скачать книгу бесплатно
Энни Коннорс была красивой, но не по общепринятым меркам. У нее были широко расставленные глаза – чуть шире, чем нужно, – и густая копна диких, непослушных кудрей. Но она нравилась мне: резкая, уверенная в себе, она одновременно восхищала и безумно пугала.
Вскоре после моего тринадцатилетия наши родители совместно праздновали День благодарения. Нас с Энни отправили искать какую-то викторину. Мы спустились в полупустой подвал, к кладовке, где лежали старые игры, и она вдруг толкнула меня к газовой печи, рядом с которой стояла моя кровать, деловито прижалась ко мне, обхватила лицо ладонями и поцеловала.
На вкус ее губы были как виноградные мармеладные червячки. Такие же потрясающие.
– Ну как тебе? – спросила она после поцелуя.
В тот момент слов у меня не нашлось, но, думаю, ответ отчетливо читался в глазах: «Ну ничего себе, охренеть».
– Залезай. – Эмили уже сидела в машине и выбирала музыку.
Возразить было нечего, но и садиться рядом с ней не хотелось. Уж насколько красивой и загадочной была Энни Коннорс, Эмили превосходила ее во всем.
– Давайте быстрее, а то опоздаем. – Она тронулась с места, стоило нам только забраться, – Энни даже не успела захлопнуть дверь.
Меня никогда не интересовали машины, но даже неопытным глазом было заметно, что пикапу лет десять, не меньше. В пепельнице под радиоприемником теснились белые и оранжевые окурки. На полу рядом с пустой бутылкой «Спрайта» валялась старая пачка чипсов, от которых остались одни лишь зеленовато-белые крошки.
– Магазин круглосуточный. – Вместе с вырвавшимися словами пришло запоздалое осознание: Эмили и так знала, как работает магазин.
Все это знали.
Она не ответила. Просто вставила кассету в стереосистему, и та, механически щелкнув и зажужжав, осветила кабину сине-розовыми огоньками. А потом заиграла песня Тори Эймос, и Эмили по извилистой длинной дорожке выехала на главную улицу.
Магазин мы проехали – Эмили даже не сбросила скорость.
Все молчали. Мне было страшно открывать рот – страшно сказать что-то и все испортить. Ведь впереди явно ждало что-то интересное, и то самое шило в заднице приказывало молчать и не рисковать, чтобы меня не прогнали.
Достав из-под козырька сигареты, Эмили убрала руки с руля, чтобы прикурить. Она ничего не сказала, но Энни перегнулась через меня и придержала руль.
Они понимали друг друга без слов.
Энни вела машину, глядя на дорогу. Она удерживала пикап ровно между полос разметки, следя за ними так пристально, словно проводила операцию на мозге или помогала разлететься встречным самолетам – как будто мир бы остановился, заедь она на соседнюю полосу хоть одним колесом.
Минут через семь Эмили перехватила руль и свернула на старую грунтовую дорогу, а еще через минуту остановилась на обочине.
– Кроме дома Питерманов, тут ничего нет. – Мне непонятно, зачем мы приехали. – Но народ иногда тусуется в карьере.
Если бы меня заметили в карьере с Энни и Эмили Коннорс, то уже на следующий день вся школа знала бы мое имя.
Но Эмили, шикнув, погасила свет в салоне и вытащила из сумочки записную книжку.
– Мы точно на месте? – спросила Энни. – Тут же действительно никто не живет, кроме Питерманов.
Эмили смотрела в блокнот.
Все страницы были мелко исписаны словами и цифрами, перемежающимися с зарисовками. Их содержимое было мне незнакомо, а вот манера организации – очень даже. Примерно такие же пометки мы с друзьями делали на миллиметровке, когда играли в Dungeons & Dragons.
Эмили обвела несколько цифр, написанных над списком имен и каких-то символов. Потом, подумав, записала их сумму, откинулась на сиденье и выдохнула.
– Сто семь и три, – произнесла она. У меня не нашлось слов: ничто на свете не могло сравниться с красотой Эмили Коннорс, подсчитывающей что-то в уме.
Она отложила записную книжку и обернулась ко мне, пронзая тяжелым взглядом.
– Никому не рассказывай, что ты сегодня увидишь.
– Хорошо. Не буду.
– Я серьезно. – Она с силой схватила меня за запястье. – Поклянись.
– Я никому ничего не скажу. – По взгляду Эмили было видно: ее это не устроило. – Правда. Клянусь. – Она не обратила внимания на мой поднятый мизинец; просто продолжила смотреть прямо в глаза. Видимо, она увидела там то, что хотела, потому что снова сверилась с записной книжкой и убрала ее в сумочку.
Энни вытащила кассету с Тори Эймос.
– Напомни, что ты там насчитала?
– Сто семь целых три десятых, – ответила Эмили.
– Ага, хорошо. – Энни медленно повернула ручку радиоприемника. Звука не было – только шипение. – Ты точно не ошиблась?
– Будем надеяться. – Она подкрутила звук повыше, а потом повернулась к нам и улыбнулась.
Прекрасно и пугающе одновременно.
Потому что Эмили Коннорс не улыбалась. Никогда.
– Который час? – неожиданно деловито поинтересовалась она.
– Десять ноль шесть, – ответила Энни.
Эмили коснулась моей руки.
– Только не истери, хорошо? – попросила она, завела пикап и вновь выехала на грунтовку.
Мне оставалось лишь принять крутой вид.
Где-то минуту мы ехали под шум помех, а потом Эмили кивнула сестре и нажатием на рычажок выключила фары.
Пикап окружила чернота.
Мы не сбавили скорость, вот только теперь впереди ничего не было видно.
Мы ехали в абсолютной темноте.
Радио продолжало шипеть.
– Эмили, может…
– Тш-ш-ш. – Она схватила меня за руку с такой силой, что потом остались синяки: четыре, от каждого пальца. – Слушай.
Пришлось замолчать и прислушаться.
– Слышите голос? – спросила Эмили.
Энни пожала плечами. Она явно ничего не услышала. Эмили повернулась ко мне, но и тут ее ждало разочарование.
Несмотря на все старания, сосредоточиться не получалось: мешали и помехи, и ситуация, в которой мы оказались. Не каждый день мне доводилось вслепую нестись по старой грунтовке в компании Энни и Эмили Коннорс.
– Что это было? – Эмили еще сильнее увеличила громкость. – Вы же слышали? Пожалуйста, скажите, что слышали.
– Вроде да, – пришлось солгать мне.
На самом деле мне так и не удалось услышать ничего, кроме помех. Голова разболелась. Шипение щекотало в ушах, а где-то в глубине груди завибрировало что-то плотное и расплывчатое, постепенно двигаясь вверх. Во рту пересохло.
Раньше мне казалось, что причиной моего плохого самочувствия послужила скорость, на которой мы мчались по грунтовке в абсолютной темноте, но сейчас я уже сомневаюсь. Не знаю, что это было. Просто что-то… странное. Неестественное.
– Может, включим фары? – испуганно спросила Энни.
– И так нормально, – ответила Эмили.
Когда она выключила фары, дорога тянулась вперед по прямой, но мы проехали немалый ее участок. Оставалось только надеяться, скрестив пальцы, что мы не вылетим с поворота в кювет.
– Эм, слушай… – начала Энни.
– Тш-ш-ш! – шикнула Эмили на сестру. – Там же сказано: ехать нужно в темноте.
Изредка практически неразличимый свет луны выхватывал то деревья, то участок дороги; видимо, Эмили ориентировалась с его помощью.
– Вот сейчас. – Она склонилась поближе. – Слышали?
В этот раз у меня действительно получилось расслышать звук, доносящийся из приемника, поначалу едва различимо.
Это был женский голос.
Но стоило мне обернуться к Эмили, чтобы расспросить об услышанном, как в салоне что-то оглушительно загудело. Эмили дернула за рычаг; фары осветили дорогу, и под визг Энни мир взорвался ослепительной вспышкой стекла и света.
Когда Эмили вновь включила фары, они прорезали тьму двумя крохотными ядерными взрывами, осветив громадного лося, лежащего на дороге.
Мы даже не успели ничего понять, а все уже кончилось.
Нас с Эмили выбросило на дорогу через лобовое стекло, но Энни так и осталась в салоне.
Уже потом мы узнали, что из-за угла, под которым была повернута ее шея, она ушла из жизни мгновенно, без всяких страданий.
Мне повезло заработать лишь вывих плеча, сильное сотрясение, россыпь синяков и порезов – ничего больше. Эмили серьезно повредила правую ногу. Почти год она провела в больнице, а восстанавливалась значительно дольше.
В последний раз наши пути пересеклись спустя несколько лет после аварии.
Мы с родителями поехали в Сан-Франциско к друзьям и остановились на заправке неподалеку от Вашингтона, потому что мне захотелось в туалет. Тогда, на обратном пути из уборной, Эмили Коннорс и попалась мне на глаза.
Она сидела на заднем сиденье стоящей рядом с нами машины, но никак не отреагировала ни на улыбку, ни на приветственный взмах руки. Так и продолжила сидеть и смотреть прямо перед собой, будто меня не существовало. Можно было, конечно, постучать в стекло, чтобы привлечь ее внимание, но меня смутил ее взгляд. Пустой, будто она не рядом, а где-то далеко-далеко, и никакой стук не сможет вернуть ее обратно. Но проверить это мне не удалось, потому что машина, в которой она сидела, тронулась с места и выехала на шоссе.
В ту же ночь мне приснились Энни и Эмили Коннорс.
Мы ехали по дороге, ведущей к дому Питерманов, но в этот раз навстречу нам вышел не лось, а что-то высокое, серое и кривое.
Когда мы приблизились, стало понятно, что силуэт этот принадлежит не человеку; он не был цельным – всю массу его составляла искаженная смесь мелких теней, извивающихся, дергающихся и сливающихся воедино.
Крик застрял у меня в горле, и тело застыло, отказываясь шевелиться.
Как и в ту ночь, радиопомехи зазвенели в ушах, голова заболела, во рту пересохло. А серый силуэт на дороге начал медленно оборачиваться.
Мне хотелось закрыть глаза, но все попытки оказались напрасны.
Эмили не останавливалась, словно ничего не замечала, а Энни склоняла голову к радио, пытаясь расслышать сообщение, которое якобы скрывал за собой белый шум.
Время замедлилось.
Шум и помехи оглушили меня, и непонятный гул вдруг замкнул что-то ужасное в глубинах моего сознания и тела.
Пикап несся вперед, и прямо перед тем, как мы врезались в серую фигуру, она повернулась к нам лицом – точнее, тем, что было на его месте.
А была там лишь непроглядная тьма.
И тогда до меня донесся голос – тот самый голос, что в ту ночь пробился сквозь шум помех; сухой, резкий, потрескивающий, словно огонь.
Говорила женщина, та же, что и в 1999 году.
– Дверь открыта, – сказала она.
ИГРОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ: ОФИЦИАЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ ХЕЙЗЕЛ
(Аутентифицировано через блокчейн)
Всемирная организация здравоохранения описывает игровое расстройство как «модель игрового поведения, отличающуюся нарушением контроля за игрой… до такой степени, что ей отдается предпочтение перед другими интересами и повседневными занятиями, а также продолжением или интенсификацией игровой деятельности, несмотря на появление отрицательных последствий».
Отрицательные последствия – не шутка.
Не забывайте пить воду и предупреждайте кого-нибудь, когда планируете отправиться проверять неизвестную зацепку, про которую никто больше не знает.
Берегите себя.
Хейзел 8
..– –…. –….–..–..–….–…–……–…..
3. Если хорошо прислушаться, можно услышать ревень
Пол выложен плитками: триста девяносто пять белых, четыреста черных. От входа до столика – ровно двадцать один шаг.
Над автоматом для молочных коктейлей висит маленький телевизор, на экране которого профессиональные спортсмены играют в доджбол – в вышибал, если говорить по-простому. На тротуаре за окном виднеется кислотно-зеленый автомобиль: «Додж Челленджер».
