скачать книгу бесплатно
Красный Гигант
Игорь Ткаченко
Александр Геннадьевич Бачило
Перед вами ещё одна книга писателя-фантаста Александра Бачило, написанная в соавторстве с Игорем Ткаченко. По большому счёту, тем кто впервые открывает для себя подобную книгу – можно только искренне позавидовать. Ведь их ждёт встреча с очень необычной, по-настоящему захватывающей и очень интересной Фантастикой (именно так, с самой большой буквы). От самых настоящих красных и белогвардейцев заглавного «Красного Гиганта», сражающихся уже в самом настоящем космосе друг с другом, а в придачу – и со всяким инопланетным чуждым разумом. Мировая революция легко и быстро становится мировой в самом широком смысле этого слова. И какие-то временные парадоксы здесь – всего лишь досадное недоразумение. Или яркая и жёсткая ирония «До последней звезды», где фанатская охота за звёздами музыки и эстрады уже не ограничена удачно взятым автографом или там локона волос с головы кумира. На кону – уже вся голова «звезды». Тоже, кстати, самом прямом смысле… И это далеко не все произведения, вошедшие в эту книгу двух ни на кого не похожих писателей-фантастов. Пользуйтесь выпавшим вам шансом пополнить свою библиотеку просто очень хорошей книгой, дорогой читатель. Не пожалеете.
Александр Бачило, Игорь Ткаченко
Красный Гигант
Красный Гигант
Каурый Черт, плохо кованый, полумертвый от усталости и бескормицы, заметно припадал на левую заднюю, но честно тянул разбитую подводу в гору.
– Сгубили коня, – вздыхал ездовой тяжелой батареи Алексеев. – Где ж это видано – кровного аргамака с-под седла да в оглобли!
Алексеев шел рядом с подводой, изредка деликатно встряхивая поводьями. Погонять Черта было ни к чему. Конь и так исходил паром, скользил сбитыми копытами по заиндевелым голышам, но от колонны не отставал. Выучка. Ходил этот конь под седлом еще третьего дня, носил молодого полковника Плошкина по длинной, как дорожка ипподрома, Арабатской стрелке. Да как носил! Коршуном налетал на серые шинели, что звались отчего-то красными, сбивал грудью, пропускал только справа – под шашку азартного в бою полковника. Ходил в атаку лавой на злых кобылиц, посадивших себе на спины людей с длинными пиками. «Ну, пронеси, Господи!» – кричал Плошкин, и Черт проносил его меж пиками в самую кобылиную гущу, и летели под копыта островерхие шлемы… А вот от красных пулеметов не унес. Обожгло обоих – коня и седока, Черта больно укусил свинцовый овод в ногу, а полковника – не больно, в голову. Лежит теперь Плошкин на мерзлом песке и глядит мертвыми глазами на мертвую зыбь Азовского моря, а раненый Черт тащит подводу с ранеными к берегу моря Черного. Жилы рвет конь, торопится вслед за колонной на трясущихся тонких ногах и словно бы уже и сам понимает, что к смерти своей торопится. На корабль ведь не возьмут, да и красным не оставят. Не скакать ему по степям лихим сумасшедшим галопом, как вон тот резвый да сытый полуэскадрон, что грохочет копытами навстречу!
Один из раненых откинул шинель, приподнялся на локтях.
– Что там, Алексеев?
– Разведка прибегла, – сказал ездовой, – должно, с Феодосии…
Разведчики, огибая колонну, взрыли придорожную грязь, чуть прикрытую ледком, и осадили у коляски командира дивизии. Один из них спешился, откинув башлык, приложил ладонь к козырьку измятой фуражки, тяжело шагнул на дорогу. Коляска остановилась, а вслед за ней и вся колонна, не дожидаясь приказа, встала. Еще не слыша доклада, все уже почуяли недоброе.
– Ваше превосходительство! Суда из Феодосии ушли, – негромко произнес разведчик.
– Ушли! – разом колыхнулась дивизия, вся, от передового дозора до обозного аргамака Черта.
– Ушли без нас!
– Что за черт?! Этого не может быть!
– Бросили! А как же штаб фронта?
– Драпанул к чертям собачьим!
– Какого черта?!
– Да стой ты, не дергай! – прикрикнул Алексеев на Черта, слышавшего свое имя со всех сторон.
– Сволочи! – раненый повалился на дно подводы и закрылся шинелью с головой.
– Красные идут от Керчи, – продолжал докладывать разведчик, ротмистр Климович. – Возможно, они уже в Феодосии. Нам остается только Коктебельская бухта. Там могли остаться суда.
– Разве что чудом, – в мрачной задумчивости произнес генерал Суханов.
Он вынул из кармана вскрытый конверт с приказом на эвакуацию.
– По планам генштаба – ни черта там нет…
– Я отрядил фелюгу из Феодосии, чтобы прошла морем до Судака. Если где-то на рейде еще есть корабли, их направят в Коктебель. На фелюге пулемет. – Климович сделал шаг к коляске, взялся за поручень и сказал совсем тихо:
– Петр Арсентьевич! Коктебель – это последний шанс! А планы генерального штаба… – он сморщился, будто хватил кислого, – нижним чинам на курево раздать… В порту о планах никто и не слыхал, осмелюсь доложить. Там, говорят, такое творилось… Генерала Осташко на трапе убили. Женщин бросали за борт…
Через два часа колонна повернула на Коктебель. У перекрестка дорог на обочине осталась лишь развалившаяся подвода, да труп лошади. Когда колесо подломилось, Черт не удержался и упал, храпя и захлебываясь пеной. Подняться он уже не смог. Алексееву пришлось его пристрелить…
– Видите вон тот домик с белой трубой? Где аистиное гнездо…
– Ну? – поручик Грызлов взялся за винтовку, впился глазами в черные жиденькие кущи, над которыми кое-где поднимались крыши коктебельских домиков.
– … Мы жили там чуть не каждое лето, – вздохнул юнкер Фогель, – с сестрой и с тетками.
Поручик плюнул и снова улегся на солому.
– Нашел время теток вспоминать! Ты еще дядьку вспомни!
– Нет, отчего же? Можно и теток, – заметил прапорщик Шабалин, подгребая под себя соломы побольше. – Разлюбезное это дело – с тетками жить!
– А какие там сливы были в саду! – продолжал Фогель мечтательно, – и шелковица, и урюк, и даже персики!
– Борща бы сейчас… – пробормотал Грызлов, поднимая воротник шинели, – что-то смена не идет…
– Вот у меня в Мелитополе была тетка, – Шабалин перевернулся на спину, заложил руки за голову, – такой, доложу я вам, персик! Если б не путался под ногами дядька, так я бы…
– Дядя к нам тоже приезжал! – сказал юнкер. – У него в Севастополе была яхта, и он катал нас до Судака и обратно.
Все трое, не сговариваясь, повернулись к морю. Узкое корытце бухты от вытянутого Хамелеона до вихрастой громады Карадага заполнял серый, подернутый пенкой бульон, в котором не плавало ни единой съедобной крохи – пароходика или баржи.
– Яхта… – проскрежетал поручик. – Где она, та яхта?
Помолчали. Что тут скажешь? Каждому ясно: не появятся суда, и придется хлебать этот бульон до смертной сытости…
– М-да, – задумчиво произнес, Шабалин. – Белеет парус одинокий… зачем-то в море голубом. Что ищет он в стране далекой, черт бы его побрал, когда он нужен позарез?
– Разве это море? – Грызлов обиженно дернул плечом и отвернулся от бухты. – Вот в Палермо, действительно море. Яшмового цвета!
– Неужели они не придут? – прошептал юнкер Фогель. – Не может этого быть!
– Под ним струя светлей лазури. От страху, видно, напустил… – продекламировал Шабалин.
– Да ну тебя, в самом деле! – вспыхнул юнкер. – Я за дивизию переживаю, за раненых! Одно дело драться, когда прикрываешь отход своих, а другое дело так – без позиции, без надежды… Пока всех не перебьют.
– Да, позиция, конечно… – прокряхтел поручик, устраиваясь поудобнее на соломе. – Доперегруппировывались! Последним стратегическим шедевром русской армии будет план обороны Карадага…
– Это, помню, повели меня приятели на Карадаг… – тут же начал рассказывать Шабалин. – Лезли долго, куда-то в самые горние выси, уж и карагач кончился, ни травинки, ни былинки, только ветер свищет. Приятели-то из старожилов, карабкаются, как обезьяны, а я в первый раз, конечно, запыхался с непривычки. Ну, присели отдохнуть, покурили. А теперь, говорят, становись на четвереньки и ползи вон по той тропке до края. Полюбуйся видом, да смотри, осторожно там. Я и пополз. Подбираюсь к краю утеса, можно сказать, по-пластунски, выглядываю с обрыва – мать честная! Подо мной пропасть в полверсты, если не больше, да прямо над морем! Будто повис я, раб божий, между небом и водой точно посередине и цепляюсь всеми своими ручками-ножками за последний обломок тверди земной. А он уж качается, сейчас ухнет вниз, и поминай, как звание! Слышу, эти сволочи хохочут. Чего, говорят, за землю хватаешься, не бойся, не упадешь! Дураки, вы говорю. Разве же я упасть боюсь? Я боюсь, как бы не прыгнуть! Ведь так и подмывает – толкнуться и полететь!
– М-да, – Грызлов спрятал лицо под башлыком, – скоро такой случай представится…
Фогель впился несчастными глазами в громаду Карадага, будто понял вдруг: забавный петушиный гребень из его детства все эти годы готовил страшную казнь…
– Ну, кхм, мы еще повоюем… – он покашлял, закрывшись рукавом, свирепо потерся лбом о сукно. – Патронов, жаль, маловато…
– Маловато! – хмыкнул Шабалин. – Патронов просто нету! На батареях – по полтора снаряда на орудие. А у красных – екатеринодарские склады ломятся, катера, аэропланы – всего в достатке!
– И что же ты, Миша, предлагаешь? – не оборачиваясь, спросил Грызлов. – Сдаваться?
– Помилуй бог! Разве я сказал – сдаваться? – прапорщик приподнялся на локте. – Ты, ваше благородие, за идиота меня принимаешь?
Некоторое время он укоризненно смотрел Грызлову в спину, потом снова лег.
– Нет, братцы, мужичкам я не дамся, пока жив. Они, сволочи, того и ждут, чтобы мы лапки подняли! Только я еще в Джанкое видел, что они с офицерами делают, спасибо! Уж лучше, в самом деле, залезть на гору и улететь к едрене фене, прямо в небеса, иде же несть ни стогна, ни воздыхания, но жизнь бесконечная!
Тяжелый пушечный удар прокатился по бухте, перевалив откуда-то из-за Хамелеона.
– Аминь, – произнес Грызлов. – Вот и мужички…
– Идут! – всполошился вдруг Фогель. – Там, за кустами!
Он вскинул винтовку и тоненьким голоском прокричал:
– Огонь!
Прапорщик Шабалин толкнул его в плечо. Выстрел грохнул, пугнув галок из соседнего сада.
– Ты чего палишь, дура? Ошалел со страху?
Над низенькой можжевеловой изгородью показались две отчаянно размахивающих руки.
– Не стреляйте, господа! Свои!
– Кто там? – крикнул Грызлов. – А ну, выходи!
Над кустами поднялся могучего роста человек с густой, седеющей шевелюрой, буйно торчащей во все стороны, и такой же всклокоченной бородой. Он был без пальто и без шапки, среди голых, почерневших стволов сада его косоворотка беленого льна сияла, как электрический фонарь.
– Кто такой? – спросил поручик.
– Местный житель, – пользуясь громадой роста, человек легко перешагнул через изгородь. – Доктор Горошин, Максим Андреевич.
– Хорош доктор! – хмыкнул Шабалин. – Такому бы молотом махать…
– Доктор? А почему не в армии? – допрашивал Грызлов.
– Комиссован по ранению в девятнадцатом.
– Документы есть?
– Все есть, поручик! Времени нет! Прошу вас немедленно проводить меня к командиру дивизии. Я имею сообщить сведения чрезвычайной важности. Дело идет о спасении ваших жизней, господа!
– Страшное дело, – сокрушался вестовой Гущин, – сколько же эта чугуняка дров жрет! Только перегорело – уже холодная!
– Топи, топи, знай! – фельдфебель Похлебеев, согревая чернильницу в руке, выводил на бумаге нарочито корявыми буквами: «Мандат. Даден товарищу Похлебееву в том, что он является интендантом по заготовке фуража смертоносного революционного полка имени товарища Энгельса…»
– Товарища… – вздохнул было фельдфебель, но тут же умолк, спохватившись, и опасливо покосился на вестового.
Тот шуровал в печке и вздоха фельдфебеля не слышал.
Вроде, ничего бумага получилась, подумал Похлебеев, пряча листок. Одна беда – товарищи-то – сплошь неграмотные…
В сенях заскрипели половицы, щелкнули каблуки, послышались голоса.
– Сам! – Гущин метнулся за занавеску, звякнул там стеклом, мелко застучал ножом.
Дверь раскрылась, на пороге появился генерал Суханов.
– Смирррна! – гаркнул сам себе Похлебеев, вытягиваясь. – Ваш превосходит-ство…
Генерал махнул рукой, молча шагнул к печке, стягивая перчатки. Из-за занавески появился Гущин с подносом: на маленьком блюдце – тонко нарезанное сало и соленый огурец. Рядом – стаканчик водки и черный хлеб. Суханов молча выпил, отщипнул хлеба и кивнул вестовому – уноси.
– От Климовича ничего не было?
– Никак нет! – Похлебеев остановился, прикидывая, продолжать или не стоит, и все-таки сказал:
– Дозорные приводили одного. Просился к вам лично.
– Кто такой?
– Говорит, доктор… Горошин.
Генерал пожал плечами.
– Так послали бы его в лазарет. Пусть помогает.
– Я так и хотел. Говорит, срочное дело.
– Ну и где он?
– У начальника разведки.
– Черт знает, что! Раненые умирают, а у него срочное дело! Вот они, лекаря! Социаль-демократы, мать их….
Генерал прошел во вторую, маленькую комнату, расстегнул шинель и, не сняв, сел на кровать, застеленную узорным покрывалом, с высоченной стопкой подушек под тюлевой накидушкой.
Кажется, кончено. Если суда для эвакуации каким-то чудом не отыщутся, произойдет катастрофа. Дивизия прижата к морю. На ком вина? Определенно, на командире. Для чего задержался в Осман-Букеше? Для чего поверил мерзавцам из Генштаба? Бежать надо было! В Феодосию – и к черту, на пароход.
– Нет! – Суханов отчаянно ткнул кулаком в подушку. – Я сделал все, что мог! И я не побегу…
В дверь поскреблись, просунулась голова фельдфебеля.
