Моя подружка

скачать книгу бесплатно


– Мне будет очень жалко с тобой расставаться, – сказала, наконец, Наяда. – Не подумай ничего такого, просто твои сильные эмоции… я их чувствую. Ну, знаешь, как если бы ты стояла рядом с огромным букетом дивно пахнущих роз, и тебе хотелось бы побыть рядом подольше, наслаждаясь этим ароматом. Как бы тебе объяснить, чтобы ты не сочла меня сумасшедшей… Я чувствую твои эмоции. Они разные, как мне кажется, ты будто то на вершине блаженства, то падаешь вниз с бешеной скоростью. Не могу точно понять, как это происходит, но я ощущаю на себе отголоски эмоций людей, они частично проникают в меня, одаряя похожими чувствами. Это помогает мне, в свою очередь, почувствовать, что я ещё здесь, ещё в этом теле. Самой испытать что-то подобное мне уже не под силу. Знаешь, последние пять лет моя душа совсем ничего не чувствует. Ни гнев, ни злобу, ни восторг, ни наслаждение – ничего нет, осталось только бесцветное «нормально». Душа словно обессилила. Как будто меня посадили на жёсткую диету: ни сладкого, ни солёного, ни кислого – всё никакое. И сам превращаешься во что-то серое и неопределённое.

Она помолчала, продолжая с отрешённым видом смотреть в никуда.

– Сначала я думала, это просто депрессия, всё пройдет, когда вылечусь. Через много месяцев психоаналитик сказал, что я уже выздоровела, но мои чувства – они так и не вернулись в норму. Конечно, я расстроюсь, если, например, разобью машину. Или обрадуюсь новой сумочке. Но, поверь, это как будто одна трёхсотая от того, что было раньше. Знаешь, как у Снежной королевы: она заморозила Кая, и он лишился своих чувств. Так и я. Только нет Герды, которая могла бы меня спасти. Я с каждым годом всё больше становлюсь похожей на ледышку. Не так давно я стала замечать, что сильные эмоции людей, когда я с ними сталкиваюсь, как будто проникают через ледяную корку моей души и немного согревают то, что внутри. Это не то чтобы доставляет мне радость, но помогает вспомнить, что я ещё человек и должна что-то чувствовать. Когда я это поняла, то решила, что нашла свою терапию, которая должна мне помочь. Но, к сожалению, общаясь с разными людьми, я осознала, что бо?льшая их часть страдает той же болезнью, только они не знают или не хотят это осознавать. Они выглядят великолепно, но внутри пустые, бездушные и сами отчаянно ищут тех, кто ещё живёт не только показной, внешней, но и насыщенной внутренней жизнью. Разочарование от этого открытия было очень велико. Я-то считала, что это только со мной что-то не так, а оказалось, что живу в мирке полуманекенов. Хотя нужно признать, что из них я самый неживой манекен.

– Твой спутник тоже такой? – спросила я, ощущая лёгкое состояние дежавю.

– Абсолютно. Свою душу он обменял на состояние уже давно. Правда, вышла неувязочка: душа ушла, но совесть осталась. И эта совесть отравляет ему жизнь. Алкоголь, казино и стрип-клубы – с их помощью он пытается справиться с этим. Я, конечно, презираю его, но осуждать не вправе, он в меньшей степени манекен, чем я. Муки совести не дают ему забыть, что он ещё живой, я же даже на ненависть не способна. Впрочем, злорадствовать мне не приходится: его мучает совесть, а меня – память. Почему она не замерзла вместе с душой?.. Я помню, какой была раньше, помню, как проживала свои потери, помню радости влюблённости, но… уже не могу этого ощутить. Это ужасно. Как будто смотришь фильм про себя и понимаешь, что ты всего лишь зритель и героиней никогда не станешь. Так вот, я всё это к тому, что твои эмоции – сильные, настоящие, они проникают внутрь меня, и я их чувствую. Таких, как ты, очень мало.

– Не завидуй, – сказа я. – У всего есть обратная сторона. Моё тело конечно по сравнению с безграничной душой. Оно не выдерживает её возможностей. Выражается это в болезнях, у меня их целый букет. Не буду вдаваться в подробности, но они достаточно серьёзны и неизлечимы. Они потихоньку убивают моё тело. Конечно, я лечусь, своевременно делаю операции, прохожу обследования и принимаю лекарства. Но всё это не может избавить меня от болячек, помогает только облегчить и замедлить ход развития болезней. Я как скорпион, который жалит сам себя.

– Как интересно, – сказала Наяда. – Мы с тобой два сапога пара: то, чего нет у меня, у тебя с излишком. Поделись со мной!

– Я бы с радостью, если б знала, как это сделать. Управлять своими чувствами мне не под силу: в этой, что сидит сейчас перед тобой, мне подчиняются только конечности. Всё остальное бушует внутри, невидимое постороннему глазу. Я тщетно пыталась договориться со всеми, призывала клетки своего тела не атаковать самих себя, уговаривала свою душу не разрушать нервную систему, а иммунитет – защищать организм. Но почему-то мой мозг не в силах повелевать работой организма – это расстраивает больше всего. Думаю, учёные-биологи работают не в том направлении: клонирование и биороботы – зачем нам это, если мы до сих пор не можем самостоятельно навести порядок в процессах работы своего организма с помощью собственного мозга, который отдаёт сигналы органам.

– Интересная мысль, я никогда не задумывалась об этом. Как тебе это пришло в голову?

– Профессиональная деформация. Я пишу, много думать и анализировать – часть профессии. Знаешь, это ужасно утомляет, но судьбу, как и времена, не выбирают, с ней живут и умирают. В моём случае скорее – живя, умирают.

– Странно. Не похожа ты на безнадёжного, умирающего больного. Как тебе это удаётся?

– Это несложно. На самом деле, мы выглядим так, как чувствуем себя. Нет, скорее, так, как хотим, чтобы мы себя чувствовали. Для меня диагноз – это только запись в медицинской карте. Я вспоминаю про него, только когда прихожу в поликлинику или ложусь в больницу, я не живу этим. Я живу своей интересной насыщенной жизнью с другими заботами и интересами. Мне кажется, что смертельно больные пациенты выглядят так не потому, что смертельно больны, а потому что сами хотят или соглашаются такими быть.

Одиссей

«Хочется жить и поцелуев!»

Вера Мусаелян.

Ну что, подруга, ты меня прости, но настало время с тобой расправляться. Сегодня четвёртый день после операции. Четвёртый день специальная радиоактивно-заряженная пластина медленно убивает мою подругу в глазу. Мой строгий, с военной выправкой, врач уже сообщил мне, что видит первые процессы разрушения, моя подруга плачет кровоизлиянием. Прости, дорогая, но дальше нам не по пути. От тебя, конечно, было много пользы, но ты ведёшь меня в другой мир, а у меня ещё много неоконченных дел в этом. Нельзя подводить своего издателя (для меня он всегда был хитроумным Одиссеем), бедняга взял слишком большую квартиру в ипотеку. А ещё молодая жена, дети от предыдущих браков. Ему нужен стабильный хороший заработок на следующие десять лет. И он на меня надеется, моя первая книга так хорошо пошла и продолжает продаваться, что старик, судя по выражению его лица, уже подумывает, а не прикупить ли ему новую машину для любимой подружки. А тут я со своей меланомой. Бедняга был сильно расстроен, до сих пор помню его растерянное выражение лица, когда я огорошила его своим диагнозом.

Огромный зеркальный кабинет, двадцатый этаж современного комфортабельного офиса в центре подстёгивал его и без того высокое самомнение. Одиссей всегда холёный, а в тот день особенно, в идеальном костюме почему-то тёмно-фиолетового цвета (явно молодая жена постаралась) и белоснежной рубашке, небрежно расстегнутой сверху, был таким франтом. Просматривая финансовые отчёты, он поглаживал свою коротенькую бородку, лёгкая улыбка трогала его губы. Редактор был доволен, как тигр, только что в гордом одиночестве насытившийся средненьким барашком, как бессменный вожак нашей пишущей стаи. В офисе, в отсутствии генерального и финансового директоров, он временно стал самым важным и бесконечно гордился этим, ежедневно проверяя финансовые отчёты по проданным экземплярам.

Наконец, он вынырнул из своей глубокой задумчивости, посмотрел прямо перед собой и увидел мою фигуру, застывшую перед полуоткрытой дверью в нерешительной позе. Его улыбка стала ещё шире, Одиссей встал из-за стола и пошёл мне навстречу. Деваться было некуда, пришлось заходить.

– Солнце моё, что же вы там стоите, проходите немедленно! – услышала я мощный поток голоса, когда своей маленькой цыплячьей лапкой наконец открыла эту тяжеленую стеклянную дверь.

Сочетание нежности и повелительного тона в его словах заставило меня улыбнуться.

– Здравствуйте, – пролепетала я, чувствуя, как оказалась у него под мышкой.

Сильной рукой он уже сгрёб меня в охапку и вёл по направлению к огромному креслу, стоявшему напротив его редакторского трона. Поместив меня в чрево этого кожаного гиганта, он с чрезвычайно важным видом, занял своё место.

– Солнце моё, вы меня сегодня бесконечно радуете.

– Чем же? – не удержавшись, вставила я.

– Смотрел отчёт о продажах, вы меня радуете день ото дня. Показатели не только не снижаются, но, напротив, продолжают расти. Это великолепно, нужно не давать им спуску, бомбануть второй книгой. У вас уже есть новый материал?

– Нет, к сожалению.

– Может, наброски? Ну, может, хотя бы идея? – спросил опечалившийся Одиссей упавшим голосом.

– И идеи, увы, тоже нет.

– Это прискорбно. Но выход найти можно. Скажем, если написать продолжение к первой книге, а?

– Давайте оставим их в покое, – жалобно пролепетала я.

– Конечно! – великодушно согласился он. – Но всё же нужно немедленно продолжать работать. Я надеялся, что к концу года выйдет вторая ваша книга. Понимаете, тянуть долго нельзя: если на длительный срок оставить читателей, то они найдут себе нового кумира. А этого мы ни в коем случае не можем допустить!

Я промолчала и подумала, что никаким кумиром я себя не чувствую, и вообще в последние полгода в моей жизни мало что изменилось. Да, честно говоря, ничего и не изменилось, кроме этого офиса и редактора, который был сначала достаточно суров ко мне, но после получения первого отчёта о продажах моей книги стал очень нежен и предупредителен.

В руках горели медицинские заключения, ладони вспотели, и на пальцах остались синие отпечатки от недавно поставленных печатей. Я чувствовала, как пачкаются руки, и нервно теребила бумажки. Почему-то убрать их в рюкзак мне не пришло в голову в тот момент. Наверное, потому что подсознательно чувствовала, что не смогу объяснить, почему не получится продолжить свою писательскую карьеру.

Он ждал, когда я ещё что-нибудь скажу, но слова застревали в горле ещё в самом начале своего пути. Наконец ему надоело ждать, он уже давно обратил внимание на документы, которые я держу в руках. И как любой редактор, обладающий недюжинным любопытством (это скорее часть профессии), разумеется, хотел узнать, что в них. Срок, который он мысленно себе дал на то, чтобы я сама ему всё рассказала, видимо, уже истёк. Редактор в нетерпении встал со своего кресла и подошёл ко мне.

– Что вы там всё время теребите? – спросил он, уже протягивая руки к моим документам.

Я с некоторым облегчением послушно отдала ему всё, что у меня было. Наблюдая, как он хмурится, вглядываясь в документы, я думала о том, насколько он понимает, что там написано. Всё-таки вряд ли он силён в медицинской терминологии.

– МРТ уже сделала? Метастазы есть? – спросил он сухим деловым тоном участкового терапевта.

–Что? – переспросила я, судорожно пытаясь вспомнить, что мне говорил врач несколько часов назад.

К сожалению, моё сознание, зацепившись за фразу «рак глаза», перестало воспринимать что-либо остальное. В остальное время под монотонное дребезжание голоса Одиссея я примеряла на себя эту фразу, как какая-нибудь скромная девушка примеряет слишком вызывающее платье из новой коллекции. Всё было тщетно, этот диагноз никак не приклеивался ко мне. Я не отступала и пыталась его каким-то способом вписать в свой образ, даже сейчас, хотя очевидно, что фасон не мой и цвет слишком кричащий. Голос редактора вернул меня к действительности.

– Понятно, ничего ещё не делала. Сейчас решим эту проблему.

Я продолжала молчать, не в силах оторваться от своих размышлений, но при этом какая-то часть меня прислушивалась к телефонному разговору. Ничего интересного, кроме моей фамилии, а также требовательных «срочно» и «я заплачу».

Наконец, он положил трубку и обратился ко мне.

– Так, солнышко спускайтесь на первый этаж, вас там уже ждут.

– Кто ждёт? – я совсем ничего не понимала.

– На первом этаже находится центр МРТ, вам сейчас там проведут исследование. Нужно только спуститься и на ресепшн назвать свою фамилию, – тщательно растолковал он мне.

– Понятно, – протянула я и почему-то осталась сидеть в этом огромном кресле, поглотившем меня, как какой-то великан.

– Так в чём же дело? Идите! – нетерпеливо поговорил он.

Эта фраза окончательно вывела меня из оцепенения, и я встала. Уже на выходе опять услышала его голос:

– Не забудьте вернуться ко мне с результатами.

– Конечно, – ответила я и поспешно закрыла за собой дверь.

На пути к лифту, я продолжила свою «внутреннюю примерку». Мысли не отпускали меня до тех пор, пока я не оказалась перед стойкой ресепшн, за которой на меня, улыбаясь, вопросительно смотрела девушка.

– Лапушкина, – сказала я просто, соображая, что ещё должна сказать.

– Да, я уже в курсе, пройдёмте за мной, – ответила она дружелюбно.

Мы вошли в узкую комнату, по правой стороне которой находились примерочные кабинки за толстыми бархатными тёмно-зелёными шторами.

Честно говоря, меньше всего я ожидала увидеть нечто подобное. Предваряя мои вопросы, девушка сказала:

– Проходите, пожалуйста, в кабинку и раздевайтесь.

Я заглянула за штору. Всё как в обычной примерочной – зеркало, табурет и крючки на стене.

– Всё снимать? – неуверенно спросила я, оборачиваясь, и увидела перед собой уже другую девушку в белоснежном халате с не менее миловидным лицом.

– Нет, можно оставить футболку, колготы и носочки. Бюстгальтер и украшения тоже снимать, – добавила она, задёргивая штору позади меня.

Снимая свой огромный чёрный свитер, я подумала о том, что хорошо, что на мне есть футболка. Под джинсами оказались безобразно драные колготки. Жирная стрелка на чёрных колготках прямо по центру ноги заканчивалась дыркой на коленке. Она укоризненно смотрела на меня, отражаясь в зеркале. Присаживаясь на табурет, я подумала, что слишком много чёрного и что стрелки появляются в самый ответственный момент.

Собравшись с духом, я вышла из примерочной с твёрдым намерением вести себя так, как будто этой дырки на коленке не существует. Через пару минут это удалось без всяких усилий, потому что меня уложили на каталку, тщательно пристегнув ремнями, и придавили сверху тяжелым щитом, видимо, чтобы не сбежала. И дальше… О ужас, каталка стала заезжать в трубу, больше похожую на гробик. Не успела я опомниться, как уже лежала в этом гробике полностью, придавленная щитом, с огромными наушниками на голове. И они были на мне не случайно, так как этот чудовищный аппарат стал издавать не менее чудовищные оглушительные звуки. Когда милый женский голос в наушниках в приказном порядке повелел мне не дышать, я даже не думала сопротивляться. Удивительно быстро смирившись с мыслью, что это конец, я задержала дыхание и попыталась представить самые лучшие минуты своей жизни. К сожалению, ничего путного у меня не вышло, радость была связана только с героями моей книги, но после её публикации они как будто в благодарность ушли из моей жизни. Стало спокойнее, но как-то пусто. Затем тот же голос не менее повелительным тоном приказал мне дышать дальше, и я задумалась, есть ли ради чего продолжать дышать.

На самом деле в трубе-гробике я провела не больше часа, но мысли мои – возможно, из-за кислородного голодания, а может, по причине эмоционального шока – неслись галопом, и за этот час, кажется, я прожила несколько лет.

Вспоминая начало этого года, я убеждалась, что он несомненно самый худший из всех. Если рассматривать его целиком или по месяцам в отдельности, получалось одинаково хреново. Так много я ещё никогда не работала, работа заполнила всю мою жизнь, весь дом, всё мое существо. Практически на двадцать четыре часа в сутки. Конечно, на некоторое время я проваливалась в сон, а затем снова продолжала работать. Когда-то очень давно образ деловой женщины, у которой так много работы, что она составляет всю её жизнь, казался мне очень романтичным. Теперь я понимала, как это глупо. Очень быстро наступает эмоциональное выгорание, а за ним и до физического не далеко. Это нам только кажется, что мы молоды, полны сил и вообще можем работать как вечный двигатель, но на практике так не получается. В моих далёких мечтах та деловая женщина была красавицей с хорошей кожей, аккуратным макияжем и счастливыми сияющими глазами. Сейчас же в «примерочной» на меня из огромного зеркало смотрела какая-то невыспавшаяся, угрюмая и упавшая духом тень этой воображаемой красавицы. Бледная, с огромными синими кругами под глазами, тонкая кожа натянута на скулы, скелет с тусклыми тёмными волосами и одет во всё чёрное. Да, видок был такой, как будто я пришла на собственные поминки.