скачать книгу бесплатно
Разлили. Выпили. Закусили. Стало вообще весело и тепло. Задымила печка-буржуйка в углу, вытяжка не справлялась и часть дыма тут же заполняла пространство гаража.
– Сейчас растопится и будет все отлично! – пояснил Лёлик и поправил свои очки. Очки были у него неимоверно крепки, так как не раз выдерживали прямое попадание, и Лёлик этим обстоятельством даже порой хвастался, мол, сейчас таких очков не делают.
Делают или нет сейчас такие очки – нам было, собственно, пофиг. Мы вновь разлили. И не успели поднести ко рту пластиковые стаканчики, как в ворота постучали. От стука мы все тут же встрепенулись и почему-то тут же поплыли образы… Милиция?! Участковый?! «Старики»?! Уж очень настойчиво и со знанием дела стучали.
Мы напряглись, пока Лёлик нетвердо ступая через свой хлам, направлялся отворять калитку. Калитка распахнулась и мы с облегчением вздохнули – обошлось. И хвала всевышнему, что обошлось.
– Привет! – распевно с ноками срыва из-за прокуренности прозвучало с той стороны и тут же в гараж проникло два тела.
Знавал ли я их?! Да нет, навряд ли. Возможно, даже видел впервые, хотя, кто знает. Застрявшие в безвременье с подобным образом жизни, алкоголем, табаком и неправильным питаниям, лица не позволяли определить к какой из возрастных категорий относятся эти две, с позволения сказать, барышни, хотя их иначе как «тёлы» ни кто и не кликал. Первую звали не то Люся, не то Люда – хотя, какая разница. Вторая и вовсе осталась без имени, тут же рванув к столику и самолично себе налив, таким образом быстро влилась в наш коллектив.
Два пухлых тела, агрессивная раскраска и лакированная укладка разбавили наше общество. Стало совсем как-то не так. Виталик тут же упал в объятия одной их прибывших, Лёлик глядел на него с нескрываемым раздражением и даже злостью, почему-то начал собирать конический подшипник, взвешивая массу того на вес в ладони. Лёлик ревновал! Это было видно даже нам – перепившимся и валяющимся мешками по его гаражу. Вторая, услыхав, что сегодня имеется именинник, каким-то образом оказалась у Жеки на руках. Её рука обвила Жекину шею, грудь ударялась о его лицо, а губы что-то нашёптывали Жеке на ухо. Женька бодрился, силился и даже улыбался, но пелена пьяного забытья его уже уволакивала с собой, отчего все его потуги постепенно затухали, несмотря даже на активность «тёлы».
Но самое интересное разворачивалась в другом месте и меж другими людьми. Лелик налил себе сам. Выпил. Глаза его горели. Все ожидали продолжения. И оно не заставилось себя долго ждать. С воплем: «Сука е…я пид… ка сюда притащила!» – он подлетел к той самой застрявшей в безвременье особе и схватив её за грудки, стащил с Виталика. Виталик не мог допустить, чтобы при нем, при бравом гусаре и защитнике всех девушек района, творилось такое безобразие, и тут же с ходу вмазал Лелику в его огромные роговые очки. Лелик пошатнулся, что-то промычал невразумительное и выдержав паузу, бросился всей массой на Ветала.
Это была битва титанов – Виталик, роста сто шестидесяти пяти и Лёлик – двухметровая высушенная алкоголем худощавая жердь. Лелик на лету выхватил ещё раз в те самые очки, покачнулся, мотнул головой, схватил чей-то стакан, влил в себя и тут же с размаху засадил Виталику. Тот чудом увернулся, и, ухватив рулевую тягу, бросился на обидчика. Нет, это было не по правилам и мы тут же отобрав у Ветала железяку, вернув того на исходную. А на исходной Лёлик успел принять ещё грамм пятьдесят, осушив ещё чей-то стаканчик, и под визги, радостные визги (!), телок, ринулся вперед. Налетел на Виталика, и, естественно, оба не устояли на ногах. Разбрасывая все в стороны, повалившись на пол, тут же принялись месить один второго не щадя ни себя, ни противника. Ветал дрался, аки сумасшедший, лупя наотмашь и без разбору, особо не целясь и всяк раз попадая по очкам. Его противник был потяжелее, размах рук имел поболее и потому ничего с прилипшим к нему Веталом в свалке на полу особо поделать не мог, разве что наваливаться всем телом и давить, отчего Ветал всяк раз взлетал наверх, выбираясь из-под Лёлика, и восседая сверху, продолжал наносить удары наотмашь. Что-то там нелицеприятное приговаривая.
Девки визжали, одна даже взлетела с ногами на верстат и всех удивляла своими обнаженными коленками, танцем неуверенной в своих силах стриптизерши и криками одобрения. Правда одобрения чего – здесь возникает сложность трактовок.
Вторая гостья не спешила сползать с Жеки, похоже, прощупывая не только то, что было спрятано у него в штанах, но и его карманы, время от времени в таковые забираясь. Жека отключился и его запрокинутая голова давно уже издавала посапывающие звуки. Я хотел было от всего этого дистанцироваться и даже убраться отсюда – знаю чем все это закончится, обезьянником – но, увы, проход был перекрыт двумя мечущимися телами, которые уже не в первой вот так в сцепке весело месили друг друга…
***
– Да я его вертел… – орал Виталик, потирая рукавом разбитый нос, бросая фразы в сторону захлопнувшихся ворот за нашими спинами.
Естественно нас выперли. Выперли из гаража.
Неизвестно чем бы всё это закончилось, хотя, скорее всего, все бы весело посмеялись, как то бывало ранее. И выпили бы, наверное. Но в дело вмешались те самые пришлые девки, которым все это порядком поднадоело, с нас им проку было уже не много – пьяные да и с деньгами, похоже, напряг, так что они взяли да и выставили нас из гаража, вслед вручив нам в руки и Ветала. Ветал ещё долго духарился, выкрикивал угрозы и проклятия, рассказывал какие он финты сексуального характера проделывал и проделает ещё с Лёликом, но чем дальше мы уходили от гаражей, приближаясь к местам наших дислокаций, тем тише становились эти крики, да и сам Ветал все более сникал. Погода охладила его, конец мая, не типичный для Востока Украины конец мая, выветривал дурь из наших голов. Тут же захотелось по домам. Не понимающий всего великолепия своего дня рождения Жека вертел головой и что-то выкрикивал, нам приходилось сдерживать порывы Ветала вернуться и накидать всем, кого найдет в гараже, тащить спотыкающегося Жеку и глядеть самим под ноги, дабы не рухнуть в пожухлую прошлогоднюю траву или кучу мусора, а сверху, средь листвы плакучих ив падали нам на головы мелкие снежинки. Мелкие и едва заметные, но настойчивые и неумолимые в своем косом падении на наши разгоряченные лица и непокрытые головы. Май, однако…
3. Виталик
Солнце разогнало первые признаки дождя, июнь лишь вступал в права, и мы вот-вот грозилось выбраться из непривычных для этого времени года курток-ветровок. Я выбрался на улицу и я, прошел пару дворов, совершая бесцельную прогулку, и тут же столкнулся с Виталиком.
Виталик был одной из тех колоритных личностей, о которой стоило лишь заговорить, как любой на районе сразу же понимал о ком идет речь. Был он не высок ростом, чрезвычайно активен, любил женский пол и, как над ним периодически подшучивали: «редкая девочка у нас на районе возрастом от пятнадцати лет не знает Виталика». Так уж сложилось, что был он на годок старше меня, но вот свои амурные истории складывал с девочками намного младше себя, называл их полушутя малолетками или «мокрицами» и всяк раз западал на какую-то из них всей головой. При этом он утверждал, что исключительно его веселый и шухерной нрав привлекает к нему женское внимание, и они сами проявляют к нему неподдельный интерес. Когда же вопрос вставал «замутить» с более старшей особой, примерно его возраста, то тут случались оказии. По крайней мере он сам того не скрывал.
Выходец Виталик был с Полтавщины, со специфическим говором, сторонником национальной идеи и время от времени вздыхал, что, вот, мол, нашел найти себя и свое призвание мог бы разве что где-то в окопах, а так – жизнь скучна и бесцельна. «Но Россия зуб точит и потому нужно быть всегда во всеоружии!» – завершал любую свою подобную речь он. Романтика танковых сражений и больших походов прошлого манила его. При этом он читал труды основоположников нацизма, думаю, не пытаясь глубоко проникнуть в глубинный их смысл. Это было, так сказать, в его понимании правильно или просто модно. Но не более. Нрав у Ветала был легок. Он был так же легок на подъем, как и на желание помахаться. Но чаще все обходилось без этого, и его заводной характер создавал тот колорит в любой компании, вокруг которого и строилось все веселое общение.
Но порой темперамент у Ветала брал верх и тогда он, не глядя по сторонам и не оценивая критически ситуации, бросался в различные авантюры, которые грозили ему крупными неприятностями, но всё как-то всё же обходилось. Спустя лет пятнадцать, когда судьба меня вновь занесла в те края, я абсолютно случайно встретил Ветала. Глаза его горели, взор блуждал по сторонам, алкоголь проступал через каждую пору лица и тела, а в руке он держал топор и грозно да неспешно двигался по району в поисках своей супруги, которая, как он утверждал, выкрала его детей и сбежала к очередному ёб..ю. Естественно, угрозе зарубить обоих (не детей – к детям у него отношение всегда было тонкое), не суждено было сбыться, и сейчас он нашел себя в силах обороны, воюя где-то то ли под аэропортом, то ли на дуге, где был ранен и долго реабилитировался, после чего вновь вернулся в строй, туда же.
На момент же нашей юности Ветал был тем товарищем, который мечтал раскачаться – физически раскачаться, стать громилой, а-ля Шварц и чем-то вроде, удовлетворить тем самым своё эго, а далее – как сложится… Я думаю, что тем самым, физическим превосходством и громадными размерами, как и все мы, он тешил свое угнетенное самолюбие. Это была его «точка опоры», что-то вроде комплекса, если позволите, и он его не страшился, всячески пытаясь перебороть себя и обстоятельства. А пока борьба трывала, изрядно выпивал, трахал движимое с признаками женских половых признаков, крутился со своим мотоциклом – Восходом, что глох чаще, чем заводился – и грезил о большом будущем.
***
– Здарова! – подкатил ко мне Ветал. Он сидел верхом на своем Восходе и тот, на удивление, ещё не просто пыхтел, но даже ездил.
– Здавова! – соскочил я от неожиданности. Подкатил он со спины и предварительно надсадно просигналил мне же в спину.
– Запрыгивай! – похлопал он по сиденью у себя за спиной. Я немного подумал – секунду, не более – и аккуратно забрался на его железного коня. Не успел я ещё толком устроиться, как Ветал рванул с места, подымая пыль и гравий в стратосферу.
– Нахрена ты так седушку задрал? – прокричал я ему в ухо. Сидеть было не то чтобы неудобно, но как-то непривычно. Сиденье сразу за спиной Виталика набирало высоту и я едва ли не падал ему на спину.
– Чтобы телок катать! – пояснил он, крикнув мне через плечо не особо поглядывая на дорогу.
– Зачем? – не понял я. Зачем подымать сиденье, создавать неудобства, чтобы потом катать?! И тут понял. Просто представил, как очередная лопоухая малолетка, запав на шебушной характер Виталика, садится на его мотоцикл и тут же сползает всеми своими прелестями прямо ему на спину. Ноги врозь, грудь на спине, рукам делать нечего и они обвивают Ветала в два обхвата.
«Да уж! В практичности ему не откажешь!» – усмехнулся я своей догадке наблюдая за тем, как Ветал набирает скорость, прыгая с кочки на кочку по разбитой дороге меж домов, кому-то салютует, машет Наташке, потом мчит поперек детской площадки, вылетает на спуск возле моего дома и дальше, в сторону трассы, пролегающей через наш городок и уносящей поток машин дальше, на восток, в сторону Луганщины.
– Ну как? – орет он, и я его едва слышу из-за потока воздуха, что нас начинает раздирать на части. А Ветал уже в раже. Его хлипкий и дребезжащий Восход, на заправку которого неизвестно где он раздобыл эти несколько литров бензина (заправок ещё нет – в нашем понимании нет, а на существующих заправках – бензина нет (для простых смертных, естественно) Как ни крути, а бензин взять негде).
И вот мы, выскочив на Харьковскую, заложив крутой вираж и едва не уйдя в бетонный остов остановки, выскакиваем не то чтобы на прямую. Скорее нет, на длинную и опасную дугу длинной в километр, спускающуюся на пару сотен метров вниз, к центру города. И это та самая дуга, по которой неспешно ползут вверх фуры и рейсовые автобусы, а вниз, стараясь не раструситься и не перевернуться под силами инерции, движутся те же фуры и авто, но уже в обратном направлении. Но нам везет. На дороге встречаются лишь отдельные легковушки. Не более. А более мы и видеть то не можем – дуга длинна и достаточно крута, чтобы более сотни метров не позволить видит то, что происходит дальше, за поворотом.
«И о чем я думал, когда садился на мотоцикл к нему?» – пролетела у меня мысль, но делать уже было совсем нечего. «Восход» вот —вот должен был либо завалиться и пойти юзом, либо от него что-то должно было обязательно отвалиться и он, так же, опять обязан был уйти тем же юзом вниз, уволакивая за собой и нас. Иного я не видел. И не ощущал. Но только до тех пор, пока Ветал вдруг не заорал во все горло: «Привет!», не воздал вверх руки в форме приветствия не продолжил движение на мотоцикле, проворачиваясь всем телом вокруг своей оси, сохраняя визуальный контакт с объектом своего приветствия.
«Ой, бл…» – только и смог сформулировать я, боясь не просто посмотреть в сторону, но даже шелохнуться на несущемся вниз по дуге мотоцикле, что грозил в любой момент развалиться, лишённый всякого вменяемого управления.
А дуга, меж тем, лишь становилась круче. Руки Ветал так и не опускал, продолжая радоваться встрече, в поворот же мы входили благодаря исключительно тому, что Веталу удалось завалить телом мотоцикл в сторону и тот, видимо сам, или повинуясь его приказу, самолично выбрал правильный угол наклона, рулевая взяла нужный угол и мы летели вниз ровно по той же траектории, где должны были бы подыматься фуры. И, думаю, нам больше везло, нежели взбирающимся фурам, хотя бы потому, что последних у нас на пути не оказалось. На наше счастье, естественно.
– Это была… – только лишь спуск завершился, и мотоцикл заглох, бросился рассказывать Ветал о ком-то, кого он знал и кто был ему жутко небезынтересен. – Она живет… – бурно и эмоционально продолжал он свой рассказ, стаскивая «Восход» с проезжей части в самом низу Харьковской. – У неё мать… – что-то там было с матерью, родоками и прочими аспектами, что породили у девочки комплексы неполноценности и низкой самооценки отягощенными хорошей грудью, неплохими ногами и развитым инстинктом продолжения рода. По крайней мере, все именно так и описывал Ветал, используя несколько иные идиоматические обороты и более откровенные подробности.
А моцик тем временем сдох. Сдох от слова «нахрен!» Завершив свой бег по дуге превратной улицы под названием Харьковская, вытащив этот спуск из последних сил, на последних метрах он просто приказал долго жить и реанимации, похоже, не подлежал. Сколько бы мы о том его не умоляли и не бились над этой проблемой, он все прикидывался трупом и признаков дыхания или серцебеения не подавал, лишь прыская форсункой, расходуя столь ценное топливо.
– Придётся толкать, – резюмировал Ветал и сразу же схватился за руль. Подключился и я.
Как-то с горем пополам мы втолкнули наверх его «Восход», в душе матерясь и ища виновных. Но когда моцик уже был наверху, он вдруг, словно над нами издеваясь, сам собой завелся. Двигатель дёрнулся, заскрипел, заныл и вдруг ожил. Сам! Заходил поршень, повалил дым, обрадовался Ветал.
– Поехали! – хлопнул он по сидению. – Сейчас мы к ней завалимся! – он явно говорил о той же, кому махал руками, ради которой мы едва не влетели в столб, не пошли юзом или не повстречались с подымающейся фурой. О той, о которой он трещал на протяжении всего часа, пока мы толкали наверх его мотоцикл. И вот… «Да ну нахрен!» – едва не возразил ему я, но всё же нашел в себе силы отказаться в более корректной форме.
Ветал не расстроился. Не смутился. Не удивился. Лишь пожал мне руку на прощание и задымил на «Восходе» по дворам, детским площадками, мимо разгромленных горок и качель, под яблонями и плакучими ивами, прямиком к той, что…
4. И вновь Жека
– Блин, там Пачика замели, – прилетел к нам Леха по прозвищу Хомыч.
– Как замели? – не поняли мы. – Кто? За что? – притихший и уставший от безделья и однообразия столик вдруг оживился. – Чё да как?
– Да он нах… ся, – Леха таким образом выражал крайнюю степень алкогольного опьянения, после которой Жеку всегда тянуло на подвиги. – Нажрался в свинью, приходит ко мне и говорит: «Идем со мной, присмотришь, чтобы все пучком было!» Я гляжу – пацану труба, сейчас что-то будет, собираюсь и айда за ним. По пути прихватили Дроню…
– И чё? – не унимались мы.
– Замели Пасюка! – эмоционально разводил руками слегка пухловатый Леха. – Нахрен замели.
– Так чё он то сделал? – Ты не тяни, рассказывай.
И тут Леха повел свою историю.
Стоит отметить, что Женька в нашей компании был самым меньшим по возрасту, но не последним по росту. Вымахал что-то там под сто восемьдесят пять, а то и сто девяносто, фигуру он имел среднюю, время от времени поддавался на уговоры и увещевания Витали и начинал качаться, но после каждого занятия обязательно следовала сигарета, потом бутылочка пива, а потом и вовсе тренировки заканчивались. Жека вот-вот окончил школу и то ли уже поступил куда, имеется ввиду техникум или ПТУ, то ли только собирался – мы не особо интересовались. Это был мой друг детства, и когда я окончательно перебрался в эту компанию, к нам последовал и Жека.
Сколько я его помнил, с ним всегда что-то приключалось. Не со зла и не специально, но шутки или озорства ради, он вечно влетал в истории. Бил у машин зеркала, демонстрируя навыки восточных единоборств, а потом неделю ходил с отверткой, примеряясь с какой бы машины свинтить то самое зеркало, дабы отдать его хозяину машины. Хозяин не был в курсе, но дал Жеке неделю, чтобы тот как-то самолично решил вопрос, иначе все станет известно Жекиному отцу и ремень тогда покажется для Женьки самым сладким вариантом решения вопроса. Тогда свинтить ничего не удалось, подключили отца и как-то все разрешилось, но Жека в очередной раз запомнил, что к чему. Но не надолго. Немного перебрав, он вновь влез в какую-то историю и там уже фигурировал участковый.
И случаев таких за его непродолжительную жизнь было множество. И все по нарастающей, потому когда Леха прибежал и сообщил прелюбопытнейшую новость, мы ни сколько не усомнились в его словах.
А дело, со слов Лехи Хомыча, было примерно так:
– Вылазь! – тарабанил в Лехину дверь Жека. – Дело есть!! – не унимался он. У Лехи звонок давно сгорел, мужиком в семье был только он и ему, собственно, кроме магнитофона, коробки кассет и пары ещё каких-то технических вещиц, все остальное было пофиг. Так что звонок жил своей жизнью – точнее, отжил таковую, – а Леха своей.
– Ты что, ох..л? – открыл дверь Леха и едва удержал начавшее падать тело. – А если б матушка или бабуля дома были? Они бы мне потом всю голову засрали! – прямолинейно обрисовал ситуацию он. Но Жеке, похоже, было уже все однозначно по любому основанию дроби.
– Вылазь! – произнес уже потише он. – Дело есть. Развлекуха, я тебе говорю…
Говорить Жеке было сложно, но то, что он что-то задумал и это что-то сомнительно попахивало, Лехе стало ясно сразу же. И немного поразмыслив, он натянул свои красы, переодел футболку с белой – домашней, на синюю – прогулочную, и последовал за швыряемым гравитацией и вращением Земли из стороны в сторону Жекой.
– Пацаны, курнуть не найдётся? – прибился Дроня. Пацан он был отличный, просто отменный, если бы ещё не столь горячим и безрассудным, так ему и цены бы не было. – Пыхнуть надо бы… – пояснил он.
Ни курнуть, ни пыхнуть, естественно, ни у кого не нашлось, а вот «сто пудовый развлекон» ему пообещали. И коли делать Дрону было сегодня до ночи совсем нечего, то он с радостью согласился составить им компанию.
Путь их лежал ровно за Жекой, а тот прокладывал его, путь, естественно, со знанием местности бывалым лоцманом, огибая все уступы, разбросанные строительные блоки и незакрытые люки.
– А куда мы? – не унимался Дрон меж тем не отставая от Лехи и Жеки.
– Не знаю, – честно признался Леха. – Я вот за телом двигаюсь. Присматриваю, как бы он чего не натворил.
– А! – понимающе засмеялся Дроня.
А «тело» влекло их вверх, вверх микрорайона, мимо чужих дворов, уже не знакомых старушек у подъездов, куда-то в сторону… В сторону стройки! – удивился Леха и ему что-то все это стало еще меньше нравиться.
Там, наверху и немного в стороне, стояло ровно три недостроенные коробки, которые когда-то должны были бы стать полноценными пятиэтажками, но пока лишь стояли, мокли, наполнялись пылью, битыми бутылками и следами костров.
– А что там? – не удержался Леха, догоняя Жеку.
– А ты не с-с-сцы! – протянул Жека и вновь вырвался на полтора корпуса вперед.
– Не, а чё тут? – не понял Дрон.
– Сейчас все увидите! – обрадовался Жека, припал к земле, запустил руку куда-то под фундамент и, порывшись там с минуту, с великими потугами вытащил громадный кусок арматуры диаметра не менее 40-го.
– Вот! – показал он метровый прут, который в его руке выглядел достаточно устрашающе. – Ты, – он указал на Леху, – стой там и смотри, а ты, – теперь пришел черед и Дрони, – стой там, – указание в противоположную сторону, – и смотри туда, а я… – и пока пацаны послушно расходились по сторонам, не до конца понимая суть происходящего и план Жеки, тот размахнулся, и что было силы лупанул по кладке стеклоблоков, что закрывали собой проем рядом со входом в один из подъезд.
Стеклоблоки треснули, посыпалась мелкая крошка. Последовал второй удар, потом третий, и так далее, раз за разом, во всю силу и дурь молодецкую, Жека лупил металлическим прутом по стеклоблокам, вынося их напрочь из кладки. Азарт был столь велик, что он напрочь забылся. Забыл об осторожности. О чувстве собственного самосохранения и нецензурная брань, частушки, куплеты полюбившихся песен, «Сектор газа» – все летело в пространство вместе со стеклянной крошкой. И летело ровно до тех пор, пока из-за угла не показался громадного роста мужик, удивленный столь бесцеремонным вторжением на охраняемую им территорию, да ещё и позволявшую себе порчу имущества столь откровенным и циничным способом.
Ни Леха, ни Дроня и чирикнуть не успели, как мужик влетел в зону досягаемости Жеки, схватил того за шиворот, вырвал арматурину и, если честно, пацаны думали, сейчас начнет его откровенно пинать, но мужик сделал хуже – он скрутил Жеку и попытавшись выспросить кто он да что тут делает. Не получив ответа, тут же пригрозился вызвать милицию для составления и чего-то там ещё.
Более что-то ловить ни Леха, ни Дроня здесь ничего не видели и тут же скрылись с места преступления, разнося весть о пленении Жеки и тому подобном…
– Вот же ш… – произнес кто-то из наших, дослушав историю до конца. Причем чем это было, осуждением или же, напротив, констатацией крутизны, – разобрать было сложно.
– Чё делать то? – прозвучало как бы с нескольких сторон. Возникла идея идти к Андрюхе – нашему бывшему однокласснику, что теперь учился на того самого милиционера, чтобы тот на своем уровне, так сказать, порешал… Но зная Жеку и его постоянные залеты, как-то показалось сомнительным, чтобы настоящий случай оказался достаточно весомым для вписки Андрюхи за Пачика. И не знаю, сколько бы ещё мы сидели и гадали, а, быть может, даже сорвались бы с места чтобы разобраться на самой местности, «уговорить мужика», так сказать, если бы едва ли не мимо нас не провели того самого Пачика.
Вид у него был печальный. Шел он понуро, что-то отвечая на вопросы мужика, отвечая нехотя, а может и вовсе не отвечая. Мужик же всяк раз чем-то интересовался и вел себя, стоит отдать ему должное, вполне себе достойно, удерживая как себя в руках, так и Пачика за спортивную куртку, за ворот. Жека, он же Пачик по прозвищу, семенил впереди, уже не столь резвый и бодрый, но явно что-то замышляющий. И не будь он Жекой, если бы и в такой ситуации…
– Эй, Пачик! – заорали мы ему вслед и, наверное, это его приободрило. Жека не рванулся, нет, он просто сделал более решительный шаг вперед, крутанулся на месте, буквально вылетая из своей спортивной мастерки и лишь рукава на какое-то время сковали его движение. И оставив ту в руках у удивленного мужика, рванул со всех ног. Да так рванул, что, видимо, забылся окончательно, потому что путь его лежал прямиком домой. В дом, в подъезд, домой – по промой, в зоне видимости, совершив забег на дистанцию в триста метров. В самое логово. Куда его, собственно, и вели.
– Объект пытался скрыться бегством, – констатировал кто-то из наших, наблюдая эту ситуацию. – Побег удался, но скрыться и замести следы объект уже не имел ни сил, ни возможности. Сторожевые собаки быстро взяли его след, и его поимка стала лишь вопросом времени.
Наверное, это понимал и мужик, так как он лишь скомкал мастерку, перехватив ту своей громадной рукой, и неспешно направился вслед за скрывшимся в подъезде Пачиком.
***
Как потом рассказывал сам Жека, проспавшийся и оценивший масштаб своего безумия, его изловили буквально спустя несколько минут как он скрылся в ванной.
Изловили и продемонстрировали тому самому мужику, который оказался не то прорабом бригады, что только вот планировала приступать к восстановительным работам спустя годы запустения, не то просто сторожем, что хоть и позволял местной пацанве резвиться в бетонных клетушках, но актов вандализма не терпел.
Жеку продемонстрировали. Опознали. И тут же отослали к себе в комнату, заперевшись на кухне до самого утра, решая вопрос полнотой налитого стакана и шириной тарелки полной закуски…
Что случилось с самим Женькой – история умалчивает. Молчит и сам Жека. Как рыба молчит. Ни слова. Но лишь речь заходит о походе на стройку, тут же становится мрачным и под каким-то предлогом увиливает от ответа и похода.
5. Леха по прозвищу Хомыч
Леха был моим едва ли не наистарейшим другом на районе. По крайней мере, практически с самого момента переезда на ещё недостроенный жилмассив, в грязь, в строительную разруху и в радость, что вот теперь и у на есть приличная квартира, я помню Леху и Саню. А Жеку и прочих уже немного попозже.
Леха жил в соседней пятиэтажке, в однокомнатной квартире с мамой, младшим братом и престарелой бабушкой. «В тесноте, да не в обиде», – как порой невесело выражался он, но, по больше части, дела домашние он на улицу не выносил.
Леха был слегка округл, немного застенчив, любил музыку, порассуждать на отвлечённые темы и хотел стать бизнесменом. А кто, собственно, в те времена таковым стать не мечтал. Пословица «отец инженер – горе в семье» тогда являлась не просто широкоупотребимой, но и до боли для многих правдивой. Но так как у Лехи отца не было, о нем он вообще не вспоминал и тему это всячески обходил, то все, что ему оставалось – это мать и престарелая бабушка да младший брат, ну, и мы, его друзяки, естественно.
Леха всегда был в курсе всех наших дел, но старался в них особо не встрявать. То ли чувство самосохранения, то ли воспитание, а может и ещё что, видимо, брали верх и, как в какой-то сказке, «его уши торчали из каждой истории», но сам он ни разу ловлен ни на чем не был. Меж тем Леха будучи нашим другом, на районе известность имел как Хомыч, откликался на это прозвище, нам даже порой казалось, что гордо его носит, и, естественно, без его участия мало что случалось да происходило.
***
Лето уже во всю набирало силу и тут как-то нежданно-негаданно случился очередной праздник. То ли городское руководство вдруг изыскало средства, то ли он и впрямь был запланирован ещё давно, о чем мы, конечно, догадывались, но особых планов не строили. И по этому поводу были объявлены, как это правильно зовется? – народные гуляния. Гулять у нас было не то чтобы совсем негде, но так чтобы более-менее культурно – это только городской парк. Всё остальное – пьянка, разврат и мордобой. Ландшафт местности такой, не предназначенный для культуры и отдыха, я так думаю. И вот перед нами троими, Жекой, мной и Лехой Хомычем встала дилемма – влиться в компанию и забухать на столике или выделиться, выпендриться, и забухать уже в парке? Вопрос выпивки не стоял в принципе – это святое. Дилемма заключалась в месте его, алкоголя, употребления и дальнейшего брожения, что говориться «под шофе».
И, естественно, решающее слово здесь оказалось за Жекой.
– В парк хочу, – скапризничал он убедительно и мы прогнулись.
– Брать будем? – поинтересовался я. И на меня посмотрели не то с удивлением, а то и вовсе с негодованием.
– Естественно! – заявил Леха.
– Тогда у меня есть! – обрадовал их я.
Стоит отметить, что культура потребления спиртного у нас на районе, как, думаю, и во всех остальных местностях не обремененных избытком денежных знаков, сводилась к желанию «убиться» чем-то спиртосодержащим, желательно при минимальных затратах и без всякой думы о последствиях и здоровье. Слово здоровье и вовсе являлось предметом саркастических шуток и как ценность не котировалось. Именно потому периодически случались истории с отравлениями тормозной жидкостью, омывателем стекла, неправильно выделанным клеем ПФ, а последнее, что нам поведал Жека, чья сестра работала в больнице, – это гудронный человек. Этот человек, сотрудник одной из путеремонтных бригад, то ли на спор, то ли в горячке похмельного синдрома, налакался креозота смешанного с чем-то там ещё – чем там пропитывают шпалы на железке? – и в состоянии полной недвижимости был доставлен в больничку на «реабилитацию». Новость с прибытием такого рода «пассажиров» была не нова, но тут сбежалась едва ли не вся больница поглядеть на «чудо»!, ибо это чудо превратилось в нечто сходное по цвету с деревянной шпалой, пропитанную тем же веществом, что и пило, чудо естественно.
И вот, выскочив из домов и собравшись на колонке чуть ниже района, Жека с воодушевлением рассказывал нам эту историю. Наверное, подчёркивая тем самым необходимость ведения правильного и здорового образа жизни?! Нет, напротив! Констатируя крутизну и известность мужика, что таким образом выпендрился. Это, собственно, и все, что Вам нужно знать о культуре потребления алкоголя, которая была присуща и нам. Дорогой коньяк – это безмерно круто, но, во-первых, не про нас, а, во-вторых, на эти деньги можно напоить всю нашу компанию до состояния полной неописуемости. И как вы думаете, какой выбор был бы сделан, заимейся такая возможность у нас?
– Ты взял? – интересовался Жека, имея ввиду вполне конкретную вещь.
– Ага! – отвечал я.
– Где? – не унимался он. Жека только что вырвался с полевых работ, куда его так не к стати загнали «старики», и сейчас вопрос «выпить» для него стоял очень остро, так как «старики» его все одно спилят за побег с фазенды, так хоть компенсация тому должна была бы весомой.
