скачать книгу бесплатно
8
«Высокая трибуна», номер от 8 февраля 2001 года, издание филиала газеты в регионе Рона—Альпы.
По сведениям, полученным из жандармерии Монферра, вчера утром там было обнаружено тело женщины примерно тридцати лет. Труп нашли на рассвете в той части горного озера Паладрю, которая замерзла, у деревни Шаравин, это в пятидесяти километрах от бальнеологического курорта Экс-ле-Бен. Служителей правопорядка вызвал один из местных жителей, наткнувшийся на мертвое тело во время утренней прогулки. Женщина была полностью одета, документы оказались при ней. Причины смерти определит вскрытие, порученное Институту судебно-медицинской экспертизы Гренобля. Но что это? Несчастный случай или преступление? Ко второй версии заставляет склониться то, что автомобиль жертвы вблизи от места трагедии пока не найден, тут любой невольно задастся вопросом: что же понадобилось этой женщине в такой холод на краю озера с обрывистыми берегами? Тем более что здесь уже было зарегистрировано несколько несчастных случаев.
Оливье Т.
Люси думала об ужасном происшествии, о котором только что прочитала в машине.
Смерть от утопления посреди зимы… Гипотеза об уголовном преступлении. Почему Кристофа Гамблена так заинтересовала эта заметка десятилетней давности? Было ли закончено дело? Чем? А в трех остальных газетах, взятых журналистом из архива, тоже нечто подобное? Люси еще не успела туда заглянуть, она и так опаздывала на десять минут, но отныне ее терзало одно желание – разобраться, почему Кристоф Гамблен проводил время в подвале «Высокой трибуны» и даже брал ради этого отгулы.
Она на несколько секунд задержалась у мастодонта из красного кирпича напротив Аустерлицкого вокзала, по ту сторону Сены, и подумала со страхом: «Дом мертвых», куда людей, которые еще совсем недавно были живыми, привозят, чтобы разрезать на куски… Слева, из метро, выходили тени. Станция «Набережная Рапе». Указатели: там – площадь Италии, там – Бастилии, привлекательные для туристов места… А подозревают ли эти гуляющие или идущие с работы люди, что самые ужасные преступления самым внимательным образом расследуют в двух шагах отсюда, вон в том, затерявшемся в городском пейзаже, здании?
Люси поежилась. Белые хлопья скапливались на ее куртке, на крышах машин и домов. Казалось, будто время остановилось и обычный для столицы гул заглушили снежные завалы… При тусклом свете фонарей лейтенант полиции Энебель чувствовала себя так, словно ее заманили в декорации фильм-нуар.
Она собралась с духом, открыла дверь Парижского института судебной медицины, вошла. Ночной охранник проверил ее бумаги и сказал, в каком зале будет производиться аутопсия Кристофа Гамблена. Набрав в грудь побольше воздуха и стараясь шагать побыстрее, Люси углубилась в бесконечные коридоры, освещенные неоновыми лампочками. В голове ее уже зароились образы один страшнее другого. Она видела маленькие, такие маленькие сожженные тела, она ощущала запах горелой плоти, до того кошмарный, что не описать никакими словами. Призраки гнались за ней, детские голоса, голоса девочек, преследовали ее в этих стенах особенно назойливо и окунали в липкий ужас. Не надо было, не надо было ей тогда присутствовать на вскрытии одной из близняшек! В том, что она почувствовала и пережила в тот день, не оставалось ничего человеческого.
Сейчас бы вернуться, но нельзя даже подумать о том, чтобы уйти с полдороги, и Люси еще ускорила шаг: уж лучше оказаться в прозекторской побыстрее! Ей стало чуть-чуть спокойнее при ярком свете хирургических ламп, рядом с Полем Шене и фотографом из уголовки, только все равно приходилось смотреть на труп… он совсем голый, совершенно белый там, на столе, и каждая рана, каждый синяк напоминают об аде, через который пришлось пройти жертве.
– Нехорошо, что ты здесь, Люси, – покачал головой Шене. – Думаю, Франк об этом не знает?
– Правильно думаешь.
– Потому что ведь даже полтора года спустя возможен перенос, ты…
– Я ко всему готова, и никакого переноса не случится. Тело Гамблена не имеет ничего общего с другими… с телами девятилетних малышек… Я смогу, я выдержу, ты же понимаешь?
Шене задумчиво потеребил свою коротко подстриженную бородку:
– Да. Ну ладно… Я его уже измерил, взвесил, сделал рентгеновские снимки. Первые фотографии тоже сделаны. Чтобы выиграть время, я и внешний осмотр уже провел: сегодня в десять вечера по ящику концерт Мадонны, и…
– И к каким выводам ты пришел?
Шене подошел к «клиенту», отныне находящемуся только в его власти. Люси вспомнился паук, который опутывает свою жертву паутиной, прежде чем «поместить на склад». Она тихонько вздохнула и тоже приблизилась к столу. До чего же трудно выносить взгляд уже остекленевших глаз покойника…
– Надрезы были сделаны тонким лезвием… – Поль взял в руки скальпель, – вроде этого, очень тонким и очень острым. Исхожу из того, что оружие прошло сквозь одежду как сквозь масло: края в местах, где острие проникало в ткань, не разлохматились. Надрезы зарубцевались по-разному. Сначала он резал руки, потом перешел к животу и ногам. Тридцать восемь надрезов примерно… да, я сказал бы, примерно за час. Жертва тогда еще была в одежде.
Люси осталась в куртке – в прозекторской слишком холодно, чтобы можно было раздеться, да и откуда тут взяться хотя бы крохам тепла. Скрестив руки, она судорожно впилась пальцами в нейлон. Убийца истязал жертву, прежде чем сунуть ее в морозильник.
– Вот сукин сын.
Поль Шене переглянулся с фотографом и кашлянул:
– На коже лодыжек и запястий много повреждений: парня связали, он пытался освободиться, но ничего не вышло.
– Сексуальное насилие?
– Никаких следов.
Люси потерла себе плечи. Говнюк, который покалечил Кристофа Гамблена, хоть от этого кошмара его избавил.
– Пытал, потом заморозил?
– Похоже, да. Ни одна из ран, нанесенных скальпелем, не была смертельной.
– То есть убийца не паниковал и не действовал в состоянии аффекта.
– В любом случае надрезы недостаточно глубоки, чтобы жертва могла потерять много крови. Тебе наверняка когда-нибудь случалось порезать палец о лист бумаги: ужасно больно, но крови почти нет – так и тут.
Люси делала долгие паузы между вопросами. Она глаз не могла оторвать от израненных пальцев жертвы. Кристоф Гамблен царапал ногтями лед до крови. Кристоф Гамблен не хотел умирать, он хотел вырваться из стиснувших его ледяных стен. Но не смог.
– Как ты считаешь, убийца хоть сколько-то петрил в анатомии?
– Трудно сказать. Такое мог сотворить кто угодно. Он делал все это… – Поль щелкнул пальцами, – просто ради того, чтобы причинить боль.
– А что ты думаешь о времени смерти?
– Я изучил графики температуры и характеристики морозильной камеры. Думаю, смерть наступила где-то к полуночи, плюс-минус два часа.
Шене продолжал готовить инструменты:
– После вскрытия нам нужно будет поговорить о гренобльском деле, досье по которому мне прислали ближе к вечеру. А ты-то в курсе?
Люси вспомнила хронику происшествий, которую читала в машине и которая так ее взволновала:
– Паскаль Робийяр в двух словах пересказал мне историю с утопленницей из горного озера. Я здесь еще и поэтому.
Поль крепко завязал на спине синий форменный халат и встал по другую сторону стола, на котором лежал труп. Лицо судмедэксперта было серьезным.
– Тебе лучше чуть отодвинуться, Люси, я сейчас сделаю разрез и вскрою тело…
– Да ради бога! Все будет в порядке.
Патологоанатом взялся за работу. Маску он не надевал. Люси знала: однажды Поль Шене догадался, что жертва наглоталась рома, только по запаху, исходившему от вскрытого им желудка. Почувствовав, что ноги стали держать хуже, она все-таки отступила на несколько шагов. Первую стадию аутопсии – когда с лица снимают кожу, чтобы получить доступ к черепу, а затем и к мозгу, – наблюдателю особенно трудно выдержать. Потому что, во-первых, тут подключается пила и брызжет кровь вперемешку с осколками костей, а во-вторых и в-главных, у мертвого человека отбирают то, что в нем еще оставалось человеческого: глаза, нос, рот.
Шене действовал строго по инструкции, а фотограф без передышки снимал: отпечатки можно будет использовать, например, в суде вместе с заключением судмедэксперта. Вскрытие черепа и извлечение головного мозга, разрез кожи от подбородка до лобка, чтобы получить доступ к грудной и брюшной полости, изъятие из глазных яблок стекловидного тела… К концу первого часа аутопсии все органы жертвы были взвешены и внимательно изучены под лампой. Не только затем, чтобы выявить наличие повреждений, – внешний вид органа и особенно окраска могут показать, имело ли место отравление: если ткани малиново-красные – углеродом, если алые – цианидами… Бурые и красноватые жидкости стекали со стола из нержавеющей стали в расположенный под ним слив. Точными, до миллиметра выверенными движениями патологоанатом вскрыл желудок и стал исследовать содержимое. Взял пробы и поместил их в две специальные пробирки, каждую из которых аккуратно надписал. Затем перешел к мочевому пузырю и здесь тоже взял пробы.
– В пузыре полно мочи. Сильное охлаждение, должно быть, помешало ему облегчиться. Все это пойдет к токсикологам.
Люси провела рукой по лицу. Запахов она больше не чувствовала: ее обонятельные клетки пресытились, – но ощущала, что выпотрошенное тело, разложенное перед ней на столе, не превратилось в кучу требухи, что это человек и что он кричит о своей боли, муках, бессилии. Она подумала о родителях Гамблена. Наверное, новость им уже известна, наверное, они еще не пришли в себя. Их мир никогда больше не будет таким, как был. Она попыталась представить себе лица, реакции этих незнакомых ей людей. Был ли Кристоф их единственным сыном? Общался ли он с родителями?
Люси почувствовала, как перемещается во времени и пространстве. В прозекторской внезапно смерклось, и Энебель оказалась за ее пределами. Услышала, как стучат в двери ее квартиры… Ночью… Увидела, как загорается свет в темных комнатах – далеко, очень далеко от нее… Маленькое сожженное тельце, только ножки остались нетронутыми – наверное, были чем-то защищены от огня…
От света хирургической лампы стало больно глазам. Люси вдруг развернулась, кинулась к двери, толкнула, шатаясь, выбежала в коридор. Ее вырвало, и она соскользнула по стене, зажав голову руками. Все вокруг кружилось.
Чуть позже подошел Шене:
– Может, пойдешь приляжешь?
Люси покачала головой. Во рту было скверно, на глазах выступили слезы, она с трудом поднялась:
– Прости, со мной сроду такого не случалось, я думала, что…
Она замолчала. Шене взял ее под руку и, поддерживая, повел по коридору.
– Сейчас все уберу. Не переживай: дело просто в небольшом раздражении окончаний блуждающего нерва. Я закончу вскрытие без тебя, а им скажем, что ты оставалась до конца. Можешь сейчас пойти в мой кабинет, он на втором этаже, – отдохнешь в кресле. Все пробы для токсикологов я принесу тебе туда.
Люси отказалась:
– Нет, не хочу. Ты должен рассказать мне о гренобльском досье, надо…
– Ладно, увидимся в кабинете через час. Чтобы слушать то, что я тебе расскажу, нужны ясные мозги…
Поль повернулся и ушел в прозекторскую. Дверь за ним уже захлопнулась, но голос еще звучал:
– …потому что история странная. Очень и очень странная.
9
Запыхавшийся Шарко вихрем ворвался в комнату, где еще сидели за работой Паскаль Робийяр и Никола Белланже. Коридоры дома номер 36 в том крыле, где Уголовная полиция, между тем опустели. Коллеги из других групп большей частью вернулись домой, к семьям, или беседуют с приятелями за стаканчиком в каком-нибудь столичном баре.
Белланже, заметив Франка, встал, сунул под мышку ноутбук, и они вместе отправились в свободный кабинет. Никола зажег свет, поставил компьютер на стол и, открыв крышку, включил.
– Жандармы из Плёбьяна прислали мне мейлом фотографии местного зала для празднеств. Смотри.
Шарко, ухватившись за спинку стула, уставился на монитор, но почти сразу же ему пришлось сесть: ноги не держали. Снежинки на его седеющих волосах и на плечах его черного плаща еще не растаяли.
– Ты сказал «Плёбьян»? Точно – Плёбьян? Тот, что в Бретани?
– Да, Плёбьян в Бретани. А что, ты его знаешь?
– Это… это город, где родилась моя жена… Сюзанна…
Теперь Франк смотрел в пол, и длилось это довольно долго. Сколько лет он не произносил названия этого крохотного городка в Кот-д’Армор? На него мгновенно нахлынули странные воспоминания. Запахи гортензий, разогретого сахара, перезрелых яблок… Он увидел, как Сюзанна, смеясь, кружится под кельтскую музыку… Шарко казалось, что это забыто навсегда, но вот поди ж ты – вот оно все, вот оно – отпечатавшееся где-то глубоко в мозгу.
– Это он… – выдохнул комиссар.
Белланже сел напротив подчиненного. Как и все, он знал об ужасном прошлом Шарко, жену которого девять лет назад похитил серийный убийца. Франк, найдя ее, хладнокровно уничтожил преступника, но несчастная молодая женщина от пережитого потеряла рассудок, а в конце 2004 года погибла вместе с маленькой дочкой: их обеих сбила машина на повороте шоссе. Шарко рухнул тогда на дно пропасти и по-настоящему так из нее и не выбрался.
– Кто «он»? – спросил Белланже.
– Убийца Фредерика Юро[19 - См. роман Франка Тилье «Проект „Феникс“» («ГАТАЦА»).].
Капитан полиции попытался понять, куда гнет Шарко. Белланже слышал о деле Юро, которым занимался коллега когда-то в другой группе. В 2001 году суд признал, что Фредерик Юро убил своих дочерей, утопил их в ванне, будучи в состоянии невменяемости, потому не может считаться ответственным за свои действия, и после весьма хаотичного процесса его отправили в психиатрическую больницу, где преступник провел девять лет. Расследование тогда вела команда Шарко, и Франк участвовал в задержании.
Некоторое время спустя после того, как Юро выпустили из лечебницы, его продырявленный отверткой труп был найден в Венсеннском лесу, в его же собственной машине. Разбираясь с местом преступления и уликами, криминалисты обнаружили на теле жертвы следы ДНК Шарко.
Комиссар провел по лицу руками и тяжело вздохнул:
– В августе две тысячи десятого на трупе Юро нашли волосок из моей брови, теперь в родном городе Сюзанны – мою кровь. Какому-то психу известно мое прошлое и прошлое моей жены, и он использует мой биологический материал, чтобы впутать меня в свои бредовые действия и обратиться ко мне…
Никола Белланже повернул ноутбук к Шарко, чтобы тому был виден экран, по которому пошли, один за другим, сканы фотографий: взломанная дверь зала для празднеств, кровавые буквы, написанные на белой стене тонкой палочкой…
– Не понимаю! Как он смог раздобыть твою кровь?
Франк встал и подошел к окну, выходящему на бульвар Пале. Он смотрел на тротуар, на редкие машины, отважившиеся двигаться по только что выпавшему снегу… Кто-то явно его преследует, наблюдает за ним, с азартом копается в его жизни.
– А где Люси? – спросил он, внезапно обернувшись.
Белланже стиснул зубы, вид у него стал тоскливый.
– Я отправил ее на аутопсию.
Этого нервы Шарко уже не выдерживали, он заметался по комнате:
– На вскрытие?! Черт побери, Никола, ты же знаешь…
– Все были заняты, никого не оставалось под рукой. И она меня заверила, что все будет в порядке.
– Еще бы она тебя не заверила! Что ты хочешь, чтобы она сказала? В порядке!
Франк лихорадочно набирал номер подруги. Набрал. Никто не ответил. Он еще больше разнервничался, швырнул мобильник на письменный стол и вернулся к компьютеру:
– Все, о чем мы сейчас говорим, пока ни в коем случае не должно стать известно нашим, а главное – Люси, согласен? Эта история, эти снимки… Я сам с ней поговорю при случае. Даешь слово?
– Зависит от того, что ты сейчас мне расскажешь.
– За последнее время мне сделали несколько анализов крови. Люси не в курсе, что я сдавал кровь.
– Что-то серьезное?
– Нет-нет. Просто хотел убедиться, что со здоровьем все в порядке, что у тела есть еще какой-никакой запас прочности… Стандартный набор исследований, ничего особенного, просто мне не хотелось, чтобы Люси беспокоилась понапрасну. Так вот, где-то с месяц назад на медбрата, который брал у меня кровь, напали почти что рядом с нашим домом, около парка Розария. Ему съездили по башке, его обыскали и забрали все, что нашли: деньги, часы, документы. И чемоданчик с пробирками, в которых были взятые им с утра анализы, в том числе и мои. Думаю, кровь, которой писали на стене зала для празднеств, именно оттуда.
Белланже взвесил в уме услышанное. Если комиссар говорит правду, грабитель, о котором идет речь, совершенно ненормальный.
– А есть словесный портрет того, кто напал на медбрата?
Шарко покачал головой:
– Насколько я знаю – нет. Парень тогда подал заявление в комиссариат Бур-ла-Рен, мне позарез надо выяснить, что они успели накопать. Возможно, у них появились приметы, какие-то версии…
Белланже повел подбородком в сторону монитора:
– Ты что-нибудь понял из его послания? Теперь, когда ты мне все это рассказал, совершенно очевидно, что неизвестный обращался именно к тебе. Совершая свой странный поступок, он точно знал, что жандармы отправят кровь со стены на анализ, а анализ приведет к комиссару Шарко.
Франк наклонился, опираясь обеими руками на стол, посреди его лба вздулась и запульсировала синяя жилка.
– «Бессмертных не бывает. Душа – это навсегда. Она ждет тебя там». Ни черта не понимаю. Кто меня ждет и где?
