скачать книгу бесплатно
– Может, добить его, чтобы не мучился?
– Нет. Нет! Ты…
– Успокойся! Это шутки у меня такие.
По его лицу было видно, что он уже не рад, затеяв этот разговор, к тому же я видел, что помощник нервничает даже больше, чем прежде. За столь малое время он уже два раза оглянулся в сторону гула голосов, несущихся из залитого огнем свечей салуна.
«В чем дело? Что он хочет от меня?»
– Эти парни не местные?
– Они с ранчо «Три семерки». Там половина таких… отпетых. Хозяин ранчо, Билл Скофилд, никак не может поделить землю вокруг родника «Солнечный луч» со Скотти Пертом… – помолчав, продолжил: – Вот оба и набирают… стрелков. Похоже, скоро у нас война начнется. Ты не… к Перту едешь?
В его голосе был страх. Он боялся меня, боялся готовой вот-вот разразиться войны скотоводов, но больше всего боялся ответственности. Ведь если я наемник Перта, то можно сказать, что война уже началась на его территории, в тот момент, когда он являлся Законом в городе, и теперь он боялся, что именно на него возложат вину за все произошедшее.
– Я у вас проездом.
Лицо молодого парня прямо просветлело от моих слов. Облегченно вздохнув, он заговорил более живым голосом:
– Послушай, я не знаю, кто ты, и, если честно сказать, то и знать не хочу. Если ты здесь проездом, то когда собираешься уезжать?
– Этот городок как называется? – ответил я вопросом на вопрос.
– Луссвиль.
– Ты мальчишку Тима Мориса, знаешь?
Вопрос застал помощника врасплох:
– Тима… Сироту? На конюшне должен быть. А что?
– Его родственники, со стороны отца, попросили отыскать мальчика и привезти к ним. Поэтому я здесь.
– Ух, ты! Здорово! – помощник шерифа сейчас еще больше стал мне напоминать обычного мальчишку. – Берите парнишку и уезжайте. Лучше сегодня.
– К чему такая спешка, Барт? Ведь я еще и с мальчиком не говорил. Да и собрать его в дорогу надо.
– Скофилд схватится своих людей завтра утром, после чего нагрянет сюда. Если они вас здесь застанут… будет беда. Война придет в наш тихий город. Никто этого не хочет. В первую очередь – я. Если ты уедешь, Скофилд ничего не сможет предъявить городу. Ты приехал и уехал. А куда? Ищи ветра в поле!
– Если ты так трясешься за свою шкуру, зачем взялся за эту должность?
– Ты же видел наш городок. Он небольшой. Плотник нужен только время от времени, а помощник шерифа – должность постоянная. Город платит. А у меня семья. Жена и маленький сын.
«Пристрелят тебя, молодого и зеленого! Тогда что делать твоей жене? Впрочем, это не моя печаль».
– …мальчишка поедет. Здесь у него ничего и никого нет. Мать померла полтора года назад. С тех пор он так и болтается от семьи к семье. Кто покормит, кто старую рубаху отдаст. Летом на конюшне конюху помогает. Перегон скота, знаете ли. Ковбои, торговцы, а за ними шулера и всякий прочий сброд тянется. Работы на конюшне хватает. Так что, договорились?
– В общем, да. Если с парнишкой все решится, то мы прямо с утра с ним уедем.
– Значит, договорились! – помощник, довольный переговорами, которые, похоже, уже успел поставить себе в заслугу, резко развернулся на каблуках и уже взялся за створку двери, чтобы войти в салун, как я его окликнул:
– Эй! Где тут можно переночевать?
Тот на секунду замер:
– За конюшней, следующий дом. Хозяйка – Мари Бапьер. У нее вроде отеля. Тим покажет.
Глава 5
Приглушенный вскрик достиг ушей юного Тима, сидевшего в маленькой задней комнате, примыкающей к конюшне. Несмотря на свои двенадцать лет, он знал о делах взрослых лишь не намного меньше, чем они знали о себе. Слишком маленький был этот городишко. Слишком много здесь делалось напоказ, с пьяного куража или дикой злобы, туманившей мозг, не хуже дрянного виски.
Осторожно подойдя к пустому стойлу, он увидел светловолосую женщину, с высоко поднятой юбкой и широко раздвинутыми ногами. Эта была Долли Памперос, местная красавица. Мужчина, лежавший на ней, ритмично двигался. Вот Долли застонала, затем вскрикнула, напряглась и тут же обмякла. Мужчина поднялся и стал невозмутимо приводить в порядок свою одежду. Тим стоял в глубокой тени. Непонятно откуда, но он знал, что его присутствие не осталось незамеченным для чужака, приехавшего чуть больше часа назад. Ноги словно приросли к земле. Не зная, что делать, Тим просто стоял и ждал. Мужчина, больше не обращая внимания на распростертую на соломе женщину, застегнув оружейный пояс, поднял с соломы винчестер.
* * *
Не дойдя десяти метров до конюшни, я услышал шорох. Винчестер, который до этого лежал на плече, в следующий миг оказался у меня в руках, но тревога оказалось ложной. Из темноты появилась женщина, которую я по приезде заприметил на улице.
«Похоже, не только я на нее запал, но и она на меня».
Полные груди, выглядывающие из-под лифа, манили, обещая плотские удовольствия. Остановившись в двух шагах от меня и уперев руки в крутые бедра, она, словно прицениваясь, стала оглядывать меня с ног до головы.
«Вот блин! Наглости у нее, что у вокзальной проститутки».
– Ты мне ничего не хочешь сказать, парень?
– А что ты хочешь от меня услышать?
Мой холодный вопрос – ответ неожиданно подействовал на нее словно красная тряпка на быка. Я мог только догадываться об этом, так как не представлял в полной мере, как много на Западе мужчин и сколь мало женщин, плюс то, что ей так богато выделила матушка-природа. Тут поневоле станешь местной королевой, но я представлял собой особый случай в отличие от местных представителей мужского пола. К тому же двадцать первый век не так просто вытравить из памяти, поэтому я видел перед собой не местную богиню, а красивую шлюху.
– Я думала, что ты настоящий мужчина, а ты никчемный бродяга, такой же, как и все!
– Ты что, видела в жизни настоящих мужчин?
– Ты… ты сын шлюхи! – она уже была в таком состоянии, когда слушают только себя. – Ты грязный, вонючий ублюдок! Ты!.. – Она заводилась все больше и больше, поливая меня отборной руганью, а когда этого ей показалась мало, она словно разъяренная кобра, метнулась ко мне и попыталась ударить меня по лицу. Я был сбит с толка и разозлен столь непонятным для меня поведением этой бесстыдной шлюхи.
– Ты что, дура, совсем озверела!
– Подонок! Ты!..
– Придется тебя поучить, подруга!
Зажав ее руки, я перебросил дергающееся тело через плечо и двинулся к темневшей расплывчатым пятном в полумраке конюшне.
Мальчишка нашелся там же, на конюшне. Он наблюдал за нами. Когда я его позвал, он, правда, не сразу, но все же отозвался. Это был тот парнишка, который встретил меня у салуна. Мне было немного неудобно, но моя неловкость полностью перекрывалась остротой ощущений, только что полученных от близости с женщиной. В другой раз я бы не отказался от продолжения, но сейчас был не в том положении, чтобы потакать своим слабостям.
Тим привел меня в местный отель под названием «Дикая роза». Слишком претензионное название для подобного заведения, где изо всех углов просто выпирала бедность. Открывшая нам дверь женщина, седая и полная, в неопрятном, грязном халате и папильотках, торчащих из-под чепца, представилась, как миссис Бапьер, после чего без перехода потребовала денег. Получив наличные, она сразу категорично заявила: никаких женщин.
– Мадам! – с чувством оскорбленного достоинства воскликнул я. – Я девственник. Своими словами вы просто оскорбляете меня. Я поклялся перед ликом нашего Иисуса, что не нарушу свою клятву…
– Держите ключ, мистер шутник. А имя сына Божьего нельзя упоминать всуе! Это грех! – сейчас ее голос был ехидный, но не злой, каким был в начале нашего знакомства.
Получив ключ от номера и свечу, я поднялся с Тимом по скрипучей лестнице на второй этаж. С порога оглядел гостиничный номер конца девятнадцатого века. Исторический интерес погас уже на второй секунде. Железная кровать с пятнами ржавчины. Тюфяк, набитый соломой и покрытый серой простыней. Сверху лежит лоскутное одеяло, явно не первой свежести. В углу – рукомойник с зеркалом. Снизу – таз. От всей этой обстановки прямо разило ветхостью, поделенной на бедность. Подошел к окну. Оно выходило на улицу. Вернувшись, сел на кровать. Принюхался. Пахло карболкой, хозяйственным мылом и еще чем-то невкусно мерзким.
«Средство от насекомых?» – с этой мыслью я быстро вскочил с кровати.
Парнишка от моего резкого движения прямо-таки вжался в дверь спиной, возле которой стоял с того момента, как мы зашли в номер. Рядом с ним лежали дорожные сумки и оружие.
– Не бойся меня, Тим Морис. Я не сделаю тебе ничего плохого.
– Сэр, а откуда вы меня знаете?
– Всему свое время, а пока скажи мне, как часто меняют белье в этой дыре?
Тот пожал худенькими плечами:
– Не знаю, сэр. Наверное, когда совсем грязным станет.
– Блохи тут есть?
– А как же без них!
– Класс! Номер-люкс!
Осмотрелся еще раз, затем поставил подсвечник со свечой на массивную тумбочку, стоящую у изголовья кровати, а сам сел на стул, стоящий у окна.
– Садись на кровать, парень.
Мальчишка, с определенной долей робости, сел на кровать, оказавшись в кругу неровного, колеблющегося света. Пламя свечи осветило худенькое тельце, в штанах и рубашке, не по размеру больших и грязных. Некоторое время он сидел, опустив глаза, но когда все-таки их поднял, я замер. В них клубилась тоска, страх и много всего прочего, о чем двенадцатилетний пацан не мог и не должен был подозревать. Подобный взгляд мог принадлежать взрослому человеку, много видевшему и много пережившему, но никак не мальчишке его лет. Отодвинув эмоции в сторону, только хотел начать разговор, как заметил, что парень правой рукой поглаживает одеяло, хранившее в себе грязь не одного десятка ковбойских сапог.
– Что не так с одеялом? Блох ищешь?
– Оно… мягкое и красивое.
– Хм! Ты что… давно не спал на кровати?
– Так давно, что даже и не помню, спал ли я на ней вообще.
– Даже так? М-м-м… Считай, кровать твоя на ночь. Если… ты не боишься животных, которые могут там водиться.
– Вы не шутите? Нет? Вот здорово! – на лице паренька появилась улыбка, несмелая и робкая.
Не теряя больше времени, я выдал ему наспех придуманный рассказ об адвокатской конторе и человеке, который попросил его найти. Подробности и доказательства ему не понадобились, он сразу и безоговорочно поверил всему, что я сказал. Единственное, о чем он решился спросить, так это о родственниках, взявшихся за его поиски, но, получив в ответ, что это только мое предположение, решил довольствоваться тем, что услышал. По всему было видно, он безумно рад, что уезжает отсюда, но особенно радовался тому, что едет в Нью-Йорк, о котором так много слышал. Свою радость он проявил так же не по-детски, то есть не стал прыгать по комнате и засыпать меня ворохом вопросов, а остался сидеть, и только на его лице появилась тихая и робкая улыбка. Такая иногда появляется сама собой, непроизвольно отражая внутреннюю радость одинокого человека, которому не с кем ее разделить. Я дал ему время, чтобы осознать услышанное, а затем спросил, что ему может понадобиться в пути, как вдруг получил неожиданный ответ, что сборы в дорогу он берет на себя, как и уход в дороге за лошадьми, чем меня немало удивил, а еще в большей степени порадовал.
– Мистер, я очень неприхотлив в еде, – в первую очередь заверил меня Тим, когда я продолжил разговор о подготовке к путешествию. После чего хозяйственный парень выдал перечень основных продуктов и список кухонной утвари и снаряжения, необходимых для путешествия. После чего начал деловито прикидывать, в каком из двух городских магазинов покупки нам выйдут дешевле.
Я смотрел на этого хозяйственного и делового не по летам паренька и диву давался. Дай ему соответствующее образование и начальный капитал, при его хватке он себе к двадцати годам миллион сколотит. И дети у него такие же будут. Все в папу. Потомственные миллионеры. Сейчас я мог позволить себе усмехаться прежним мыслям – страхам, когда думал, с какими трудностями придется столкнуться, заботясь в пути о ребенке. Когда мы закончили с хозяйственными вопросами, я попробовал узнать у него о пути к железной дороге, но это было вне круга его интересов, поэтому он просто ничего не знал о подобных вещах, зато мне удалось узнать, зачем уехал шериф. Оказалось, что тот уехал в соседний город, который раз в пять больше Луссвиля (оценка ребенка), чтобы попросить выделить городу отделение рейнджеров в связи с надвигающейся войной скотоводов. Еще я узнал, что сам шериф – крутой мужик и у него есть стопка афишек с описанием преступников, среди которых есть Джек Льюис. Время от времени наиболее свежие он вывешивает для всеобщего обозрения, но ветер и некоторые глупые ковбои, срывают их. Ветер просто так, а ковбои – на папироски. Мальчишка знал не только всех известных преступников и премии за их головы, но и подробные описания их «подвигов». Для него они были, что для меня в детстве герои сказок.
Когда Тим уснул на настоящей кровати под настоящим одеялом, я еще раз проверил, заперта ли дверь, задул свечу, потом поставил стул напротив окна. Затем, приоткрыв окно на треть, уселся, закинув ноги на низкий подоконник. Правда, перед этим я с некоторой долей зависти смотрел на уютно сопящего мальчишку, почти с головой накрытого одеялом.
«Красивым и мягким. Это ж надо! Кстати, ему хорошо подходит определение: мальчик – мужчина. Впрочем, оно ко многим тут подходит. Взять же того же Барта или этого отморозка Билли. Что тому, что другому лет по двадцать, а ведут себя как дети. Один трус, пытающийся себя как-то выразить, другой хулиган, задирающий всякого, кто попадется у него на пути. Радует только то, что они предсказуемы. Несложно угадать их мысли, а значит, предугадать их действия, а плохо то, что у этих ребятишек есть оружие и они, как все дети, пытаются доказать всему миру свою крутость. Хм. А взять меня? Я ничем не лучше их. Всю свою жизнь доказывал, какой я крутой. Правда, меня долго и упорно учили, что сила хороша только в том случае, когда над ней стоит разум, умеющий оценивать и контролировать ситуацию. К тому же меня учили на ошибках других людей, здесь же люди познают все на своих ошибках. Револьвер – очень жесткий учитель. Не дает часто ошибаться. Ведь только одна-единственная ошибка может привести тебя прямиком на кладбище».
Несколько раз за ночь я просыпался, чтобы поменять позу, но разбудил меня все-таки мальчишка. За окном уже светало. Свежий, прохладный ветерок холодил лицо и грудь сквозь распахнутую до пупа рубашку. Только я успел спустить ноги с подоконника, как где-то прокукарекал петух, затем невдалеке прогрохотала тяжелогруженая повозка. Криком возничий подстегивал лошадей, сопровождая его хлопаньем хлыста, а из-за соседнего дома раздался рассерженный женский голос:
– Том! Где ты негодный мальчишка?! Том Перкинс, живо!..
Слова резко оборвались, видно, женщина вошла в дом. Несколько раз потянувшись, разминая затекшие члены, я спросил:
– Как спалось, парень?
– Как в раю, Джек.
Когда мы знакомились, я назвал ему это имя, чтобы не было лишней путаницы.
– Как ты думаешь, Тим, сколько сейчас времени? – спросил я паренька, направляясь к умывальнику.
– Петух тетки Молли пропел, значит, полшестого или около того.
Пока я плескался, разбрызгивая воду, он стоял у окна, глядя на улицу. Натянув рубашку и заправив ее в штаны, я подошел к нему. Протянув руку, он показал мне на один из домов, где мужчина во дворе возился с досками.
– Смотри, Джек. Келли Брайт взялся с утра за работу. Интересно на сколько гробов он получил заказ? Я вчера слышал выстрелы, а ты?
– На два.
– Откуда ты знаешь? – на его лице большими буквами было написано наивное детское удивление.
– Как ты насчет петуха и времени знаешь, так я насчет гробов.
Его взгляд снова стал серьезным и внимательным; некоторое время он смотрел на меня, потом его взгляд снова упал на улицу.
– Смотри, смотри! Маргарет идет!
По его голосу можно было судить, что он неравнодушен к этой женщине. Разница была у них лет в тридцать пять, поэтому вариант о любви с первого взгляда можно было сразу отбросить. Невысокая, плотная женщина в оранжевом платье и несуразной шляпке с искусственными цветами шла с корзинкой, висевшей на руке и прикрытой чистой льняной тряпицей. При встрече с мужчиной, спешащим ей навстречу, она поздоровалась легким кивком головы:
– Доброго вам здоровья, мистер Торчетт.
Тот ответил ей плавным кивком головы, одновременно взявшись двумя пальцами за поля шляпы:
– И вам того же, миссис Брайн.
Оторвал меня от сцены деревенской идиллии голос Тима:
– Джек, когда мы пойдем завтракать?
– Ты с ума сошел, парень. Сам же говоришь, что еще шести утра нет. Люди только глаза продрали. Проснулся бы в девять, так сразу же и пошли.
Мальчишка посмотрел на меня так, будто видел первый раз в жизни, а потом спросил:
– А почему в девять? Охотники до восхода солнца уходят, а Хэч их перед этим завтраком кормит.