скачать книгу бесплатно
Краснознаменный отряд Её Императорского Высочества Великой Княжны Анастасии полка (солдатская сказка)
Елена Евгеньевна Тимохина
Российские военнопленные бегут из замка в Каринтии, с приключениями проходят поля сражений Первой мировой войны в Европе и возвращаются домой, не подозревая, что в вещмешке у одного из них хранится тайна, которая изменит судьбу мира. Нужен только человек, который сможет в ней разобраться – и с ним встреча произойдет в России в весьма печальном месте. О верности фронтовой дружбы, о способности жертвовать собой и неистребимой любви к жизни.
Елена Тимохина
Краснознаменный отряд Её Императорского Высочества Великой Княжны Анастасии полка (солдатская сказка)
1.Баден: Честный человек идет на поводу у обстоятельств и совершает поступки, о которых сожалеет
Сегодня доктору Пустовойту показалось, что людей на улице больше, чем обычно. Они смотрели на него с откровенной враждебностью. Мальчишки, выкрикивавшие заголовки газет, лишь подогревали страсти. Чтобы не встречаться с толпой, он шмыгнул в лавку, где разливали минеральную воду.
Минеральные источники считались местной достопримечательностью. После источников шли гулять в парк, прогулка занимала час, после чего наставало время пить чай. За столом следовали рассказы о семье, со смешными историями и фотографиями, и доктор Фишер демонстрировал карточку свой красавицы-жены, которая появилась к вечеру в сопровождении офицера; доктору Пустовойту запомнилось ее имя – Миранда и ее национальность – сербиянка.
В курзале играл маленький оркестр, хорошо слышный на улице, вдоль которой прогуливалась нарядно одетая публика. Накинув на плечи шарф, Валерия наслаждалась тихим вечером, который обещал быть холодным. Ее дрожь передалась супругу, и Пустовойт свернул в помещение, где музыка звучала особенно громко, но ее перекрывали голоса знакомых. Валерия сторонилась таких громких людей, и Николай Васильевич встретил фрау Фишер случайно, когда отводил жену в туалетную комнату, а затем они виделись часто.
В тот вечер они не смогли отказаться от приглашения и присоединились к людям за столом, которые болтали напропалую, все уже выпили и старались друг друга перекричать. Внезапно музыка стихла, и в оглушающей тишине послышался голос фрау Фишер, которая рассказывала о делах мужа:
– … речь зайдет не только о штрафе, но и возмещении ущерба пациенту.
Доктору Пустовойту не верилось, что эта женщина обращалась к нему, но она смотрела ему прямо в глаза, словно была его любовницей. Вот она и поймала его, и теперь все осведомлены об их воображаемой связи.
Доктор Пустовойт поправил на жене шарф, который теперь закрывал ей уши. В оглушающей тишине он слышал, как участилось его сердцебиение, и опасался, что Валерия поймет причину.
На улице раздался взрыв, и все завопили от ужаса. Когда толпа вырвалась на улицу, там пахло порохом. А перед глазами распускались огненные цветы праздничных шутих.
Нынешний приезд фрау Фишер совпал с небольшим приятным событием: в тот день его ждал новый бобриковый китель, в который доктор не замедлил сейчас же обрядиться.
До 1914 года Миранда работала медсестрой, и она заглядывала в отель к Пустовойтам навестить бедняжку Валерию, которая перестала покидать спальню и нуждалась в мелких дамских услугах. У них нашлось много общего, потому что до замужества Валерия также работала в госпитале. Сейчас они вдвоем пытались открыть дверцу гардероба. Этот бездонный монстр высотой до потолка, казалось, поддерживал собой маленький отель, который без подпорки рассыпался бы на кирпичи. За резной дверцей скрывались цветастые платья – красота, взятая на курорт, которую Валерии не пришлось носить, и два черных мундира военного врача, их тоже Пустовойту надевать было некуда. Вот и сейчас он выбрал коричневый, с зеленоватой ниткой костюм, к которой подошла рубашка золотистого отлива – в этом наряде доктор выглядел франтом.
Миранда осыпала комплиментами мужа Валерии, утверждая, что он человек с хорошей генетикой, образец мужественности и прекрасный пример, как должен выглядеть молодой мужчина. Валерия краснела, слушая её. Они поженились недавно, и мягкий взгляд супруга до сих пор волновал её. Он нёс в себе заряд энергии, который передавался и ей. Что до породистого лица, оно было ей приятно, не более того.
Из-за сырости пальцы больной стали ледяными, и Миранда брала ее ладонь в свою, чтобы немного отогреть. В сентябре жаркая погода внезапно сменилась дождями, и белье, шторы и одежда в помещении стали влажными, поэтому в комнате Валерии ежедневно топили камин.
Осматривая свои медицинские инструменты, доктор Пустовойт обратил внимание, что на скальпеле появилось пятнышко ржавчины. Виноват в этом был он сам, когда отдал инструменты точильщику, и тот содрал защитный слой стали. При покупке его заверили, что затачивать скальпель не придется. Доктор поверил и даже отдал выгравировать свои инициалы. Буквы тоже покрылись бурым налетом. Испорченная вещь немедленно отправилась в мусорную корзину.
Нездоровье жены, сырость и ржавчина вызывали у Николая Васильевича разочарование, которое он всеми силами пытался скрывать. Возможно, жену и могла обмануть его вымученная улыбка, но консьерж встречал его сочувствующим взглядом семьянина со стажем, про свою жену он не упоминал, а рассказывал только про сына, который стал военным.
С улицы послышалось шарканье подошв, это приближался Йозеф, проживавшего в полуподвале привратницкой, куда со двора открывалась узкая дверка. Вниз вели голые каменные ступени, такие же поднимались в темный сводчатый коридор, куда выходили номера постояльцев. Не потому ли жильё сдавали столь дешево?
Снаружи отель производил впечатление уютного дома; судя по каменному вензелю и короне, он когда-то принадлежал герцогской семье, но только жильцы знали, каково там внутри – выступающая на стенах плесень, сквозняки из широких окон.
– Как вы тут умещаетесь? – спросил Пустовойт консьержа.
– Жилья не хватает, а тут крыша над головой. А к тесноте можно привыкнуть.
Из открытого окна доносились выкрики газетчиков: «Россия вступила в войну. Мобилизация австрийской империи и венгерском королевстве. Вы обязаны это прочесть!»
Ему не хотелось знать, о чем говорят те люди. Он взбежал по лестнице, дверь в квартиру оставалась открытой. Он позвал жену, но Валерия не ответила. Его сердце тревожно стучало, что-то случилось, но она не представлял, что именно. Он вбежал в спальню и увидел Валерию, занятую перебиранием своего гардероба. У нее на коленях лежало подвенечное платьем.
– Что такое? Я слышала, как ты кричал.
Доктор Пустовойт обвел взглядом выкрашенные в оливковый цвет стены. Спальня выглядела, как склеп или темница. В чашке с остатками чая кис лимон. Вино Валерия пить не пожелала, а попросилась подышать свежим воздухом. Вино она выпьет после, чтобы лучше спалось.
– Вряд ли стоит выходить на улицу, Лера, – предупредил он. – Солдат сегодня слишком много.
– Решительно возражаю против твоих домыслов. Это не фронт, а европейский город. Здесь не стреляют.
Доктор тоже на это надеялся.
– Тебе не кажется, что мы загостились? Пора домой. Ты поможешь собрать вещи?
– Да, Лера. – И Пустовойт спросил жену, когда она хочет уехать, завтра или послезавтра.
– К концу недели. – Она не стала спрашивать, как они уедут.
На вокзале билетов не продавали, но ведь и кофе в магазинах не купить, а они пили его каждое утро, как любил говорить ее муж.
– Не стоит волноваться, нам поможет Терентьев. Соотечественники за границей не оставляют друг друга.
Иван Георгиевич, случайный знакомый, намекал, что у него дипломатический статус, Терентьев вообще не стеснялся в средствах и свободно перемещался по Европе. О таком друге Пустовойт мог только мечтать. С какой легкостью он оказывал супругам услуги, ничего не требуя взамен: помог снять отель, хотя там потребовалось свидетельство о кредитоспособности и благонадежности. Терентьев всё устроил. Он твердо обещал похлопотать о билетах, так что доктор считал вопрос решенным.
– Горничной я не доверяю, – жена не могла расстаться с навязчивой мыслью. – Она с вожделением смотрит на мое подвенечное платье. Правда, что в нем я похожа на Её Императорское Высочество Анастасию?
– Да, моя любовь.
Пустовойт прикоснулся к губам жены, от которых осталась тонкая телесная оболочка. Они имели тот же химический привкус, что и лекарства на ее ночном столике.
– Возможно, нам не придется беспокоить Терентьева. Попросим Йозефа сходить на вокзал, – произнес он. – Но перед этим сделаем укол.
Валерия попросила повременить с инъекцией, и по ее просьбе Николай Васильевич открыл чемодан и вынул белое платье, шелковистые изгибы которого ей нравилось гладить, и она шелестела папиросной бумагой, которой были переложены складки, отдаваясь воспоминаниям, которые скоро канут в бездну. В то время, как ее муж перебирал медицинские инструменты, ворча на точильщика, она мечтала о доме. Германия ей не нравилась. Ну что тут за жизнь: без родных, знакомых, без любимых вещей, которые окружали с детства.
– Закрой окно, дует. – Валерия запамятовала, что просила свежего воздуха.
– В нашем положении окна нужно держать открытыми длительное время.
Николай Васильевич отвел лицо. Её расстраивало, когда он избегал на неё смотреть, и в этом усматривала признаки супружеской неверности. Кому, как медсестре не знать, что капли бронхиального секрета, которые выделяли больные туберкулезом, могли содержать заразу. Капли поступали в окружающую среду при громком разговоре, кашле и чихании. Это и объясняло осторожность доктора.
Валерия обвела его взглядом, отметив необычный костюм. Петлицу украшал цветок герани.
– Кто эта женщина? – спросила она. – Миранда? Или, может быть, горничная?
К счастью, успокоительное лекарство подействовало, и она забылась тревожным сном.
Теперь Николай Васильевич располагал свободным временем.
В доме всё затихло. В камине догорала кучка углей, зола затянула погасший костерок. От ежедневных топок в комнате чувствовался запах копоти.
Из окна открывался вид на городскую площадь, закованную камнем. По брусчатке скрипели колеса и цокали копыта извозчичьих коней. Прямо перед отелем располагался банк, похожий на храм своими высокими сводами и колоннами из гранита. Он бы полюбопытствовал взглянуть, как из этой каменной жилы извлекают золото, но еще ни разу Пустовойт не видел слитков, переводы ему выдавали в ассигнациях.
Перед зеркалом он причесался, отметив мягкие тонкие волосы и склонность к потере волос.
– Ты куда? – Веко у Леры вздрогнуло, лекарство еще не подействовало.
– Сначала в аптеку, если там ничего нет, к перекупщику.
– Зачем?
– За лекарствами.
– Дорого.
– Понимаешь, Лера, они сейчас нужнее, чем брильянты.
– Ты хочешь избавиться от меня? Скажи правду. Всякая ложь мне отвратительна.
– Давай помолимся вместе.
Усталость взяла свое, и через пять минут она уснула. Доктор покинул сумрачную квартиру первого этажа, куда доходила сырость из подвала.
Консьерж задыхался от дневной жары, которая в сочетании с влажностью сделалась нестерпимой – и это в сентябре. Все стремились уехать из города, но лечащий доктор Валерии категорически настаивал, чтобы она никуда не выезжала – доктор Фишер рекомендовал перевести ее в городскую больницу.
– Как здоровье, Йозеф? – поздоровался с консьержем жилец.
– Неважно, герр доктор. Прошу простить мне замечание, но от вас так хорошо пахнет.
– Это эфир.
– Обезболивание?
– Можно сказать и так. Как спалось, герр Регер?
– У меня бессонница. Сегодня ночью я заходил к вашей жене. Она проснулась, звала вас. Я все равно не сплю. Это не составило мне труда.
Чужой человек, которого доктор едва знал, принимал его заботы близко к сердцу.
Пустовойт дал монету Йозефу.
– Как ваша язва? Беспокоит?
– Увы. К горничной приходил брат, он служит офицером в полиции, его мобилизовали. Болит.
– Строжайшая диета. О табаке и выпивке забыть. Ничего жирного и острого. Жена уснула, а я отойду на минуту. На всякий случай не буду запирать дверь.
– Я присмотрю за ней. Чудесный аромат. Такое впечатление, что вы явились к нам из другого мира, из каких-то заморских стран.
На бульваре Пустовойт раскланялся со знакомыми. Барыга предложил морфия:
– У меня партия, будете брать?
– Нет, Мартин, уезжаю в Прагу. Кстати, к вам может обратиться мой консьерж, не пугайтесь, он не из полиции.
– В Праге у меня знакомый Шольц, занимается тем же. Можете обращаться. Я вам занесу рекомендательное письмо.
Путь доктора лежал в аптеку. Он шел по улице, жмурясь от дневного зноя, от которого его щеки приобрели медный налет. С какой бы радостью он избавился бы от костюма и надел белый халат на обнаженное тело. Ему казалось, что медсестры так и поступают, только искусно скрывают, чтобы никто не догадался.
В аптеке царила тишина и пахло лакрицей. Над прилавком висели стеклянные сосуды на столь тонких ножках, что, казалось, они парили над чистейшей скатертью.
Провизор с ним поздоровался, Пустовойт появлялся часто, и его беде молчаливо сочувствовали.
– Вас искал доктор Фишер, – объявил медик, выдавая ему заказ. – По поводу вашей супруги.
Наступила осень, а семья Пустовойтов все еще не уезжала. Будущее казалось неясным. Телеграммы из дома скорее пугали, нежели предостерегали, заклинали оставаться на месте. Доктор подумывал о том, чтобы устроиться в больницу, где ощущалась нехватка врачей, и его охотно бы взяли, но он не знал, что его ожидает завтра, поэтому и ничего не планировал.
В стеклянных колбах колыхался красный сироп, который разливали в стаканы столь тонкие, что они казались вытканными из воздуха. Вода с сиропом помогла Пустовойту успокоиться.
Теперь он собирался заглянуть в соседний дом, где располагалась антикварная лавка. По утрам здесь пел петух, и однажды доктор своими глазами видел красного красавца в жилых покоях на втором этаже. На первом находился магазин. Из-за петуха Пустовойт и зашел туда первый раз.
Интересно, антиквар наблюдает за ним? Наверняка день-деньской торчал у окна. Если и так, он не подавал вида. Когда появился клиент, продавец вышел из полутьмы (считалось, что сумрак раскрывает истинную сущность вещей) и произнес приветствие.
– Как здоровье петуха? – осведомился Пустовойт.
– Отлично, герр доктор. – Антиквар улыбнулся.
Доктор заходил довольно часто и не отрываясь смотрел на витрину, привлеченный матовым блеском металлических вещиц. Стоял и ничего не говорил, но хозяин понимал без слов.
– По поводу набора, который вас интересует, – напомнил он.
Словно в этой реальности, где на полях Европы разгоралась война и в тихом городе почтенный господин готовился похоронить жену, не нашлось ничего важнее коробочки хирургических инструментов.
Антиквар достал корзину с кокосовой соломкой, ее прикрывала льняная салфетка, точно скрывая лакомое блюдо. Дверь во внутренние помещения была приоткрыта, и оттуда доносился аромат жареного. У себя в отеле доктор питался постной пищей, соблюдая диету наравне с женой. Уловив движение ноздрей, антиквар увидел в том благоприятный для себя знак и позволил покупателю самому раскрыть коробочку, из ячеек которой тот доставал и ощупывал тонко исполненные стальные скальпели и крючки – от толстых до самых изящных.
– Я возьму. – Доктор принял решение сразу, он не любил торговаться.
– О вас говорят, что вы хороший врач. Я рад, что эти замечательные инструменты достались вам. Там сбоку клеймо. Сталь из Шеффилда, английская, не ржавеет и не поддается коррозии.
– Сейчас это большая редкость, – ответил покупатель.
С губ антиквара не сходила улыбка:
– Как я рад. Как я рад, что вы пришли, меня слушаете. Вы ведь слушаете? Здесь не хватает собеседников. Не с кем поговорить. Все предпочитают осторожничать. Разговоры ведут преимущественно о погоде. Межсезонье у нас не всегда приятно.
– Погода? – доктор хмыкнул: – Сырость, переходящая в дождь. И новости паршивые. Готовится наступление, несмотря на заверения о мире.
– Хотите кофе? Я сейчас приготовлю. А за пирожными можно послать.
– Увы, мне пора. Спасибо – за кофе, за набор инструментов. За петуха – особое спасибо. Он всегда меня радует.
Доктор положил банковский билет, сказав, что сдачи не надо. Когда он уходил, билет оставался на конторке, но антиквар уже отвлекся, занятый другим посетителем и. Доктор отвернулся, а потом посмотрел – билет исчез. Не осталось никаких признаков его пребывания в этом помещении.
