скачать книгу бесплатно
– Больше. Если не считать отпуска – помнишь, он приезжал на Рождество – его не было ровно полтора года. Я даже думал, он с концами там увяз.
Там – это в Аргентине, где их другу предложили длительный контракт на весьма выгодных условиях. Мигель был специалистом по вину, а безупречное знание языка делало его незаменимым на сложных переговорах.
– Он привез тебе шаль, – сообщил Антон.
– Какой милый, – улыбнулась Анна. – Умеет сделать приятное.
– Пожалуй, даже слишком милый, – скривился Ланской.
Он тайно ревновал свою белокурую подругу к Мигелю. Тот иногда – то ли в шутку, то ли всерьез – пытался приударить за Анной. И, по мнению Ланского, Анна могла бы поактивнее отвергать эти ухаживания.
Ланской перевел на нее напряженный взгляд, отвлекшись от дороги, еле видной за ветровым стеклом, по которому барабанил ливень.
– Значит, еще и Мигель, – констатировала Анна. – Превосходно. Шаль придется кстати для моего костюма. Я говорила тебе? Буду ставить танго. Вместе с Борей.
– С Борей. Ага, – ухмыльнулся Ланской. – Он будет ставить или танцевать?
– Ставить буду я сама. Я сама вижу, как надо. Не хочу, чтобы мне диктовали, что делать.
– А Борис в курсе? Или это ему такой вот сюрприз?..
– В курсе с сегодняшнего дня, – злорадно хихикнула она. – Брыкался, конечно. Явно не в восторге.
– Равно как и я. Опять тебя дома не будет сутками.
– Ну, я тебе не жена пока еще, – Анна отвернулась, – так что переживешь.
– Переживу, куда ж я денусь.
За этим разговором они, в итоге, доехали до гипермаркета и еще долго ходили по бесконечным рядам, из-за позднего вечера – почти пустым. Ланской прокручивал в голове их разговор, и что-то в нем ох, как ему не нравилось, только он не мог понять – что. То ли рассуждения об отношениях Катрин с Орловым, изъеденных, как ржой, жгучей ревностью и непрощенными обидами, то ли упоминание о Мигеле Кортесе, персонаже исключительно неоднозначном в их уравновешенной жизни, то ли известие о новой идее Анны. Антон, конечно, гордился любимой, но вместе с тем прекрасно сознавал, что для нее он всегда – номер два, а номер один – Его Величество Танец. Мысли были грустны и тревожны, и хотелось поскорее добраться до дома, лечь в постель, обнять Анну – только в эти часы у Ланского появлялось хоть какое-то подобие уверенности, что она принадлежит ему…
Катрин проснулась от резкого звука, не сразу осознав, что именно ее разбудило. О том, который час, оставалось только догадываться, но июньская ночь коротка, и тьма вокруг еще не прореживалась белесым рассветом. Полуночный звонок не грозил неприятностями, лишь в фильмах и книгах сухой голос сообщает дурную весть или свистящий шепот шантажиста угрожает разоблачением. Но выплывая из омута сна, Катрин уже знала, чей голос услышит – ей предстояло либо очередное выяснение отношений, либо же – в лучшем случае – категоричное требование явиться в то или иное место. «Послать бы его куда подальше раз и навсегда», – с досадой подумала Катрин, но шальная мысль мелькнула и испарилась столь же стремительно, как и возникла. Итак, можно брать трубку. Ну естесссственно…
– Это я. Спишь?
– Сплю, – сонно прошептала Катрин.
– Уже не спишь.
Ну и наглость!
– Ну и наглость! – пробормотала она, в точности зная, что услышит в ответ. Например: «Да, я такой».
– Я такой, – согласился Орлов миролюбиво, – гадкий и противный. Чем занимаешься?
Убила бы! Так, взяла себя в руки!
– Любовью, разумеется, – промурлыкала она. – Чем еще я могу заниматься в это время суток. Тут два знойных.
– Не желаю слушать порно по телефону, – грубо прервал он ее. – Кому-нибудь другому расскажи!
– Если кто другой позвонит, то расскажу, – продолжала мурлыкать Катрин. Ее голос становился все более томным по мере того, как Катрин представляла себе – вот она отвешивает ему одну пощечину, затем вторую. А потом с наслаждением царапает его физиономию – бессовестную и самодовольную. Как, однако, славно.
– Эй, – услышала она, – ты и правда – чем там занимаешься?..
– Разговор с тобой, любимый, заводит почище секса, – сдерживая бешенство, процедила Катрин. – Чего тебе надобно?
– Да так, – последовал ленивый ответ. – Хотел узнать, что новенького.
Катрин закусила губу, и тут фантазия завела ее совсем далеко – ее несносный любовник летел без парашюта с Эйфелевой башни. Каждый их разговор начинался с этих нелепых фраз. Спрашивается, что нового могло произойти за те двое суток, пока они не виделись – и каким чрезвычайно важным должно это быть, чтобы интересоваться им так поздно. Впрочем, только для Катрин ночь была глухой и кромешной, а для Орлова самое время завалиться в кабак, слопать стейк и выпить коньяку. На работе Орлов сидел допоздна, без перерыва на обед, в лучшем случае, ему удавалось хлебнуть кофе и съесть бутерброд, приготовленный милосердной секретаршей. Орлов был ночное животное – приходил на работу, когда за окном еще темно и уходил в одиннадцатом часу вечера. Впереди маячили язва и инфаркт, а пока час обеда наступал заполночь. Но есть в одиночестве он не любил, и поэтому главное, Катрин знала, впереди.
– Приезжай, я тут в кабаке завис, – услышала она и не удивилась.
– Ну и виси дальше. А мне лень. И вообще, я так поздно не ем.
– Это правильно, – ничуть не обиделся он.
Катрин понимала, спорить бессмысленно. Орлов любил повторять: «Женщина должна быть похожа на фарфоровую статуэтку, а не на статую Свободы».
– Я не похожа на статую Свободы! – возмутилась она заранее. – Что тебе надо? Говори быстрее!
– Ты не хочешь разговаривать?
– Я спать хочу, – промямлила Катрин жалобно. Ее боевой настрой куда-то улетучился.
– Тебе Ланской звонил? Он обещал тебе перезвонить.
Катрин мысленно чертыхнулась. Ночь на дворе, какие звонки! Для ее друга слова «хорошее воспитание» не пустой звук – в отличие от ее любовника.
– Завтра собираемся у него.
Катрин молча ждала продолжения. Зачем задавать вопросы – она и так получит ответы.
– Мы завтра собираемся у него, – повторил он таким тоном, словно это дело решенное, а Катрин никто и не спрашивает. А она лихорадочно соображала, кого она на сей раз забыла с чем-нибудь поздравить. Она хронически не могла запомнить дни рождения друзей. Исключение составлял сам Орлов. Его угораздило появиться на свет 8 марта, и такое мог забыть лишь человек с полной амнезией. В какой-то момент Катрин показалось, что она вот-вот схватит ускользающую мысль за хвост, но ей не хватило времени:
– Надеюсь, ты не забыла про его день рождения? – злорадно спросил Орлов. Итак, она забыла про день рождения Антона!
– Я не сомневался, – удовлетворенно заметил Орлов.
– Много работы… Совсем замоталась, – И это было правдой – в тот день Катрин провела три пары на курсах, два урока дома и, вдобавок, на столе ее ожидали два срочных технических перевода из издательства. Но она знала – для Орлова это не аргументы.
– Угу, – промычал он недоверчиво, – много работы… Вся ты в этом, Катька – безответственный и черствый человек. Как бублик недельной свежести – с виду ничего, а есть невозможно.
Назревала неприятная дискуссия о ее черствости и отзывчивости Орлова. Лучше прикусить язычок и попробовать перевести их нервный разговор на мирные рельсы. Итак, народ собирается у Антона. Обычное дело. Почти все события в их компании, как правило, отмечались в просторной квартире Антона. По сути, в квартире его родителей, но они давно работали по контракту где-то на краю света, в жарких песках Аравийского полуострова. В связи с этим Антон и не подумал озаботиться покупкой собственного жилья – родовое гнездо его вполне устраивало.
– В пять заберешь меня от «Проспекта Мира», – потребовал Орлов.
А встретить ее по дороге, тем более, заехать за ней, хотя бы на такси, он не в состоянии! Она должна везти его на эту вечеринку? Катрин снова завелась. Который раз мирной беседы не получалось.
– Я не знаю, во сколько освобожусь, – отчеканила она злым голосом. – Наверно, сильно опоздаю.
– Ну, тогда приезжай прямо к Ланскому, – Орлову, казалось, было все равно.
– А что у тебя завтра?
Завтра у Катрин было – ничего. Но наглый тон Орлова взбесил ее, и она противоречила просто из злобного стремления поставить того на место. И в итоге – что она имеет из-за своего упрямства? Дорогу в одиночестве. Почему бы не сказать прямо – Орлов, хочу, чтобы ты заехал за мной! И все дела. И ведь заедет, никуда не денется.
– Возможно, я не смогу приехать, – храбро заявила Катрин. – У меня есть планы.
– Интересно, – его голос стал ледяным, – какие это у тебя планы?
– Что значит – какие? Другие. Может, у меня свидание.
– Ах, свидание. – протянул Орлов и повторил: – Интересно.
– Что тебе «интересно»? – она не смогла сдержаться и передразнила его.
– Интересно, какую дурную болезнь подцеплю я после твоего свидания? – услышала Катрин и задохнулась от гнева.
– Да как ты смеешь?! – завопила она. – Ты!..
– Как я смею – что? – сухо откликнулся он, тем не менее, довольный произведенным эффектом. – Как я смею возражать против того, что женщина, с которой я сплю, шляется по мужикам, как последняя.
Катрин не дала ему закончить.
– Как же ты мне надоел, Орлов, – выпалила она. – Меня тошнит от тебя и.
– Тебя – от меня – тошнит? – произнес он бесцветным голосом.
– Тошнит! Тошнит! – продолжала Катрин упрямо.
– Ну что же, – равнодушно бросил Орлов. – Наверно, тебе пора спать. Пока.
– Пока, – каменным голосом произнесла Катрин и повесила трубку. Первая.
Ну и чего добилась? Идиотка несчастная. Расстроенная Катрин долго не могла заснуть. Каждый раз одно и то же. При любой ее жалкой попытке выбраться из-под жесткого диктата она проигрывает по всем статьям, а хлипкие отношения грозят оборваться окончательно. Мама права – надо бросить этого невозможного человека и жить собственной жизнью. Выйти замуж, завести детей. Кандидатуру можно обдумать на досуге.
Но сама мысль о том, что Орлов исчезнет из ее жизни – пусть ревнивый, пусть такой неласковый – пугала Катрин до колик. Начиная копаться в себе и в их с Орловым отношениях, она не находила практически ни одной причины «за», чтобы оставаться вместе. Жить с ним оказалось невозможно, единственная попытка семь лет назад кончилась катастрофой. Он изводил ее подозрительностью – она и шага не могла ступить без его контроля. Однажды они скандалили всю ночь – по пустяковому поводу, когда в отсутствие Катрин той позвонил Мигель и нарвался на Орлова. В отчаянии Катрин грохнула об пол тяжеленую хрустальную вазу, а наутро, когда он, уже успокоившись, ушел на работу, сложила его вещи и собственноручно отвезла их к нему домой. Вернувшись, вздохнула с облегчением, а потом ночь напролет рыдала, поняв, что рядом его нет и, наверно, никогда не будет.
Но они снова оказались в одной постели – кстати, довольно быстро, и месяца не прошло. Как это случилось – не мог вспомнить ни он, ни она. Друзья и знакомые ужаснулись, потом посмеялись, потом стали пожимать плечами и воздерживаться от комментариев. Все это длилось пятнадцать лет, и конца не было видно, да никто его, в общем, и не хотел, этого конца. Ни она, ни Орлов.
«Наверно я не создана для семейной жизни. Что в ней хорошего? Себе не принадлежишь, вечно перед кем-то отчитываешься, а уж если рядом такое чудовище, как Орлов, то вообще можно повеситься».
Придя к такому незамысловатому выводу, Катрин некоторое время бессонно таращилась в потолок:
«Конечно, он гад. Но проблема не только в нем. Даже прежде всего – не в нем. Когда тебя гладят против шерсти, выпускаешь когти. А потом забываешь втянуть их обратно. Так и клацаешь по паркету. А кончается все слезами в подушку. И не говори, будто не подозревала, что он собой представляет. Вспомни слова твоей бывшей подруги Олечки Вешняковой. Она же предупреждала, помнишь?»
Подмосковье, поселок Мамонтовка, март 1995 года
Тогда ее еще звали Катей Астаховой. Ей было всего семнадцать, и она училась на первом курсе. В начале марта, поругавшись с матерью из-за какой-то ерунды, она в одиночестве поселилась на даче, в плохо протапливаемом доме, в котором можно было жить разве что летом. И именно туда она неосторожно пригласила Олечку Вешнякову, и та заявилась с толпой незнакомого народа отмечать международный женский день.
Катя страшно мерзла, кутаясь сразу во все теплые вещи, которые у нее с собой были. Натянув на себя три свитера, а поверх еще и обмотавшись парой теплых платков, она недовольно следила за веселой толпой, неумолимо расползавшейся по ее дому. Вешнякова, девица бесцеремонная, но незлая и по-своему интересная, училась с Катей в одной группе. Дочка высокопоставленного дипломата, Олечка Вешнякова, не пройдя по конкурсу в МГИМО, не сдавая экзаменов, каким-то образом оказалась на филфаке МГУ. Среди однокурсников Олечка выглядела, как экзотическая птица в среднерусском лесу.
Кляня себя за неосторожное приглашение – и дернул же ее черт дать Олечке свой адрес – Катя с раздражением наблюдала, как шумная компания с хохотом выгружает еду и выпивку.
Привычный порядок на кухне был беспардонно нарушен. Кто-то лез в буфет за посудой, кто-то, не спрашивая разрешения, закурил и, в общем-то, все они, человек десять, вели себя так, словно ее, Кати Астаховой, в помещении не было. Словно она – пустое место. Хотя это именно то, чего ей в ту минуту хотелось больше всего – стать пустым местом. Или сбежать от них подальше.
Раздался грохот – уронили гору из трех кастрюль, поставленных одна в другую, и сразу за грохотом – радостное ржание. Ерунда какая-то… Зачем ей нужны эти чужие люди, да еще в таком количестве…
– Ты здесь живешь? – услышала она неторопливый голос, как ей показалось, с легким акцентом. На самом деле присутствовал не акцент, а лишь какая – то аура акцента. – Ты кто?
– Сосулька, – проворчала она, едва взглянув, – или, по крайней мере, скоро в нее превращусь. Печка совершенно не греет.
– Ты замерзла? – спросил он и быстро стянул с себя куртку. – Надень.
Катя опешила настолько, что послушно сунула руки в зеленый пуховик, потрясающе легкий и красивый. Затем она подняла взгляд на хозяина пуховика и натолкнулась на темно-серые глаза, полные удивления и восторга.
«Что ты испытала тогда? – спросила себя Катрин. – Вспомни: казалось, тебя лягнули в солнечное сплетение – так сбилось дыхание». Она куталась в его куртку, а он все глубже и глубже тонул в ее бархатных глазах, оглохнув и не воспринимая ничего вокруг.
– А у меня сегодня день рождения, – заявил владелец куртки.
Катя недоверчиво подняла бровь:
– Серьезно?
– Вполне. Я – подарок на женский день.
– И сколько подарку стукнуло?
– Девятнадцать. Совсем старик уже.
– Ну и что ты здесь стоишь? – голос Олечки пробился откуда-то издалека. – Андрей!
– Да? – он словно очнулся. – Что?
Олечка сделала вид, будто не заметила, что куртка ее парня переместилась на плечи однокурсницы, однако бровки нахмурила и прижалась к нему всем телом. Она явно решила взять ситуацию под контроль.
– Это Орлов. Личность замечательная во всех отношениях. Единственный недостаток – он совершенно несносен.
Олечка по-хозяйски схватила парня за руку, повиснув на нем, словно опоссум на ветке. Он не отстранил ее, но вел себя так, словно ее и не было рядом.
– Андрей, – протягивая Кате свободную руку, парень смотрел на нее испытующе, словно оценивал.
– Катя, – ее ладонь предательски дрогнула. Так это и есть знаменитый Андрей Орлов, о котором Вешнякова прожужжала ей уши. «Я люблю его, – мелькнула бредовая мысль. – Что ж мне делать теперь, я люблю его!». Ей следовало добавить: «Помоги мне, Боже!!!» Если б она только знала!
«Если б я знала, – прошептала она сонно. – А что бы это изменило?»
Ничего бы это не изменило…
