скачать книгу бесплатно
Ненужная дочь фермера
Теона Рэй
Спустя годы брака муж превратился в тирана. Спасаясь, я сотворила страшное, из-за чего пришлось сбежать в глухую деревню на краю королевства. Но и там мне не нашлось покоя.
Я надеялась на счастливую жизнь вдали от сплетен и склок, но выбрала не то место для жизни. Провинция оказалась вовсе не спокойной. Здесь плетутся интриги, кипят страсти, а нелюдимого соседа боится половина населения. И еще у меня появилась приемная дочь. Ради нее я должна справиться с бедами и сохранить свою тайну. Но, главное, не стать одной из тех, кого так рьяно обсуждают соседи.
Теона Рэй
Ненужная дочь фермера
ГЛАВА 1
Я не успела уйти. Ириг вернулся раньше, чем должен был, и застал меня с чемоданом в руках.
В темных, налитых кровью глазах мужа сверкала ярость. Бежать мне некуда: за спиной окно, но спрыгнуть со второго этажа и сломать ноги было бы глупо. Впереди Ириг – пьяный, как и каждый день последнего месяца.
В нашей крошечной спальне было так мало места, что муж мог сделать всего один шаг и оказаться вплотную ко мне. Но он ждал, наслаждался моим страхом. Ему доставляло удовольствие видеть меня такой – испуганной, растерянной.
Я с ноющей тоской вспоминала его добрую улыбку. Ириг был нежен и ласков когда-то давно, будто в другой жизни. Теперь он стал зверем. Или же просто одним из тех уродов, кто из раза в раз самоутверждается за счет слабой женщины.
Сердце билось в груди загнанной птицей, но я двинулась к Иригу. Собиралась спуститься в гостиную, выбежать из дома и больше никогда не возвращаться.
Давно нужно было так сделать, но сил на это хватило только сегодня.
– Уходишь? – заплетающимся языком еле внятно спросил Ириг.
Я с сожалением осмотрела его помятое лицо, недавно появившийся синяк под глазом, заработанный на одной из попоек, и стиснула зубы. Скажу ему, что ухожу насовсем, и беды не миновать.
– Принесу тебе воды. Выглядишь неважно, – тихо ответила я.
Муж больно стиснул мое плечо. Я с трудом сдержала стон. В голове билась только одна мысль: “Терпи. Уснет, и ты уйдешь, просто подожди”.
– Отпусти меня, – попросила я дрожащим голосом. – Я принесу воды, и мы поговорим, ладно?
– Сначала ты расскажешь мне, – Ириг шагнул влево, перекрывая проход, – какого черта наш сосед делал здесь сегодня утром? Когда я уходил на работу, ты сказала, что весь день будешь заниматься огородом. Тверк сообщил мне, что видел, как Харон зашел в наш дом, а вышел спустя только час!
– Поговорить заходил. Мы обсудили новый сорт томатов, и еще он просил заглянуть к нему на днях, проверить здоровье теленка. Харону семьдесят, не думаешь же ты, что у нас с ним что-то есть? Ты не впервые намекаешь на это, и мне надоели твои подозрения.
– Я этого не говорил, – прорычал Ириг, – а вот ты…
Его пальцы сильнее впились в мое плечо, наверняка оставляя синяк. Еще недавно муж не позволял себе делать мне больно. Я отчетливо помнила его ласковые поглаживания и нежный голос, но сейчас это были лишь воспоминания.
– Пусти! – я толкнула Ирига, и он пошатнулся, а я сумела выпрыгнуть из комнаты. До лестницы шаг, всего один шаг.
Ириг оказался проворнее. Схватил меня за волосы, толкнул к стене. Из моих глаз брызнули слезы от обиды и боли. Я могла кричать сколько угодно, но никто не услышит.
– Ты сейчас же расскажешь мне, – мужчина вытащил ремень с тяжелой пряжкой из своих брюк и замахнулся, – что у тебя с Хароном?!
– Ничего! – взвизгнула я в отчаянии.
В некогда красивых глазах любимого мужчины я увидела свое перепуганное отражение, в котором саму себя не узнала. Бледное лицо, потухший взгляд. Разве такой я была, когда выходила за Ирига?
– Что случилось с тобой? – срывающимся голосом спросила я и проглотила ком, вставший в горле. – Я не виновата в том, что мы потеряли ребенка. Никто не виноват, Ириг. Мы должны быть вместе в это сложное время, а не порознь. Не нужно пить алкоголь, чтобы заглушить отчаяние. Мы справимся с этим! Вернись, прошу. Я боюсь тебя, разве не видишь?
Ни один мускул на его лице не дрогнул.
Передо мной был уже не тот Ириг, которого я полюбила, и мне стоило с этим смириться. Когда мы лишились самого дорогого, что имели, я нашла свое утешение в одиночестве и покое, а муж – в бутылке.
Пряжка ремня блеснула в тусклом свете лампы, металлический квадратик со свистом рассек воздух и обжег мою щеку.
С губ сорвался крик. Я машинально прижала ладонь к щеке и зря – муж замахнулся снова. Удар пряжкой на этот раз пришелся по кисти. От боли потемнело в глазах.
Ириг кричал что-то о Хароне и нашей нерожденной дочери. Называл меня бродяжкой, которую он приютил из жалости. Тыкал мне в лицо грязным пальцем, дышал на меня перегаром.
Я слышала голос мужа как сквозь толщу воды и уже не пыталась оправдаться. Говорить что-либо не было смысла, Ириг все равно не услышит и не поймет.
Тряхнула головой, прогоняя туман перед глазами и звон в ушах. Пальцы почти не двигались от боли, на светлой коже появился темный орел – изображение птицы было выковано на пряжке.
На негнущихся ногах двинулась к лестнице.
– Сюда иди! – зарычал Ириг и дернулся в мою сторону, но схватился пальцами за воздух – я успела отпрыгнуть и зацепиться за перила.
Муж потерял равновесие и не удержался на лестничной ступени. Полетел вниз, с глухим стуком покатился по лестнице и распластался на темном деревянном полу.
Паника охватила меня спустя мгновение.
– Ириг? – хрипло позвала я.
Крепче стиснула перила руками. Боль в кисти от удара уже не чувствовалась, и даже рассеченная щека не давала о себе знать.
– Ириг?!
Тишина в ответ сводила с ума. Стеклянный взгляд мужчины застыл на потолке, а рот все еще был открыт в теперь уже безмолвном крике: “Что у тебя с Хароном?!”
На ватных ногах я преодолела лестницу. Упала на колени перед мужем, судорожно погладила его по груди.
– Очнись, Ириг!
Пульс. Где у человека пульс?! Ладонями я шарила по шее, запястьям. Прижалась ухом к груди, ожидая услышать биение сердце.
Ириг не дышал, не шевелился, не реагировал на мой крик. За окнами стояла ночная темень, и в отражении стекол я видела свое перекошенное от ужаса лицо.
Заныла разбитая рука. Шок постепенно начинал проходить.
Я долго сидела у тела, растерянно осматривая гостиную нашего уютного жилища. Дом был небольшим, но двухэтажным и с тремя комнатами.
Что, если спрятать Ирига в одной из них?
Вдохнула и медленно выдохнула, успокаиваясь. Сердце постепенно перестало бешено колотиться, застучало размеренно и ровно.
Наверное, нужно отправить письмо в полицию и во всем признаться?
Взглядом вернулась к начинающему синеть лицу Ирига. Я любила его. Этого человека я правда любила, но в последнее время его словно подменили…
Заслужил ли он смерти? Не заслужил.
А я не заслужила наказания.
– Я не хотела, чтобы ты… так… – всхлипнула, дрожащими пальцами вытирая слезы. – Это случайность, глупая и страшная, но случайность…
За окном сверкнул столб света. Грохоча колесами, по улице прокатился паровой кэб.
Я метнулась к входной двери, задвинула засов и на всякий случай закрыла щеколду. Чтобы никто не вошел и не увидел…
Обернулась к Иригу. Он лежал без малейшего движения, и сколько бы я ни сверлила бездыханное тело взглядом в надежде, что вот-вот грудь поднимется, муж хрипло вздохнет и попытается встать, ничего не происходило.
Наверное, в тот момент я еще не осознавала, что натворила. Может быть, если бы смерть Ирига была не случайной, а подстроенной, я бы знала, что делать. Обратилась бы в полицию, сдалась, понесла наказание.
Сейчас же я носилась по дому, не чувствуя ног. Собирала монеты и купюры, рассованные по углам – так мы копили деньги и берегли их от воришек.
За первые три года нашей совместной жизни с Иригом я обзавелась красивыми вещами. Обустроила дом, а в спальню подбирала мебель с особым вниманием, ведь в ней нам предстояло дарить друг другу тепло и нежность.
Мы любили наш маленький мир вдали от города, любили друг друга. Мы вместе готовили завтраки, пили чай, обсуждали новости.
Некогда приятные воспоминания теперь душили.
Я засунула в чемодан все деньги, что нашла, и осела на пол. Содрогаясь от рыданий, кричала во весь голос. От слез щипало рану на щеке, и я почти не замечала этого – душевная боль оказалась куда страшнее.
Сколько так провела времени, не знаю, а когда плакать стало нечем, и слезы высохли, вышла на улицу в ночь.
Наш дом находился за чертой города, а слева от него располагалось жилище Харона – глуховатого, подслеповатого старика. Еще дальше жил Тверк – запойный пьяница, новый и единственный друг Ирига. Первый не слышал моих криков, а второй наверняка спит под своим забором, как обычно.
Я заперла дверь. Рано или поздно в дом кто-нибудь войдет, например, тот же Тверк. Но, скорее всего, Ирига найдут совсем не сразу, а тогда, когда я буду далеко отсюда.
Ноги сами понесли меня к стоянке кэбов. Почему-то я начала вспоминать, в каком районе находится отдел полиции, и к кому там нужно обратиться, чтобы написать чистосердечное признание.
На полпути к стоянке развернулась и побежала на вокзал.
Поезд идет через все государство от юга до запада, а это едва ли не полмира. Его конечная станция – милейший городок Вивьен. Когда-то я мечтала поехать в него, гулять по цветущим улочкам и наслаждаться сливочными блинами, которые продают там на каждом углу.
Этого уже никогда не случится.
За Вивьеном на тысячи миль растянулись деревни, поселки и хутора. Добраться до любого из них можно только кэбом или верхом. Я это точно знала, Харон не раз рассказывал мне о тех краях.
Вокзал оказался пуст, к счастью, и только служащие могли видеть растерянную, испуганную женщину в домашнем платье, но вряд ли приняли во внимание ее внешний вид.
Из дома я забрала все деньги, что у нас с Иригом были накоплены на строительство бани, и сейчас, не думая, выкупила все четыре места в купе. Чтобы ни при каких обстоятельствах никто не видел меня в этом поезде. Мне нужно добраться до Вивьена, ну а потом куда глаза глядят.
Чем дальше уеду, тем сложнее меня будет найти.
Поезд тронулся спустя несколько минут, обозначив свое отправление протяжным гудком.
Я хотела поспать, но не могла – стоило закрыть глаза, и перед внутренним взором возникала картина, как Ириг снова и снова падает с лестницы, а потом застывает со стеклянными глазами.
Мысли хаотично метались в голове. Я то порывалась сорвать стоп кран, выскочить из поезда и бежать в полицию, то проверяла защелку на двери, чтобы проводники не вошли и не успели запомнить мое лицо.
Кричала в подушку. Дышала тяжело и прерывисто, успокаиваясь, а потом замирала посреди купе и бездумно смотрела в стену.
Мой муж погиб из-за меня.
Повторяла это сотни или даже тысячи раз. Щека горела, руку ломило – Ириг наверняка повредил мне кости. Пальцы или сломаны, или в трещинах. Я не могла этого знать наверняка, да и не обращала внимания на боль. Меня волновало другое: когда меня найдут и найдут ли вообще?
За то, что я сделала, полагается смертная казнь. Прилюдно государственный палач должен расчехлить свою секиру и снести мне голову с плеч.
Я вздрогнула при мысли об этом и села на кровать. Нет, меня не найдут, я не дамся. Уеду так далеко, куда и почта не доходит. Говорят, в далеких деревнях, где никто никогда не слышал о почтовых кэбах, люди живут так, как хотят. Там нет стражей порядка, судов и эшафотов.
Там не живут палачи.
– Но я не имела права лишать тебя жизни, Ириг, – прошептала я в никуда. – Прости меня, пожалуйста. Я не хотела и не должна была, мне просто нужно было уйти, а ты встал передо мной…
Я замолчала и рухнула на кровать. Вжалась в стену и прикрыла голову подушкой.
Часы и дни летели незаметно. Печенье, которое прихватила с собой из дома, давно закончилось. Выйти на одной из станций, чтобы купить еды, не могла – боялась, что кто-то меня запомнит.
Слушала каждое объявление об остановках, надеялась, что вот-вот грубый механический голос назовет город Вивьен, но время шло, а поезд преодолел только половину пути.
Я выходила из купе только чтобы попить воды из крана в уборной комнате. Быстро возвращалась, ложилась в постель и ждала, когда пройдет еще один день. И всего дважды мне пришлось встретиться с проводником, когда тот просил показать ему билет.
Голод начинал мучить, отчаянно хотелось помыться и уснуть без надоевшего стука колес.
Когда в очередной раз динамики в купе захрипели, а следом прозвучало название конечной станции, я не поверила своим ушам. Даже прижалась носом к стеклу, чтобы убедиться в том, что не ослышалась.
На здании вокзала висела табличка “Вивьен”.
Я так сильно ослабла от голода за время пути, что едва могла стоять на ногах. С трудом покинула купе, а когда со ступенек вагона спрыгнула на перрон, то ноги подкосились. Сидела несколько минут, приходя в себя. Мимо сновали люди, гремели колесиками чемоданы. Визги и смех детей набатом отдавались в ушах.
Никто и не подумал подойти, спросить, все ли со мной в порядке, но мне это было только на руку. Когда головокружение прошло, я крепче перехватила ручку чемодана и побрела в сторону города.
Вивьен наверняка был красив, только сейчас я этого не замечала. Жадно всматривалась в стеклянные витрины булочных и кондитерских, глотала слюну. Знала, что спустя столько дней голодания мне просто нельзя объедаться, последствия для здоровья могут быть необратимы, и потому искала какой-нибудь уютный ресторан, в котором смогла бы заказать жидкий суп.
Такой нашелся почти сразу, неподалеку от центральной площади, где располагались самые лучшие и дорогие отели. Ни на один из них я не хотела тратиться, и после того, как съела тарелку супа в одном из заведений, сняла номер в простенькой гостинице.
Комната оказалась грязной: пятна на стенах, на тонком ковре, и даже постельное на узкой кровати было в разводах.
Обвела спальню равнодушным взглядом, бросила чемодан в угол, заперла дверь, задернула шторы и проспала до середины ночи.
Последнюю неделю я жила по инерции. Двигалась, засыпала и просыпалась. Я не замечала, что у меня болит рука и на щеке давно запеклась кровь. Не обращала внимания на то, как от меня пахнет.
Сегодня, впервые после смерти мужа, проснувшись в убогой ночлежке за тысячи миль от дома, я, наконец, сообразила, что произошло. Перед глазами словно воочию появилось лицо Ирига, навеки застывшего с раскрытым в безмолвном крике ртом.
