скачать книгу бесплатно
– Нет, прости меня, не могу. Это слишком рискованно. Мои коллеги сейчас начнут обзванивать по списку все одиннадцать пенитенциарных учреждений, где побывала Лутц, рано или поздно они доберутся до Вивонна и узнают…
– Если ты скажешь, что сам уже позвонил сюда и им звонить не надо, то ничего не узнают.
Шарко оставался непреклонным, а на лице Люси был написан гнев. Тем не менее, поднявшись, она предприняла последнюю попытку:
– Значит, ты позволишь мне уйти вот так, ничего не добившись? Даже маленького шанса получить ответы не дашь? А что я скажу Жюльетте, когда она подрастет, – что? Как я объясню ей произошедшее?
Почти выкрикнув эти слова, Люси двинулась к вешалке. Шарко, едва дыша, смотрел ей вслед, и ему казалось, что мир вокруг рушится. Он провел рукой по лицу и прошептал:
– Господи…
Мысли в его голове бешено завертелись, и, когда она уже взялась за ручку двери, он крикнул:
– Ладно!
К нему обернулись сумрачные лица завсегдатаев. Люси снова устроилась рядом с ним. Он встал, подошел к стойке, взял лист бумаги и карандаш, вернулся за столик.
– Ты могла бы освободиться прямо сейчас? На два-три дня?
Люси почувствовала, как в ней растет нечто гибельное, нечто, как ей казалось, давно утерянное: опасный азарт, который стирает в порошок все обещания, все благие намерения. Включая главное: заботиться о Жюльетте, никогда не оставлять ее одну, провожать ее каждый день в школу и встречать у школьных ворот после уроков, в тот час, когда ворота распахиваются и лица расцветают улыбками. Да попросту исполнять свои материнские обязанности. Хищница, которую она считала давным-давно умершей, оказывается, только дремала в ней и вот-вот проснется.
– Да, могу.
– Я бы предпочел, чтобы ты сказала «нет».
– Я и сама бы предпочла. Но я говорю «да».
Пауза. Последние сомнения, которые еще способны все изменить…
– В таком случае слушай меня внимательно. Я полночи разбирался в чеках, счетах, расходах по кредитной карточке Евы Лутц. И обнаружил нечто крайне любопытное. По банковским документам выходит, что двадцать восьмого августа Лутц сняла со своей «Виза Интернешнл» деньги через банкомат в деревушке Монтемон. Это в Савойе, недалеко от горнолыжного курорта Валь-Торанс. А накануне она как раз встречалась в этой самой тюрьме с Грегори Царно и его психиатром.
Комиссар продолжал рассказ, только о двух путешествиях в Латинскую Америку предпочел пока умолчать: чересчур далеко, чересчур рискованно и на сегодняшний день чересчур непонятно, а Люси лучше оставаться на периферии расследования. Пусть у нее создастся ощущение, что она работает и полезна, этого довольно.
– Она сняла со счета двести евро довольно поздно вечером, но Монтемон в общем-то дикое захолустье – так вот, использовала ли она эти деньги, чтобы оплатить там ночлег? С учетом суммы и того, что в Центре приматологии ее не хватились, просто не заметили отсутствия, ночевка должна была быть с субботы на воскресенье. Но почему Лутц так внезапно рванула именно туда, в Альпы? Это тем более любопытно, что – во всяком случае, так сказал мне утром психиатр – в беседе с ней ни доктор Дюветт, ни сам Царно никаких Альп и никакой Савойи не упоминали. Даже намеком.
Шарко записал на бумажке название затерянной в горах деревушки и подвинул листок к Люси.
– Только туда и обратно. И что касается этих дел, я должен оставаться твоим единственным собеседником, понимаешь? Никто, ни один человек на свете, не должен знать, что мы вдруг стали снова работать вместе. Мы больше не знаемся, и точка.
– Ладно.
– Как ты и предлагала, я скажу своим коллегам, что звонил в Вивонн, хотел узнать, что там понадобилось Лутц. А ты попытаешься разобраться, куда ее носило, передашь мне всю информацию, какую нароешь, и вернешься домой, в Лилль. Ты не против?
– Ни в коем случае. Сменить тошнотворное бюро претензий на горы – одно удовольствие. За год я ни разу не брала отпуск: то замещала кого-то, то просто не получалось. Так что, наверное, пора. Поеду прямо отсюда, смена белья у меня с собой.
– Только помни, что ты больше не служишь в полиции.
– Спасибо за напоминание! У тебя есть фотография жертвы?
Комиссар вынул из внутреннего кармана пиджака снимок и положил его на столик перед Люси.
– Лутц была красивой молоденькой девушкой, почти ребенком. Незамужней, как ты, и обладавшей неимоверной жаждой жизни. Она прыгала на резинках с мостов, фехтовала, вкалывала как черт и намеревалась сделать блестящую карьеру. Я хочу найти говнюка, который отправил ее на тот свет. Я заставлю его расплатиться!
Люси почувствовала озноб. Глаза у Франка были такие печальные, голос такой странный… Рассыпав по столу монеты, Шарко вытянул из толстенькой пачки три купюры по сто евро и протянул их Люси.
– Вот – на расходы. Это мое расследование, и тебе нет нужды тратиться.
Люси хотела отказаться от денег, но он вложил купюры ей в руку и сжал ее в кулачок.
– Бери-бери! Ты же знаешь: чего у меня хватает, так это денег.
Он тяжело поднялся. Ему хотелось задать ей кучу вопросов, поговорить с ней о Жюльетте, но он не мог себе этого позволить. Надо сохранять дистанцию. Любой ценой держаться подальше от Люси, подальше от опасного чувства, которое уже овладевает им.
Он снял со стоявшей прямо позади него вешалки так и не просохший плащ.
– Отлично. А теперь мне пора возвращаться, завтра на работу. Еще раз повторяю: все, что связано с Вивонном, останется между нами, хорошо?
Люси продолжала сидеть. Она спрятала деньги, потом ткнула пальцем в фотографию Евы Лутц.
– Дай мне свой телефон, Франк. Он у меня не сохранился.
Шарко молча написал на обороте снимка номер, наглухо застегнул плащ и вдруг, неожиданно для самого себя, но ведь неожиданной была и встреча с Люси, тихо спросил:
– Скажи мне, что говорит тебе Жюльетта, Люси. Она рассказала тебе, что было с ней в те тринадцать дней плена? Она прибегает к тебе ночью, будит? И чего от тебя хочет? Она тебя слушается?
Люси помедлила, прежде чем ответить.
– Жюльетта – просто ангел. Что бы она ни сделала и что бы ни сказала, мне всегда только приятно.
Шарко уже злился на себя, сожалел о том, что втянул Люси в свое расследование. Ей надо вернуться домой, отдохнуть. Он хотел было забрать у нее бумажку с названием горной деревни, но Люси быстро прикрыла листок ладонью.
– Почему, Франк?
Шарко не ответил, только кивнул, прощаясь. Надо же было поддаться слабости! Как он был сам себе противен в эту минуту!
– Позвони мне только в том случае, если что-то узнаешь. И после этого сразу домой.
Он решительно двинулся к двери и вышел под ливень. Снаружи гремело, молнии рассекали темное небо, комиссару чудилось, будто он слился с природой.
А оказавшись наконец в машине, он прошептал:
– Почему? Потому что мы оба прокляты, Люси.
14
Едешь, едешь, а ощущение, что вокруг – безвоздушное пространство…
С тех пор как ближе к полуночи она миновала Шамбери, ориентироваться приходилось только по навигатору. И если верить ему, пути оставалось еще километров пятьдесят.
Одна, никому не известная, смертельно уставшая от дороги с бесконечными поворотами, Люси чувствовала себя затерявшейся в звездной пустыне, но боялась только одного: как бы чего не случилось с машиной здесь, в этом апокалиптическом пейзаже, где вокруг ни души и ни огонька, даже небесного. Может быть, днем горы и прекрасны, но ночью они кажутся разгневанными великанами, застывшими чудовищами с обледенелыми телами, рвущими горизонт и заглатывающими любой светлый лучик. Люси представляла себе Еву Лутц в той же ситуации и пыталась понять, какая неведомая сила вынудила девушку преодолеть немалое расстояние в самый разгар работы над диссертацией, понять, что влекло ее во тьму.
Нотр-Дам-де-Крюэ, селение-призрак, затерянное в горах, она проехала за несколько минут. Казалось, все тут вымерли, не шелохнулась ни одна тень. Легко было представить, что все местные жители покоятся в своих могилах. Люси часто думала, чем люди могут заниматься в такой глуши, где ближайшая больница километрах в пятидесяти, а самая большая площадь размером с парижскую однокомнатную квартиру.
Четверть часа спустя Люси наконец добралась до Монтемона. Глаза уже не видели, челюсти ныли, затылок разламывался. Перед ней на приборном щитке была фотография Евы Лутц. Хорошенькая улыбающаяся девушка, брызжущая молодостью и силой. Рядом с фотографией – пустая бутылочка от воды, упаковка от сандвича, листок бумаги с телефоном Шарко. Люси вновь увидела его в полутемном кафе. Он выглядит как наширканный под завязку неизлечимый наркоман. Тигр превратился в котенка, стал слабым и уязвимым. Как только ему удается каждое утро поднимать себя с постели и выискивать в себе мотивировку для очередного рабочего дня? Я хочу найти говнюка, который отправил ее на тот свет. Я заставлю его расплатиться! Он сказал это таким холодным, таким бесстрастным тоном. Она успела разглядеть крупные купюры в его бумажнике – там, наверное, не меньше двух тысяч наличными. Люси знала, что после смерти жены и дочери Франку выплатили громадную страховую сумму. Он мог бы обеспечить себе прекрасный отдых, жить где-нибудь на солнышке, но он предпочел снова выйти «на землю» и топать по грязным улицам. Почему он обрек себя на ежедневное страдание?
Дорога опять стала узкой. Около полутысячи душ рассеяно по этой чаше среди гор. Желтоватые пятна усталых уличных фонарей, облупившиеся фасады, немногочисленные спящие автомобили по обочинам. Городок, отрезанный от мира, горсточка домов, брошенная Господней рукой с неба в самое сердце Альп.
Навигатор показал, что Люси прибыла на центральную улицу, где находился банкомат. Свет фар выхватил несколько жалких витрин. Должно быть, Лутц, как и она сама, припозднилась, приехала сюда ночью, и ей понадобились деньги, чтобы оплатить ночлег. После десятиминутного кружения по ближайшим к банкомату улицам внимание Люси привлекла светящаяся вывеска, на которой красовался довольно-таки аляповатый сурок. Здравствуй, безвкусица!
Гостиница «Десять сурков» стояла чуть в стороне от дороги, на другом конце деревни. Обычный, ничем не примечательный дом с выбеленным фасадом, деревянными балкончиками и воротами в ограде. Сколько тут может быть номеров? Максимум десять. Люси припарковалась на посыпанной гравием стоянке, вылезла из машины и долго с наслаждением потягивалась. Правда, воздух оказался прохладным, ветерок пронизывающим, и она вынуждена была натянуть на себя куртку. Достала из машины сумку, где, кроме джинсов, двух футболок и белья, ничего не было…
Было около двух часов ночи, когда она поздоровалась с портье, дядькой лет шестидесяти в нижнем белье, с обычной для горца здоровенной бородой, седыми волосами и черными глазами. Он смотрел на первом итальянском канале передачу о животных, если, конечно, это можно назвать «смотрел».
– Добрый вечер! Найдется у вас номер?
Портье взглянул на новоприбывшую сонными глазами, затем перевел взгляд на доску, заполненную ключами больше чем на три четверти. Очереди из клиентов здесь явно не наблюдалось.
– Si, signora[10 - Да, синьора (ит.).]. Восьмой свободен. Ваше имя?
Итальянец с ярко выраженным акцентом, долгое раскатистое «р». Люси с ходу сочинила:
– Амели Куртуа.
Портье записал имя и фамилию в журнал.
– Сколько вы у нас пробудете?
– День или два, как получится.
– Туристка?
Люси показала ему фотографию Евы Лутц:
– Эта девушка, возможно, побывала здесь дней десять назад. Если точно, то двадцать восьмого августа. Вы ее видели, узнаёте?
Горец посмотрел на фотографию, потом на Люси, потом снова на фотографию, вид у него при этом был встревоженный, и Люси читала в его угрюмом взгляде: человек устал и меньше всего хочет лишних забот на свою голову.
– Вы из полиции?
– Нет. Ева – моя единоутробная сестра. Она уехала за границу, не оставив нам адреса. Я делаю все возможное, чтобы ее найти. Мне говорили, что вроде бы она заезжала сюда и останавливалась в вашей гостинице. Вы тут один работаете?
Портье недоверчиво взглянул на нее, нацепил на нос очки, изучил фотографию как следует, открыл свой журнал, перевернул пару страниц и указал пальцем на строку с какими-то каракулями:
– Да. Вот. Ева Лутц.
Люси сжала кулаки – вот и закончился первый этап. А портье молчал и, похоже, старался что-то припомнить. Затем он снова вгляделся в фотографию, и глаза его слегка блеснули. Люси поняла: вспомнил! Вспомнил, она уверена. Но заговорила просительным, неуверенным тоном:
– Подумайте, пожалуйста… Ева стояла там, где стою сейчас я. Попытайтесь вспомнить!
Портье так сжал губы, что его рот совсем исчез в бороде, и показал на номер телефона, записанный в журнале как раз под именем молодой женщины.
– Это телефон моей сестры? – спросила Люси.
Бородач, почесывая в седой шевелюре, вытащил из кармана мобильник.
– Pazienza, pazienza![11 - Погодите-погодите! (ит.)] Мне кажется, этот номер… он есть в адресной книжке моего собственного телефона. Curioso![12 - Странно (ит.).]
В секунду Люси забыла об усталости, обо всех своих проблемах: она напала на след девушки, с которой даже не была знакома, в ней проснулся охотничий азарт, она ощутила прилив адреналина. Охота – лучший из наркотиков, помогающий забыть самые страшные беды.
– Ну да. Вот он. Это номер его мобильного.
На экранчике телефона портье высветились имя и фамилия: Марк Кастель. Люси почувствовала, что в горле у нее сохнет.
– Кто это?
– Марк… проводник по высокогорью. Я часто рекомендую его туристам, которые намереваются полазить по скалам или подняться в горы. Наверное, я записал его номер в журнал, чтобы девушка списала, но точно не помню.
Люси нахмурилась.
– А куда Ева собиралась с этим проводником? Зачем он ей понадобился?
– Понятия не имею. Все, что я могу вам о ней сказать, это то, что номер она взяла на две ночи и в понедельник с утра уехала совсем… Вам бы лучше у самого Марка спросить. Он живет в Валь-Торансе. Могу объяснить, как туда добраться.
– Замечательно.
– Только предупреждаю: выехать надо рано-рано, чтобы добраться до места максимум… да, максимум к семи. Потому что потом Марк уйдет в горы, и ищи-свищи его до вечера.
Портье нарисовал приблизительную схему пути до Валь-Торанс, протянул бумажку Люси, она поблагодарила и протянула ему только что полученный ключ от номера.
– А можно мне поселиться в шестом? Если верить вашему журналу регистрации, Ева останавливалась именно в нем.
Шестой номер оказался уютным, но совсем крохотным. Туалет с душем, где спина упирается в стенку, односпальная кровать, телевизор размером с книжку. Единственное окошко выходило на что-то черное и бесконечное – наверное, как раз на гору. При слабом свете ночника Люси опустилась на кровать, со вздохом облегчения скинула обувь и, задумавшись, долго-долго растирала ноги. Перед глазами мелькали лица: Шарко, Лутц, Царно… Что их связывает? На первый взгляд ничего. Но что-то же есть? Что? Цепь случайностей, простое совпадение, судьба? Или что-то более существенное?
Она осторожно вытащила из кармана джинсов и засунула под перину маленький прозрачный медальон – овальную пластиковую рамочку с крючком, в которую была заключена фотография двойняшек. Последний совместный снимок ее девочек. Живая слева, погибшая справа. Люси сделала больше десятка таких медальонов и прикрепляла их, где только могла – в машине, дома, цепляла к одежде. Куда бы она ни направлялась, дети были с ней.
Они будут с ней до ее последнего вздоха.
Целых десять минут она писала эсэмэску дочери. Завтра утром Жюльетта получит ее и прочтет за завтраком – перед тем, как положить телефон в новенький ранец.
Раздевшись, помывшись и настроив будильник мобильного телефона, она села на кровать, взвесила в руке свой «манн 6,35», погладила рукоятку, со вздохом дотронулась до спускового крючка. Пистолет словно возвращал ей запахи бригады: крепчайшего кофе, только что распечатанных на принтере документов, сигарет, которые курили коллеги. Сколько уже времени она не думала об этом отрезке жизни? Оружие было заряжено, достаточно снять его с предохранителя и… Раз уж она снова влезла в шкуру полицейского, надо играть роль до конца. И все-таки она надеялась, что пистолет никогда ей больше не понадобится. Потому что из него убивают.
Вещь из прошлого…
Люси положила пистолет на тумбочку, откинулась на матрас, заложила руки за голову и уставилась в потолок. Этот номер нагоняет депрессию, внушает желание покончить с собой. Ни звука, только вода иногда побулькивает в трубах. Так тихо, что кажется, слышишь дыхание гор. Мрачные черные легкие, гранитные альвеолы… Она повернулась на бок, погасила свет и свернулась клубочком.
Кромешная тьма.
Вдруг ей вспомнилась Ева Лутц. Люси же ничего не знает об этой несчастной девушке! Встретилась ли жертва глазами со своим убийцей? Поняла ли в последние мгновения, за что ее убивают? Вот Клара не поняла… Она ушла из этого мира, крича: «Мама! Мама! Мама!»
