скачать книгу бесплатно
– Да чепуха это все… – снова обратилась она к себе. – Ничего тут нет.
Произнеся эти слова как короткое защитное заклинание, Немо выскочила в холодную темноту коридора – как нырнула в реку ночью.
Ее комната была последней на этаже, у самой душевой. Немо намеренно выбрала ее, привычно избегая людей, и сейчас, считай, за это поплатилась. Миновав две пустые спальни, Немо остановилась возле третьей и, коротко стукнув, заглянула внутрь. Свет не горел, но Немо не ощутила чужого сонного тягучего покоя. Чье-то отлично ощутимое напряжение добавилось к ее собственному, и поэтому она негромко позвала в темноту:
– Спящая…
Во мраке спальни заскрипела старая кровать с исцарапанными ножками.
– Немо? Что случилось? Я только легла, проходи.
Удивление. Волнение. Уже неосознанно полуночная гостья переплела руки на груди, отгораживаясь от чужих эмоций.
Мелькнуло разноцветное светящееся пятно – экран мобильного разорвал темноту и осветил волосы и белое лицо Спящей. Она щурилась на источник света в своей руке и терла щеку ладонью.
– Там, слева от тебя, выключатель.
Вспыхнула желтая лампочка под потолком, показавшаяся Немо спасительным солнцем, разгоняющим нечисть. Ну почти как в гоголевском «Вие». Жмурящаяся от света Спящая, закутанная сразу в два одеяла, с растрепанной, слабо заплетенной косой села на своей двуспальной кровати, которую соорудила, сдвинув вместе две одиночные. На тумбочке темнел прямоугольник ноутбука, который, как подумалось Немо, еще не успел остыть.
– Прости за вторжение, – выпалила она, приглаживая все так же торчащие пряди. Яркий свет как-то сразу сделал все страхи надуманными и не стоящими внимания. И пусть в своей спальне она тоже не гасила его, тут, в самой обжитой комнате «Еца», в компании Спящей, сразу стало намного легче.
Хозяйка комнаты поджала ноги и похлопала по одеялу, предлагая ей сесть.
– Ничего, ничего. Не страшно. Что у тебя случилось? За тобой как гнался кто-то.
– Не гнался…
Они пока не стали подругами, просто пересекались несколько раз в день, и то если Спящая хорошо себя чувствовала и шла есть вместе с ними. Но те ровные, теплые отношения, которые связывали Немо со всеми обитателями лагеря, кроме новоприбывшего, были тем, чего она не знала давно. Стоило ли рискнуть и довериться? Если нет, то как ей теперь идти обратно и что говорить?
Немо рассеянно опустилась на самый краешек кровати, ощутив знакомый запах яблочных семечек, и переплела дрожащие пальцы.
– Жутковато тут иногда, да? – неуверенно спросила она, разглядывая вытертый линолеум. – Днем хорошо. А когда темнеет…
Она не видела, как Спящая вздрогнула. Может, она и не вздрогнула, но Немо, как бы ни старалась отгородиться, ощутила уколовший ее настоящий страх. Когда их взгляды встретились, Спящая была непривычно хмурой и серьезной. Плавные красивые черты лица исказились от охватившего ее напряжения. Защитным жестом, успокаивая саму себя, она провела ладонями по длинным волосам, расплетая русые тяжелые пряди.
– Ты тоже что-то слышишь? – шепотом спросила Спящая.
Немо торопливо кивнула, чувствуя глупое облегчение из-за того, что она такая не одна. Это, конечно, не решало проблему, но бояться вдвоем было все же как-то веселей.
– Я уже несколько раз ночью просыпалась от этого… – продолжила хозяйка комнаты, смущенно улыбаясь ей. Ее молчаливая просьба: «Только не смейся», – была встречена Немо такой же неуверенной улыбкой.
– Знаешь, как бывает, сон неожиданно прерывается, и ты понимаешь, что тут еще кто-то есть. – Маленькая вышитая подушка перекочевала в нервные руки Спящей. – Не знаю даже, где этот кто-то. Он просто есть, и все. Где-то в темноте. А потом…
– Дыхание, – бесцветным голосом подсказала Немо.
– Да. – Глаза Спящей широко распахнулись. – Я не уверена, что услышала именно дыхание, но если и ты…
Она поежилась и бросила испуганный взгляд на дверь.
– Ну и местечко… Не то чтобы я верила во все россказни про призраков, но и не скажу, что я такой уж скептик.
Спящая издала нервный смешок и подвинулась на кровати дальше, приглашая Немо залезть под одеяло рядом. Хозяйка комнаты отчаянно храбрилась, хотя ее страх был не меньше, чем страх гостьи. Он даже не отталкивал Немо. Их эмоции сейчас были уж слишком похожи, чтобы бояться исчезновения.
– Ты же не пойдешь сейчас к себе? – Ее испуганное молчание нервировало Спящую не меньше их разговоров. – Тебе не будет очень плохо, если ляжешь со мной? Я не стану придвигаться…
Из всех их Спящая была какой-то самой гармоничной. Самой приспособленной. Самой нормальной. Хотя и не отделяла себя от остальных, как новичок Кит. Она приехала сюда, прихватив из дома все, что могло ей пригодиться за долгое лето, вплоть до таких мелочей, как подушка под шею. Когда Немо пришла в «Ец», волоча за собой тяжелую сумку, Спящая уже разбирала вещи.
Те волны, которые исходили от нее, оказались самыми плавными, самыми ровными. Она была… правильная и при этом какая-то незаметная, не выделяющаяся на эмоциональном фоне поселившихся в «Еце». Ее гармония проявлялась даже внешне. Та же Немо, отучившись уже два курса в университете, до сих пор походила на тощего нескладного подростка, а Спящей было за двадцать, как и Пакости, однако, пусть и немного исхудавшая, она отличалась женственностью, плавными линиями и приятным негромким голосом.
Очень слаба она была из-за какой-то серьезной болезни, которую Лис называл паутинкой, но что он имеет в виду, Немо с Пакостью понять не смогли. Ни о ее силе, ни о чем другом им известно не было, а с расспросами здесь никто не лез.
– С удовольствием лягу, – выдохнула Немо, поняв, что слишком долго молчит. – Хуже не будет. Я боюсь не меньше тебя.
Быстро метнувшись к выключателю, она сбросила шлепанцы и нырнула под теплое, нагретое чужим телом одеяло. Яблочный запах Спящей принес мысли о не таком уж и далеком августе. Кровать тихо скрипнула и затихла. С живым, пусть и едва знакомым человеком под боком, который так же, как и она, хотел успокоиться и уснуть, выносить давящую темноту было намного легче.
– Ты молодец, – прошептала Немо, когда они наконец устроились, держась на небольшом расстоянии друг от друга. Темнота вокруг хранила спокойное молчание, словно передумав их пугать. – Ты выдержала, когда страшно было. А я за помощью помчалась.
– Да какое там… – Немо почувствовала, как краснеет от чужой эмоции неловкости. – У меня наушники есть. Нашарила в темноте, музыку включила, и никакого дыхания не слышно. Вот и вся моя храбрость.
– А мои сломались. Я не думала, что они мне так сильно понадобятся.
Ночь по-прежнему вела себя дружелюбно, и Немо окончательно расслабилась, вытягиваясь на чужой кровати. Страх ушел, и она сразу вспомнила, что забыла в комнате мобильный и так и не выключила там свет… и пусть. Утром все сделает.
Может, она уже и заснула бы, но Спящая все окутывала ее облаками странных ощущений, в которых была капелька страха, и тоска, и светлая грусть, и сон уходил от Немо все дальше и дальше. Привычка невольно читать чужие чувства дала возможность понять, что именно сейчас делает лежащая рядом.
– Ты вспоминаешь? – Это было больше похоже на утверждение, чем на вопрос. Прозвучало, наверное, слишком резко, поэтому Немо поспешно добавила: – Прости, что лезу. Можешь не отвечать.
– Ого, ты и это чувствуешь? Нет, ничего секретного.
Кровать заскрипела. Спящая перевернулась на бок, лицом к своей временной соседке, охотно делясь тем, что подкинула ей память.
– Это давно очень было. Еще в школе. Правда, я не в лагерь ездила, а в санаторий для таких дохляков, как я. Унылое местечко. Порядки какие-то тюремные, занять себя нечем. Мы развлекались тем, что играли в самодельные карты и читали мемуары предшественников, оставленные на кроватях фломастерами.
– Тут тоже такое есть. – Немо сунула руку под голову, понимая, что заснуть можно будет не скоро. – У меня все кровати в комнате исписаны. Ну там ничего интересного. Разные варианты «Хочу домой» или что-то вроде «Вожатый Витя – козел».
– Интересно, у меня тоже есть? Я и не заметила. А ну-ка…
Спящая заерзала, нашаривая мобильный, и, отогнув угол матраса, заглянула под него. Дно кровати пестрело памятками о ее прежних обитателях. Писали ручками, фломастерами и даже лаком для ногтей. Пятнышко белого света заскользило по инициалам и датам, номерам отряда и смены, нецензурным словечкам и признаниям в любви. Немо склонилась ниже, и теперь они вдвоем, отгибая тяжелый матрас, читали то, за что многим авторам наверняка устроили серьезную выволочку, поймав на горячем.
– «Тут не кормят и не пускают за территорию!» – читала негромко Спящая, морща насмешливо нос. – О, некий Саша и сердце рядом… А это я читать не буду, а это что-то вообще непонятное. «Осторожно!»
– А дальше? – как можно спокойней спросила Немо, пытаясь заглянуть под матрас. Изменившееся настроение Спящей она почуяла вмиг. Словно сосульку по спине пустили.
– Ничего. «Тук-тук-тук».
– Что?
– «Тук-тук-тук». Так прямо и написано. Вон, глянь. – Она подсветила, давая соседке возможность разглядеть четкие печатные буквы где-то возле ее живота. – Бред. Не обращай внимания.
Тяжелый матрас выскользнул из слабых рук Спящей и распрямился, сбив при этом с края тумбочки тюбик с кремом. Тот покатился по полу со зловещим стуком, от которого сидящие на кровати синхронно подскочили, хватаясь друг за друга. Если бы от страха у обеих не свело спазмом горло, их дружный вопль переполошил бы весь этаж.
И словно в насмешку в окно бодро забарабанил не так давно поутихший дождь.
– Давай лучше спать, – предложила тяжело дышащая Немо, отцепив от своей футболки пальцы Спящей. – А то мы сейчас дочитаемся…
– Ты права, права… Смешно прямо, две здоровые дылды испугались крема.
Глава 9
Исповедь
«Я не хотел»
Сон был тяжелый, мутный, давящий. Когда он вынырнул из него – словно очнулся от тяжелого забытья во время болезни или оклемался после бурной гулянки. Полную тупого гудящего ступора вечность длиной в четыре минуты Пакость валялся на скомканной простыне, пялясь в стену, снизу синюю и белую сверху, не совсем понимая, где он и почему эта комната так похожа на больничную палату. И только серебристый гигант-тополь за окном вернул его в реальность окончательно.
Тополь тонул в сырых и промозглых лохмотьях густого тумана, серого в утренних сумерках. Пятнадцать минут пятого – сообщили старые дедовские часы с разорванным ремешком, но парень был так вымучен этим странным незапоминающимся сном, что решил вставать.
За ночь корпус остыл совсем. Даже выросший в вечно неотапливаемой хрущевке Пакость начал стучать зубами, пока дошлепал до соседней кровати и влез в холодные джинсы.
Что ж ему таки снилось?
Ноги были ватные. В целом – словно через соковыжималку прогнали. Несколько раз для верности. Пока он отрыл неизменную рубашку, пришлось пару раз с кряхтением наклоняться, поднимая упавшие вещи. Все, что поднять терпения уже не хватило, он затолкал глубже под кровать. Последней, словно откровенно потешаясь над ним, упала помятая сигаретная пачка, и все ее содержимое – три несчастные сигареты – рассыпалось по линолеуму. Пришлось снова наклоняться и возвращать добро на место.
У него были еще. Перед самым своим отъездом Пакость распотрошил две нетронутые пачки и распихал по всем карманам и по сумке, создавая для себя неприкосновенный золотой запас, который нельзя уничтожить в пару заходов, так как фиг найдешь. Видимо, не зря он это сделал.
«Ец» еще крепко спал, застывший, оцепеневший, когда он выбрался из комнаты с полотенцем на шее. Раз уж спать не получилось, пора было себя потихоньку реанимировать. Пакость шел, шаркая подошвами резиновых шлепанцев, и этот звук уничтожал охватившую корпус застывшую тишину, но никто не выглянул, чтобы высказать свое отношение к такой альтернативе будильнику. Спали как сурки.
Что-то было в коридоре неправильным. Сонный Пакость почти добрался до душа, когда понял, что дверь в комнату Немо приоткрыта и внутри горит свет.
«Подорвалась или не ложилась?»
На одной из четырех кроватей, той, которая стояла в дальнем углу у окна, была разобрана постель, одеяло разворочено белым хищным цветком, из пасти которого выпорхнула ловкая букашка. Забытый мобильный на углу кровати, там же раскрытая детская книжка… Погасив свет и захлопнув поплотней дверь, Пакость, отмахиваясь от колющего чувства тревоги, двинулся дальше и у душа притормозил, прислушиваясь – нет ли кого. Лагерь продолжал мирно спать, приглушив звуки и краски и совсем не реагируя на его пробуждение. Пакости казалось, что если он прислушается, то услышит, как «Ец» дышит во сне.
За рассохшейся дверью царила прохладная вязкая сырость. Плитка на полу, того же неясного цвета, что и линолеум в комнатах, топорщилась драконьей чешуей. В ямках и щелях теперь не высыхала вода. От защелки на двери остались только проржавевшие ушки, и дверь запиралась изнутри на туго ходящий толстый и не менее ржавый гвоздь.
Он раздевался, пялясь на темный неприветливый пейзаж и слепые окна пустого соседнего корпуса, от которого их отделяла заросшая лужайка и пара деревьев. Туман и сумерки превращали реальные предметы в расплывчатые неясные образы, и Пакости все мерещилось, что кто-то так же стоит в такой же душевой и смотрит на торец их корпуса через такое же окно. Он ухмыльнулся своей развивающейся паранойе. Если бы тут ошивался еще кто-то – он бы знал. Пакость облазил «Ец» вдоль и поперек, заглядывая во все окна и дергая все двери.
Труба лишенного рассекателя душа нависла над ним, склонившись от покрытой черными пятнами стены, и захрипела, стоило повернуть кран. Сначала вода пошла холодная, но потом сжалилась и потеплела. Струя била прямо в макушку, заливая лицо и уши, стекая по подбородку, по плечам, по груди вниз и через минуту, а то и меньше Пакости уже было плевать и на Немо с ее причудами, и на странные сны, и на туманные видения. Расслабившийся и повеселевший, он мылся долго и не спеша, наслаждаясь тишиной. Короткий стук раздался внезапно, заглушив даже звук вырывающейся из трубы воды и потоков, выливающихся на ощетинившуюся плитку.
Тук-тук-тук.
– Раньше надо было просыпаться, Книжный Червь. Занято, – отозвался бодро Пакость, не сомневаясь в том, кто сейчас стоит за дверью.
Немо промолчала, но не ушла. А только снова, так же настойчиво повторила стук.
Тук-тук-тук.
– Терпение, терпение. Жди теперь. В большой семье клювом не щелкают. Чего это тебе так приспичило? В пыли опять вывалялась?
Тук-тук-тук.
– Ты там разговаривать разучилась? – разозлился Пакость, закручивая скрипучий кран. – Словами можешь сказать? Или… – Его пронзила внезапная догадка, и ухмылка вышла шире. – Или это не Немо? Лисеныш, ты, что ли?
Тук-тук-тук.
– Спящая? Да ну, не верю…
Тук-тук-тук.
– Ага! Я так и думал… Дик, Кит… Или как там тебя? Жди спокойно, сказано же. Неохота – валяй на улицу. Все лужи в твоем распоряжении.
Тук-тук-тук.
Это уже было не смешно. Пакость не мог даже определиться, кому именно из живущих здесь могло прийти в голову так тупо разыгрывать. Разве что этот самый Кит… Кто знает, что он за фрукт. Вот вам и нормальный…
– Я тебя щас головой постучу!
Тук-тук-тук.
Душевая была всего шага три в длину. И два широких шага до Пакости. Стараясь не издать ни одного лишнего звука, он приготовился к рывку. Одежда и полотенце висели на разболтанных крючках у двери: одеваться – себя выдать.
– Ты чего там затих?
Тук-тук-тук.
Пакость рванул к выходу еще с первым стуком. Третий еще затихал, когда он рванул гвоздь и распахнул дверь, желая расшибить лоб надоедливому стукачу. После тесной, полной пара душевой в коридоре его, мокрого, мигом накрыла волна холода. Ни топота, ни ойка, ни хлопанья дверей…
Тяжело дышащий Пакость напряженно посмотрел по сторонам. Дверь открывалась так, что он бы увидел любого, кто промчался бы в сторону комнат. Он заглянул за дверь. Пятачок свободного пространства. Слева – стена. Справа – стена. С другой стороны двери – дверь туалета, запертая снаружи. Они сами стали запирать ее в первые дни, потому что она постоянно хлопала от малейшего сквозняка. Пакость даже проверил крючок – заперто.
Дальше было только плотно закрытое окно. Ни единой живой души.
Теперь холодно стало не только из-за стылого коридора. Сантиметр за сантиметром Пакость обшарил дверь, ища на ней что-то, ну хоть что-то, способное стучать. Стучать в ответ на его слова… Осматривая душевую, потом участок коридора у двери, потом окно, он мысленно спрашивал себя: не померещилось ли? Не совпадение ли? Да какое совпадение может быть, если он считал, что общается с человеком? С живым человеком.
Спящий «Ец» молчал. Зловеще и угрожающе. Темный, блеклый, неясный, заброшенный, отвыкший от людей. Одичавший. Непонятный. В этом густом сером мареве могло скрываться все что угодно. И хоть Пакость на этой мысли скептически фыркнул, теперь он смотрел на коридор корпуса другими глазами. Обычные вещи приобрели зловещий вид – трещины на стенах, падающие капли, скрипящий за окном тополь…
Пакость одевался торопливо, натягивая одежду прямо на мокрое тело и поскальзываясь на плитках. У него было ощущение, что этой ночью все люди на земле куда-то пропали и он остался один в этой серой мгле и давящей тишине. Совершенно один.
В комнате Немо было пусто. По-прежнему. Понимая, что сойдет с ума, если немедленно не разыщет хоть когото живого, он вломился к Лису и влетел в стоящие посреди комнаты тумбочки. Одна распахнулась от удара. Прямо на ноги Пакости посыпались карандашные огрызки, и – о чудо! – на первый взгляд просто сваленные в кучу подушки и одеяла на сдвинутых кроватях сонно заворчали.
– Лис, Лисеныш… – От напряжения у Пакости сел голос. – Лис, это я. Вылезай.
Лисья берлога походила в полумраке на неудачно построенный вигвам или на муравьиную кучу. Пакость наугад запустил мокрую руку в глубину этой кучи и ухватил теплую костлявую пятку, потянул на себя.
Куча оглушительно чихнула, пятка брыкнула его и пропала. Из самого центра берлоги, разбрасывая подушки и одеяла, медленно поднялась лохматая макушка. Сонные глаза – это было видно даже в полумраке – непонимающе заморгали.
– Мама еще не вышла на небо, и Лис хочет спать… – глухо сообщил паренек, потирая кулаками глаза.
– Да там туман такой, что мама твоя, может, сегодня и не выйдет, – буркнул Пакость, сердитый на то, что не придумал повод, по которому растолкал Лиса. Просто хотелось его сейчас чувствовать рядом. Теплового, живого, странного.
