокойно на якоре с разобранной машиной и с вполне боеспособными, регулярно смазываемыми орудиями. Похоже, либералы-реформаторы, штурмовавшие с эпилептической пеной у рта ленинский Мавзолей, как-то позабыли про этот символ старого режима. А может, боевые пушки внушали им больше почтения, чем безответная мумия. Но так или иначе крейсер революции пока на плаву…
А дедушка русского флота – легендарный ботик Петра Первого – уже давно на суше и под крышей, в Военно-морском музее. Причем снабжен сей экспонат не лишенной любопытства табличкой : «В 1688 году этот ботик был найден юным царем Петром на берегу реки Яузы и т.д.» Ну скажите на милость, что можно было найти в далеком 1688 году, гуляя по берегу тогда еще подмосковной речки? Потерянный лапоть или забытую удочку, при удаче – купающуюся девицу, при невезении – утопленника… Но царю Петру удивительно везло на находки, примерно как одному известному репортеру одной весьма популярной в восьмидесятых годах ХХ века программы. Он, репортер, тогда все выброшенную колбасу находил, в основном копченую, причем центнерами и тоннами, к жгучей зависти телезрителей, в те годы отоваривавших талоны на мясные и колбасные изделия… Но и ботик, надо признать, неплохая находка.
Представьте себе мирного обывателя Государства Московского, вытащившего из сарая и спустившего на воду свой законный ботик в рассуждении съездить на рыбалку или просто прокатиться по Яузе погожим летним деньком. А тут по берегу гуляет малолетний царь. «Ой, смотрите, что я тут нашел!» – удивленно кричит он нянькам и дядькам, радостно прыгая на одной ножке вокруг находки. И подоспевшая охрана оттесняет бердышами уже бывшего владельца дедушки русского флота…
Многочисленные потомки славного дедушки украшают не только Петербург, почти в каждом приморском городе есть свое историческое судно, водруженное на постамент или стоящее на вечном приколе. Даже в сугубо континентальном Магнитогорске приткнулась к набережной Урала некая пародия на боевой корабль – обшитый «броней» из котлового железа буксир с хилой пушечкой на носу, чем-то там отличившийся в баталиях гражданской войны.
А теперь вопрос к любителям отечественной истории: а где сейчас находится знаменитый крейсер «Варяг», легенда российского флота, персонаж фильмов, книг и народных песен? Молчат любители, обрываются их знания на героическом затоплении в бою с японской эскадрой при Чемульпо, да еще кое-кто припоминает, что был назван «Варягом» построенный в советское время ракетный крейсер. Ну тогда послушайте, как оно было…
* * *
Затопленный командой крейсер подняли с морского дна довольно быстро, поскольку лежал он на мелководье – надстройки в отлив выступали из воды на четыре метра. Подняли, разумеется, победители, то есть японцы. Конечно, воспрепятствовать этому можно было подрывом пороховых погребов либо затоплением на большей глубине, но достопамятное сражение происходило в самом начале войны, задолго до Цусимы, Мукдена и Порт-Артура, все верили в скорую победу, и командир крейсера Руднев, отдавая приказ, не сомневался, что поднимать и восстанавливать корабль придется российскому флоту. Не сложилось.
Подняв «Варяг» в августе 1905 года, японцы наспех залатали полученные крейсером в бою повреждения и кое-как восстановили машину. И тут перед самураями встал вопрос о дальнейшем использовании трофея. Полное восстановление в качестве боеспособной единицы требовало слишком больших вложений, и крейсер, получивший японское имя «Сойя», десять лет использовали в качестве учебного корабля…
Военное кораблестроение в десятилетие между русско-японской и первой мировой войнами развивалось особенно бурно – эпоху броненосцев сменяла эпоха линкоров. Введенный в строй в 1901 году бронепалубный «Варяг» на глазах морально устаревал, проигрывая броненосным крейсерам в боевой мощи, а легким – в скорости.
И мстительные японские адмиралы, по слухам, собрались было превратить учебный крейсер в судно-мишень, чтобы узкоглазые канониры совершенствовали свое мастерство, посылая снаряды в гордость русского флота. Спасло плавучую легенду от этой печальной участи начало первой мировой войны.
* * *
Мало кто из широкой публики помнит, что Япония принимала участие в этой войне, обозванной марксистами империалистической, и воевала на стороне Антанты, то есть была союзником России. Да и вообще историю и ход той войны наши соотечественники и современники знают из рук вон плохо, даже не помнят, кто и с кем воевал; пусть Англию, Францию, США и Россию с одной стороны, и Германию с Австро-Венгрией с другой вспомнить может почти каждый, но воевало-то в первой мировой 38 государств! Хотя, конечно, были среди них вояки вроде карликового европейского государства Сан-Марино, выставившего на стороне Антанты армию числом аж в 15 (!) человек. Можно представить, как была счастлива Антанта и как долго смеялись в германском генеральном штабе над новообретенным противником…
Японцы же воевали на полном серьезе – на главном, европейском театре они не показывались, но азиатские колонии Германии захватили быстро и грамотно. Но захватить – это половина дела, ведь выиграй немцы войну в Европе, рано или поздно пришлось бы самураям иметь дело не с парой германских устаревших колониальных канонерок, но с лучшими эскадрами крингсмарине. А на европейских фронтах, что ни говори, главной ударной силой Антанты была русская армия…
Короче говоря, «Варяг» нам вернули. И даже не слишком большую цену заломили за подъем и ремонт. Легенда российского флота снова отшвартовалась на рейде Владивостока. Превращать корабль в плавучий музей никто не собирался, наоборот, решили включить героический крейсер в состав флотилии Северного Ледовитого океана и использовать в сражениях с немецкими рейдерами. Команду подбирали очень тщательно, не из местных тихоокеанских моряков, все матросы были отправлены во Владивосток из Петрограда, из состава Лейб-гвардейского морского экипажа. Гвардейский экипаж, самая элитная часть флота, состояла из наиболее надежных, проверенных, преданных династии матросов. Именно из их числа набирались команды императорских яхт, в том числе и знаменитого «Штандарта». Николай II доверял этим людям безусловно, но, как впоследствии выяснилось, абсолютно зря.
Командиром был назначен один из лучших офицеров, капитан первого ранга Карл Иванович фон Ден, из остзейских немцев. Интересные они были очень люди, эти прибалтийские бароны. Триста лет из поколения в поколение преданно служили Империи, отличались и в мирных делах, и в войнах (порой и против соотечественников-немцев), но стоило государству рухнуть, и откуда-то из глубин генетической памяти всплыли замашки вольных и самовластных феодалов. Судите сами: барон Унгерн – диктатор Монголии, барон Маннергейм – диктатор Финляндии, барон Врангель – диктатор Крыма…
Но это все будет потом, а пока и командир, и экипаж добрались в марте 1916 года наконец до Владивостока, а еще через месяц крейсер вышел из Золотого Рога. Начался долгий поход через три океана.
За время перехода выяснился ряд любопытных фактов:
1. В своем нынешнем состоянии крейсер неспособен был вести бой с любым вооруженным противником, а ходовые качества не позволяли уклониться от боя. Требовался долгий и тщательный ремонт.
2. На Белом и Баренцевом морях, куда фон Ден вел корабль, базы для подобного ремонта просто не было.
3. Попытка провести «Варяг» через Северное и Балтийское моря в Петербург, Ревель либо Кронштадт, где имелось надлежащее оборудование, вероятнее всего закончилось бы вторичным потоплением крейсера, на этот раз немцами.
В принципе, адмиралы могли бы подумать об этих довольно очевидных вещах еще до выхода из Владивостока. И зимой 1917 года «Варяг» снова отправился путешествовать, на этот раз к союзникам, в Англию, на ремонт в Ливерпуль.
Осмотрев крейсер, союзники заявили, что по случаю войны их доки и верфи сильно загружены и попросили на ремонт год сроку. Но заломили за эту услугу триста тысяч фунтов стерлингов. В пересчете на рубли (золотые, николаевские ) это уже получались миллионы. Царское правительство, надо думать, заплатило бы, по крайней мере морской министр Григорович на оплате настаивал категорически. Но тут у них совсем не вовремя как раз вышла маленькая неприятность – Февральская революция.
* * *
Узнав о падении Империи, моряки-гвардейцы оживились. Появилась вполне реальная возможность избежать близкого знакомства с немецкими снарядами и торпедами. Матросы, привыкшие к спокойным плаваниям на «Штандарте» в окрестностях Ливадии, совершенно не хотели повторять подвиги предшественников, первой команды «Варяга». О присяге эти трижды проверенные охранным отделением люди и не вспоминали, все дружно нацепили красные банты и первым делом занялись выборами судового комитета. Впрочем, сухопутные гвардейцы вели себя точно так же…
Этот судовой комитет, этих людей, сыгравших немалую роль в дальнейшей печальной судьбе крейсера, стоит вспомнить поименно, страна должна знать своих героев. Надо сказать, что в состав комитетчиков вошли отнюдь не рядовые канониры или палубные матросы:
– боцман Летунович (председатель);
– телеграфный унтер-офицер 1й статьи Воробьев;
– телеграфист Казеровский (секретарь);
– унтер-офицер 2й статьи Сухарев.
Первоначальные права и обязанности (контроль за бытовыми условиями и качеством питания матросов, посреднические функции в случае конфликта нижних чинов и офицеров и т.п.) очень быстро становятся тесными для матросских избранников. Заседания идут одно за другим, телеграфист Казеровский строчит все новые протоколы. На первом же, длившемся целых три дня заседании было принято решение об удалении неугодных офицеров, наиболее строгих по части дисциплины. В Ливерпуль уже дошли из России слухи о кровавых расправах над офицерами, учиненных революционными солдатами и матросами, и, повозмущавшись для приличия, 13 апреля 1917 года два лейтенанта и каплей, не угодившие команде, сошли на берег.
Следующим решением комитетчики запретили всем членам команды выполнять приказания командира и офицеров, до тех пор, пока их, приказы, не утвердит судовой комитет. Попробуйте для интереса представить бой при Чемульпо, где каждая команда Руднева на залп или маневр требовала бы санкции матросского комитета… Однако новая команда «Варяга» воевать не очень и собиралась, да и контр-адмирал флота российского Всеволод Федорович Руднев не дожил одного года до начала первой мировой войны и позора этого не видел. А фон Ден офицером безусловно был грамотным, но командовать толпой взбудораженных революционными идеями матросов явно не умел, и от руководства фактически самоустранился. Но пусть первым бросит в него камень тот, кто стоял лицом к лицу с готовыми поднять на штыки маргиналами и сохранил при этом и жизнь, и честь одновременно…
А тем временем российский военно-морской атташе в Англии контр-адмирал Волков бомбардировал Временное правительство телеграммами по поводу финансирования предстоящего ремонта. Временное правительство с деньгами расставаться не спешило и приняло соломоново решение: ремонт не оплачивать, заплатить только за стоянку крейсера у ливерпульских причалов.
* * *
Много лет спустя советские историки обвиняли английские власти в «предательском захвате» крейсера «Варяг». Действительно, захватывать судно у союзников по жестокой и кровопролитной войне (а таковыми мы оставались и при Временных, и при Совнаркоме, вплоть до самого Брестского мира) – это предательство, причем совершенно глупое и нелогичное, хоть с позиций международного права, хоть с точки зрения обычной человеческой этики.
Но давайте разберемся спокойно. Англия три года изнемогает от невиданной в истории войны. Тем сильнее изнемогает, что предшествовали этому полвека с лишним спокойного и мирного процветания. То есть мирного для метрополии, естественно. Да собственно и процветания – тоже только для метрополии.
Но постоянные колониальные войны, бунты и эпидемии жизнь среднего британца не особенно затрагивали. Империя постоянно и успешно расширялась, потоки колониальных богатств создавали впечатление стабильности и нерушимости.
Первая Мировая расколола сверху донизу этот уютный мир, построенный на крови расстрелянных сипаев, на стонах изнемогающих в шахтах готтентотов, на поте рубщиков тростника в Вест-Индии. Да и на многом другом. За спокойствием и уютом Старой Англии, за всеми этими изящными каминами и подстриженными газонами, за ухоженными коттеджами и красивыми традициями стоял труд почти миллиарда людей, работающих на износ в нечеловеческих условиях, голодающих и умирающих до срока. Война, немецкая блокада портов и охота на морские конвои просто развернули в обратную сторону бумеранг колониальной экономики. Так что не будем слишком уж жалеть британцев. Просто отметим, что в семнадцатом году им было очень несладко.
А как говорит русская пословица, где толстый сохнет, там тощий сдохнет. По пролетариям такая жизнь ударила в первую очередь. Резко увеличившийся рабочий день, голодающие семьи, полная неясность военных перспектив, – все это могло толкнуть весьма умеренных британских рабочих на реализацию самых бредовых и кровавых революционных идей. Собственно говоря, после кровопролитнейших сражений шестнадцатого года, после Соммы и Брусиловского прорыва стало ясно, что победитель определяется не на фронтах. Победит тот, в чьем истощенном тылу позже вспыхнет пожар революции.
Итак, ситуация в Британии, мягко говоря, сложилась революционная: Ливерпуль, один из самых пролетарских городов, помаленьку превращается в пороховую бочку, нуждающуюся только в запале. А вот вам и запал, любуйтесь: стоит на рейде бронированная громада под красным флагом, пушки нацелены на город и снарядов в достаточном количестве. На борту почти шесть сотен матросиков, фактически не подчиняющихся ни Временному правительству, союзному британцам, ни собственным офицерам; сход на берег у них практически свободный (по решению пресловутого судового комитета). А у каждого матроса, помимо тяжелого вооружения крейсера, имеется и трехлинейная винтовка с полным боезапасом. По немцам эти винтовки, всем уже понятно, теперь никогда не выстрелят. В лучшем случае – штык в землю, в худшем – в брюхо буржую, нашему ли, английскому – без разницы, нашлось бы чего пограбить…
Даже если бы британские власти сразу, для профилактики, разоружили матросскую вольницу, и то язык не повернулся бы назвать это предательством. Но военный комендант медлил, ограничиваясь увещеваниями и предупреждениями. Первый ход сделали Летунович, Казеровский и компания.
Первомайский праздник 1917 года в пролетарском городе Ливерпуле был многолюдным. Двадцать тысяч рабочих из города и окрестностей образовали весьма внушительную демонстрацию. Приняли в ней участие и три с половиной сотни матросов с «Варяга» – все с винтовками, с красными бантами, над ощетинившейся штыками колонной – красные флаги и безграмотно написанные на английском лозунги: «Долой грабительскую войну!» и «Долой самодержавие!». Ну, с грабительской войной понятно, о том, как рвались эти корабельные крысы на защиту Отечества, мы уже говорили (хотя, вопреки лозунгу, многие из них спустя полтора года примут самое активное участие в действительно грабительской, гражданской войне). Но вот строчка насчет самодержавия… В России этот институт государственной власти приказал долго жить еще в феврале месяце. Монарх наблюдался в недалеких окрестностях лишь один – английский король Георг V.
А британская полиция смотрела и не вмешивалась в ход этого провокационного шествия. Так и поди вмешайся, когда все вооружение английского бобби в те времена – свисток и дубинка. Да и не привыкли в благопристойной Англии к таким веселым гулянкам. После демонстрации, как положено, – митинг. Кричат британские пролетарии, надрываются. Им тоже повестку на фронт ждать не хочется и маргарин по карточкам получать надоело. Ну, наши-то языкам не обучены-с, в прения не лезут, но солидарность выражают и винтовками размахивают. А тут еще братва на крейсере впечатления добавить решила – задвигались хоботы орудий главного калибра, на город направленные, ползают, будто цель выискивают. Трепещите, дескать, буржуины подлые…
После митинга, как водится, побили витрины и морды ненароком подвернувшейся чистой публике, да погромили маленько лавки эксплуататоров. Здесь уж нашим языковый барьер не мешал…
Надо сказать, что сейчас принято во всех революционных бесчинствах обвинять исключительно коммунистов. Да они, марксисты-ленинцы, сами в том виноваты – семьдесят лет приписывали себе «заслуги» других партий в организации всех сколько-нибудь заметных акций и выступлений. Так вот, исторической справедливости ради надо отметить, что к первомайским безобразиям в Ливерпуле большевики отношения не имели. Их ячейка на «Варяге» была, но в судовой комитет ее представители не входили и большого влияния на развернувшиеся события не оказывали. Во главе матросских масс шли эсеры, трудовики и эсдеки-меньшевики (с одним примкнувшим анархистом-кропоткинцем), а не имевшие особого авторитета ленинцы отирались на обочине. Но ничего, свое слово в истории с крейсером они еще скажут.
На следующий день подъехали вызванные из Манчестера войска и англичане совершили то самое «предательство» – изъяли с крейсера все снаряды. При этом не то что никого не повесили по законам военного времени за призывы к свержению законной власти, но даже не отправили зачинщиков в кутузку, охладиться недельку-другую от революционных идей. Добрейшей души люди…
Но бузотеры в тельняшках на этом не успокоились, скучно им было сидеть на крейсере, пока братва в Кронштадте и Питере веселится и гуляет, готовясь к полной и окончательной экспроприации экспроприаторов. Каждый визит этих «союзников» на берег оборачивался очередным непотребством. В конце концов британские власти отбуксировали «Варяг» на самый дальний рейд, заблокировали подходы к нему вооруженным кордоном и изъяли у революционной матросской массы все винтовки и патроны.
А дело с ремонтом крейсера все затягивалось и затягивалось. По зрелому размышлению, начинать этот годичный как минимум процесс уже и не имело смысла – война явно близилась к концу, людские и материальные ресурсы воющих стран были в последней стадии истощения… Между британцами и Временным правительством начался новый раунд переговоров – на этот раз о судьбе команды «Варяга». Англичане стремились как можно скорее избавиться от этой непредсказуемой публики, но и Керенский, только что с большим трудом подавивший июльское выступление их коллег – балтийских матросов, совсем не жаждал появления еще и этой головной боли в Петербурге либо в другом портовом городе России.
Выход нашли довольно оригинальный – бывших лейб-гвардейцев, а ныне революционную братву отправили в… Америку, на радость тамошнему эксплуататорскому классу. Правда, винтовки им не вернули и повезли не всех гуртом, а группами по 50-100 человек. Дело в том, что Америка по дешевке продала российским союзникам партию военно-транспортных судов, поставлять и перегонять их должны были в течении года. Экипажи этих транспортов и предполагалось разбавить матросами с «Варяга». В Новом Свете большую часть их и застанет Октябрьская революция, и пути-дороги последней команды крейсера разойдутся: кто-то навсегда останется под сенью звездно-полосатого флага, а другие всеми правдами и неправдами проберутся в Россию – в ряды славной РККА, в отряды Нестора Ивановича Махно, в экипажи мятежных кронштадтских линкоров… Да и черт с ними, с этими братишками. Наш рассказ о крейсере.
* * *
Дойдя в изложении событий до этого примерно места, вдруг заметил я в программе передач интересное название: «Последняя гибель „Варяга.“» С одной стороны, было приятно – все-таки вспомнили, раскопали в архивах, расскажут теперь людям… С другой стороны, конечно, немного обидно – тема уже казалась своей, родной и выстраданной.
Но напрасны были и надежды, и опасения. Вопреки названию передачи, раскормленный до безобразия ведущий поведал о судьбе совсем другого корабля – советского крейсера «Мурманск». Про «Варяг» из получаса эфирного времени шакал камеры и микрофона вещал не более полутора минут. Но мастерство, как говорится, не пропьешь (в данном случае не проешь) – за девяносто секунд в эфир полетела щедрая порция нелепой лжи. «Варяг», уверял нас этот ТВ-боров, был после войны куплен у Британского правительства Германией. Которая злонамеренно либо случайно утопила его в Ирландском море, при буксировке в фатерланд.
Ну зачем, скажите, полностью разоруженной по условиям Версальского мира Германии покупать крейсер «Варяг»? На металлолом? Извините, и свои-то разрезанные корабли парализованная германская промышленность пустить в дело не была в силах. Права, к примеру, на затопленную в бухте Скапа-Флоу часть кайзеровского флота были проданы за бесценок английскому предпринимателю Коксу.
Да и просто не на что было бы немцам купить крейсер. Степень нищеты послевоенной Германии сейчас даже трудно представить. Один крохотный штрих – при денежной реформе, проводимой в 1923 году, немецкая марка обменивалась по курсу один к триллиону. Для тех, кто забыл, напомню: триллион – это единица с двенадцатью нулями. Наши инфляция, деноминация, приватизация и прочие экономические чудеса Гайдара на таком фоне выглядят невинно, как новогодний утренник в младшей группе детского сада…
Но если покопаться, в любой телевизионной лжи можно найти долю правды. Немцы действительно сыграли определенную роль в последнем акте драмы «Варяга». Хотя и диаметрально противоположенную той, что приписал им тележурналист. И зачем было так старательно врать о случившейся три четверти века назад истории, никак не затрагивающей интересы нынешних бизнесменов и политиканов? Похоже, привычка действительно вторая натура.
Ну да ладно, довольно о грустном. Пора вернуться туда, где мы оставили легендарный крейсер – на причалы Ливерпульского порта.
* * *
Семь лет помаленьку ржавел покинутый командой «Варяг» в самом дальнем углу Ливерпульской гавани, неподалеку от Угольного порта. Полное впечатление, что за другими неотложными заботами о нем просто позабыли. Да и то сказать, в первые четыре года из этих семи британцам решать вопрос о его дальнейшей судьбе было просто не с кем. В бывшей Российской империи воевало теперь между собой до двух десятков всевозможных правительств, причем по размеру контролируемых территорий Совнарком был среди них не самым первым.
Но потом помаленьку все утряслось, и к 24-му году окончательно стало ясно, что Советы – всерьез и надолго; и как к ним не относись, но вести разговор о «Варяге» придется именно с Советским правительством.
К тому времени ничего особо полезного крейсер из себя уже не представлял – все вооружение и наиболее ценные детали машины были демонтированы, а то, что осталось, заржавело и пришло в полную негодность. И за стоянку, понятно, тоже никто не платил с 18-го года. Английские власти просто могли продать «Варяг» на металлолом в погашение этого долга. Но у надменных бриттов имеется одна национальная особенность, русскому человеку совершенно не понятная. А именно – трепетное, почти религиозное отношение к правам собственности. И поэтому они запросили через советского полпреда в Англии наш Совнарком и лично его председателя товарища Рыкова: а не будете ли вы любезны, уважаемые сэры, оплатить наконец стоянку и забрать свою железную рухлядь? Ходят слухи, что она дорога вам как память, а у нас лишь занимает место и портит пейзаж.
