banner banner banner
Последняя рукопись
Последняя рукопись
Оценить:
Рейтинг: 4

Полная версия:

Последняя рукопись

скачать книгу бесплатно


– То есть, если я правильно поняла, ты сейчас говоришь мне, что кто-то из них мог это совершить, чтобы сделать Джинсона козлом отпущения?

– Зачем же упускать такую версию? Похититель, не имеющий ничего общего с Джинсоном, но насильно удерживающий Сару, состригает прядь ее волос, отправляет вам – и уловка сработала. Было несколько утечек информации, кто-то мог что-то услышать. Это объяснило бы, почему Джинсон до сих пор не указал местонахождение тела: он просто не знает, где оно. Ты в своих книгах описываешь подобные закрученные ситуации. Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, что по части преступлений воображение некоторых людей не имеет границ.

Лин бросила взгляд в сторону книжных шкафов.

– И ты, значит, относишь к ним Жюлиана… Снова ты подозреваешь его… Нет-нет, это не работает, до получения пряди он не мог знать про волосы. Он никогда не ездил в Валанс, или куда там еще, чтобы отправлять эти проклятые письма. Джинсон знал здешние места, он бывал в Берке. Он описал Сару точно так же, как других жертв, он говорил про залив, про дюны, про дом. Как ты это объяснишь?

– Давай поставим все точки над «и». Я не обвиняю Жюлиана. Я просто говорю, что Джинсон, возможно, не имеет к этому отношения. Тебе известно, как проходит допрос в полиции. Подозреваемого пытаются припереть к стенке, чтобы он признался, ему под нос суют фотографии, твердят что-нибудь вроде: «Ну же, колись! Это ведь ты ее похитил? В этих дюнах ты прятался, чтобы застать ее врасплох? Смотри на фотографии и говори!» Короче, сама знаешь. Джинсон отлично мог собрать все эти данные, воспользоваться ими и повторить. Добавить к своим победам еще одну жертву.

– О’кей, допустим невозможное: Джинсон не похищал Сару… А как быть со свидетелями, с теми двумя, которые утверждают, что вечером, когда Сара была похищена, видели фургон Джинсона на парковке? Ты же сам их нашел! Они остановились в зоне отдыха двадцать третьего января две тысячи четырнадцатого. Они клялись честью.

– Спустя два года, Лин. Им показали автофургон через два года.

Он вновь открыл блокнот и показал вклеенную в него фотографию «фиата» модели «Шоссон Велкам 55».

– Вот что они видели. Я проезжаю мимо этой парковки как минимум три раза в неделю. Знаешь, сколько там машин такой модели? Она же одна из самых распространенных. Наши свидетели видели автомобиль, а не того, кто в нем сидел. Да, по их словам, автофургон той же модели, что у Джинсона, тронулся в путь среди ночи. И да, это может показаться странным, но разве есть какое-то строго определенное время, когда следует уезжать с паркинга? Возможно, владельцу тачки завтра надо было на работу, у него возникло срочное дело или просто предстояла долгая дорога, а он предпочитает ездить ночью?

Тон Колена изменился, в нем вибрировало какое-то новое возбуждение, как если бы странные подробности нападения и находка в багажнике дали ему возможность вырваться из тисков бездействия.

– Когда ты в чем-то убежден, все совпадения, которым в обычное время ты даже не придал бы значения, превращаются в улики. В некие детали, похожие на адресованные нам сообщения. Тогда как это всего лишь совпадения… Понимаешь, о чем я?

– Да, понимаю. Это твое мнение. Но не мое.

От усталости Лин едва держалась на ногах; насколько она помнила, прошла целая вечность с тех пор, когда ей удалось проспать всю ночь, не пробуждаясь по нескольку раз. Они с Коленом поговорили еще минут пять, а потом она проводила его до двери. Он отдал ей ключи от внедорожника.

– Двери и багажник я закрыл. Вернусь завтра около полудня, чтобы взять пробы крови на ДНК. Не прикасайся к машине. – Он опустил глаза и тут же снова поднял их. – Хорошо, что ты здесь.

Когда он уехал, Лин бросила все как есть и поднялась наверх, чтобы поскорее вытянуться в постели. Дверь комнаты Сары была приоткрыта. Она заглянула туда, в горле снова заворочался тяжелый ком. Ничего не тронуто. Те же постеры с портретами спортсменов, та же одежда на спинке кровати. Та же боль, не стихающая вот уже четыре года. В этом доме кровоточила открытая рана. Ничего удивительного, что психика Жюлиана не выдержала.

Лин вошла в супружескую спальню, занесла туда чемодан и улеглась, скрестив руки на груди и даже не сняв одежду. Какой кошмар! Она одна на этой огромной уединенной вилле, как один из ее персонажей, попавший в грозу. Одинокая, растерянная, потрясенная. Она вообразила себе романиста, которому доставило бы удовольствие манипулировать ею, лишить ее рассудка. Она буквально видела, как описывает в книге собственную историю, подобно Арпажону из ее «Последней рукописи», вкладывая в нее всю черную гнусность мира. Черный – всегда этот цвет. Черный цвет одежды, которую она носила подростком, черный цвет… она его любила и все-таки выла от него по ночам в далекие времена.

Внезапно Лин пронзило холодом, она резко села в кровати. Невидимая ледяная рука коснулась ее. Она действительно ощутила это прикосновение.

«Это у тебя в голове…»

Обхватив себя руками за плечи, чтобы согреться, Лин пошла в ванную принять душ. Она не могла бы сказать, что здесь чего-то не хватает, что кто-то заходил сюда и воспользовался их личными интимными вещами. Потом она все подробно осмотрит. Однако она ощутила некоторое неудобство: Жюлиан убрал ее кремы, мыло и шампуни в глубину шкафа. В буквальном смысле стер следы ее присутствия.

Существовала ли еще она для того, прежнего Жюлиана? Что теперь будет с новым Жюлианом, лишенным памяти? Осталась ли в этом горе возможность заново построить будущее для двоих? Есть ли у них еще один шанс?

В эту среду около восьми вечера она легла в их холодную постель, на сторону Жюлиана, прижав колени к животу, свернувшись в позе эмбриона в надежде успокоиться. Внимательно посмотрела на дверь, распахнутую в темноту коридора, встала, заперла ее на ключ и снова легла под одеяло.

Подушка пахла мускусом. Это был ласкающий запах мужа, навевающий воспоминание о его спокойной силе. Прежде чем пригасить свет в спальне – она описывала ужасы, но не хотела спать в полной темноте, только не сегодня, – Лин сняла часы и открыла ящик прикроватной тумбочки, чтобы убрать их. У нее екнуло сердце, когда она увидела там оружие.

Лин с первого взгляда узнала ствол, она уже натыкалась на него в своих поисках: девятимиллиметровый «зиг-зауэр парабеллум».

Ей было известно, что это оружие сыщиков: в ее книге таким пистолетом Жюдит убила Арпажона.

Лин взялась за рукоятку. Правильная пушка, она стреляла из такой в тренировочном центре. Серийный номер не сбит, значит это явно не игрушка, переходящая из рук в руки на черном рынке или проданная за бешеные бабки. Что делает здесь смертельное оружие? Где Жюлиан его раздобыл? Почему именно та модель, что в «Последней рукописи»?

Лин нажала на выталкиватель гильз, магазин скользнул вниз.

Почти полный. Почти.

Точно как в книге, в нем не хватало одной пули.

11

В четверг около полудня Вик не знал ни где лучше встать на тротуаре напротив лицея, ни как себя вести. Ему казалось, что все подростки разглядывают его, и поэтому он ходил взад-вперед, не отрывая от уха телефон. Он бесконечно прослушивал сообщения на автоответчике, чтобы как-то занять себя и исподтишка наблюдать за выходящими лицеистами. Вик вдруг осознал, что с начала учебного года, то есть с сентября, из-за того, что его жизнь превратилась в настоящий бардак, он ни разу не пришел за дочкой в школу. Эта мысль неприятно кольнула его.

Увидев Корали в компании одноклассниц, он сунул телефон в карман и помахал ей. Увлеченная болтовней с подружками, девочка его не заметила.

– Корали!

Она стремительно обернулась, бросила на него взгляд, такой же мрачный, как макияж вокруг ее глаз, и, перекинув сумку через плечо, торопливо зашагала прочь.

– Нам надо поговорить.

– О чем? Мне нечего тебе сказать.

– Зато мне есть.

Девушка поняла, что ей от него не отделаться, и, чувствуя, что на них смотрят и она рискует опозориться со своим всклокоченным папашей в какой-то допотопной куртке, которого никто никогда не видел, увела его на газон, к облетевшим деревьям и пустым скамейкам. Увидев свою оперившуюся и расправившую крылья дочку здесь, среди почти взрослых одноклассников, Вик осознал, до какой степени она уже не девчушка, которая росла у него на глазах. Он позвенел ключами от машины.

– Во сколько у тебя следующий урок? Я бы хотел, чтобы мы вместе где-нибудь перекусили.

– Времени нет, а даже если бы было, я бы не пошла.

– Ты знаешь, что сделала твоя мать? Что она сказанула?

Словно бы для того, чтобы создать еще один, более надежный, барьер между собой и отцом, она скрестила руки на вырисовывающейся под плотным пальто груди.

– Что ты ночуешь в жалком отеле, а врешь, что снимаешь квартиру. Это уже совсем не смешно, папа.

– Я не хотел, чтобы… В общем, я понимаю, вовсе не круто иметь отца, ночующего в отеле, и хотел избавить тебя от этого.

– Спасибо, ты очень внимателен. Но знаешь, до чего же отвратительно, что ты забыл о моем ежегодном отчетном концерте в классе танца. Я сама просила тебя не присутствовать на нем, я понимаю, что это выше твоих сил, мне только хотелось, чтобы ты меня туда отвез на своей тачке. Но мсье не оказалось перед домом именно в тот момент, когда это было для меня так важно!

– Я… Я знаю… Понимаешь, это свалившееся на меня расследование, разборки с твоей матерью… да много всякого… Но почему же ты мне не позвонила, черт побери! Я бы тут же примчался, я…

– Мама не хотела, чтобы я звонила тебе. Но ничего страшного, мы, как обычно, справились сами. Нет проблем.

– Детка, я все выходные думал о твоем выступлении, честное слово, это даже написано большими буквами на дверях моей комнаты.

– На дверях твоей комнаты? А ты не мог записать, ну, не знаю, например, в свой телефон?

– Там всего полно… А главное, я бы и не подумал туда заглянуть. Знаешь, как это работает? Эти штуковины, призванные заменить память, не для меня. Слушай, я правда хотел отвезти тебя и тоже пойти на твой концерт, клянусь, но вчера вечером я слишком поздно вернулся в квар… в отель. У нас с матерью сейчас все очень сложно. Да мы еще тебя впутали в свои отношения.

Он обратил внимание на зеленые рейки скамьи перед собой. Двенадцать параллельных реек, промежуток между ними пять сантиметров, ну, может, шесть. Интересно, та, что справа, такая же? А следующая? Он спохватился и посмотрел дочери в глаза:

– Мне бы не хотелось, чтобы ты рассказала об этом судье.

– Мама уже записала, что следует рассказать. У нее в блокноте это обведено красным. И уж она-то, конечно, не забудет.

Телефон Вика зазвонил в самый неподходящий момент. Он хотел отклонить вызов и замешкался, снимая перчатки. Аппарат выскользнул из рук и упал на землю. Корали тяжело вздохнула, как это делают подростки, видя неловкость взрослых.

– Тебе даже в голову не приходит заняться собой, пап, или хотя бы снять квартиру и жить в ней, это ведь не так сложно. В один прекрасный день ты забудешь покормить Мам-Ам, и она умрет от голода. Потому ее и нельзя оставить тебе. Ты, конечно, обладаешь феноменальной памятью, но, несмотря на это, вполне можешь забыть дышать. Мама устала, пап, ей больше не удается справляться со всем этим.

Сыщик, кряхтя, нагнулся, чтобы поднять телефон, а распрямившись, увидел спину удаляющейся Корали. Он сделал пару шагов за ней, но девушка уже переходила улицу. Он крикнул:

– Поужинаешь со мной на Рождество? Можем сходить, например, в китайский ресторан. Я знаю один, недалеко от отеля…

Его дочь обернулась и покачала головой. Сжав губы. Губы, которые, казалось, хотели сказать «да», но сдержались. Она быстро ушла прочь, накинув на голову капюшон. Вик не двинулся с места, хлопьями повалил снег, а он стоял на виду у родителей, которые из окон своих автомобилей могли наблюдать это жалкое зрелище – никчемного отца.

Он взглянул на вдребезги разбитый мобильник:

– Твою мать!

Слава богу, аппарат работал, сенсорный экран пока реагировал. Вик прослушал сообщение Вадима, а подходя к машине, уже знал количество реек на других скамейках. Теперь каждый раз, оказываясь возле лицея, он будет вспоминать это число, каждое слово разговора с дочерью в парке, снег, поваливший в двенадцать двадцать две, и отчетный концерт Корали, о котором он из-за своего редкостного идиотизма напрочь забыл.

12

Через полчаса пара В + В воссоединилась у дверей лаборатории патологической анатомии и цитологии человека, находящейся недалеко от променадного парка города Ош. Их срочно хотел видеть уполномоченный заместителем генерального прокурора патологоанатом Жюльен Ферриньо. Сейчас он в задумчивости стоял возле стола из нержавеющей стали, на котором лежали кисти рук со снятой скальпелем с кончиков пальцев кожей.

– Мы по-прежнему не знаем, чьи это руки?

– Нет. Результаты анализов ДНК придут не раньше чем через два-три дня. Лаборатория завалена пробами по делу Шамруса. Вечно эти дурацкие истории приоритетов, как будто два убийства менее важно. В данный момент мы не имеем достаточных оснований на поиски в картотеке пропавших без вести. Что же касается SALVAC[9 - SALVAC (Systеme d’analyse des liens de la violence associеe aux crimes) – Система анализа связей насилия, находящегося в соответствии с преступлениями. (Примеч. авт.)], она не отсылает нас ни к одному совершенному в последние годы преступлению. В настоящее время обе наши жертвы остаются безымянными.

Халат Ферриньо был застегнут на все пуговицы, до самого верха, а восковой оттенок лица в точности повторял цвет резиновых перчаток, которые обтягивали его руки, словно вторая кожа.

– А вот я много чего могу сообщить вам.

Он взял ножовку и вложил ее в руки Вика.

– По предварительным результатам я могу заключить, что конечности обеих ваших жертв – владелицы этих кистей и той, у которой кисти отсутствуют, – отрезаны пилой именно такого типа, с чередующимися активными и пассивными зубьями. Это видно по бороздкам на костях. Мною также обнаружены следы голубого антикоррозийного покрытия. Я собрал несколько оставленных ножовкой металлических частиц и выдам их вам для анализа, если вы видите в этом пользу.

Вик осмотрел пилу. Обычный инструмент, какой можно купить в любом магазине стройтоваров. Убийца действовал кустарным способом. Медик поднял левую кисть.

– У меня есть хорошая новость и плохая. С какой начать?

Вадим оказался проворнее:

– С хорошей.

– Ладно. Похоже, я нашел детали, которые помогут в вашем расследовании.

Он положил кисть под лупу с шарнирной стрелой.

– Итак, на тыльной стороне ладони мы имеем большой уродливый шрам, старая восстановительная хирургия, это мало что нам дает. Но… – он перевернул кисть, – видите надрезы на ладони? Они недавние.

Вик нахмурился. Рубцы были сгруппированы и равномерно расположены.

– Похоже, они сделаны сознательно и образуют определенный узор.

Ферриньо кивнул:

– Вы правы. И на другой ладони то же самое. Такие же узоры. Никакой случайности. Хозяйка рук сама нанесла себе эти раны, как будто для того, чтобы что-то сообщить.

– Или же это сделал убийца.

Ферриньо улыбнулся:

– Из меня вышел бы очень плохой сыщик. Но это еще не все. Идите-ка сюда.

Он подвел полицейских к микроскопу. Под увеличительными стеклами между двумя стеклянными пластинками были зажаты фрагменты кожи. Патологоанатом осветил экран, и на нем появился папиллярный узор.

– Я по кусочкам проанализировал, увеличил и пронумеровал рисунки последних фаланг, как если бы теркой снимал с пальцев тончайшие пленки кожи толщиной в несколько микрон. Вот, например, различные слои дерматоглифа большого пальца правой руки. Папиллярные линии совершенно нормальные, идентичные в каждом слое.

Он нажал на клавишу компьютера.

– Теперь указательный палец.

Вика передернуло. На некоторых срезах папиллярные линии отсутствовали, словно их уничтожили.

– Невооруженным глазом это почти незаметно, но слои клеток, образующих поверхность эпидермиса, оказались разной толщины. Я проверил на всех пальцах: подобные характеристики относятся только к последним фалангам указательных пальцев обеих рук.

– Как если бы она повредила себе подушечки указательных пальцев, потому что обо что-то их терла? Но обо что? О дерево? О наждачную бумагу?

– Это вызвало бы более серьезные повреждения, эпидермис был бы нарушен более глубоко и неравномерно. Здесь же все тонко. Аккуратно. Связь с какой-то профессией, которая задействует именно эти два пальца? Возможно, она имела дело со швейным ремеслом, с тканями, что-то вроде этого. Надеюсь, мои замечания смогут вас как-то сориентировать.

Вадим отмахнулся, как бы говоря: «Всего-то?»

– Конечно, лучше, чем ничего, однако я не назвал бы это хорошей новостью. Стоит ли интересоваться плохой?

Ферриньо со щелчком снял перчатки.

– Минуточку. Я получил из токсикологической лаборатории ответ, касающийся обеих жертв. Кровь той, у которой проломлен череп, ничем не примечательна, кроме дефицита железа, минеральных солей и тому подобных показателей, обычно сопутствующих длительному лишению свободы, в отчете вы увидите все данные. А вот… насчет хозяйки этих рук, тут совсем другое дело. Анализы показали наличие большого количества карведилола.

Вик понимающе кивнул:

– Бета-блокатор, снижающий кровяное давление и сердечный ритм.

– Да. Следует знать, что этот препарат гонит кровь от конечностей. У принимающих его пациентов руки и ноги часто бывают холодными. Обнаружены также следы буфломедила – вазодилатора, тоже предназначенного для снижения артериального давления.

– То есть жертва, возможно, проходила курс лечения?

– Только не в таких дозировках. Кроме того, анализ кератина ногтей не показывает старых следов этих медикаментов. Но это еще не все: мы также выявили морфин в очень высокой концентрации. Не стану вдаваться в подробности, но это болеутоляющее третьего уровня, позволяющее облегчать очень сильные, иными словами, невыносимые боли.

– Как после ампутации…