скачать книгу бесплатно
– Как интересно. В этой жизни? А что, будут другие?
– Были и будут.
– И у меня была?
– А как же. У всех была. Наверное, потому ты такая богато одарённая, у тебя путь свой и он уже на небе написан.
– А его можно прочитать по звёздам или как?
– Ох, знать бы как. Я, конечно, попробую сделать, всё, что только можно. Но сейчас у нас пироги вынимать надо из духовки. А потом я поговорю ещё с одним другом и мы что-нибудь придумаем.
– Он как ты?
– Ммм… Хороший вопрос. И да, и нет.
Глава 6. Память
В выходные, несмотря на безрадостную погоду и мелкий дождик, бабушка настояла на поездке на дачу. Мама как всегда ныла, что в такую сырость и собаку не стоит на улицу выгонять. Но Екатерина резонно заметила, что сидеть дома и смотреть телевизор с плохими новостями куда хуже.
Дачу обогревали печка на первом этаже и буржуйка на чердаке в спальне бабушки и малышки. В общем, при нормальном запасе двор вполне можно было и пожить несколько дней.
Дом постепенно прогревался и к концу дня воздух в нём становился сухой, наполнялся запахами кухни, маминых неизменных духов и некрашеной сосновой доски, которой была обшита единственная комната на первом этаже.
На зиму на даче оставалась часть урожая, хитро спрятанная в уличном погребе. Грабили дачи зимой с поразительным упорством, обходя каждый дом. Поэтому любой визит сюда после завершения всех огородных работ, был похож на небольшой переезд. Вот и в этот раз сумка с едой и посудой потребовалась дорожная, огромная, с которой бабушка когда-то ездила учиться в Москву. Папа шутил, что в такой сумке она могла бы из столицы небольшого слона привезти. А бабушка с каких-то своих конференций и слётов привозила колбасу, безумно вкусно пахнущий шоколад, игрушки и новые книжки.
На даче папа включил радио. Оно что-то бубнило и периодически шипело. Он долго возился с антенной и обещал отличное качество уже скоро, мать опять недовольно ворчала, а бабушка позвала малышку в сад. В тихой беседке под мерное шуршание дождя так хорошо было пить чай с малиной и слушать её рассказы.
Екатерина начала издалека, как в войну они уехали из города в деревню, где хоть с едой было попроще. Половину деревни война уничтожила. Она так и была все те страшные годы на линии фронта. А когда наконец бои отошли достаточно далеко от жилья, бабуля даже в лес ходила за грибами и ягодами со своими старшими родственницами.
– Сныть, крапива, щавель… Ели, как козочки, как вообще выжили, сама не знаю. Когда сильные бои были, осень шла… Там не то что поле, огород боялись обрабатывать. То снаряд прилетит, то простреливают насквозь. Так с краю в лес ходили, который на нашей стороне, там дубравы. Собирали жёлуди и из них муку делали. А из неё лепёшки, – бабушка горестно вздохнула и отпила чаю.
– Вкусная еда из желудей? – осторожно спросила девочка.
Бабушка посмотрела на неё так грустно, что и ответа не требовалось:
– Горькие они, вымачивать долго надо, потом варить, а всё равно на вкус гадость редкостная. Но особо ничего не принесёшь из леса осенью, разве что грибы. Так у нас ещё сколько солдат было на передовой. Что в доме было, всё им отдавали, чтобы они сильнее были и отстояли нас у врага, – голос бабушки дрогнул, по щекам покатились крупные слёзы. Она поджала губы и медленно дышала.
– Страшно было? – девочка старалась заглянуть ей в глаза, но в них было так много слёз.
– Ага, – ответила Екатерина, поставила кружку на стол и взяла малышку на колени. – Однажды мы услышали гул самолётов. Уже знали, какие наши, какие немецкие. Кинулись с огорода в погреб бежать. Да не все успели. Я с маленькой девочкой соседской первая бежала. Казалось, что быстрее в жизни я никогда не бегала. Но девочка упала уже около порога. Я обернулась и увидела, как снаряд попал прямо в её маму, она последняя, после всех бежала. Все страшно закричали, меня кто-то сзади схватил и стало темно. Это меня в погреб засунули ко всем.
Девочка боялась пошевелиться. А Екатерина перевела дух, вытерла слёзы и продолжила:
– Потом только помню, что все плакали, страшно было и земля дрожала. Мне всё время казалось, что бомба попала в наш погреб и нас заживо похоронило. Дышать было трудно, я то ли заснула, то ли в обмороке была, не помню. А когда авианалёт закончился, мы вылезли и женщины пошли собирать тело погибшей соседки в плетушки.
– Мамочки мои, – девочка уткнулась в бабушкину грудь и тихонько плакала, цепляясь ручонками за кофту, как за последний оплот. Бабушка и вовсе рыдала в голос.
– Никогда этого не забуду, всю жизнь эта картина перед глазами стоит: плетушки с торчащими руками-ногами и полные кишок. Вот тогда решила, что всю жизнь буду изучать, как войны предотвращать, чтобы дети такого никогда не видели. Но ты запомни и детям своим передай: война – это страшно, это плохо, это рушит семьи и страны. Нельзя, чтобы война была. Это калечит людей на сотни лет вперёд. Всё ради мира делай, чтобы твоим детям не пришлось такого изведать. Пусть стоит этот образ перед глазами. Зла не делай. Иначе худо будет.
– Не буду, бабуля. Буду домики строить, чтобы людям было, где жить и чтобы у них была крыша над головой, чтобы всем хватало. Правильно говорю? – девочка посмотрел на бабушку заплаканными и полными мольбы глазами.
– Так, моя ягодка, – Екатерина улыбнулась сквозь слёзы и расцеловала малышку в мокрые щеки.
– Вы что тут сырость развели? – насторожился папа. – Я вам варенье вот принёс. Наконец радио настроил, а они тут ревут. Что случилось?
– Да ничего, детство вспомнила военное, растрогалась. Хорошо вот, что сейчас мир и покой. В целом, – поправилась она. – Сидим вот и чай пьём. И даже с вареньем.
– Ох, мам, и не говори. Мне твоих сказок про войну хватило. Я хоть и взрослый слушал, но мороз по коже. Хорошо, что рассказываешь. Историю знать надо, чтобы не повторилось, – он выложил в блюдечко яблочное варенье янтарное, розоватое, густо пахнущее.
Из-за тучи выглянул луч солнца, длинный и яркий, как меч вонзился в землю, где-то на лугу за посёлком. Густые сизо-сиреневые тучи приобрели чёткий рельеф и стали похожи на какое-то невероятно красочное полотно в стиле «явление святого духа или прочего озарения народу».
– Хороший знак, – сказала бабушка.
– Хороший. Повезло мне с тёщей, как ни крути, – усмехнулся папа. – И доктор, и повар, и секретное слово знает.
– Само собой, – подмигнула ему Екатерина.
– Что вы тут опять без меня секретничаете? – появилась в беседке мама.
– Да вот решили втихаря от тебя всё варенье поесть, – ответил ей папа. – Будешь с нами или не царское это дело варенье ложкой есть?
На даче вдали от городской суеты и серых будней у живого огня и за вкусным столом как будто и семейные проблемы потеряли свою остроту, как будто и в стране не было хаоса и нищеты, как будто ничего не предвещало беды и вовсе. Девочка так радовалась этому внезапному счастью. Вот и мама улыбается и никого не обижает своими колкими замечаниями. Вот папа поёт под гитару то про лыжи, то про луну. Бабушкин пирог на этот раз прямо из печи. У него совсем другой вкус. Картошка тоже не такая, как дома. У еды из печи вообще вкус другой.
Мама когда-то всё ругалась, что печку бабушка сложила. Екатерина же мастера долго искала и чтоб компактную сделать настаивала. Вон, какое чудо вышло.
Над столом сегодня бабуля повесила маленькую иконку.
«Боженькина мама и маленький Иисус. Красивая. Бабушка сказала, что теперь везде можно вешать, это будет ещё одна защита. А это значит, что есть ещё одна. Или не одна? Определённо есть, – девочка сидела и смотрела на бабулю. – Чему она ещё может научить? Пирожки печь? Травки различать? Закрывать себя невидимой молитвой или заговором?»
Они уже разное пробовали. У неё получается. Дальше бабушка сказала, будет учить общаться с духами. Страшновато было. Но интересно. Даже так: страшно интересно!
– Бабуля, – тихо позвала девочка, когда уже легли спать и полагалось видеть десятый сон.
– Что не спишь? – также тихо спросила Екатерина.
– Думаю. Вот думаю, как защиту сделать такую, чтобы бомба в человека не попала.
– Таких я не знаю. Только молиться разве что очень сильно, изо всех сил. Но как показывает практика, этого одного мало. Есть у человека судьба, значит, которую ему необходимо прожить. И как говорят: твоё от тебя не уйдёт.
– А что это значит? – девочка повернулась на бок и прижалась к бабуле.
Та подоткнула плотнее одеяло вокруг малышки:
– Это значит, что как кому на роду написано, так и сбудется.
– Всё равно непонятно, – грустно вздохнула девочка.
– Поговорки в народе такие есть, чтобы проще было детям передавать старинные знания. А значит это вот что. Когда человеку прийти на свет, его душа на небе смотрит как будто… ну пусть кино про свою будущую жизнь и соглашается на свой путь, на то, что с ней в той или иной жизни происходить будет.
– Не может быть?! – малышка отклонилась. – Как же можно согласиться, чтобы в тебя бомба попала?
Екатерина чмокнула девочку в макушку и посильнее её прижала к себе.
– Больно, – пискнула малышка.
Женщина ослабила объятия и посмотрела в ей глаза. Слабый свет ночника отражался искорками в глазах девочки, что удивляла её каждый день.
– Согласиться можно на что угодно, как показывает практика. Почему – вопрос. Это я и сама не очень понимаю. Может, кто-то в прошлой жизни много плохого сделал и согласился, чтобы тяжёлую жизнь на этот раз прожить и искупить свою вину. Мало ли. Может, какая-то душа просто опыт так набирает, чтобы потом отправиться куда-нибудь и учить другие души добру, зная, что такое боль. Как вот я тебе рассказываю, чтобы ты знала: война – это плохо и страшно. Не должно быть войны, понимаешь?
– Да, я и спать теперь боюсь, вдруг засну, а война начнётся.
– Не будет, точно говорю. А и ты посмотри своим зрением, не видишь разве? – с интересом спросила Екатерина.
– А вот не вижу. Страшно, а когда страшно, не вижу.
– Вот как, – удивилась бабушка. – А ведь это логично. Я подумаю над этим.
Повисла тишина. Екатерина всерьёз задумалась над словами девочки. А они своих подопечных едва не до смерти пугали. Люди понимали: отсюда у них не факт, что выход есть. От них нужен результат, предсказуемый и желательно удобный заказчику.
«Ведь это правда, – думала Екатерина. – Мы хотели получить заранее прогнозируемый итог, а не то, что получали. Да по большей части получали вообще пустоту. Не то и не про то. А требовали чётко, по делу слово в слово и шаг в шаг. Буквально видеть, как через скрытую камеру любую точку мира в любой момент творения. Да разве так можно?!»
Екатерина до сих пор не верила, что человек, кем бы он ни был, способен на такое. Вот даже малышка с самой прямой связью с чем-то высшим, с умением видеть и ощущать, смотреть в прошлое и будущее, не может по запросу ничего. Если что-то происходит, она сама всё рассказывает. Не происходит, идёт играть в куклы. И пока это её не мучает и не тяготит, потому что для ребёнка и будущего в общем никакого нет. Это взрослые тянутся куда-то вперёд и вверх, как будто тут жить нельзя. Всё время подгоняет какая-то жажда, подгоняет вперёд, тянет, зовёт, не даёт просто лежать вот так, лежать на диване и отдыхать. Нет, надо придумывать, что там будет тысячу лет спустя. Тут бы хоть на час вперёд видеть. Хоть чуть-чуть.
Какой тут будет результат, если человек боится за свою жизнь и жизнь своих родных? Вот тебе и высокая погрешность, вот тебе и ошибка на ошибке. Она сама на работе ничего не видела. Напряжение возникало буквально ещё дома и отпускало разве что во сне и то не всегда. Вот тебе и простой ответ устами младенца. А Екатерина всю жизнь думала, что на работе просто слишком зациклена на своих подопечных и на том, что после опытов придётся как-то отсутствие очередных результатов оправдывать. А это просто страх. Обычный человеческий страх за свою жизнь. Страх боли, страх смерти. Страх не жить.
Глава 7. Поиски
– Слава, я не знаю, что делать. Она видит будущее и прошлое. Причём как в кино, как будто просто смотрит ленту, и пересказывает всё до мельчайших подробностей и оно тут же происходит. Это ужасно. Это пугает.
– Катюша, это всё очень интересно, но ты уверена? – он немного нахмурился, но в лице его недоверия не было и Екатерина это понимала. Он ей верит, просто взрослые всегда так делают: перепроверяют.
– Славочка, милый, я уже несколько месяцев не просто проверяю, я живу с этим каждый день. Она утром рассказывает, что будет дальше, и хоть трава не расти. Пока её это увлекает, но дальше-то она будет видеть больше. Я в этом уверена, а старше… Там же не одни детские игры и весёлые книжки с картинками…
– Катюша, милая, – он положил свою большую руку поверх её кулачка, сжимающего мокрый носовой платок, – все дети взрослеют и все сталкиваются с «прелестями» взрослой жизни, это неизбежно. Это же хорошо, что она видит будущее. Вполне вероятно, что его можно будет изменить. Мы ведь все ради этого работали десятки лет. Мы мечтали это сделать, а природа сама постаралась.
– Или Бог, – посмотрела Екатерина на своего старого друга глазами, полными слёз.
Он только согласно покивал:
– Вообще неважно, кто, что и как сделал. Она такая родилась. Это очевидно. И ни ты, ни я тут ни при чём. У нас ничего не получилось, вынужден признать. Может быть, она и есть тот знак свыше именно нам с тобой, что есть вещи более высокие и нам не подвластные. И их может только бог, а наши нелепые попытки потому и обречены на провал, что мы не боги. А вот её нам дали в награду, для понимания этого всего.
– Так что же, будем её испытывать, искать ген бога? – осторожно спросила Екатерина.
– Катюша, даже думать не смей. Никто не должен знать об этом дитя. Лишь ты, я и она. Никто! Запрети ей об этом говорить с кем бы то ни было. Сейчас это вообще опасно. К нам приведёшь, точно больше никогда не увидишь, а если и выпустят, то похитить это тощее чудо с косичками, извини, дорогая, но секундное дело. Не все готовы признать, что есть дар богов, а есть армия тьмы.
Бабушка посмотрела на своего старого друга с испугом и неверием. Как похитить? Зачем? Почему? Хотя в тайне, в глубине души понимала, что так и будет, стоит им показать кому-то все её способности. В стране развал и неразбериха, границ нет, всё катится к чёрту. И искать никто не будет пропавшую кроху. А у тех, кто отнимет и подавно. Их вообще не существует. Официально.
Екатерина встала и нервно ходила по залу, периодически трогая какие-то вещицы, как будто поправляя статуэтку или складку на шторке можно было привести в порядок весь мир или хотя бы свои эмоции.
– Ты всё сама знаешь, Катюша. Я про девочку нашу выйду и забуду. А ты учи, береги. Если такие дети будут приходить, то неспроста.
– К лучшему? – с надеждой спросила Екатерина.
– Ах, если бы знать, милая. Мы всю жизнь потратили на то, чтобы заглянуть вперёд, а там туман. А кроха видит, как в кино… Значит, у неё есть путь, а наш как будто зря прошёл.
– Не говори так, Славочка. Ты прекрасный человек.
– Ох, Катя… Страшно это, видеть будущее. Вот что я думаю. Как ты сама верно заметила, там всякое будет. И если она будет видеть именно то, о чём мы с тобой думаем, но молчим, то я твой страх разделяю, как никто другой. Мне иногда казалось, что у нас ничего не получилось именно потому, что в глубине души никто не хотел знать, что там будет на самом деле. Никто не хотел знать, когда умрут родные и каждый день тяготиться и ждать этой минуты. Никто не хотел бы знать, что страна наша вот так бездарно развалится практически в одночасье. Тогда бы никто ничего не делал. Смысл? Если всё равно всё сгинет. Мне кажется, люди бы просто смирились с неизбежным и стало бы только хуже это самое будущее.
– Ну а что, если бы оно хорошее было, все бы обрадовались и устремились к нему? – улыбнулась Екатерина.
– Катюша, ты идеалистка. Большинство людей сказало бы: а что работать и двигаться вперёд, раз светлое будущее уже гарантированно, вот мы его видим.
– Ну, Славочка! А как же все эти годы? Какие достижения советских людей, всё ведь ради будущего! Мы же верили.
– Да я тебя умоляю, Катюша, таких верующих, как мы с тобой, в масштабах страны не так уж и много было.
– Славочка, но как же? Столько людей совершали великие открытия. Да мы реки вспять повернули.
– Катя, а надо было? А сколько открытий для войны? Лучше б от рака лекарство искали. Все вместе, всем миром. Кому она на хрен сдалась, эта Луна, вот например?
– Ты прав, конечно, ты прав. Может, такие, как наша девочка, смогут что-то изменить?
– Смогут, если не будут служить земным царям. Катюша, береги её от этого, помоги выбрать земную профессию, не давай кидаться в бой без нужды. Будет время, ей дадут понять, кто она и зачем. Мы искали бога, мы его нашли. Он есть, а мы просто пыль.
Екатерина присела к своему другу на диван, обняла его и положила голову на плечо.
– Страшно, Славочка, что творится. Так страшно. А мы ничего не увидели.
– Вот поэтому береги её. Наверное, не всё видеть можно, особенно тем, кто со злом хочет посмотреть.
– Мы-то не со зла хотели.
– О чём и речь, хорошая моя, мы не со зла, но ради тех, кому это надо было, чтобы воевать. Однако, мне пора, твои пришли.
– И что с того? Не пора вовсе, сейчас обедать будем. Ты мне отказать не сможешь, я твой любимый рассольник приготовила, – почему-то смутившись сказала Екатерина и крепко взяла его за руку.
В прихожей смеялись папа и дочка, а Екатерина не могла больше ничего сказать, да и ответа не требовалось. Они стояли на пороге чего-то такого, что неведомо было ни им самим, никому в мире, кажется. Они столько лет вместе искали доказательства бога и получили их так внезапно. Чудный ребёнок, наивный и глубокий, чистый. Как будто благословение получили. Все труды не напрасны, все горести и разочарования того стоили. Не они, но им. И теперь они должны были воспитать, сохранить и не отдавать никому. Больше никому не отдавать силы и непорочной чистоты.
– Хорошо, что я ушла из института. Как вовремя, – Екатерина сжала руку друга.
– Да, и ты можешь быть уверена, что её существование останется в секрете. Я буду навещать вас и буду присматривать за ней, не переживай.
– Но только не очень пристально, иначе, ты же знаешь. И потом, если вдруг ты часто будешь бывать у нас…
– Господи, Катюша, сколько про нас пересудов было в институте, а то ты не знаешь, – он усмехнулся, потянул её руку и поцеловать сжатый кулачок. – Теперь смогу за тобой ухаживать на законных основаниях. Ты больше не моя сотрудница.
Екатерина потупила глаза и улыбнулась. Действительно. Близкий друг её мужа и коллега по работе как-то сам собой стал роднее родного. Всё бы отдала за такого брата. Она была одна и он один, и это роднило. Плюс долгие годы опасной, по сути, и секретной работы. Пришлось сблизиться. Но какое же счастье, что сутками напролёт работала под началом такого человека. Тот случай, когда ответственный пост и погоны нисколько не испортили: настоящий русский офицер, такой правильный, такой по-киношному правильный. Единицы таких она встречала. Буквально единицы. И очень гордилась тем, что её названый брат такой.
