скачать книгу бесплатно
Командировка имеет важнейшее значение для выживания нашего вида.
Льюис прав: мы непременно должны добиться успеха.
* * *
День 7-й
From: MarcJoisneau@acheron-nasa.com
To: HeleneJoisneau@free.fr
Дорогая,
спасибо за присланную фотографию, я так рад видеть вас обоих. Качество снимков, конечно, не очень, система НАСА для сжатия фотографий оставляет желать лучшего (господа, вдруг вы это читаете!), я плохо различаю ваши лица, попробуй сама сжать размер файла, посмотрим, может, будет лучше. Мне хочется понять, насколько Натан на меня похож!
Итак, я уже неделю заперт в куполе. Никакое правило не мешает мне отправить тебе эту информацию, так что вот она: сопоставив полученные от членов команды факты, разницу во времени, температуру воздуха и геологию местности, можно предположить, что мы находимся где-то в районе пустыни Атакама, в Чили. В регионе, который как две капли воды похож на поверхность Марса. Пустынный, безжизненный и однообразный пейзаж, с грядой вулканов, загораживающих горизонт на востоке. Здесь зима, очень прохладные ночи и приятные дни. А вдруг ты сможешь поискать в Интернете и сообщить мне еще что-нибудь об этом странном месте…
Все идет, скорее, хорошо, если не считать кое-каких трений, вызванных особенностями характера некоторых членов миссии. Наш шеф, Питер Джонсон, – военный инженер, вот уже несколько лет сотрудничающий с НАСА. Среди нас он самый неуравновешенный, зато невероятно изобретательный. Помимо своей функции руководителя миссии, к чему он относится крайне серьезно, Питер является еще и архитектором, ему поручена научная разработка будущего жилищного строительства на Марсе. Вдобавок он ведет наблюдение за использованием оборудования и ресурсов нашей миссии: насколько купол удобен и адаптирован для жизни в коллективе? Без чего можно было бы обойтись? Чего не хватает?
Он следит за тем, чтобы мы строго придерживались правил, и ежедневно скрупулезно записывает, сколько каждый расходует ресурсов – воды, электричества и даже калорий: мы по часу в день занимаемся спортом! Карл Оппенгеймер, наш специалист по робототехнике, сильно потеет и к концу дня очень дурно пахнет. Если мы, чтобы уложиться в установленные Джонсоном квоты (уверяю тебя, мы все равно моемся, но над раковиной!), принимаем душ раз в три дня, то он должен делать это ежедневно, и, поверь мне, для нашего коллектива это благо! Однако по факту необходимое для его гигиены потребление, несмотря на все старания бедняги сократить его, неизбежно доходит до тридцати одного литра. А если прибавить к этому воду, которую он пьет, то его личный счетчик подскакивает выше отметки в тридцать три литра вместо двадцати пяти.
К счастью, мы можем рассчитывать на Джонсона, он найдет выход. Он уже разработал очень эффективный способ управления водой и отходами. Большая часть воды из душа собирается в ведро. Его содержимое мы используем для стирки, а потом этой же водой моем пол. То же самое с посудой: мы моем ее фильтрованной водой из душа (ставим на ведро очень мелкое сито) и только для ополаскивания берем совсем немного чистой. Когда вода становится очень грязной, мы переливаем ее в резервуар Литл-Бокса, откуда она по тонкой трубочке отправляется в выставленный на солнце внешний резервуар. Там вода испаряется, а органические отходы остаются на дне. Я их собираю, чтобы, как компостом, обогатить мой субстрат. А Пэтиссон использует их как один из кирпичиков в строительстве своей экосистемы.
Как ты поняла, здесь все идет в дело. Мы действительно осознаем ценность ресурсов нашей планеты. Если бы только каждый из нас мог всегда об этом помнить, насколько лучше все было бы на Земле, и нам не пришлось бы сидеть взаперти в этом куполе, чтобы найти способы, как противостоять человеческому безумию.
Кстати, ночи очень холодные, и мы для экономии электричества не включаем отопление, потому что дни короткие и солнечные батареи дают меньше энергии. А мы не можем позволить себе остаться без электричества, оно необходимо для функционирования лабораторий и аппаратуры жизнеобеспечения. Летом будет лучше. Кто способен на большее, способен и на меньшее, к тому же у нас есть одеяла.
Завтра я расскажу тебе о наших биотуалетах и о том, как мы перерабатываем и эти отходы тоже. Тут целое дело!
Береги себя и Натана. Как его желтушка, проходит? Удается ли тебе поспать ночью? Я вас люблю.
Марк
День 8-й
From: HeleneJoisneau@free.fr
To: MarcJoisneau@acheron_nasa.com
Любовь моя,
так вы в пустыне Атакама? Удивительно, что НАСА позволяет тебе говорить, где ты находишься, разве это не является тайной? Или же бокс сингулярности в самом деле обеспечивает уединение и они не следят за твоей перепиской? Об этом можно только мечтать.
Я посмотрела по карте: эти пейзажи и правда похожи на то, что нам известно о Марсе. А камень красных тонов просто невероятен. Ты знаешь, это одна из самых бесплодных и пустынных областей на планете. В некоторых местах вот уже более пятидесяти лет не выпало ни одной капли осадков! Судя по вашему расположению, не исключено, что в определенные дни небо над вами закроет плотный слой низкой облачности, называемый каманчака[4 - Каманчака (camanchaca) – чилийское название моросящего тумана.], и это может продлиться довольно долго. Что в таком случае будет с солнечными батареями?
У нас все в порядке, желтушка у Натана прошла. Ночи по-прежнему тяжелые, усталость постепенно накапливается, но ничего, все нормально. Не стану же я жаловаться, ведь я наслаждаюсь домашним комфортом, а у тебя почти ничего нет. Не удивляйся, если мои ежедневные послания не будут иметь четкого расписания, главное – наш малыш! Во всяком случае, твои сообщения приходят всегда точно, как по нотам, в этом я узнаю ученого.
Ладно… По поводу фото Натана в приложении: программа, установленная этими типами из НАСА, показывает, что я приближаюсь к допустимому пределу слов. Как мало! Наверное, я буду посылать тебе фото через раз: это позволит мне больше писать. Решай сам, фотография или текст? В худшем случае, мне понадобятся всего три слова, чтобы сказать: «Я тебя люблю».
Элен
День 17-й
Всем привет.
Взгляд на мир 26 июля 2016 года.
Германия: в окрестностях Нюрнберга взорвался оставленный кем-то чемодан, жертв нет.
В Испании арестованы два марокканца, подозреваемые в финансировании Исламского государства.
В докладе сообщается, что двести видов птиц находятся на пороге вымирания.
Австралия: ведется следствие против наместника Ватикана, обвиняемого в сексуальных домогательствах по отношению к несовершеннолетним.
Франция: два молодых человека проникли в жандармерию департамента Од, чтобы поймать покемона.
Потепление климата: в Норвегии обнаружено около сотни погибших северных оленей.
Хиллари Клинтон официально избрана кандидатом на президентский пост. Дебаты Клинтон / Трамп.
До завтра, команда.
День 25-й
График показывает, что сегодня наконец наша с Пэтиссон очередь покинуть купол и идти изучать окрестности. Вот уже сутки я с нетерпением жду этого выхода, однако чувствую, что с моей напарницей что-то не так. Она, которая еще вчера выглядела такой воодушевленной, сегодня добрую часть утра проторчала в своей спальне, хотя обычно одной из первых мчится к себе в лабораторию. Едва цедит слова, почти ничего не ела. Впрочем, она уверяет меня, что все хорошо, просто мы проводим все вместе больше двенадцати часов в сутки, и малейшее нарушение привычного распорядка выбивает нас из колеи.
Мы идем готовиться. Наконец-то я смогу нарушить устойчивое однообразие, пришедшее на смену эйфории первых дней. На несколько часов сбежать из плена датчиков, от некоторого напряжения, царящего в группе, особенно между Оппенгеймером и Джонсоном. Вдобавок к их ежедневным трениям по поводу воды эти двое имеют совершенно противоположные политические взгляды. Джонсон как личное оскорбление воспринял слова немца о том, что американский народ достаточно глуп, что избрать Трампа. «Если Трампа изберут, я немедленно покину миссию!» – возразил Джонсон. Они заключили пари. Я видел, какой электрический разряд проскочил между ними, когда они обменивались рукопожатием.
В комбинезоне, который Пэтиссон помогла мне застегнуть, я чувствую себя комфортно. После тщательной проверки герметичности, а затем и открытия шлюза мы наконец оказываемся снаружи. Целью нашей сегодняшней командировки является продвижение за штурвалом марсохода «Nyx» к гряде вулканов и обнаружение полостей, которые могли бы служить жилищем или убежищем в случае непредвиденных осложнений. Необходимо быть готовыми в условиях Марса быстро эвакуировать базу и обеспечить себе защиту во время жестоких солнечных бурь и сильных излучений.
Мы должны сделать приблизительно двадцать километров туда-обратно, что, грубо говоря, соответствует трети технических возможностей «Nyx». Когда придет время поворачивать назад, напичканный навигационными приборами аппарат подаст нам сигнал. Мы не можем позволить себе зайти за критическую отметку, так называемую точку невозврата, иначе рискуем обратно добираться пешком. А шлепать по такой пустыне…
«Nyx» гениален в управлении, его мощные колеса легко справляются с тряским рельефом и позволяют держать заданный курс. От скорости создается ощущение скользящего по лицу ветерка. Солнце печет сквозь шлем, очень жарко, несмотря на систему охлаждения. Я чувствую себя так, будто заперт в гигантской консервной банке; к счастью, через тоненькую трубочку мне в случае необходимости поступает вода. Краем глаза я наблюдаю за Пэтиссон. Она очень бледная, – похоже, ее мутит. Я выключаю рацию, связывающую нас с остальной группой.
– Что-то не так?
– Солнце прямо жарит… Во время тренировок в этих комбезах было не так душно.
– Хочешь вернуться?
– Нет, все в порядке.
Что-то я в этом сомневаюсь, выглядит она и правда неважнецки. Теперь мы уже далеко от купола, вне зоны видимости команды. Пэтиссон то и дело прикасается к основанию плексигласового пузыря, как будто хочет почесаться.
На отметке 14,2 километра от купола мы пешком подходим к каньону глубиной около десяти метров. Он, будто рана, раздирает красную почву, проходит между горами бурого цвета и исчезает за их обрывистыми склонами. Я по рации информирую наших коллег, что мы начинаем спуск. Мы двигаемся вдоль змейки камней, каждое движение дается нам с трудом: комбинезоны очень тяжелые. Надо внимательно смотреть, куда ставишь ногу. Падение будет роковым для нашей экипировки ценой в несколько десятков тысяч евро.
Очень скоро мы замечаем полости, уходящие в чрево Земли. Когда мы проникаем внутрь одной из них, нас окутывают тени. Я зажигаю фонари, размещенные по обеим сторонам моего шлема, и успеваю разглядеть что-то вроде саламандры-альбиноса, прежде чем она скрывается от яркого света. Выходит, в этой пустыне существуют какие-то формы жизни. Пещера кажется огромной, глубокой: мощные лучи моих фонарей даже не достигают дна этой вгрызающейся в землю гигантской черной пасти. Она может служить идеальным убежищем. И разумеется, никакого риска солнечных бурь на голубой планете; однако я до конца остаюсь в своей роли исследователя и передаю данные GPS нашему физику Клариссе Смит.
Готовый рискнуть спуститься глубже, чтобы увидеть, что? у пещеры в брюхе, я возвращаюсь к Пэтиссон. Она исчезла. И обнаруживаю ее у входа: моя напарница неподвижно сидит в уголке. Словно под анестезией. Подойдя ближе, я замечаю, что глаза у нее покраснели. Она печально поднимает их на меня:
– Моя мать умерла.
Я с трудом усаживаюсь рядом. С этими комбинезонами каждое движение стоит десяти. Она глубоко вздыхает:
– Я много лет вообще не разговаривала с ней, но все-таки это моя мать…
Пэтиссон принимается рыдать. Дыхание ее учащается, щиток шлема запотевает – нарушена вентиляция. Резким движением Элизабет пытается нащупать боковые металлические клапаны, которые обеспечивают герметичность ее шлема. Я хватаю ее за запястья:
– Не делай этого!
В панике она отбивается и вопит. Я крепко стискиваю ее затянутые в перчатки руки и вплотную прислоняюсь своим щитком к ее забралу. Расстояние между нашими лицами – сантиметров двадцать.
– Если ты откроешь, твои датчики немедленно проинформируют команду и Льюиса, что ты разорвала контракт. Я хочу, чтобы прежде, чем что-то сделать, ты хорошенько подумала. Мы психологически подготовлены к тому, чтобы справляться с подобной ситуацией. Возьми себя в руки!
Постепенно ее дыхание замедляется, в конце концов она успокаивается. Пэтиссон опускает голову внутри шлема, который остается неподвижным.
– Расскажи, как ты узнала, – прошу я ее.
– Сегодня утром, в боксе сингулярности… Сообщение от сестры. Лобовое столкновение на национальной трассе… Уснувший шофер грузовика. У нее не оставалось никаких шансов. Ей даже шестидесяти не было.
Я представляю себе весь ужас ситуации, шок Элизабет, ее горе, когда она прочла сообщение. Как бы отреагировал я, если бы что-то случилось с моими близкими? Мы так далеко друг от друга… У меня в наушниках потрескивает рация, Джонсон спрашивает, все ли в порядке. Я ищу ответ в глазах Пэтиссон, она кивает: она выдержит, – но я знаю, что огромная, как этот каньон, рана теперь проходит через ее сознание.
Во время следующего выхода я более подробно исследую эту пещеру. Когда мы возвращаемся к нашему транспортному средству, я как будто замечаю далеко, у самого горизонта, на вершине одной из гор, какое-то сверкание. Словно свет звезды. Это продлилось всего лишь мгновение, и я подумал, что, может, это просто отражение блестящей детали модуля на моем щитке.
Я доставляю нас обратно на базу. По дороге Пэтиссон предается ностальгическим воспоминаниям о Шотландии, о ее суровых просторах насыщенного зеленого цвета, какого больше нигде не увидишь. Тех холодных оттенков ей не хватает здесь больше, чем людей. Темно-зеленого, цвета морской волны и северного неба с брызгами звезд. Она опять плачет, слезы щиплют ей глаза.
Я нажимаю на кнопку, открывающую створки шлюза. После десятиминутного цикла обеззараживания и декомпрессии мы наконец можем снять комбинезоны. Элизабет Пэтиссон идет сполоснуть водой покрасневшие и распухшие глаза. Она решает сообщить всем о печальном событии и заявляет, что остается: Марс – это ее жизнь.
Мы все собираемся вокруг нее. Впервые между нами ненадолго возникает полное единение, даже Оппенгеймер и Джонсон прекращают свои разборки. Жаль, что для того, чтобы это произошло, понадобилась внезапная и такая ужасная смерть.
Бортовой журнал, день 35-й
Дорогой журнал,
победа! Прошло немногим более месяца под куполом, как мне удалось превратить эквивалент марсианской почвы в субстрат для моих растений. Это большой шаг вперед: подобное достижение означает, что вскоре я смогу производить продовольственные ресурсы – особенно зеленые овощи – на основе исключительно марсианских элементов и нескольких граммов микроорганизмов, привезенных мною в пробирках.
Помимо субстрата сенсацией стали мои продукты «домашнего приготовления». Уотсон обожает хлеб и сыр, которые я произвожу из штаммов бактерий. А вот Пэтиссон полюбился мой творог. Ты, возможно, не осознаешь, но то, что произошло за последнее время, – невероятный прогресс. На основе моих микроорганизмов, которые я могу воспроизводить сколько хочу, да вдобавок очень быстро, я способен создавать пищу и надолго наполнять ею шесть желудков.
Прошло десять дней, Пэтиссон чувствует себя лучше, она справилась с шоком от известия о смерти матери. Чтобы обогатить кислородом свои нейроны, мы играем в шахматы. Кстати, у нее явные способности к этой игре.
Помимо исследований Оппенгеймер сконструировал маленького робота на колесиках и назвал его Хронос, он свободно перемещается внутри купола и отсчитывает количество секунд, оставшихся до конца нашей миссии: сейчас больше двадцати восьми миллионов. Не уверен, что это хорошая идея – постоянно напоминать нам, что миссия едва началась.
Немец проводит много времени в боксе сингулярности, пишет там сообщения и отвечает на вопросы анкеты. Мы слышим, как, сидя перед электронными схемами, он разговаривает сам с собой. Вроде как с воображаемым другом. Потому что изоляция, замкнутость могут воздействовать на нервную систему, а я знаю, что он скучает по своей семье.
Джонсон и Смит, наша специалистка по извлечению воды, вот уже пять дней как составляют пару и по крайне мере раз в день по зову гормонов исчезают наверху. Это нас забавляет, в частности, когда они включают музыку, чтобы мы их не слышали. Трения с Оппенгеймером по поводу воды мало-помалу улеглись, особенно после того, как мы научились лучше контролировать ее потребление. Тем более что мы перебираем норму всего-то литра на четыре. Лично я очень горжусь своими ежедневными двадцатью тремя.
В итоге, прошел уже целый месяц, и все у нас хорошо, разве что ночи по-прежнему очень холодные. Еще не пролилось ни капли дождя, но два дня над нами висела каманчака, та знаменитая завеса из слоисто-кучевых облаков, которая все вокруг погружает во тьму и мешает солнечным батареям функционировать с максимальной отдачей. Такое непременно случится и на Марсе, с его-то пыльными бурями. С подобными явлениями надо считаться и затягивать пояса потуже. Зато какое удовольствие видеть, что и с этим можно справиться, даже когда природа устраивает нам непростую жизнь.
Продолжение следует…
День 37-й
Я принял решение разобраться с бардаком, который за долгие дни образовался в Литл-Боксе. Попользоваться, переставить, ничего не вернуть на место – это так свойственно ученым! Джонсон и Пэтиссон предлагают мне помощь, но я отвечаю, что справлюсь сам, да и время у меня есть: за последние дни мои изыскания хорошо продвинулись, и растения правильно развиваются.
Перемещаться в этом контейнере стало невозможно. Повсюду протянуты провода: к ретрансляционной станции, к бойлеру, к солнечным батареям, приборам, выключателям. В шкафах груды беспорядочно наваленных пакетов и банок с продуктами: сушеное мясо, сублимированные фрукты и овощи, макаронные изделия, рис, сухое молоко… Коробки с лабораторными мелочами – халатами, перчатками, бахилами – набросаны кое-как, есть даже старый сломанный велосипед и вышедшая из строя беговая дорожка, – должно быть, их использовали во время предыдущих командировок. Мы явно не первые, кто пользуется этой базой.
Я методично, как могу, освобождаю Литл-Бокс, отправляя барахло в тоннель. Чтобы оптимизировать пространство, намереваюсь по-другому расставить шкафы. И вот, отодвинув один из них от задней стенки, я обнаруживаю металлический чемоданчик: он предусмотрительно припрятан в труднодоступном месте, за фанерной доской, и заперт на цифровой замок с тремя колесиками.
Звук падающего предмета заставляет меня обернуться.
– Кто здесь?
Я устремляюсь ко входу в тоннель, но никого не вижу. Странно, у меня ощущение, будто за мной наблюдают. Прихватив чемоданчик, я сажусь на пол, опираюсь спиной о стенку и принимаюсь одну за другой подбирать комбинации. Спустя полчаса на числе 348 раздается характерный щелчок. Я открываю чемоданчик. В нем нет ничего, кроме серого жесткого вкладыша из пенопласта, предназначенного для того, чтобы удерживать предмет, который, со всей очевидностью, теперь отсутствует, но по форме выемки я тотчас же понимаю, что это было.
Огнестрельное оружие.
* * *
Раскрытый чемоданчик лежит на столе, где установлен наш приемопередатчик. Оппенгеймер с такой силой приглаживает назад свои каштановые волосы, что его веки оттягиваются к вискам.
– Что это значит?
– Что где-то здесь, под куполом, наверняка есть оружие, – откликается док Уотсон.
– То есть ты хочешь сказать, что кто-то из нас прячет ствол?
Уотсон не отвечает. Пэтиссон поднимает глаза на Джонсона:
– НАСА, несомненно, в курсе. Учитывая проверки, которые мы прошли в аэропортах, никто из нас – это очевидно – не мог привезти сюда оружие. Чемоданчик был здесь до нашего прибытия. Пустой или нет – это ты нам скажи. Ты начальник. Тебе известно что-то, чего мы не знаем?
Внутри купола мрачно и холодно. Наши лица освещает только гирлянда светодиодных лампочек. Оборудование в сумерках напоминает таинственный театр теней. Все внимательно вглядываются друг в друга. С тех пор как мы прибыли, каждый регулярно заходит в Литл-Бокс. Любой из нас мог взять это оружие. Джонсон кивает в сторону Оппенгеймера:
– Представь себе, я вообще не в курсе, НАСА говорит мне далеко не все. Но первым сюда прибыл ты. Ты был здесь на несколько часов раньше остальных.
– Ну и?..
– Может, ты решил совершить экскурсию в Литл-Бокс. Тебе этот чемоданчик ни о чем не напоминает?
Напряжение резко усиливается. Оппенгеймер уже готов схватить американца за грудки, но между ними встает доктор Уотсон:
– Не стоит нервничать, это ни к чему. Мы должны доверять друг другу во что бы то ни стало. Совершенно очевидно, что никакой пушки ни у кого нет. Да и зачем нам оружие на научной базе? Но чтобы исключить любые подозрения, предлагаю заглянуть в каждую спальню. Кто-нибудь возражает?
Вглядываясь в лица, я понимаю, что все мы одинаково удивлены и напуганы моей находкой. Пэтиссон нажимает на кнопку передатчика и склоняется к микрофону:
– Пэтиссон – Льюису. 19:02. Жуано обнаружил пустой чемоданчик, спрятанный в Литл-Боксе. Прежде в нем было оружие. Кто его туда положил? Что это значит? Конец связи.
В ожидании ответа мы поднимаемся в мезонин. Под взглядами товарищей каждый проявляет добрую волю. Начинаем с моей комнаты. Матрас поднят, шкаф открыт, вся одежда вынута. В последней спальне Смит, вспыхнув под козырьком своей бейсболки, подхватывает трусики, валяющиеся возле кровати Джонсона. Все немного расслабляются.
