banner banner banner
Родительский день
Родительский день
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Родительский день

скачать книгу бесплатно


Холодильник – ЗИЛ с закругленными очертаниями и торчащей из корпуса массивной ручкой-рычагом – помнил еще более древние времена. Шестидесятые годы, когда мало кто из советских граждан жил в отдельных квартирах – в ручку встроен замок, дабы соседи по коммунальной кухне не подворовывали продукты и не подливали в суп чернила.

Холодильников, кстати, здесь имелось целых три: помимо упомянутого ЗИЛа, в обширной кладовке стоял еще один, неизвестной модели: металлические буквы названия оторваны с передней панели. И третий, в сенях, – «Самарканд» несколько более современного вида.

– Так что все три на ходу, без обману, – Трофим воткнул штепсель «Самарканда» в розетку – холодильник заработал шумно, завибрировал, да что там – просто-напросто затрясся, словно в честь пробуждения от долгого-долгого сна собрался немедленно пуститься в пляс на своих крохотных винтовых ножках... – однако передумал и несколько поутих. Лихоедов широким жестом распахнул дверцу – лампочка исправно загорелась, осветив белое пластиковое нутро. Полки там отсутствовали, равно как и пластмассовая дверца на морозильной камере.

– Так этот вот весь одна морозилка сплошная и есть, – пояснил Лихоедов в ответ на вопрос Марины. – Если, значит, свинью забить, али другую животину, – разве ж сюды всё впихнешь? – Он щелкнул пальцем по кожуху камеры. – А так мороз на всю нутренность...

Кирилл удивился было – ему почему-то казалось, что крестьяне режут скот поздней осенью, либо в начале зимы, как раз во избежание подобных проблем. Хотя какие нынче зимы, смех один в сравнении со старыми временами, – плюс пять и дождичек под Новый год никого уже не удивляют... Вот и подорвало глобальное потепление климата традиционный уклад деревенской жизни.

– Так-то всё путём, телевизор тока вот не фурычит, – вздохнул Трофим. – Я врубил – шипит, ничего не кажет... Сломался, али с антенной чего... Ну да беда небольшая, что вам та рухлядь, новый с городу привезете.

На этом он счел свои обязанности гида-экскурсовода законченными. Спросил:

– Так это... когда обратно-то вы?

Кирилл переглянулся с женой. Ответила глава семейства (Марина, разумеется):

– Завтра, в воскресенье. После обеда, до вечера оставаться не станем. Кирюше в понедельник на работу.

– А-а-а... – неопределенно протянул Трофим. И брякнул на обеденный стол связку ключей. – Так уж сами разберетесь, какой от бани, какой от сарая... На возвратном пути заедете, отдадите. Ну а ежли глянется хозяйство, с Николаем-то сланцевским сами дальше разговоры ведите, а я свою службу справил... Пойду, делов сёдня навалом. Родительский день как-никак завтра.

Кирилл слегка удивился. Он ждал, что Лихоедов еще долго будет расписывать достоинства дома и обстановки. Похоже, версия об агентских процентах шита белыми нитками. Но отчего тогда они с Антониной столь тщательно возились с предпродажной подготовкой? Деревенский менталитет, надо полагать. В городе, пожалуй, куда реже встречаются люди, так ответственно и с душой относящиеся к чужим просьбам.

Трофим ушел. Они остались вдвоем.

2

– Я чувствую себя Машей из сказки про трех медведей, – сказала Марина. – Кажется, сейчас дверь распахнется, ввалится хозяин: ну-ка, кто тут ел из моей миски?

И в самом деле, у Кирилла тоже возникло похожее чувство. Наверное, Антонина в своем стремлении навести порядок чуть перестаралась...

Он сказал преувеличенно бодро:

– Нет уж, нет уж! Не надо нам такой стивенкинговщины: похороненный хозяин выкапывается из могилы – проверить, как тут его любимое жилище...

Марина рассмеялась – как показалось Кириллу, слегка неуверенно. Потом взглянула на часики, сказала:

– Ну что, покурим? Уже можно.

Две недели назад она заявила: с третьего месяца – ни единой сигареты, может повредить малышу. И к тебе, милый, то же самое относится: нечего дымить, как паровоз, вводить меня в искушение и превращать в пассивную курильщицу. Беременность, Кира, дело совместное.

С тех пор Марина проводила свою линию с неумолимой последовательностью: чтобы не бросать слишком резко, они постепенно увеличивали промежутки между выкуренными сигаретами. На работе Кирилл, понятное дело, безбожно нарушал установленный женой график. Дома и в совместных поездках приходилось терпеть... Он был уверен, что супруга, даже оставшись в одиночестве, не жульничает – ее б силу воли, да в мирных целях...

Курили, разумеется, на крыльце.

Кирилл даже не стал спрашивать мнение жены: покупаем дом или нет? И без того все ясно...

Марина ластилась: прижалась к плечу мужа, гладила пальцами кудри... С чего бы? Прояснилось все быстро.

– Кирюньчик, как твоя головушка? Сможешь пригнать машину от Лихоедовых? А то я что-то совсем никакая, вымоталась, передохнуть хочу, прилечь, ножки хоть на полчаса вытянуть...

Лет пять назад Кирилл всенепременно после таких слов сделал бы комплимент ее бедным уставшим ножкам, таким стройным и красивым. И снес бы ее на руках в горницу, к кушетке... И, вполне возможно, за машиной от той кушетки он отправился бы не сразу, несколько погодя, и в весьма улучшившемся настроении.

Сейчас же...

Сейчас он просто осторожно прикоснулся к украшавшей голову шишке, задумался: все не так плохо, коли уж не вспоминал о травмированной голове до самого вопроса Марины. Наверное, все же не сотрясение, – лишь сильный ушиб. Ответил коротко:

– Пригоню.

– Умничка! – она чмокнула мужа в щеку. – Кстати, про какой родительский день они твердят? Мне вроде казалось, что родительская суббота – это незадолго до Пасхи...

– Не знаю... Может, Троицу здесь так именуют? Она не завтра, случайно? Тогда понятно – принято в этот день на кладбище ходить: могилки прибрать, предков помянуть...

Оба были абсолютными атеистами и скептиками, не отдавая дань даже модной ныне внешней религиозности – и в датах церковных праздников ориентировались слабо. Вопрос остался открытым.

...Шагая за машиной к подворью Лихоедовых (на сей раз по деревенской улице, ну ее, эту короткую дорогу среди коровьих лепешек) Кирилл вновь вспомнил недавнюю мысль про кушетку и стройные Маринины ножки, и про то, что еще пять лет назад все было иначе... Вздохнул: психологи давно доказали – после нескольких лет брака взаимное охлаждение неизбежно. Но отчего-то каждая пара в начале совместной жизни уверена: уж к ним-то такое утверждение никак не относится... Эх-х-х... Ладно, родится ребенок, и все у них наладится...

Хотелось бы верить.

3

Марина осталась одна.

Прошлась по горнице, рассматривая вещи – совершенно ей чужие вещи, старые, помнящие тысячи прикосновений чужих рук, слышавшие тысячи чужих разговоров.

И эта чуждость давила. Еще как давила...

Хотелось взять большой мешок, или большую коробку, быстро покидать туда все ненужное старье, и – на помойку. Разрушить здешнюю ауру. Избавиться от впечатления, что хозяин вышел и вот-вот вернется... С кладбища не возвращаются. Всё. Точка. Это будет ИХ дом.

Увы, вариант с большим мешком не проходит. Пока не проходит, по крайней мере до оформления сделки...

А вот это... Нет, ЭТО она не выбросит. Знакомая вещь, почти родная... Как привет из прошлого.

Марина остановилась рядом со старинной ламповой радиолой «Ригонда» – достаточно громоздким ящиком, возвышавшимся на непропорционально тонких ножках. Точно такой же предок современных музыкальных центров некогда стоял у ее тетки – мать часто бывала в гостях у сестры, и, пока женщины болтали о своем, пятилетней Маришке ставили пластинку, «Буратино» или «Незнайку», эти две сказки она знала наизусть, и других слушать отчего-то не желала...

Она осторожно, почти нежно коснулась пальцем полированного дерева. Именно дерева, никаких ламинированных ДСП в годы создания этой вещи не употребляли... Решено, радиолу они оставят. Если не работает, попробуют починить.

Та, теткина, перешла в конце концов во владение Владика, кузена Марины, – парнишки на десять лет ее младше, ярого фаната «Биттлз». И юный меломан утверждал, что вовсе это не старье, а классное ретро, что никакие транзисторы не сравнятся по характеристикам, по чистоте звука со старыми добрыми лампами. Правда, родными динамиками «Ригонды» он все же не пользовался, – прослушивая виниловые диски из своей коллекции, пропускал звук через современную акустическую систему.

Не откладывая в долгий ящик, Марина тут же устроила проверку работоспособности «классного ретро». Приемник функционировал вполне исправно на всех диапазонах. На диске проигрывателя никакой пластинки не было, и поблизости не видно... Она с сожалением опустила полированную крышку. Ладно, попросит потом у Владьки какой-нибудь не самый ценный диск...

Следующий предмет, привлекший внимание Марины, ей решительно не понравился. Часы. Висевшие в кухне-столовой настенные часы-ходики с маятником и двумя гирьками, соединенными длинной цепочкой. Гирьки выполнены в форме еловых шишек, краска с них облупилась, проглядывает сероватый свинец...

А еще часы были с кукушкой – по крайней мере стоило ожидать, что плотно затворенные дверцы распахнутся, и выскочит именно эта птичка. Ходики безбожно врали, показывая без двух минут восемь – не то утра, не то вечера. Марина уставилась на дверцы, ожидая появления пернатой хранительницы времени. Как и бывает в подобных случаях, секунды ползли с кошмарной медлительностью. Громкое тиканье раздражало, – хотя, когда рядом находился Кирилл, она не замечала навязчивый звук.

Тик-так, тик-так... Словно идет обратный отсчет чьей-то жизни... И осталось ее, жизни, совсем чуть...

Минутная стрелка подрагивала различимой лишь вблизи дрожью – туда-обратно, туда-обратно с крохотной амплитудой – но уверенно ползла к двенадцати... Марине пришла неожиданная мысль: а где был ангелочек-Юрчик, когда его родители приводили дом в порядок? Не здесь ли тоже? И чем, любопытно знать, занимался?

У нее возникло иррациональное предчувствие: сейчас дверца распахнется, и...

И появится отнюдь не кукушка, нечто иное...

Крыса.

Дохлая крыса.

Оскалится, уставится мертвыми глазами, любопытствуя: а что это ты тут делаешь?

Стрелка перевалила двенадцать, поползла дальше... Дверца не распахнулась. Вообще. Сломаны, с облегчением поняла Марины.

Но мысленное картинка – выскакивающая из часов окровавленная крыса – оказалась настолько яркой, что она подняла руку и решительно остановила маятник. Тиканье смолкло. Нечего тут... Здесь ЕЕ дом! Ну, почти ее... И при первой возможности эта рухлядь отправится на свалку.

Она прошлась по кухне еще. Больше ничего интересного на глаза не попадалось, Марина машинально подошла к большому обеденному столу, столь же машинально потянула за ручку выдвижного ящика...

Ящик служил хранилищем для всевозможных нужных и ненужных мелочей. Очки со сломанной дужкой, пакетики с семенами, давно просроченные таблетки в пачках и таблетки в стеклянных скляночках, груда квитанций на оплату электричества, налога на недвижимость, чего-то еще...

Внимание ее привлекла небольшая – на половине ладони поместится – овальная шкатулочка. Бронзовая, чеканная, старинной ручной работы. Изящная вещица... Когда у них здесь появится камин, шкатулочка чудно будет смотреться на каминной полке.

Она легонько потрясла находку. Внутри перекатывалось что-то маленькое, но твердое. Не один предмет, несколько.

Неужели старик Викентий держал здесь немудрящие драгоценности покойной жены – пару сережек, нательный крестик, простенькое колечко – а наследник не стал заморачиваться поисками?

Не слишком доверяя собственной догадке, Марина попыталась снять крышку со шкатулочки, та шла туго, потом как-то неожиданно легко соскочила, содержимое чуть не просыпалось на пол.

Разглядев, ЧТО она отыскала, Марина с трудом удержалась от крика.

Триада шестая

Сколько весит свиная голова?

1

Любопытство, как известно, губит кошек. И не только их.

Но Кирилл все же полюбопытствовал: по пути к Лихоедовым подошел поближе к паре загривских домов, пригляделся к орнаменту резных ставень и наличников. Так и есть, везде повторяется один и тот же мотив – сплетенные свастики.

Ну и ну... Хорошо, что в такую глушь редко забираются корреспонденты либеральных изданий – перед сном заглядывающие со свечкой под кровать в поисках притаившихся русских фашистов.

А то бы уж сочинили всем сенсациям сенсацию: целая деревня Страшных Русских Фашистов! «Русский Марш» отдыхает, РНЕ нервно курит в сторонке...

Сам Кирилл относился к истерии вокруг старых символов равнодушно. Не так уж важно, что нарисовано на знаменах, гораздо важнее – какие дела под ними вершатся. Крылья самолетов, башни танков и советской, и американской армии украшали пятиконечные звезды Соломона, имеющие не менее древнюю историю, – но никто же не ставит знак равенства между США и Советским Союзом.

К тому же было у Кирилла одно давнее хобби, одно увлечение, – история Зимней войны с финнами. И он знал: кокарды фуражек у солдат Финляндии (безоговорочно оправдываемой нынешними либералами в том давнем конфликте с тоталитарным Союзом) – тоже были украшены свастикой! Причем с восемнадцатого по сорок четвертый годы, а Гитлер, как известно, в девятнадцатом служил в Красной гвардии Баварской республики. И ходил, хе-хе, со звездой Соломона на красной нарукавной повязке, какой позор для будущего фюрера арийской нации...

Пока он шагал, размышляя о делах минувших дней, эхо которых звучит и сегодня, мимо, в том же направлении, прокатила машина. Уже третья. И опять с городским, с питерским номером... И что бы это значило? Наплыв городских родственников в честь пресловутого родительского дня? Или объявились конкуренты в покупке недвижимости?

Последнее предположение не оправдалось – у лихоедовского забора по-прежнему стояла лишь их «пятерка».

Антонина, закончив возню с тестом, занималась на огороде прополкой. На вопрос Кирилла о так и мелькающих мимо городских машинах ответила:

– Так это... как всегда, за мясом приехавши...

– За мясом?! Сюда?! Из Питера?! – изумился Кирилл.

– Так чтоб и не приехать, по тридцать-то целковых... Пудами ж берут.

Цифра изумила Кирилла еще больше.

– Так на рынке ж от нашей, крестьянской цены чуть не вдесятеро накручено, – пояснила Тоня. – Торгаши пить-есть хотят, да прочая братия... А у нас на ферме забой два раз<А> – под родительский день, да под ноябрьские. Щас-то что, а по осени так и катят, прям вереницей... Под завязку грузят, на продажу небось. А летом так, для себя, помаленьку, а то и прям тута, вблизях, шашлыки с водочкой затевают, места-то у нас привольные. Помню, прошлым годом...

Она осеклась, наморщила лоб. Видимо, задумалась: стоит ли рассказывать прошлогоднюю историю, очевидно, не короткую? И решила: не стоит. Закончила совсем по-иному:

– Так и вы ж к ферме скатайтесь, тама и продают... Мясцо свежее, парное – чтоб не попользоваться, коли случ<А>й выдался?

Она объяснила, как добраться до фермы, и вернулась к прерванной прополке.

А Кирилл завел машину и покатил к «их» дому.

Надо понимать, почти уже действительно их, без всяких кавычек.

2

Марина с трудом удержалась от крика.

Поставила шкатулочку на стол медленно, осторожно, словно была она наполнена самыми зловредными, самыми кусачими насекомыми. Энцефалитными клещами, например.

На деле содержимое бронзовой емкости оказалось куда более безобидным.

Зубы.

Обычные зубы.

Человеческие.

Не вставная пластмассовая челюсть – натуральные резцы, клыки, моляры с длинными почерневшими корнями... Коронковые части тоже выглядели не лучшим образом – изрядно стертые и потемневшие. Наверняка бывший владелец экспонатов этой странной коллекции был далеко не молодым человеком. Да к тому же заядлым курильщиком.

Викентий? Скорее всего – зубы крупные, мужские.

Марина зримо представила сидящего здесь, у окна, старика – неопрятного, грузного, одинокого... Вот он лезет двумя пальцами в рот, достает очередной, давно уже шатавшийся зуб, кладет в шкатулочку, к ранее выпавшим собратьям... Рассматривает, перебирает кусочки себя, ставшие вдруг инородными, чужими... Вспоминает, как когда-то, давным-давно, пленял белозубой улыбкой девушек... Всё ушло навсегда, и жить, по большому счету, незачем, и тащиться за тридевять земель, на зубное протезирование, совершенно ни к чему...

Б-р-р-р...

Извращение. Фетишизм дикий какой-то.

Она взяла шкатулочку двумя пальцами, далеко отставив руку. Изящная вещица не виновата, что ей нашли такое отвратное применение – но, прежде чем украсить каминную полку, будет тщательно прокипячена, простерилизована... Где тут у нас мусорное ведро?

Как выяснилось, одно крохотное упущение в своих титанических трудах Антонина все же допустила – два ведра с мусором, оставшимся после генеральной уборки, не были вынесены, стояли в дальнем углу сеней. Марина опрокинула шкатулочку над одним из них, скользнула взглядом по другому... Да что ж такое, скажите на милость! Прямо какой-то день прикладной анатомии выдался! Не зубы, так ребра...