banner banner banner
Комната спящих
Комната спящих
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Комната спящих

скачать книгу бесплатно

Комната спящих
Фрэнк Р. Тэллис

Темные тайны
Молодой талантливый психиатр Джеймс Ричардсон получает предложение работать с известным харизматичным доктором Хью Мейтлендом. Для него это уникальная возможность принять участие в интересном с научной точки зрения эксперименте. Шесть тяжело больных женщин погружены в искусственный сон, который должен исцелить их и вернуть к полноценной жизни. Но так ли благородны цели Мейтленда? В чем состоит истинный эксперимент? Между тем в больнице происходят странные, зловещие события. Доктор Ричардсон не может найти другого объяснения, кроме как вмешательство сверхъестественных сил, но развязка оказывается еще более неожиданной…

Ф. Р. Тэллис

Комната спящих

Copyright © F. R. Tallis 2013

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

Глава 1

Тем утром я очень волновался: мне предстояло собеседование. Явственно припоминаю – был конец августа, один из последних теплых дней того удивительно погожего лета. Небо над Трафальгарской площадью сияло голубизной, вода в фонтанах искрилась, будто стекло. В кармане у меня лежал конверт с ответом от Хью Мейтленда. На толстом листе кремовой бумаги было написано: «Предлагаю встретиться в клубе. Так удобнее всего, у меня там назначена другая встреча на половину десятого».

В студенческие годы я часто слушал выступления Мейтленда по радио. Он был завсегдатаем дискуссионных программ, в начале которых струнный квартет неизменно играл что-то современное, прогрессивное – например, Бартока. Я выключал свет, ложился на кровать и впитывал каждое слово. Приятный голос интеллигентного человека – богатый модуляциями, добродушный, но в случае необходимости способный опуститься до угрожающе низкого регистра и звучать властно, повелительно. Оглядываясь назад, понимаю, что Мейтленд был типичной фигурой для того времени, представителем возникшей в послевоенные годы профессиональной элиты. Этих людей объединяло одно – несокрушимая вера в себя и твердая убежденность, что их судьба – обеспечить всему человечеству светлое будущее.

Мейтленд возглавлял отделение психологической медицины в больнице Святого Томаса, но при этом успевал работать в качестве консультанта в трех других больницах – Модсли, Белмонте и Вест-Эндской клинике для нервнобольных. Научные статьи Мейтленда регулярно печатались в «Британском журнале психиатрии», а знаменитый учебник (до сих пор помню светло-голубую суперобложку) был только что переиздан.

Клуб «Брекстон» находился с южной стороны Карлтон-Хаус-Террас и выходил окнами на Сент-Джеймс-парк. Обстановка оказалась в точности такой, как я и ожидал, – дубовые панели, старинные гравюры, запах полироли для дерева и аромат табака. Привратник принял у меня пальто и сопроводил в приемную, я опустился в кожаное кресло и стал ждать, слушая громкое тиканье напольных часов. На столике лежали ежедневные газеты – аккуратно сложенные, ни одной измятой. Корешки были такие ровные, что возникло подозрение: их предварительно прогладили утюгом. Но я был слишком взвинчен, чтобы читать. Прошло около пяти минут, когда меня наконец провели наверх, в библиотеку.

У некоторых высоких мужчин есть привычка горбиться, однако, поднявшись с кресла, Мейтленд выпрямился во весь свой могучий рост и горделиво вскинул подбородок. На нем был идеально сидящий костюм в тонкую полоску, явно сшитый в престижном ателье на Севил-Роу. К галстуку был приколот какой-то значок – видимо, признак принадлежности к сообществу колледжа. Глаза карие, чуть запавшие, волосы зачесаны назад. Судя по жирному блеску, Мейтленд явно переборщил с помадой для волос. Зубчики расчески проложили в волосах глубокие борозды, демонстрируя, как старательно подошел к делу владелец. Пожалуй, Мейтленда можно было назвать импозантным, хотя впечатление от твердых, мужественных черт лица несколько портил второй подбородок, а лоб пересекали горизонтальные морщины.

– Доктор Ричардсон, – произнес Мейтленд, протягивая руку. Я сразу узнал голос. Пожатие было крепким, в ответ я невольно напряг собственные пальцы. – Спасибо, что пришли.

Тогда я временно работал в больнице Ройал-Фри – случилась вспышка необычного, неизвестного заболевания. Симптомы включали мышечные боли, апатию и депрессию. Жертвами стали более двухсот человек, в том числе значительная часть персонала. Мейтленд спросил, занимался ли я кем-то из пациентов, и предложил высказать мои предположения относительно диагноза и возможной причины заболевания.

– Клиническая картина, – наконец осмелился заговорить я, – наводит на мысль об энцефаломиелите – скорее всего, вирусном, передающемся при прямом контакте.

Одобрительно кивнув, Мейтленд разложил на столе мое заявление о приеме на работу и рекомендации. Немного поговорили о моих студенческих годах, особенно о спортивных достижениях. Я играл в регби – Мейтленда это заинтересовало.

– А почему бросили? – спросил он.

– Травма ноги.

– Какая жалость, – искренне произнес он.

Позже я узнал, что из-за сильного обострения туберкулеза он сам был вынужден преждевременно завершить блестящую карьеру регбиста.

Обсудили мою стажировку в больнице Сент-Джордж под руководством сэра Пола Маллинсона, исследования, проведенные мной в лаборатории сна в Эдинбурге, а также две статьи (недавно принятые «Британским медицинским журналом»).

Мейтленд сложил бумаги в стопку и прихлопнул ладонями края, чтобы лежали ровно. После чего, наклонившись вперед, спросил:

– Скажите, доктор Ричардсон, почему вас привлекает именно эта вакансия? Для человека с таким послужным списком оплата достойная, но можно ведь найти и лучше. Особенно с блестящими рекомендациями от самого сэра Пола.

– Я давно уже интересуюсь вашей работой. Для меня это будет уникальная возможность.

Мейтленд не смог устоять перед лестью, уголки его губ чуть приподнялись, но вскоре довольная улыбка исчезла, и лицо Мейтленда приняло хмурое выражение.

– Вас не смущает расположение?

Я не сразу сообразил, о чем он, и, заметив мое замешательство, Мейтленд прибавил:

– Уилдерхоуп – место достаточно глухое. Провинциальный Саффолк.

– Но туда ведь ходят поезда?

– Разумеется. И автобусы тоже.

– В таком случае не вижу проблемы. Машины у меня нет, но если ходят поезда и автобусы…

Морщины на лбу Мейтленда пролегли еще глубже.

– Предыдущий ординатор, Палмер, поначалу не обратил внимания на данное обстоятельство, однако у меня создалось впечатление, что именно это ему и не понравилось. Я, конечно, стараюсь приезжать в Уилдерхоуп хотя бы раз в неделю, но бо?льшую часть времени придется справляться одному.

Я пожал плечами:

– Лишь бы инструкции были исчерпывающие.

Мейтленд снова улыбнулся:

– Простите. Отставка Палмера стала для меня неожиданностью. Впрочем, я сам виноват. Ошибся в нем. А теперь позвольте рассказать о больнице. Это очень интересно. – Мейтленд достал из кармана пиджака узкий серебряный портсигар и предложил мне сигарету. Дал прикурить мне, потом прикурил сам и подтолкнул ко мне хромовую пепельницу. – Раньше Уилдерхоуп был охотничьей резиденцией и принадлежал семейству Гезеркоул – восточно-английской аристократии. Во время Первой мировой дом был пожертвован армии в качестве помещения под госпиталь для выздоравливающих. Позже госпиталь превратился в административное здание, а впоследствии – в разведывательный центр. Говорят, однажды там останавливался Черчилль, когда приезжал на тренировочную базу в Орфорд-Несс. Я много лет искал как раз такое место. Когда узнал, что военным здание больше не нужно, навел справки, оживил старые связи. – Мейтленд затянулся. – У нас двадцать четыре места. Два крыла и наркозная комната. Также осуществляем амбулаторное лечение, хотя и не очень часто, иногда выезжаем на дом – пришлось согласиться, чтобы Медицинский совет успокоился.

– А откуда поступают пациенты? – спросил я.

– Из лондонских обучающих больниц. Но наша репутация распространяется быстро. Лечебный центр подобного типа чрезвычайно полезен. Пока что учреждение невелико, но, уверен, в скором времени начнет расти. Медсестер девять. Восемь моих Флоренс Найтингейл[1 - Найтингейл Флоренс (1820–1910) – сестра милосердия и общественный деятель Великобритании. (Примеч. ред.)] и местная девушка, она проходит у нас обучение. Еще завхоз, Хартли, а кухней заведует его жена.

– А сколько медицинского персонала?

– Врач всего один.

От неожиданности я запнулся.

– Один врач?

– Да.

– Но…

– Знаю, о чем вы подумали. Не беспокойтесь. Работать без передышки не придется. У нас договоренность с деревенской больницей под Саксмандемом. Дежурный психиатр будет подменять вас почти каждые выходные.

Мейтленд потянул шнур и продолжил рассказывать об Уилдерхоупе, своем желании создать поистине совершенное учреждение, расширить больницу, пристроив будущей весной два новых крыла. Я отметил, что Мейтленд стал общаться со мной менее сдержанно. Затем настоял, чтобы я взял еще сигарету. Мейтленд был ярым критиком психотерапии и, восхищаясь новейшими достижениями в области фармацевтики, бранил новомодных «коммерсантов» с их кушетками.

– Методы Фрейда удручающе неэффективны. Вся эта болтовня – потерянное время… Триста миллиграммов хлорпромазина стоят нескольких месяцев психоанализа! Согласны? Сны, бессознательное, примитивные инстинкты! Психиатрия – ветвь медицины, а не философии. Причина психического заболевания лежит в физическом органе, мозге, и должна лечиться соответственно.

Мейтленд пристально посмотрел мне в глаза, высматривая знаки недовольства или несогласия, потом продолжил вдохновенную речь. Я подумал, что Мейтленд мог бы сделать успешную карьеру в качестве военного. Легко представить, как он командует гарнизоном в каком-нибудь далеком форпосте империи.

В дверь постучали, вошел официант с подносом, на котором стояли два стакана виски. Рановато для крепких напитков, отметил я. Когда мы снова остались наедине, Мейтленд поднял стакан и подал знак, чтобы я последовал его примеру.

– Поздравляю! – проговорил он с широкой улыбкой.

– Прошу прощения?

– Поздравляю. Работа ваша.

* * *

Летом я встречался с девушкой по имени Шейла, секретаршей на Би-би-си. Общего у меня с ней было мало, но вместе нам было весело – танцевали, ходили в джаз-клубы. Мы договорились встретиться в семь тридцать, но Шейла, как всегда, опоздала – я уже к этому привык и сносил без жалоб. Я сидел за столиком в кафе в Сохо и наблюдал за посетителями – мужчинами в твидовых пиджаках с кожаными заплатками на локтях, женщинами в белых блузках и слаксах. В граммофон была поставлена поцарапанная пластинка с записью неаполитанских песен.

Пришла Шейла, некоторое время мы болтали ни о чем. Невероятно, но факт – наши долгие дружеские разговоры всегда были на удивление бессодержательны. Даже после секса. В постели мы всегда обсуждали что-то незначительное, равнодушно обменивались мнениями и засыпали. На половине O sole mio я набрался смелости и сообщил ей новость.

– Сегодня у меня было собеседование.

– Да? И как, получил работу?

– Получил.

– Молодец. – Шейла прочла в моем взгляде нерешительность и легкие угрызения совести. – Что такое?

– К сожалению, придется переехать в Саффолк.

– Когда?

– Довольно скоро.

Шейла восприняла новость с типичным для нее жизнерадостным равнодушием. Подозреваю, на самом деле она почувствовала облегчение. Не будет ни сцены расставания, ни неловкости, ни притворства. Мы просто разойдемся, каждый своей дорогой. Допив кофе, сходили на комедию в «Астории», а когда пришло время прощаться, Шейла поцеловала меня и сказала:

– Удачи. Надеюсь, у тебя все получится.

Запрыгнула в автобус и помахала через окно. Вскоре автобус скрылся в потоке транспорта, направлявшегося в сторону Юстона.

Я же взял курс на север, в Кентиш-Таун, незначительное расстояние от станции до дома проделал пешком. Я снимал комнату на третьем этаже. Стоило открыть входную дверь, и в нос ударил до боли знакомый «аромат» тушеных овощей. Неаппетитный запах, вывести который невозможно. Было всего половина двенадцатого, но хозяйка, вдова по имени миссис Бриггс, вышла из гостиной и пронзила меня суровым взглядом. Волосы убраны в сеточку, руки скрещены на груди.

– Вы сегодня поздно, доктор Ричардсон.

– Да. Задержали в больнице.

– Понимаю.

Поплотнее затянув пояс халата, прибавила:

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, миссис Бриггс.

– Не забудьте выключить свет на площадке.

– Не забуду, миссис Бриггс. Еще раз доброй ночи.

Я попытался тихо подняться по лестнице, но ничего не вышло. Почти каждая ступенька громко скрипела. Войдя в свою комнату, я поставил стул у окна и стал смотреть на безоблачное небо. Над дымоходными трубами поднялась полная луна, черепицу озаряло серебристое сияние. О Шейле я даже не думал. Все мысли занимал Мейтленд.

* * *

В день отъезда я хотел сесть на утренний поезд, но из-за административной ошибки пришлось вернуться в Ройал-Фри. Нужно было подписать какие-то документы. Присланный мне на замену доктор Коллинз только что прибыл, и по глупости я позволил втянуть себя в нудную процедуру передачи обязанностей. Коллинз задал великое множество вопросов. К стыду своему, я совсем потерял терпение.

До вокзала на Ливерпуль-стрит добрался только вечером, как раз успел на поезд в шесть тридцать четыре до Ипсвича. Доехав до места, позвонил завхозу мистеру Хартли и сообщил, что задерживаюсь. Заранее договорились, что мистер Хартли встретит меня в Уилдерхоупе и проводит в отведенные мне комнаты. Мистер Хартли, кажется, нисколько не огорчился, просто сказал: «Позвоните, когда приедете в Дарем». Я благополучно доехал до Вудбриджа, но на путях сломался сигнал, так что пришлось высаживаться и ждать еще два часа. Наконец подъехал маленький дымящий локомотив с двумя пустыми вагонами. Я взял чемодан, сел в вагон и, пройдя по узкому коридору, вошел в первое купе. Не успел я сесть, как раздался свисток, и поезд неторопливо покатил вперед.

Когда выехали из Вудбриджа, наконец представилась возможность полюбоваться природой – низкие покатые холмы, плоские равнины… Вскоре наступила ночь, окна почернели, и единственное, что можно было через них разглядеть, – собственное отражение. Поезд останавливался еще на двух станциях, Мелтон и Уикхем-Маркет, но мой вагон продолжал пустовать. В Саксмандеме до меня донесся звук хлопнувшей двери, и спустя несколько секунд перед моим купе стоял мужчина. Заглянул внутрь через стекло, и наши взгляды встретились. Прежде чем я успел отвести глаза, мужчина отодвинул дверь и шагнул внутрь. Кивнул, сняв шляпу, и опустился на сиденье напротив. Между тем поезд пришел в движение, станция начала медленно удаляться.

– Вы в Ловстофт? – спросил мужчина.

– Нет, – ответил я. – В Дарем.

– В Дарем? – переспросил он. В его голосе сквозило удивление.

– Ну, не совсем, – поправился я. – Мне нужно в Данвич-Хит. Там открылась новая больница. Я врач.

– Уилдерхоуп-Холл.

– Да.

Можно было подумать, раз мой попутчик выбрал единственное занятое купе в вагоне, ему нужна компания. Но данное предположение оказалось ошибочным. Казалось, удовлетворив любопытство относительно цели моего путешествия, он утратил всякий интерес к разговору. Мужчина сидел неподвижно, слегка нахмурившись, пальцы крепко сжимали колени. Я отвернулся к окну. Спустя несколько минут попутчик заговорил снова:

– Все были против.

– Прошу прощения?

– Против больницы. Людям не хотелось, чтобы прямо под носом дурдом открывали.

Его поведение и манера разговаривать порядком раздражали.

– Что ж, – ответил я. – Печально слышать. Но о душевнобольных тоже необходимо подумать. Должны же их где-то лечить.

Мужчина закусил нижнюю губу и снова умолк. Я уже собрался перебраться в другое купе, но потом передумал. Вместо этого решил отвлечься и углубился в учебник Мейтленда. Когда поезд наконец прибыл в Дарем, я покинул вагон со всей возможной поспешностью.

Шагнул на окутанную туманом платформу. Раздался протяжный металлический скрежет. Внутри кабины виднелись всполохи огня, из трубы вылетали сверкающие искры, зависающие в воздухе причудливыми созвездиями. Все это отчего-то создавало зловещее впечатление. Я посмотрел на часы и остановился, глядя вслед отъезжающему поезду. Колеса крутились, а я замер неподвижно, как завороженный следя за тем, как вагоны исчезают в темной дымке. Затем поднял чемодан, зашагал к краю платформы и спустился на дорогу. В нескольких ярдах от места, где я стоял, была телефонная будка. Зайдя внутрь, я поднял трубку, но, прижав ее к уху, не услышал гудка. Выругавшись вслух, повесил трубку, потом снова снял. Опять тишина. Глубоко вздохнул и, толкнув спиной дверь, вышел наружу.

Перед глазами извивались языки тумана. Рискнул отойти на несколько шагов от будки, но даже с такого близкого расстояния станцию было не разглядеть, будто она исчезла. Несмотря на это обстоятельство, я решительно двинулся вперед, надеясь дойти до ближайшей деревни. Вспомнились слова Мейтленда о том, что Уилдерхоуп – «место достаточно глухое», и его предположение, что предыдущий ординатор, Палмер, уволился именно из-за этого. В тот момент раздался вой какого-то ночного зверя, один из тех меланхоличных призывов, который с легкостью можно принять за плач младенца. Сочетание густого тумана и заунывных завываний вынудило меня растерять последние остатки решимости, и я повернул обратно.

Я снова поднялся на платформу и стал прохаживаться из стороны в сторону. Дверь в билетную кассу была заперта, за окнами здания – темно, а единственным источником освещения выступал ряд фонарей. Но дверь в зал ожидания оказалась открыта. Я зашел внутрь, сел на скамейку и задумался, как поступить. Похоже, оставалось одно – дождаться, пока туман рассеется, и еще раз попытаться дойти до деревни.

Прошло несколько минут. Все это время я уныло глядел в окно. И тут услышал шаги. Я вскочил, выбежал наружу и увидел, что навстречу мне движется яркий свет, лучи которого прорезывали окружающий туман. Я поднял руку, прикрывая глаза. Кто-то окликнул: «Эй!», и через несколько секунд ко мне подошел человек в униформе. Это оказался станционный смотритель, кативший рядом с собой велосипед. Я был так рад его видеть, что даже рассмеялся от облегчения.

– Добрый вечер.

– Только поглядите! – воскликнул смотритель и обвел все вокруг широким жестом, заставив туман заколыхаться. – Час назад с болот нанесло.