Страшная история

скачать книгу бесплатно


Может быть, действительно, только электрический стул избавит меня от страданий, переживаний и проблем? Пожалуй, я стану первым преступником в Америке, который сядет на него с облегченной улыбкой и надеждой избавления во взгляде.

И вдруг я, пытаясь отвлечься от этих дурных мыслей, вспоминаю, как гладила сегодня свое любимое пианино, и как сильно мне полегчало после общения с ним. В голову приходит невероятная мысль. Я понимаю, что очень хочу сесть перед ним на стул хоть ненадолго и снова погладить его теплую лаковую поверхность, быть может, это поможет мне отвлечься, успокоиться и привести в порядок голову. Сама эта идея настолько безумна, что я никогда бы не отважилась на ее воплощение, если бы папа был в состоянии передвигаться самостоятельно и застукать меня в гостиной, сидящей перед инструментом. Естественно, я не рискну играть на нем, поскольку это примерно тоже самое, что подписать себе смертный приговор, ведь папа будет вне себя от ярости. Я просто прошмыгну, как мышка, в гостиную, посижу перед пианино на круглом стуле, поглажу его, быть может, даже всхлипну и оброню одинокую слезу, но не более.

Я с опаской смотрю на дверь своей комнаты и прислушиваюсь к приглушенному свисту папиного храпа, раздающегося из-за стены.

Решено. Я иду в гостиную.

7

(август 2018)

Мама ушла. Только сейчас я осознала, что осталась в доме совершенно одна. Я прислушалась к окружившей меня тишине и мне стало немного не по себе. Порой тишина может пугать посильнее самого громкого грома. Интересно, мелькнула мысль, оставила ли мама включенным свет в спальне или нет. Конечно, это не имело для меня никакого значения, но сейчас я бы не отказалась от того, чтобы свет, все же, был включен.

Вздохнув и решив отвлечься от нахлынувшей на меня тоски, я решила спуститься на кухню и попытаться самостоятельно приготовить себе чашку чая, поэтому, вооружившись тростью, поднялась с кровати и двинулась к выходу из комнаты. В целом, несмотря на то, что наш новый дом оказался совсем немаленьким, я довольно быстро научилась ориентироваться в его стенах, поэтому дорога до кухни не отняла у меня много времени и не создала мне никаких проблем.

Уже находясь внизу, я открыла один из шкафов и ощупала пространство в поисках чашки.

Жизнь – безжалостная и непредсказуемая штука, горько усмехнувшись, подумала я. Мне всего лишь двадцать лет, но, вместо того, чтобы тусоваться сейчас с подругами на какой-нибудь модной вечеринке в окружении красивых парней, я вынуждена, словно старая одинокая бабка коротать остатки вечера, довольствуясь чашкой чая. Интересно, если бы я бы год назад узнала о том, что очень скоро потеряю зрение благодаря собственной глупости, поверилось бы мне в это или я просто бы расхохоталась и двинулась на очередную пропитанную выпивкой, наркотиками и легким сексом вечеринку? Скорее всего, второе, ведь я уже тогда была слепа. Не в буквальном смысле, конечно, а в переносном. Боже, как слепы мы в молодости, и этой слепотой мы заражаемся только лишь благодаря излишней самоуверенности и беспечности. Мы молоды, сильны, и нам кажется, что никакая беда не может встать на нашем пути. Нам кажется, что мы владеем миром, а не он нами. Нам кажется, что мы устанавливаем правила игры, а не жизнь устанавливает их для нас.

Как же сильно я ошибалась.

Я снова горько усмехнулась и вдруг…

Со стороны лестницы раздалось несколько коротких скрипов, а через несколько секунд еще один скрип повторился в дальнем конце коридора, словно кто-то очень осторожно, стараясь оставаться незамеченным, прошмыгнул со второго этажа в гостиную…

8

(август 1978)

Я останавливаюсь в центре темной гостиной и снова с любовью смотрю на инструмент, а потом медленно подхожу к нему, не веря своему счастью, опускаюсь на круглую табуретку, стоящую перед пианино, и с грустью смотрю на его приятную темно-коричневую поверхность. Боже, как давно я не играла на нем, думаю я, и по телу пробегает легкая дрожь.

Папа всегда был противником музыкальных инструментов и считал уроки фортепиано бесполезной тратой денег, а после смерти мамы лишил меня возможности продолжать обучение, прекратив оплачивать труд педагогов. Пианино все эти двенадцать лет продолжает стоять в гостиной, словно ненужный хлам, и давно бы заросло толстым слоем пыли, если бы я исправно и с любовью не вытирала его поверхность влажной тряпкой.

Мой несчастный одинокий инструмент, как же я люблю тебя! Мы чем-то похожи с тобой, мы оба никому не нужны и оба молча, смирившись, терпим свое существование. Ты не живешь жизнью пианино, а я не живу жизнью человека. Думая об этом, я поднимаю громоздкую крышку и кладу слегка дрожащие от радостного возбуждения пальцы на клавиши. Я закрываю глаза и некоторое время завороженно сижу, наслаждаясь воспоминаниями и чувствуя, как растет в груди предвкушение.

Самым правильным поступком было бы встать и выйти из гостиной, но я чувствую, что уже упустила эту возможность. Я открываю глаза и задумчиво смотрю на клавиши, вспоминая, как мама, когда еще была жива, хвалила меня и говорила, что из меня получится хороший пианист.

Будь, что будет.

Я ничего не могу поделать с собой, поэтому снова закрываю глаза и нежно нажимаю на клавиши. По гостиной разливается легкая классическая мелодия, которую я очень хорошо помню из детства. Она наполняет пространство радостью, делает воздух чище, растворяет мрак ночи и избавляет меня от одиночества.

Боже, как это прекрасно! Я чувствую, что музыка уносит меня из этого жестокого и несправедливого мира, наполненного безнадежностью и злостью. Целиком погрузившись в исполнение композиции, я продолжаю держать глаза закрытыми и понимаю, что мои душа и сердце наполняются спокойствием и счастьем. Мне кажется, что я нахожусь далеко-далеко от дома на каком-то заброшенном теплом пляже, покрытом золотистым песком, слушаю шелест прибоя, пение чаек и играю, играю на своем инструменте, стоящим почти у самой кромки воды, с неописуемым наслаждением. Напряжение и тоска покидают меня.

А в следующую секунду я слышу сильные удары костылём об пол и отчаянные гневные крики, раздающиеся со второго этажа, но не могу разобрать слов, да и какая разница? Уверена, папа не придумал новых ругательств и оскорблений, а по-прежнему довольствуется старыми, коих он знает в избытке.

Плевать!

Я бросаю короткий счастливый взгляд в сторону выхода из гостиной, на моем лице расплывается безоблачная, светлая улыбка и я, совершенно потеряв рассудок от окутавшего меня блаженства, сильнее ударяю по клавишам и звуки музыки поглощают папины вопли. Он сейчас, наверное, разрывается в проклятиях, разбрызгивая зловонную слюну по стенам своей спальни, яростно стучит костылем по полу и требует, чтобы я немедленно прекратила играть, но мне абсолютно наплевать на это.

Боже, какое счастье!

Я снова закрываю глаза и теперь мне кажется, что я сижу на сцене огромного зала и тысячи завороженных лиц направлены на меня со всех сторон…

Вдоволь насладившись музыкой, выбившись из сил и одновременно с этим почувствовав небывалый прилив энегрии, счастья и беззаботности, я, наконец, убираю пальцы с клавиш, закрываю крышку и с любовью глажу ее своими уже не дрожащими руками.

– Спасибо, – не в силах скрыть блаженную улыбку, обращаюсь я к инструменту. – Это было потрясающе!

– Оби! Немедленно прекрати, будь ты проклята, паршивая девчонка! – в следующую секунду слышу я омерзительное хриплое карканье.

9

(август 2018)

Со стороны лестницы раздался короткий скрип, а через несколько секунд повторился в дальнем конце коридора, словно кто-то очень осторожно, стараясь оставаться незамеченным, прошмыгнул со второго этажа в гостиную…

Я вскочила, замерла и прислушалась, затаив дыхание, но скрип больше не повторялся.

Что это было, спрашивала я себя, чувствуя, как быстро и сильно мое сердце бьется об грудную клетку. Неужели показалось или в доме, действительно, есть кто-то, кроме меня?

– Мама? – крикнула я на всякий случай.

Ответа не последовало, но это не удивило меня. Мама ушла на работу всего лишь пару часов назад, и она не имела привычки возвращаться раньше и тайком проскакивать мимо, не поздоровавшись.

Но все же…

Что это было?

Я постаралась взять себя в руки, успокоиться и начать рассуждать логически. Лестница, явно, не могла скрипеть сама по себе, если на нее никто не наступил. Или могла? В конце концов, это всего лишь старый дом, постепенно проседающий под собственным весом и лишенный должного ремонта, поэтому, возможно, он умеет издавать какие-то звуки, наподобие тех, которые издает высохшее дерево, повинуясь дуновению ветра. Но откуда у нас в доме ветер? Сквозняк? Мама никогда не оставляет окна открытыми в свое отсутствие, дабы быть уверенной в том, что я не вывалюсь из открытого окна и не сломаю себе шею. Мысли лихорадочно завертелись в моей голове. Неужели к нам забрались воры? А вдруг это не воры, а какой-нибудь маньяк, прознавший про то, что по ночам в доме остается одна слепая беззащитная девчонка, не способная постоять за себя? Он изнасилует меня в извращенной форме, а я даже не смогу опознать его на суде… Если он вообще оставит меня в живых… От этих мыслей у меня мурашки поползли по спине.

– Предупреждаю, я вооружена! – крикнула я в сторону коридора неуверенным голосом. – Немедленно покиньте дом! Частная собственность неприкосновенна и охраняется законом!

Тишина.

Ни звука. Ни стука. Ни скрипа.

Нет, видимо, все-таки, мне просто показалось, или этот таинственный скрип имел объяснимую с точки зрения физики причину.

Выдохнув, я плюхнулась обратно на стул, понимая, что пить чай мне совершенно расхотелось. Посидев еще некоторое время в неподвижной позе и тщательно прислушиваясь к окружающей меня тишине, я окончательно успокоилась, но теперь почувствовала, что совершенно выбилась из сил и сильно захотела лечь в кровать и как следует выспаться. Еще раз прислушавшись к окружающему меня беззвучию, я, на всякий случай взяв с собой кухонный нож с длинным широким лезвием, который, видимо, предназначался для рубки мяса, и который я обнаружила в верхнем ящике стола, двинулась из кухни. Добравшись без особого труда до своей комнаты, я растянулась на кровати и сладко потянулась, осознавая, что сделала правильный выбор, решив не пить на ночь чай, а лечь в постель. Свесив руку вниз, я положила нож на пол, понимая, что как бы глупо это действие не выглядело со стороны, оно давало мне ощущение защищенности и безопасности. Осознавая в глубине души, что вряд ли смогу воспользоваться этим ножом в случае возникновения внезапной угрозы, я улыбнулась сама себе и уже приготовилась было задремать, как вдруг…

Не веря своим ушам, я медленно оторвала голову от подушки, села в постели и затаила дыхание.

Мне точно не могло показаться это.

Сквозь окружавшую меня тишину я отчетливо расслышала, словно на первом этаже кто-то играет на пианино какую-то красивую классическую мелодию.

10

(август 1978)

– Оби! Немедленно прекрати, будь ты проклята, паршивая девчонка!

Я вздыхаю. Зал, наполненный благодарными зрителями, стремительно растворяется в глубинах моего сознания, уступая место знакомым звукам привычной жизни. Папа продолжает выкрикивать оскорбления, угрозы, с силой стуча своим ненавистным костылем по полу комнаты. Представляю, как налиты сейчас кровью его желтые глаза…

Я медленно встаю, выхожу из гостиной и, миновав коридор, поднимаюсь по лестнице, готовясь к самым отвратительным словам в свой адрес, а потом останавливаюсь на пороге его тускло освещенной ночником спальни. Папа замолкает и некоторое время смотрит на меня безумным взглядом, восстанавливая силы и дыхание, потраченные на приступ ярости.

– Какого черта, Оби? – шипит он, наконец. – Разве я разрешал тебе играть на этом проклятом инструменте, паршивая ты тварь, да еще и посреди ночи?

– Я всего лишь…

– Ты решила ослушаться отца, шлюха? – хрипит он и тон его голоса вновь повышается, а в следующую секунду папа запускает в меня костылем. Я стараюсь увернуться, но медный набалдашник, все-таки, пребольно угождает мне прямо в голень, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать от боли и обиды.

– Ты решила ослушаться человека, который вырастил тебя, мразь?! – не унимается папа, снова приходя в ярость. – Меньше всего на свете мне хочется слушать твои дерьмовые попытки играть музыку! Ты ничтожество! Ты была ничтожеством в детстве и продолжаешь оставаться им сейчас!!! Ты понимаешь это?!.. Если я еще хоть раз услышу нечто подобное… – он на мгновение замолкает. – Поверь мне, я найду в себе силы, доберусь до заднего двора, достану из сарая садовые ножницы и отрежу ими твои чертовы пальцы! Все, до единого, а потом заставлю сожрать их по очереди в сыром виде, ты усекла, мерзкая свинья? Подай сюда мой чертов костыль, идиотка!

Я наклоняюсь и, беззвучно заливаясь слезами, поднимаю с пола его костыль.

Всё, как всегда.

Как было вчера и как будет завтра.

11

(август 2018)

– Как видишь, ночь прошла в полном порядке, – не без гордости сказала я маме, прислушиваясь к тому, как она готовит завтрак и хлопочет возле плиты. – Я очень хорошо выспалась.

Конечно, это было ложью. На самом деле, после того как прекратились звуки музыки, продолжавшейся около пяти минут, а может, и того меньше, я не смогла сомкнуть глаз ни на секунду и, забравшись под кровать и крепко сжимая в руке кухонный нож, лежала до самого утра на прохладном деревянном полу в окружающей меня беззвучной тишине, трясясь от страха и боясь пошевелиться. Наконец, когда до прихода мамы, по моим расчетам, оставалось совсем недолго, я кое-как погрузилась в легкую нервную дремоту ровно до тех пор, пока не услышала скрежет ключа в дверном замке. Пожалуй, я никогда раньше так сильно не радовалась звуку открываемой двери, как сегодня утром.