banner banner banner
Дама без изюма / Кое-где
Дама без изюма / Кое-где
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Дама без изюма / Кое-где

скачать книгу бесплатно

Дама без изюма / Кое-где
Зосима Тилль

Если когда-то вы увидите человека, идущего в разных ботинках, бормочущего под нос, ведущего на поводке желтую обезьяну, от которого не добиться четкого ответа – лишь веселые и не очень цитаты, который знает язык жестов, знайте – это Зосима Тилль. Не бойтесь, он не кусается. Только очень хочет спать и есть. Потому что дни и ночи напролет пишет. Накормите его и постелите в уголке своей души, а когда он проснется, дайте ему перо и чернила. И наблюдайте за чудом. Читайте книги, остальное всё – ЕЛЕвидение. Да, и не забудьте погладить себя по голове и поставить рядом кофейник и блюдо с вкусняшками.

Зосима Тилль

Дама без изюма / Кое-где

Дама без изюма

Женщина – не Галатея. Она прекрасна такой, какова она уже есть. Но самое большое заблуждение – думать в отношении женских поступков: «Она – взрослая девочка. Она знает, что делает. Если что, то сама разгребёт». Хрен там пел! Думать, как разгребать, сто процентов придётся тебе, Пигмалион. Женщина – не Галатея. Если ты когда-нибудь надумаешь менять её под себя, купи лучше резиновую куклу в магазине взрослых игрушек. С тебя же толка будет больше.

Часть первая. Коллапс

На часах было полвторого ночи. Наступил вторник. Кира сидела на кухне в гордом одиночестве, уничтожала семечки и готовила речь. Завтра, а точнее уже сегодняшним утром ей было необходимо ехать в деканат… Женька, зараза, с начала семестра ни разу в универе так и не появилась! Справку ей Кира уже обеспечила, к деканше на свидание слёзно напросилась, придётся вымаливать возможность закончить год. Женьке-то в мае рожать. Дура. Думает, второй ребенок удержит её гулящего мужа… Не муж, так – одно название. Ни работы, ни желания семью созидать. Узнав о второй беременности, кричал: «Делай аборт!» Ему и первый-то ребёнок не особо нужен был, а она ради него от родителей отказалась!

«Ну ладно, я чужая тётка, но родного отца, жизнь на неё положившего, зачем так обидела? – с горечью думала Кира. – А теперь снова я поеду унижаться. И это при её праздно живущей мамаше!» В деканате к Кире относились с уважением, в глаза говоря, что такую мачеху, как она, они видят впервые, а Женька ей год назад говна полные ведра поставила и направление указала…

Без пятнадцати три. Нужные слова никак не приходят. Только два – наперекор и вопреки. «К дождю что ли? – усмехнулась про себя Кира. – Так, вроде, сегодня не четверг…» Она своей пятой точкой ощущала, как её сорокадвухлетнее тело за крайние пять с небольшим лет устало и вымоталось. Много чего за это время произошло. Сменила страну, вышла замуж (за любимого человека, немаловажно!), приняла его дочерей, которых он поднимал в одиночку… Последний звонок младшей падчерицы, ЕГЭ, выпускной, поступление в универ, свадьба старшей…

Беременность младшей на втором курсе, позалётная свадьба, в лёгкой форме инфаркт, инсульт… А теперь она сидела ночью на кухне и в гордом одиночестве уничтожала семечки. Задним умом Кира понимала, что устала не по-человечески, тем более и её задний ум уже долгое время, как оставался невостребованным, а мозг, наверное, точно к дождю, в сотый раз пульсировал этими «наперекор» и «вопреки».

Ещё и этот давно замышлявшийся, но всё равно такой внезапный переезд на заработки в столицу. Кира неимоверными усилиями нашла этого работодателя через Интернет, полгода убеждала электропочтой его в том, что на этой позиции ему необходима именно она. Московская зарплата позволила бы им с мужем собрать на ипотеку для старшей. Выплачивать взносы они бы смогли уже и на свои провинциальные доходы, но с первым взносом без помощи Златоглавой было никак. Слава Богу, что младшая к мужу съехала. Одной головной болью меньше. Женька выскочила замуж, наплевав на все родительские протесты, что, по-принятому, сначала жизнь нужно устроить старшей, а потом уже и её очередь подойдёт. Иначе не видать Тоське семейного счастья аки собственных ушей. Но не послушалась. Чего б не жить себе спокойно гражданским браком, ан нет – как специально: залетела и выскочила. «Наперекор» и «вопреки».

Пять минут четвёртого. И всё-таки не зря она на протяжении последнего полугода ежедневно забрасывала работодателя сообщениями. Убедила. Да ещё как! Не даром ей все вокруг говорили, что дар убеждения – это единственное, чем она владеет в совершенстве. Будущий шеф даже предложил ей за счёт фирмы снять «однушку». Не место в общежитии, не койко-место, не комнату в коммуналке, а целую однокомнатную квартиру. Пусть и в Саларьево, на самой конечной станции метро, в районе, построенном между недеактивированным помоечным полигоном и заводом по производству рентгеновских аппаратов. На одном из сайтов она вычитала, что происхождение названия «Саларьево» то ли в шутку, то ли всерьез связывали с английским «сэлэри пипл» – зарплатные люди, ведь только там такие, как Кира, работающие только на работе и получающие в кассе только зарплату, могли позволить себе снять или попробовать купить более-менее сносное жильё. «Наперекор» и «вопреки». И жить, не особенно задумываясь об экологии и завтрашнем дне. А Кире в этом плане задумываться было над чем: незадолго до отъезда врачи стали подозревать у неё онкологию по женской части. По крайней мере, результаты последней маммографии давали для этого поводы.

Четыре. Пора уже и спать ложиться. Да и семечки закончились. Завтра с утра к Женьке в деканат, потом скоренько собраться и уже вечером на вокзал. Хотя какой уже спать? Вставать через пару часов, всё равно выспаться не получится. Да и чувство, что она полгода замышляла и готовила себе побег, нарастало, а все слова о благих намерениях представлялись уже только бордельной ширмой.

Положа руку на сердце, она действительно сбегала. Сбегала от мужа, от семьи, от ощущения того, что все они за эти совместные годы так и не смогли прорасти друг в друга, что её энная попытка создать хотя бы иллюзию домашнего очага в очередной раз была проткнута вездесущим носом астрального Буратино, воплощением которого была она сама. «Нет, так можно чёрт знает до чего додуматься. Всё, Кира, пора спать!» – громко про себя сказала она. «Порой я сама не понимаю собственных мыслей, но я же ведь не самонадеянна – знаю, что мне их позже объяснят другие. Так что в койку! Наперекор и вопреки…»

На часах было двадцать минут пятого. Кира погасила свет, наощупь тихонько прошмыгнула в спальню и тихонько, чтобы не разбудить мирно похрапывающего мужа, юркнула под одеяло на своей половине двуспальной кровати. За окном в предрассветной мгле вступало в права наперекор и вопреки наступившее этой ночью никому пока ещё не ведомое завтра.

День перед отъездом прошёл в скоропостижных заботах и хлопотах, к вечеру деканша была умолена, судьба беременной Женьки на ближайшую перспективу предрешена, «тревожный чемоданчик» собран, а все ценные указания розданы. Проскочив стадию «долгих проводов – лишних слёз», Кира в начале одиннадцатого загрузилась в вагон проходящего поезда и отправилась по своему прямому назначению – в столицу. Поезд прибывал в Златоглавую ранним утром, и у неё впереди, чтобы попробовать как следует выспаться, была сжатая в одну ночь вселенная.

«До Москвы полчаса. Санитарная зона. Туалеты закрываются», – спозаранку разбудил её скриплый голос пожилой проводницы, и Кира, собравшись-только-подпоясавшись, спустя двадцать минут с момента пробуждения, уже стояла в очереди на выход в тамбуре вагона, прибывающего на перрон Курского вокзала.

Во всей сопутствовавшей её отъезду беготне она напрочь забыла, какова она – столица. Ещё в конце «лихих девяностых» она единожды уже приезжала сюда на заработки и бесповоротного влюбилась в этот мир случайных столкновений и отчуждённости, где всегда можно было спрятаться, оставаясь при этом у всех на виду. Столица могла скрыть всё – боль, отчаяние, радость, счастье. Не в сейф с кодовым замком, не под плащ иллюзиониста и даже не под покров ночи. Она просто стирала весь предшествовавший ей мир. В глобальном масштабе. А сама, при этом, состояла из случайного и кратковременного проникновения друг в друга многих вселенных, наперекор и вопреки снующих в броуновском движении своих хаотичных устремлений.

Немногим более чем через час, преодолев сутолоку метро и с трудом втиснувшись в показавшийся ей пафосным автобус, Кира стояла перед одной из массово размноженных на строительном копире современных геометрических «монолиток» в уготовленном ей работодателем Саларьеве. От самого дома неуловимо веяло чем-то родным и знакомым. Будто никуда она и не уезжала. Несмотря на всю дизайнерскую мишуру, было в нём что-то от кондового «совка». И, как смогла Кира убедиться чуть позже, в этом «гипермуравейнике ангарного типа», как для себя она окрестила этот шедевр архитектуры, все жили одной дружной семьёй. Особенно соседи по стояку. Действительно, зачем нужно спускаться или подниматься на этаж или выходить на лестничную клетку, когда можно было просто громко разговаривать? Слышимость была отменной. Мужчины спокойно могли за утренним бритьём обсуждать вчерашний футбольный матч, женщины за мытьём посуды делиться советами по приготовлению яблочного штруделя или рыбы «по-польски».

Всю первую неделю Кира совершенно не ощущала себя маленькой частью большого саларьевского коллектива. Не потому, что не знала рецептов, знала она их предостаточно. Да и съёмная квартирка с балконом располагалась на «высоком» первом этаже, и каждый мимо проходящий считал своим долгом подпрыгнуть, но ознакомиться с её скромным бытом. Благо держать окна постоянно зашторенными Кира к той поре ещё не научилась. Было просто тихо и спокойно. Но не долго. Как-то ночью её разбудил шум, доносившийся из квартиры справа. Судя по звуку, по полу ехал чемодан на колесиках. Кира даже приблизительно начертила себе в голове траекторию его передвижения. За стенкой весело заговорили Он и Она, и, судя по частоте упоминания слова «море», пара только что вернулись из отпуска. Это была Кирина последняя спокойная ночь.

До самого утра «отпускники», как по часам, предавалась плотским утехам. Нет, не сказать, чтобы Кира была ханжой или противницей демографического взрыва. Напротив, выполнять планы партии и правительства она считала важным и где-то даже необходимым. Уперев бессонный взгляд в потолок, Кира контролировала сопровождавшийся характерными звуками бурный процесс, под конец ночи, ощущая себя секретарем-стенографисткой соседских оргазмов.

Время шло. Кира целыми днями моталась по столице, собирая необходимые для выхода на работу документы, коих было превеликое множество, а ночами… Ночами, вместо овец, «конспектировала» перформансы соседей. Третьего, к примеру, они на полчаса опоздали с началом первого акта. Четвёртого – внезапно начали на двадцать минут раньше первого звонка, а пятого… Пятого Он рычал, Она кричала, а кровать об пол стучала. Причём из графика выбились вновь и угомониться никак не могли. Ближе к середине действа рычания прекратилось, а крики усилились. «Может Она Его того? Сегодня почти два часа уже как…», – грешным делом подумала Кира. Ей безудержно хотелось спать, а спать безудержно хотел её. «Я не могу под вас подстраиваться. Либо увольняйте из стенографисток, либо будем утверждать ваше расписание, милые мои! График – есть график. Что же вы его нарушаете? Так дело не пойдёт!» – крикнула Кира в стену и вышла подышать на балкон. Ко всему прочему оказалось, что окна у «кроликов» были открыты настежь, а межбалконной перегородки придумавшим балконы на первом этаже «гейнием» архитектуры предусмотрено не было. Кира впервые за свои сорок два года почувствовала себя вуайеристкой, и ей, почему-то, от этого стало стыдно.

Не смотря на окружавшую липкую духоту, она наглухо закрыла балконную дверь и вновь легла под одеяло.

«Интересно, мне стало стыдно из-за того, что я невольно подглядела или из-за того, что подглядела впервые за сорок два года?» – думала Кира, пытаясь провалиться в дрёму. Но минут через пятнадцать смена резины в соседском пит-стопе закончилась, и разделявшую её с соседями стенку сотряс очередной львиный рык. «Ну всё, мои дорогие, я больше так не могу, я выхожу на тропу войны!», – не настолько громко, чтобы её услышали соседи, но достаточно для того, чтобы продемонстрировать себе свой воинственный дух сказала Кира и направилась к холодильнику. Достав из морозилки домашнюю колбасу, она решительно включила плиту. Когда сковорода с ароматно пахнущим жаренными семечками подсолнечным маслом должным образом разогрелась, Кира начала кулинарить, предварительно обжарив на ней лук и болгарский перец, и затем присовокупив к ним «улитку» перетянутой жгутом купатины. «М-м-м! Запах – обалдеть!» – похвалила она сама себя и прошла со сковородой в комнату. Рык из-за стены не утихал. «Работает, трудяжка моя», – с завидущей улыбкой констатировала Кира и, прихватив по ходу вентилятор, вынесла ношу на балкон, поставила на тумбу, открыла крышку, включила «ветер» и направила неподвижную струю воздуха аккурат на вкуснятину. Села и стала ждать. И… Ура! Тактика и стратегия победили животную страсть! Не прошло и пяти минут, как всё стихло.

«А давай пожрём?» – впервые за последние пару часов заговорил Он. «Фух… Живой! Уважаемый, ну что за лексикон? Цыц! Где Ваши манеры? Вы же надысь рычали аки лев! Вы же ж царь!», – торжествующе пронеслось в голове Киры. На кухне противника началось движение. Едва различимый мужской бас вплетался в звук периодически стучащей по тарелке ложки. «Кушай, дорогой! Приятного аппетита! Ты думал, что «впихнуть невпихуемое» – это про анальный секс? Ты просто ещё не пробовал поставить в холодильник все кастрюли с наготовленным за выходные на неделю вперёд… А я пока посплю. Надеюсь, после раннего завтрака ты не пойдёшь на энный круг. Ох, хоть бы Она Его поплотнее накормила…», – самодовольно, зевая, подумала Кира, потихоньку проваливаясь в предрассветную дремоту. В уже наступившем завтра ей предстоял коллапс в виде самого страшного для неё, финального обследования, результатов которого Кира боялась по-настоящему. Ей, как воздух, необходимо было выспаться, чтобы заставить себя вечером поехать на маммографию в полном психическом и физиологическом всеоружии. Наперекор и вопреки. В первую очередь, себе.

Отвоёванный кулинарной диверсией непродолжительный сон прервало наступившее, как ему и полагалось, утро – будильник, кофе, сборы, язык своему отражению в зеркале перед выходом, интимность в автобусе, а потом и в метро с такими же, как она, спящими на ходу пассажирами. После недолгих уговоров работодатель вошёл в её положение и, пока не соберутся все необходимые бумажки, устроил Кире оплачиваемую стажировку.

Офис в бизнес-центре. Становящийся привычным ритм рабочей канители. Всё как у людей. Обеденный перерыв начался обыденно. Кира установила в мессенджере статус «Не беспокоить», быстро оделась и вышла на улицу. Столовка располагалась, по московским меркам, недалеко – пройти квартал в несколько домов, завернуть за угол, перейти дорогу, осилить ещё метров триста и спуститься в небольшой полуподвал, где вечно пахло борщом, компотом из сухофруктов и ещё чем-то с детства знакомым, а потому и волнующе пряным.

Не торопясь дойдя до угла, Кира завернула, сделала шаг и замерла от дикой боли, пронзившей, подобно стреле, всё её тело. Она замерла и, немного отойдя от вызванного приступом внезапного замешательства, осилила ещё один шаг. Очередная волна дикой боли разлилась по её телу. Кира вскрикнула… В голове, словно перепуганные птицы, заметались мысли… Что происходит? Попытавшись сделать ещё несколько шагов и оказавшись ровно посередине улицы, Кира упала на колени. Почему такая боль? Кира, не сдерживая себя, начала кричать в голос. Она пыталась отползти куда-нибудь в сторону, но тело её не слушалось, ноги, как резиновые, подгибались, а все остатки сил забирал крик…

Вскоре на её по-звериному неистовый грай панического ужаса начали собираться немногочисленные прохожие. Кто-то призывал окружающих помочь ей встать, кто-то телефонировал в «Скорую», но сдвинуть Киру с места никто так и не осмелился. То ли от её истошного крика, то ли в силу собственной дряхлости, на дорогу метрах в двадцати от Киры с треском рухнула старая толстая ветвь и тут же перегородила проезжую часть. Начала собираться пробка. Остановившие железных коней водители в большинстве оставались в своих блестящих автомобилях. Самые торопливые вылезали наружу и пытались убрать препятствие с дороги, но, несмотря на кажущуюся трухлявость, коряга была полновесной и оказалась автовладельцам не по силам.

В центре дороги на корточках сидела Кира и кричала. За ней в долгую вереницу начали выстраиваться машины, и нервные водители, кто бибиканием, а кто и отборной руганью из окошка, выказывали своё резко негативное отношение к ней в частности и всему вокруг происходящему в целом. Внезапно Кира прекратила кричать и её стошнило прямо на асфальт. Она с трудом встала, медленно повернулась и начала, размахивая руками, кричать, чтобы все включали задний ход. Автовладельцы, думая, что имеют дело с больной на всю голову, и не зная, чего ещё от неё можно было ожидать, начали потихоньку пятить своих железных коней. Внезапно Кира остановилась, зажмурилась и, вскинув в стороны руки, развернулась на сто восемьдесят градусов. Когда она вновь открыла глаза, дорога от кончиков её туфель и до поваленной ветки была абсолютно пуста. Не обнаружив в непосредственной близости от себя ни людей, ни машин, Кира безвольно упала в обморок…

То, что случилось после, заставило замолчать всех. Внезапно стихли птицы, и в наступившей тишине начал нарастать гул… С каждой секундой он становился сильнее и сильнее, неумолимо перерождаясь в рокот. По центру пустого участка дороги начал проседать асфальт. Сначала по нему поползли трещины, куски дорожного покрытия начали постепенно откалываться и гулко ухать куда-то вниз… В какой-то момент весь пятачок отчуждения вздыбился, рокот перерос в грохот, и поднялся столб пыли, после чего всё так же внезапно стихло. Когда осела пыль, перед глазами всех присутствующих прямо на дороге бездной зиял провал.

Он был абсолютно круглой формы. Один его край заканчивался у повалившейся на дорогу ветви, другой – у того самого места, куда на асфальт не так давно стошнило Киру. Внезапно зачирикали воробьи и прочие мелкие птахи. Какой-то мужик, собравшись с духом, первым осмелился подойти к идеально ровным краям разверзшейся в самом центре Москвы бездны и заглянул ей «в лицо». Она уходила куда-то далеко вниз, дна не просматривалось. Он подобрал кусок валявшегося неподалёку асфальта и бросил его вниз в надежде услышать звук, произведенный его падением, но ответом ему была тишина…

Наконец-то подъехала кем-то вызванная ранее «Скорая», а за ней и спасатели. Во всеобщей сутолоке началась суета. Понаехали телевизионщики, подтянувшаяся последней полиция начала выставлять оцепление. Кто-то на камеру сбивчиво рассказывал свою версию произошедшего, кто-то пытался просочиться через кордон, чтобы увидеть всё своими глазами. Коммунальщики, расстелив простыни схем, пытались предположить, какие городские коммуникации и где гипотетически могли быть повреждены в результате коллапса.

В сутолоке никто и не заметил, как Кира потихоньку встала с асфальта, отряхнулась и тихонько переместилась за угол дома. Там она прислонилась к теплой, нагретой солнцем стене и вздохнула. Боль, которая с таким криком рвалась из неё, прошла, оставив ощущение полного бессилия. Кира вздохнула ещё раз и вернулась на работу. Наперекор и вопреки. Вечером её ждал визит в клинику, который мог в корне перевернуть её и без того, положа руку на сердце, не очень складную жизнь.

Спустя неделю она стояла в центре зала на «Киевской» и жадно вздыхала воздух царства рельсов и скорости. В результате финального обследования врачи с удивлением обнаружили, что от Кириной опухоли, которую диагностировали у неё в родном городе незадолго до отъезда в столицу, не осталось и следа. Разведя руками, признали: «Да, такое редко, но бывает».

Кира же рассматривала мозаичные панно станции метрополитена и потихоньку становилась частью столичного мира, представляя себе вселенные. Вот мимо неё пронеслась одна из них, с запахом дорогого парфюма. «Хм, странно. Что она тут делает? Её место там – в красивых машинах на столичных развязках». Вот медленно продефилировала вселенная, приятно пахнущая яблочным штруделем и заварным кофе. «Хотя нет – штрудель, скорее всего, с повидлом, а кофе из автомата».

Кира была уверена, что её чудесное выздоровление и провал были каким-то образом связаны. Болезнь ли вышла из Киры, взломав асфальт и уйдя в землю, или провал своим появлением поглотил и вобрал её в себя, никто так и не узнал. А тем временем мимо весело проскакала вселенная «Мам, а мам!», всё ещё нежно пахнущая молоком. Где-то там коммунальные службы пытались ликвидировать провал, ученые до хрипоты спорили о его причинах во всевозможных ток-шоу и выпусках вечерних новостей. А Кира? Кира просто давно любила это занятие – стоять, вдыхать вселенные и фантазировать. Одни собирают марки, другие – монеты, третьи – пивные бокалы, она же собирала вселенные. Шумиха была долгой и, казалось бы, всё вставало на свои рельсы, но то, что случилось чуть позже, никак не вписывалось в канву даже её излюбленного хобби.

Внезапно шум метро стих. Даже не стих, а, как послушная собака, опустился на пол. Вселенные, как испуганные голуби – порскнули в никуда, впрочем, как и появились до этого из ниоткуда. Спиной она почувствовала присутствие гораздо большей, чем все предыдущие взятые вместе, вселенной. Она была настолько близко, что можно было услышать шум вдыхаемого ею воздуха. Вселенная дышала, на удивление, ровно и ритмично. Но, что было самое странное – у неё не было запаха.

– Не поворачивайся! – слова не летели по воздуху, а сразу возникали в голове Киры, – Не поворачивайся и впредь ничему не удивляйся.

Наперекор и вопреки.

Часть вторая. Адюльтер

– Не поворачивайся! – слова не летели по воздуху, а сами, подобно мыльным пузырям, возникали и лопались в голове Киры, – Не поворачивайся и впредь ничему не удивляйся. Наперекор и вопреки.

«Не поворачивайся!..» – как на ревербераторе крутилось у неё в голове. Магия, рождавшаяся из звучания этого голоса, конечно, завораживала, но Кира всё-таки обернулась. Не из вредности, скорее наоборот – Кира хотела увидеть глаза. И она в них окунулась. И утонула в них. Это были не равнодушные и пустые озёра, а два глубоких омута, которые без слов говорили за неё и с ней.

– Ну, и как мне теперь всё тебе объяснять? Зачем повернулась? Просил же! Не время же ещё…

Со стороны могло показаться, что этот весьма импозантный мужчина зол на дурёху, стоящую посреди «Киевской». Более того, судя по тому, как они смотрели друг на друга, можно было уверенно утверждать – если не супруги, то страстные любовники точно. А стоящий у эскалатора и толкаемый бурчащими вселенными мужчина растворялся в Кире. Мир уступил место для них двоих и отошёл в сторонку. Это было удивительно новое и почему-то до сих пор остававшееся неизведанным для неё ощущение…

Хотя… Киру в жизни до сих пор удивляло многое. Грибной дождь, радуга, мороженое, глубокомысленные словоизмышления и брошенные через плечо фразочки. Да мало ли что! Вот и сейчас по дороге на работу она не удержалась. «Понимаешь, у меня такой склад ума…» – говорил кому-то в гарнитуру расхаживающий взад-вперёд мужчина. И Кира не устояла! Она вышла из очереди на автобус до метро, подошла к оратору и бесцеремонно выдернула из него один из наушников.

– Уважаемый, выдайте мне грамм пятьсот ума по накладной с Вашего склада. Или это была обычная бравада? Так тогда и произносить фразу надо по-иному.

– Женщина! Что Вы себе позволяете?! – закричал ошарашенный обладатель умных складских помещений.

– Вы не поверите – всё! Теперь я позволяю себе абсолютно всё! – воскликнула Кира в лицо директору залежей серого вещества.

И возглас этот был адресован не ему. Кира наконец-то сказала это всему миру. Теперь она свободна! Не ожидая того, она вдруг сама себя освободила. Освободила ровным счётом от всего – страхов, комплексов, обязательств и рамок.

– Сумасшедшая какая-то, – мужчина вернул наушник на место и предусмотрено отошёл подальше от освободившейся и по-своему счастливой представительницы Свободных Людей.

– Вот и я Вам говорю – полкило ума мне не повредят, – весело кинула Кира ошалевшему мужчине и в крайний момент запрыгнула в отправляющийся автобус.

Отношения Киры с мужчинами складывались очень сложно по одной причине – яркая и очень привлекательная внешность сочеталась с телом, над которым вдоволь поиздевалась неизлечимая и для многих ставшая фатальной болезнь. Красивое лицо с буквально картинными, чётко прописанными линиями и очажки «русалочьей» кожи в потаённых уголках её сливочного тела. Могла ли такая девочка-подросток мечтать о лучших парнях во дворе или в классе?! Когда в юности пришла пора влюбляться, Кира навсегда запретила себе смотреть в сторону привлекательных парней. И если её подруги крутили романы с ребятами красивыми, имеющими успех у девушек, то Кира дружила с мальчиками «попроще». Ну, как дружила? Книжками обменивались, кассеты по трехпиновому шнуру на магнитофон «Электроника-302-1» переписывала, но всё строго в пределах своей школы. Пару-тройку раз её приглашали на свидания «эти другие», но она так боялась быть осмеянной, что придумывала для них тысячу причин, чтобы в последний момент никуда не пойти. Долгими летними ночами юная Кира, в отличие от своих сверстниц, мечтала не о принце на белом коне, а о том храбреце, который соизволит принять её такой, какой она является – непохожей, отмеченной из тысяч и тысяч, при чём не самым тривиальным образом.

Но как знать: если бы не этот крап судьбы, смогла бы она научиться ставить внутреннюю красоту выше прелестей внешних? Ведь в юном возрасте все так хотят «принцев»! Однажды в период очередной экзацербации, рыдая от боли во всём теле, она в порыве сказала себе: «Раз ты такая, значит и мужчины у тебя должны быть соответствующие!» И в соответствии с тезисом о материальности мысли так с тех пор и повелось – все униженные и оскорблённые, брошенные и потерявшиеся, не совсем здоровые и обжёгшиеся стабильно плакались в её жилетку. Кира их жалела и создавала им иллюзию отношений. Мужчины отогревались в её заботе и ласке, даже замуж брали, но в итоге – в среднем года через три – не выдержав, уходили. Кто «в никуда», кто к женщинам попроще. Правда, не всегда удачно. Кто-то пытался вернуться. Кира вновь жалела их, но в жизнь свою больше не допускала. Не сказать, чтобы она была глубоко несчастна, скорее наоборот – она была счастлива дарить себя миру. И в этом саморазрушении жила уже много лет. Сколько раз за свою жизнь она, как бесхозная дворняжка, с искренней преданностью заглядывала людям в глаза и безмолвно вопрошала: «Вы не меня потеряли? Я уже взрослая – не гажу на ковёр, сама могу питаться. Вспомните – может я вам нужна?». Но вселенные проходили и проходили мимо…

Уже по дороге с работы Кира забежала в располагавшийся по пути универмаг. Было необходимо купить хоть что-то на завтраки, да и вечерами желудок тоже настойчиво напоминал ей о своём существовании. Набрав минимальный набор провианта и встав в очередь в кассу, Кира заметила забытую кем-то в магазине книжку «Десять тысяч советов тем, кто хочет завести ребёнка».

Своими детьми, не смотря на уже разменянный сороколет, Кира обзавестись как-то не успела. И, хотя приняла мужниных падчериц, как родных, женской надежды родить самой в глубине души не теряла. «Слово на букву „хорошо“ со всеми диагнозами и возрастом. В сорок два, в сорок два баба снова… курага? Ничего, и не такие рожают, и ещё не во столько. Стоит только в телевизор посмотреть!», – думала она, разглядывая набор из подгузников и баночек с детским питанием в тележке впереди стоящего молодого папаши. – «Главное, чтобы мужик был. И желательно хороший…».

Глаза снова упёрлись в сиротливо лежащее издание для молодёжи начального репродуктивного возраста. «А всё-таки интересно, что им там такого на пятьсот страниц советуют?» – взыграло в Кире детское любопытство, в чём-то схожее с давно забытым возбуждением от изучения статей популярного медицинского словаря, который её одноклассники тайком от родителей таскали в школу и под большим секретом показывали девчонкам в раздевалке спортзала во время уроков физры. «Наверное, так. Совет первый. Завязывайте с оральным сексом. Детей от этого не выходит», – начало креативить на кинутый в него походя вопрос Кирино подсознание. – «Совет второй. И с анальным тоже. Совет третий. Интернета и соцсетей это тоже касается». Кира тихонько рассмеялась собственной находчивости.

Взгляд вновь вернулся к содержимому впереди стоящей тележки. Под пачкой памперсов, внимательно приглядевшись, Кира вдруг углядела «полторашку» пива. «А вот так у нас дело уже не пойдёт!», – про себя возмутилась она, – «Жена, значит, крутись дома, корми, переодевай. А он – за „танчики“ под пивасик – и к стенке храпака на массу давить? Ну уж нет!» Кира тихонько взяла с прикассовой витрины пачку презервативов с надписью: «Светятся в темноте» и осторожно подкинула в тележку начинающего отца. Молодой человек, ритмично кивая, чему-то внимал в наушниках и увлеченно пялился в экран мобильного телефона. «Пусть жена порадуется! – ехидно подумала Кира, убедившись, что парень не заметил «вброса» и полностью оплатил чек по корзине. – Всё какое-никакое, а развлечение бедной девушке! Главное, чтобы она его из дома не выгнала. А то оставит ещё дитятю без отца под горячую руку…»

Кира выложила на ленту скромное содержимое своей корзины, расплатилась кредитной картой и, довольная, двинулась из магазина в направлении дома. Как принято говорить в подобных ситуациях: «И настроение улучшилось!» Уже войдя в двери подъезда, она поймала себя на мысли, что перед тем, как подбрасывать контрацептивы, хорошо было бы познакомить их со швейной иголкой. Для полноты картины, так сказать. Но что сделано, то сделано, и фарш назад не провернёшь. В любом случае, в Кириной голове плотно засела мысль, что и этот день был прожит ею относительно не зря.

Однако эффекта, достигнутого экстравагантной выходкой, надолго не хватило. Сначала, несмотря на поздний час, позвонил муж. Нудно жалился, что, по его мнению, Кира уехала в столицу слишком уж надолго и вернётся в лоно семьи совсем не скоро.

Все её доводы о вожделенной ипотеке для Тоськи, что ближайший отпуск по закону у неё будет только через полгода, действия не возымели, разговор закончился на ноте «ля». Положив трубку, Кира проследовала к своему «тревожному чемоданчику» и достала единственное, что у неё осталось от привезенных с собой на первое время запасов – бутылку черносливового «Спотыкача». И понеслось! Оказавшуюся в четырёх стенах Киру с каждой выпитой рюмкой всё больше и больше одолевали мысли о собственной горькой женской судьбе, неотвязно крутившиеся фоном на репите.

О том, что муж – существо без пола, и они лет пять уже как живут ровно брат с сестрой, что падчерицы, не приведи Господь с ним что случится, с радостью сдадут её в дом престарелых. Что вокруг давно уже только пустота, лишь мир её любимых стихов и образов… Бесперспективная, подававшая огромные надежды “неженщина”, которой даже «мама» никто никогда не скажет, потому что «не-за-слу-жи-ла!». Что, в конце концов, к своим сорока с хвостиком она нечеловечески устала. И далее бессвязно: «…а руки-то у меня золотые…», «…все пробуют, а «замуж» не берут…», «…а назад всё равно, что в преисподнюю…», «…и лето, сцуко, кончилось…».

Когда бутылка была уже почти приговорена, голову Киры посетила «гениальная» идея. Она включила ноутбук, нашла в поисковике первую попавшуюся ссылку на сайт знакомств и приступила к заполнению анкеты. Нетрезвые пальцы слушались плохо, буквы на клавиатуре прыгали перед глазами, но она старалась. Взяв себе ник «Дама без изюма» и справившись с заполнением обязательных полей, Кира сосредоточилась над разделом «Немного о себе».

«Вы испытывали когда-нибудь испепеляющее чувство безысходности? Когда в душе уже ничего не осталось. Когда нет сил что-то чувствовать… – изливала свою боль на экран Кира. – Когда нет сил что-то изменить. Когда опустились руки и знаешь, что никто во всем мире не может помочь. Когда темнота ночи только усиливает этот мрак в душе. Но ничего уже не исправить. И жить с этой болью сил тоже нет. Когда на девяносто девять целых девяносто девять сотых процента ничего не измениться. Если не испытывали, то вы никогда не были в аду. Но все-таки… Есть одна сотая процента надежды на то, что мрак и безысходность рассеются при свете дня и появится мнимая возможность как-то выжить и остаться самой собой. Выжить и как-то исправить ситуацию. Но возможность все-таки есть…»

Не закончив мысли, она разревелась.

Что или кто может кардинально изменить человека? И за какой период? Да что или кто угодно. За миг. Или пару дней. Один случайный взгляд, услышанное в обрывках разговора слово… Написав такую исповедь, прежняя израненная Кира умирала, медленно и с болью сгорая в агонии, а взамен на свет рождалась новая, никому, в том числе и себе самой, не известная доселе личность…

Минут через пятнадцать, когда критическая масса скопившегося негатива с горючими слезами покинула её голову, Кира допила остатки «Спотыкача», перечитала только что набитый ею текст и подумала, что так дело не пойдёт. Кого её «Дама без изюма» с таким самовыплеском хочет найти? Престарелого патлатого гота, чтобы долгими осенними вечерами вести с ним загробным голосом беседы о тленности всего земного? Или истеричного вдовца-эмо, чтобы совместно оплакивать его безвременно ушедшую в мир иной розововолосую жену? Нет, проводить выходные в прогулках по погостам она её не созрела! Коли «…все пробуют, а замуж не берут…», надо не сырость разводить, а взять и «жениться» самой. Так что сопли в сторону, запасы грушевого сидра с балкона – в комнату и за дело! Наперекор и вопреки!

Кира решительно выделила хоткеем только что написанный текст и одним ударом пальца по клавиатуре отправила его в информационное небытие. После этого, открыв зажигалкой первую бутылку сидра и сделав ознакомительный глоток прямо из горла, занесла указательный палец над клавиатурой и… В голову не лезло ничего, даже мыслей. Причём решительно. Казалось, что очищающие слёзы вымыли из неё всё и без какой-либо надежды на остаток. Кира сделала очередной глоток и вышла на балкон. «Она была актрисою…» – донеслось в ночи из недавно припарковавшегося у подъезда такси. «Да! Актриса! Как же я раньше-то не сообразила!», – воскликнула Кира и, так и не закурив, бросилась назад к компьютеру. Незадолго до отъезда в столицу на одном из сайтов любительской прозы она читала очередную историю из «Миров однопомётных». Автор как раз ввёл нового персонажа – Актрису. «Как с меня писали!», – думала тогда Кира и изо всех сил примеряла её монологи на себя. Выходило почти что «от кутюр». «Так почему бы мне не взять и не скопипейстить Актрисины речи? Лучше про себя я сама уж точно не скажу», – рассудила Кира и набрала в поисковике запрос: «Миры Однопомётные. Зеркало Жюстины». Когда, немного попыхтев, браузер выдал ей необходимую ссылку, она перешла на страницу и со словами «И чтоб никто не догадался» приготовилась поочередно жать «Контрол-Цэ» – «Контрол – Вэ».

«Говорят, жизнь – черно-белая, – с места в карьер копипейстнула она, – Черная полоса сменяет белую, белая – черную. И так до того, что люди не могут описать ни одним словом. Так как слов о смерти еще не придумано. Я иду по своей полосе – фиолетовой.

Я равна половине фунта правды, пуду коварства, трём граммам верности, нахальства килограммам десяти, плюс одной восьмой грамма чести. К мужчинам жадности во мне тонн двести, добавить дури три ведра, поставить всё в холодном месте, и вот Вам я – душа женская. «Верум Индекс Суи Ет Фальси», – как любил говаривать Спиноза, – истина – пробный камень самой себя и лжи.

Я невыносимая. Меня нельзя вынести. Уж очень много надо выносить. По частям если только. Но на части я не делюсь. Или все – или не выносите вообще. Потому, что я натура цельная. Вдумайтесь: цельная… невыносимая… Какой кошмар! Да, я – невыносимая, как и мои мозги. И слегка габаритная!

Мой выбор? У меня он есть. Всегда. Мне лучше попробовать и, может быть, пожалеть, чем упустить свой шанс и всю жизнь вспоминать, об этой упущенной возможности обрести счастье, особенно, в интимный момент.

Вся моя жизнь состоит из множества историй. Каждая история состоит из множества моментов. Уже эти моменты сами по себе исторические, но они имеют привычку разлетаться, как мыльные пузыри, оставляя лишь воспоминания. А ведь пускать мыльные пузыри – это здорово!

Меня, априори, одни люди делают мудрее, другие чище, но чаще – люди делают меня чаще. Мелькают, как взмах крыла бабочки, и почти не оставляют. Ни в душе, ни в памяти. Хотя есть такие, кто и пришел как-то незаметно, и остался помимо моей воли. Навсегда, и куда бы не занесла меня судьба, они всегда рядом.

Человек. Он если строит свой жесткий забор из «нельзя», «не могу», «не положено», то потом выглядывает и завидует тем, кто живет на свободе. Мы сами пишем сценарий своей жизни. Она только подбирает съемочную группу, актерскую труппу и уместные декорации. А вы… Пишите красивые сценарии! И не важно – какая награда вам достанется. Возможно, вовсе останетесь без нее. И это то, что скорее всего, и то, что, поверьте, не важно! Важно, чтобы именно в этот, но именно в тот момент, вы были новорожденно счастливы. Ибо не ищите счастье! Будьте сами его источником! Зачем тратить жизнь на его поиски?

Получайте «кайф» от жизни и ловите «драйв» от всего, в том числе и от шоколадной обертки на тротуаре, она-то ведь была! И, наверное, её шоколадка была вкусной! Найдите свою шоколадку, главное, чтобы она была шоколадкой только для вас.

Не завидуйте гламурным людям в красивых машинах. Ибо им зачастую не с кем разделить самый вкусный ужин – картошку в мундире, селедку под запотевшую водку и мечты о будущем лете и море.

Стараясь думать «как они», мы все считаем себя какими-то посредственными, но, в одночасье, особенными. Ежедневно доказываем себе: если мы для чего-то появились, то можем и изменить этот мир. Ежечасно убеждаем себя, что вот-вот, и всё изменится. Мир очень странная штука: в нём коробка для пиццы – квадратная, сама пицца – круглая, а её порции – треугольные. И если в нём живут «круглыми днями», значит ли это, что ночи – квадратные? Хотя мне больше по вкусу треугольные. М-да, мир очень странный! Но если для нас метла в нем не способ передвижения, а жизненная позиция, тогда небо – наше!

Мы часто самовлюбленно жалеем себя: там – нас недопоняли, здесь – недолюбили, где-то – на нас недомастурбировали… Бедные… А давайте-ка попробуем-ка жизнь на вкус! Особенно старающуюся зародиться? Пускай некоторые «гурманы» говорят, что она «не кошерная». У каждого своё меню. Безвыходных ситуаций нет. Есть просто очень узкие двери, и на этот случай есть замечательная диета – перфоратор.

Жизнь – замечательная штука! Замечает всё, даже то, что хотелось бы спрятать. Главное не бояться экспериментировать, смирившись с тем, что иногда приходится оставлять «чаевые». У жизни для каждого приготовлен десерт. Нужно только с умом съесть «горячее».

Посмотрите на свой «личный» мир. Внимательно посмотрели? Значит, поняли, как важны в нем подушки. Они бывают разные – мохнатые и в шелковых наволочках, в сердечках, звездочках, в виде цилиндров и того, что мы привыкли называть «цилиндрами» и не только так.

Мы их обнимаем, когда грустим, в них мы выливаем душу, когда очень плохо. Изобрели даже, наконец, подушки безопасности. Не простыни, не матрацы, а именно «подушки». Но кому это нужно, кроме нашего собственного его величества Эго? Задумывались?

Вот, вроде бы, живем, чего-то хотим. А что у нас «на выхлопе»? «На выхлопе» каждый приходит ежедневно домой, в свою ракушку. Где, по мере возможностей и способностей, тепло и сытно. Створки захлопнули, р-р-раз-з-з! – «и пусть весь мир подождет!». Но мир не йогурт, и он не ждет!

Ведь, согласитесь, мы рождаемся мокрыми, голыми и голодными. И это только начало. Затем, по мере подращивания, бессмысленно начинается поиск смысла жизни. По осознанию, в конце концов, приходит: жизнь – побочный эффект от занятий сексом. И только всё в жизни начинает от этого осознания вставать на свои места, как всё наше естество принимается сдавать экзамены. А когда жизнь экзаменует, первыми сдают нервы. Но не жалуйтесь на неё, её могло бы и не быть, но, опа-на! И тут приходит ещё более простое решение: «Во всём виновата судьба!».

Не жалуйтесь и на судьбу. Ей, может быть, с Вами тоже не очень-то уж и комильфо. Вы в зеркало на себя-то смотрели? А её глазами? Ну, вот. А жизнь что? Жизнь хитра! Когда расставишь на доске все шашки, она внезапно решает играть в шахматы…

Надо быть хитрее! Носить с собой бадминтон или, если это слишком громоздкая для тебя обуза, таскать в кармане «йогу» или «пятнашки». Конечно, не обдуришь, но хотя бы развлечетесь! Ведь жизнь уходит быстро, как будто с нами ей неинтересно. Пускай ей будет драйвово и по кайфу именно с вами. А вы постоянно придумываете себе проблемы. Почему бы вам не придумать себе счастье?! Счастье, у которого нет точного определения. Счастье, наступающее для кого-то с первым поцелуем, для кого-то – с появлением малыша или первыми достижениями детей. Кому-то для счастья достаточно всего лишь сделать маленькую радость, а бывает, оно приходит неожиданно, пройдя долгие и сложные испытания в жизни. Но главное в счастье то, что оно есть.

Каждый сам себе режиссер. Мы меняем маски и настроение, иногда притворяемся, но… Улыбайтесь, во что бы то ни стало улыбайтесь. Улыбка – лучшее украшение. И пусть твои недруги ослепнут от неё! Улыбайтесь даже когда совсем плохо, душой улыбайтесь. Новому дню, малышу на улице, уставшему продавцу, водителю в маршрутке. Тогда не исключено, что они тоже душой тебе улыбнутся. Всё может быть…

Кроме шуток, мы ежедневно пытаемся быть лучше, читаем нужные книги, пытаемся чему-то соответствовать. Действительно, зачем? Не знаете ответа? Так купите себе подушку! И пусть ваше «Я» выскажется хоть раз честно и открыто. Возможно даже порыдает от души в эту подушку. Потерпите, и ему станет легче. Ведь оно теперь в безопасности. У него есть подушка.

А есть ли она у вас? Чур моя – семьдесят на семьдесят! И фиолетовая!

P.S. А вкус у жизни, если по-женски, терпкий да солоноватый. И хлебать её нужно во все губы, чтобы потом никто не мог сказать: «Прожила пресно и ушла несолоно хлебавши».

«Я живу, как ёжик – против шерсти! Наперекор и вопреки» – от себя в тон автора дополнила Кира и, оторвав глаза от монитора, с удивлением обнаружила, что за окном уже во всю разгорался рассвет. Утро пришло внезапно, ударив тусклым светом из-за угла. Сидр давно уже закончился, алкоголь почти выветрился, и она чувствовала себя опустошённой. Начинала болеть голова, во рту вступал в свои права пустынный самум. Кира последовательно нажала кнопки «Сохранить» и «Отправить», после чего закрыла ноутбук и, не дожидаясь наступления жёсткой фазы похмелья, отправилась спать. Драйв от выпитого и вседозволенного «теперь мне можно всё!» внезапно схлынул, оставив силы лишь доползти до кровати, подумать «посмотрим-посмотрим, насколько писательский вымысел может быть сермягой» и упасть замертво…

Очнувшись спустя пару часов с дикой головной болью, Кира от любопытства заглянула на сайт знакомств, чтобы трезвым взглядом перечитать свой “честно скопипейсченный” манифест к представителям формации самцов человека. Лента аккаунта показывала список из тридцати пяти новых сообщений. Приложив определённые усилия, чтобы собрать себя в кучку перед работой, проведя перед зеркалом традиционную «предпродажную подготовку» и налив кружку крепкого кофе, она набралась храбрости и, вспомнив давно забытые фразы из учебника флиртологии, начала походя просматривать анкеты заинтересованных соискателей её благосклонности.

Отношения с коллегами по работе сложились хорошие. Когда кто-то предложил на юбилей конторы выбраться в лес на шашлыки вместо обычного корпоратива – все были только «за».

Через час после созвона все собрались у дверей офиса и толпой двинулись на машинах в лес. Приехали на загодя выбранное место. Поставили машины и начали разбредаться в разные стороны. Кто-то восторгался красотой природы и пением птиц, кто-то, дорвавшись, яростно искал грибы, кто-то накрывал стол, а кто-то во всю занимался мясом. Кира же пошла в лес. Просто и по наитию.

Услышав необычный стук, она внезапно остановилась около группы деревьев. Прислушиваясь, замерла. Далее произошло что-то необъяснимое. Мир застыл… Как на фотографии! Вот птица зависла в воздухе в полете. Вот лист, упавший с ветки, так и не долетел до земли… Кира оглянулась вокруг. Все коллеги в зоне видимости тоже застыли! И стало абсолютно тихо.

Внезапно из-за ближайшего пенька появился невысокий старичок. Чисто одетый, с белой бороденкой. Его лицо было на удивление знакомо, но вспомнить, где и при каких обстоятельствах встречалась с ним, Кира не могла. Он внимательно посмотрел на неё и начал неторопливо говорить:

– Мы долго наблюдали за тобой. Даже несмотря на то, как ты сейчас живешь, ты должна владеть этим даром. Со временем поймешь, про что я сейчас говорю. Протяни свою правую руку ладонью ко мне.

Кира послушно протянула руку. Старичок протянул к её руке свою так, что ладони почти соприкоснулись. Прикосновения не было, но Кира ощутила сильный жар, исходящий из пятерни старичка в её ладонь. И свечение, которое все усиливалось и усиливалось, пока яркий свет не заполонил всё вокруг.

– Как же ты нас всех напугала! – услышала Кира, очнувшись от того, что её хлопают по щекам и дают нюхать какую-то дрянь.