скачать книгу бесплатно
Тут она пустилась рассуждать о вторжении и о прочих военных материях: о короле Фридрихе (в те дни он ходил в протестантских героях), о мосье Тюро и его флоте, о мосье Конфлане и его эскадроне, о Менорке, недавно подвергшейся нападению, и о том, где оная, собственно, находится; оба мы сошлись на том, что в Америке, и оба надеялись, что французов там как следует взгреют.
Я вздохнул (я уже начинал оттаивать) и заговорил о том, как мне хочется быть солдатом, на что Нора, как всегда, возразила:
– Этого еще не хватало! Значит, ты собираешься меня покинуть? И куда ты годишься, скажи на милость? Разве что в недомерки-барабанщики!
На что я поклялся, что все равно буду солдатом, а со временем и генералом.
Так, болтая о том о сем, подъехали мы к мосту, который с этого дня получил название «Прыжок Редмонда». То был старый высокий мост, перекинутый через глубокий ручей, бежавший по каменистому ложу. И когда Дейзи с двойным грузом ступила на него, мисс Нора, дав волю своему воображению и все еще импровизируя на военные темы (голову даю на отсечение, что она думала о капитане Квине), – мисс Нора сказала:
– Редмонд, если ты такой герой, скажи, что бы ты стал делать, когда бы, въехав на этот мост, увидел на том берегу неприятеля?
– Я вытащил бы саблю из ножен и проложил бы себе дорогу.
– Как? Со мною вместе? Ты, видно, задумал убить меня, бедняжку? – Эта молодая леди при всяком удобном и неудобном случае называла себя бедняжкой.
– Ладно, я скажу тебе, что бы я сделал. Бросился бы вместе с Дейзи в реку и переправил вас обеих туда, где вам не грозила бы опасность.
– Да ведь тут футов двадцать глубины. Никогда бы ты этого не сделал на Дейзи. Вот у капитана лошадь Черный Джордж! Мне рассказывали, что капитан Кви…
Она так и не закончила: взбешенный назойливым повторением ненавистного имени, я крикнул: «Держись за меня крепче!» – и, пришпорив Дейзи, в мгновение ока махнул с Норой через перила и прямо в глубокий ручей. Почему я это сделал, я и сам не сумел бы сказать: то ли хотел погибнуть вместе с Норой, то ли совершить поступок, перед которым дрогнул бы даже капитан Квин; а может, я и правда вообразил, что перед нами неприятель, – не знаю; во всяком случае, я прыгнул. Лошадь ушла в воду с головой, Нора безостановочно визжала и когда мы погружались в воду и когда вынырнули из воды; на берег я высадил ее в полуобмороке, и здесь нас подобрали дядюшкины люди, прискакавшие на Норины крики. Вернувшись домой, я вскорости слег в горячке, приковавшей меня к постели на шесть недель. Встал я с одра болезни выросший чуть ли не на голову и еще более, чем когда-либо, влюбленный.
В первые дни моей болезни Нора усердно за мной ухаживала, предав забвению семейные распри, да и матушка выказывала склонность по-христиански все забыть и простить. Со стороны женщины с таким надменным нравом, никогда не прощавшей обиды, было нешуточной жертвой презреть давнюю вражду и оказать мисс Брейди ласковый прием. Шалый мальчишка, я только и бредил Норой и беспрестанно о ней спрашивал; лекарства принимал лишь из ее рук и угрюмо, исподлобья поглядывал на матушку, которой я был дороже всего на свете и которая ради меня отказалась от справедливых притязаний и подавила в себе естественную ревность.
По мере выздоровления я с грустью замечал, что посещения Норы становятся все реже. «Почему она не приходит?» – спрашивал я сварливо десять раз на дню. Миссис Барри придумывала тысячи благовидных причин, чтобы объяснить это невнимание: то Нора подвернула ногу, то рассердилась на матушку или еще что-нибудь, – так ей хотелось меня успокоить. А часто добрая душа, не выдержав притворства, оставляла меня одного и убегала к себе выплакаться на свободе, а потом возвращалась с улыбкой на лице, ничем не выдавая своей обиды. Боюсь, я и в самом деле ничего не замечал, а если бы и заметил, не придал бы этому значения. Начало возмужания, насколько я могу судить, пора отъявленного себялюбия. Мы охвачены неодолимым желанием расправить крылья и выпорхнуть из родного гнезда, и никакие слезы и мольбы, никакая привязанность не в силах укротить в нас стремление к независимости. В ту пору моей жизни бедной матушке приходилось тяжко страдать – да вознаградит ее Небо, – и она часто рассказывала мне потом, как больно ей было видеть, что ее многолетняя забота и преданность забыты ради ничтожной бессердечной обманщицы, которая лишь играла мной за отсутствием лучших поклонников. Ибо, как вскоре выяснилось, не кто иной, как капитан Квин, приехал погостить в замок Брейди за месяц до моего выздоровления и стал ухаживать за Норой по всей форме. Матушка не решалась рассказать мне эту новость, Нора же и подавно от меня таилась; и я только случайно раскрыл их невольный заговор.
Рассказать вам, каким образом? Плутовка навестила меня как-то, когда я был уже на пути к выздоровлению и мне позволяли сидеть в постели; она была так весела, так милостива и ласкова со мной, что я был на седьмом небе и даже бедную матушку в то блаженное утро осчастливил приветливым словом и нежным поцелуем. Я чувствовал себя отлично и уписал целую курицу, а дядюшке, пришедшему меня проведать, обещал совсем поправиться к тому дню, когда начнется охота на куропаток, и сопровождать его как обычно.
Как раз на послезавтра приходилось воскресенье, и у меня были на этот день планы, которые я твердо намеревался привести в исполнение, несмотря на все запреты врача и матушки, уверявших, что мне ни под каким видом нельзя выходить из дому, так как свежий воздух убьет меня.
Я лежал, блаженно умиротворенный, и впервые в жизни слагал стихи. Привожу их здесь такими, как написал их юный недоросль, со всеми присущими ему орфографическими ошибками. И хоть эти строки не так изысканны и безупречны, как «Арделия, драгая, я стражду от любви» или «Чуть солнце озарило цветущие луга» и другие лирические излияния моего пера, получившие впоследствии столь высокое признание, однако, как мне кажется, для скромного пятнадцатилетнего поэта они написаны весьма изрядно.
РОЗА ФЛОРЫ
Послание, адресованное юным высокородным джентльменом мисс Бр-ди, из замка Брейди
У Брейдской башни, средь всех невзрачных
Один завидный мне мил цвиток, —
Есть в замке Брейди красотка-леди,
(Но как люблю я – вам невдомек);
Ей имя Нора. Богиня Флора
Дарит ей розу, любви залог.
И молвит Флора: «О леди Нора,
У Брейдской башни цвиточков тьма —
Семь дев я знаю, но ты, восьмая,
Мужчин в округе свела с ума.
Ирландский остров, на зависть сестрам,
Твою взлилеял красу весьма!»
Заканчивались стихи так:
«Пойдем-ка, Нора! – взывает Флора, —
Туда, где бедный грустит юнец.
То некий местный поэт безвестный,
Но вам известный младой певец;
То Редмонд Барри, с ним, юным, в паре,
Пойти б вам стоило под винец»[23 - Перевод А. Голембы.].
В воскресенье, едва матушка ушла в церковь, я кликнул камердинера Фила, со всей строгостью велел принести мое лучшее платье, в каковое и облачился (убедившись при этом, что все стало мне за время болезни до смешного коротко и узко), и, прихватив заветный листок со стихами, понесся во всю прыть в замок Брейди, мечтая увидеть мою богиню. Воздух был свеж и чист, птицы звонко распевали в зеленых ветвях, я ощущал давно незнакомую мне радость и бежал вприпрыжку по широкой просеке (дядюшка, конечно, постарался свести весь лес в своих владениях), точно проворный молодой фавн. Сердце мое отчаянно колотилось, когда я поднимался по заросшим травой ступеням и распахнул покосившуюся дверь холла. Господа ушли в церковь, сообщил мне мистер Скру, дворецкий (с удивлением оглядывая мое осунувшееся лицо и тощую долговязую фигуру), и с ними шесть барышень.
– И мисс Нора в том числе? – осведомился я.
– Нет, мисс Нора не с ними, – ответил мистер Скру с непроницаемым, загадочным видом.
– Где же она?
На этот вопрос он ответил – или сделал вид, что ответил, – с обычной для ирландца уклончивостью, предоставив мне гадать, поехала ли Нора с братом в Килванген, пристроившись за его седлом, отправилась ли на прогулку с одной из сестер или лежит больная в своей комнате. А пока я пытался решить этот вопрос, мистер Скру незаметно исчез.
Я бросился на задний двор, к конюшням, и здесь увидел драгуна, насвистывавшего на мотив «Да здравствует английский ростбиф!» и чистившего скребницей кавалерийскую лошадь.
– Чья эта лошадь, малый? – спросил я.
– Какой я тебе «малый»! – заворчал англичанин. – Это капитанова лошадь, он тебе покажет «малого»!
Я не стал задерживаться, чтобы намять ему шею, что непременно сделал бы в другое время, и под влиянием вспыхнувшего подозрения бросился со всех ног в сад.
То, что я увидел, почему-то нисколько меня не удивило. По аллее прогуливалась Нора с капитаном Квином. Негодяй вел Нору под руку, поглаживая и нежно сжимая ей пальчики, доверчиво прильнувшие к его распроклятой жилетке. Немного отступя, за первой парой шествовала вторая – капитан Килвангенского полка Фэган, по-видимому, усердно волочился за Нориной сестрицей Майзи.
Вообще-то, я не робкого десятка, но при этом зрелище ноги у меня подкосились и такая вдруг нашла слабость, что я чуть не рухнул в траву под дерево, к которому прислонился, и несколько секунд почти ничего не сознавал; однако, взяв себя в руки, я шагнул навстречу милой парочке, прогуливавшейся по аллее, выхватил из ножен серебряный кортик, который всегда носил при себе, ибо я собирался пронзить им обоих злодеев, насадив их на вертел, словно двух голубков. Умолчу о том, какие чувства, помимо гнева, бушевали в моей груди, какое горькое разочарование, какое безумное, неистовое отчаяние – ощущение, будто весь мир рушится предо мной; не сомневаюсь, что и ты, читатель, не раз бывал уязвлен женским коварством, вспомни же, что чувствовал ты под тяжестью первого удара.
– О нет, Норилия, – говорил капитан (в то время в обычае любовников было награждать друг друга выспренними именами из романов), – клянусь богами, в сердце моем только вы да еще четверо других зажгли божественный огонь.
– О мужчины, мужчины, все вы таковы, мой милый Евгенио, – проворковала Нора (негодяя, кстати, звали Джон). – Нашу любовь не сравнить с вашей. Мы, подобно… гм… одному растению, о котором я читала, цветем лишь однажды и умираем!
– Так, значит, до меня вы ни к кому не испытывали сердечной склонности? – осведомился капитан Квин.
– Ни к кому, кроме тебя, о мой Евгенио! Как можешь ты смущать стыдливую нимфу таким вопросом?
– Голубка моя, Норилия! – просюсюкал он, поднося к губам ее пальцы.
Я хранил на груди пунцовый бант. Нора как-то подарила его мне, отколов от своего лифа, и я с ним не расставался. И вот, достав бант из-за пазухи, я швырнул его в лицо капитану и бросился к нему с занесенным клинком, восклицая:
– Не верьте ей, она обманщица, капитан Квин! Обнажите же меч, сэр, и защищайтесь как мужчина!
С этими словами я подскочил к нему и схватил негодяя за шиворот, меж тем как Нора оглашала воздух пронзительными воплями. Услышав их, к нам поспешила Майзи со своим капитаном.
Хоть за время болезни я вытянулся как лопух и почти достиг полного своего роста в шесть футов, однако по сравнению с огромным капитаном казался хрупкой тростинкой, ибо он обладал икрами и плечами, которым позавидовал бы носильщик портшезов в Бате. Когда я напал на него, он сначала покраснел, а потом сделался мертвенно-бледен; отпрянув, он схватился за эфес шпаги, но тут Нора в ужасе повисла на нем с криком:
– Ради бога, пощадите его, Квин! Ведь он еще ребенок!
– И заслуживает порки за свою наглость, – отпарировал капитан. – Но успокойтесь, мисс Брейди, я его пальцем не трону. Вашему любимцу ничто не угрожает. – Говоря это, он наклонился, поднял ленту, упавшую к Нориным ногам, подал ей и добавил язвительно: – Когда молодые леди дарят джентльменам сувениры, другим джентльменам остается только убраться восвояси.
– Господи, Квин! – вскричала девушка. – Да ведь он же ребенок!
– Не ребенок, а мужчина! – взревел я. – И я докажу это.
– Ведь это все равно что ручной попугай или комнатная собачка. Неужто нельзя подарить кузену несчастный клочок ленты?
– Сколько угодно, мисс, хоть целый аршин! – продолжал язвить капитан.
– Чудовище! – вскричала кроткая дева. – Вот и видно, что папенька у вас аршинник, вы все мерите на аршин. Но не думайте, что ваша низость вам сойдет с рук! И ты потерпишь, Редди, чтобы меня оскорбляли?
– Не сомневайтесь, мисс Нора! – вскричал я. – Он за все заплатит кровью. И это так же верно, как то, что меня зовут Редмонд!
– Я прикажу конюху высечь тебя, мальчишка! – пригрозил капитан, к которому вернулось самообладание. – А что до вас, мисс, честь имею кланяться!
Он церемонно снял шляпу и, помахав ею у самых ног, хотел уже ретироваться, но тут подоспел мой кузен Мик, очевидно тоже привлеченный криками Норы.
– Вот так так! Что такое? Джон Квин, что здесь произошло? – спросил Мик. – Я вижу Нору в слезах, дух Редмонда грозится обнаженным мечом, а вы куда-то спешите?
– Я скажу вам, что здесь произошло, мистер Брейди, – сказал англичанин. – Я сыт по горло вашей мисс Норой и вашими ирландскими порядками. Я по-другому воспитан, сэр!
– Ну-ну, это ничего не значит, – добродушно заметил Мик (как выяснилось, он задолжал Квину много денег), – либо мы вас приучим к ирландским порядкам, либо у вас переймем английские.
– У нас, англичан, не положено, чтобы дамы заводили себе по двое обожателей. Вы меня крайне обяжете, мистер Брейди, уплатив должок, а я отказываюсь от притязаний на эту молодую особу. Если она предпочитает школьников, я ей не помеха.
– Полно вам, Квин, вы, кажется, шутить изволите? – спросил Мик.
– Я никогда не был настроен серьезнее, – возразил Квин.
– А тогда берегитесь, сэр, черт возьми! – вскипел Мик. – Бессовестный обманщик, подлый обольститель! Вы завлекли в сети этого ангела, эту страдалицу, вы завладели ее сердцем и теперь намерены ее покинуть? Уж не думаете ли вы, что ее некому защитить? Обнажите вашу шпагу, лакей, холоп! Или я вырежу из тела ваше подлое сердце.
– Да это форменное убийство! – воскликнул Квин, пятясь назад. – Двое против одного! Надеюсь, Фэган, вы не допустите, чтобы меня зарезали!
– Вот еще! – сказал Фэган, которого, видимо, забавляла эта сцена. – Заварили кашу, капитан Квин, сами и расхлебывайте! – И, подойдя ко мне, шепнул: – Всыпь ему как следует, малыш!
– Раз мистер Квин отказывается от молодой девицы, – возразил я, – мое дело сторона.
– А я и отказываюсь, – подхватил Квин, все более теряясь.
– Защищайтесь же как мужчина, черт бы вас побрал! – снова взревел Мик. – Майзи, уведи несчастную жертву! Редмонд и Фэган последят, чтобы это был честный поединок.
– Да я… дайте мне подумать… я сам еще не решил – запутался тут между вами.
– Как осел между двумя вязанками сена, – сухо заметил мистер Фэган. – Не знает, куда и кинуться.
Глава II, в которой я выказываю незаурядную отвагу
Во время этих споров кузина Нора поспешила сделать то, что сделала бы на ее месте всякая молодая особа, – хлопнулась по всем правилам в обморок. Я пререкался с Миком, что и помешало мне броситься к ней на помощь, к тому же капитан Фэган (удивительно черствая натура этот Фэган!) удержал меня, говоря: «Оставьте молодую леди в покое, мастер Редмонд, тем скорее она очнется». Так оно и случилось – вернейшее доказательство того, что Фэган был дока в житейских делах. С тех пор я не раз видел, как быстро приходят в себя дамы при подобных обстоятельствах. Квин тоже, разумеется, не кинулся ее спасать, бесчестный хвастунишка воспользовался переполохом, чтобы обратиться в бегство.
– Кто же из нас вызовет капитана Квина? – спросил я Мика, ибо это было первое мое дело на поле чести, и я радовался ему, как радовался бы новому бархатному платью, обшитому позументом. – Кто из нас – я или ты, кузен Мик, – удостоится чести проучить наглеца-англичанина? – Говоря это, я протянул ему руку, ибо растаял под впечатлением победы и уже готов был обнять кузена.
Однако он отверг столь искреннее предложение дружбы.
– Ты… ты… – повторял он, задыхаясь от бешенства, – повесить тебя мало, негодный мальчишка! Ты что не в свое дело суешься! Болван, молокосос, а туда же лезет! Да как ты посмел завести ссору с человеком, у которого тысяча пятьсот фунтов годового дохода?
– Ох! – простонала Нора, лежавшая пластом на каменной скамье. – Я умру! Я знаю, что умру! Мне уже не подняться с этого места!
– Капитан здесь, никуда он не делся, – шепнул ей Фэган, и Нора, смерив его негодующим взглядом, вскочила и убежала в дом.
– И что тебе взбрело, ублюдок, ухаживать за девушкой из порядочного дома? – продолжал Мик меня отчитывать.
– Сам ты ублюдок! – взревел я. – Посмей еще раз, Мик Брейди, так меня назвать, и я всажу тебе в горло этот клинок! Вспомни, как ты не справился с одиннадцатилетним мальчишкой! А теперь я ни в чем тебя не уступлю и, богом клянусь, так измолочу тебя, как… как всегда колачивал твой младший брат!
Удар пришелся по больному месту, я видел, что Мик позеленел от злости.
– Не слишком удачное начало, чтобы понравиться семье невесты, – примирительно пошутил Фэган.
– Девушка в матери ему годится, – буркнул Мик.
– Годится или не годится, – отрезал я, – но вот что я тебе скажу, Мик Брейди (и я разразился чудовищным проклятием, которое не стану здесь повторять): человек, который женится на Норе Брейди, должен сперва убить меня – заруби себе на носу!
– Вздор, сударь, – бросил мне Мик, отвернувшись, – не убить, а высечь, хочешь ты сказать. Я поручу это егерю Нику. – С этими словами он удалился.
Тут ко мне подошел капитан Фэган и, ласково взяв за руку, сказал, что я храбрый малый и что он уважает мою отвагу.
– Но Брейди прав, – продолжал он, – конечно, трудно советовать человеку, который так далеко зашел в своих чувствах, но верьте мне, я кое-что повидал в жизни, и если вы меня послушаете, вам не придется об этом пожалеть. За Норой Брейди нет ни пенни приданого, да и вы ничуть не богаче. К тому же вам всего пятнадцать, а ей все двадцать четыре. Лет через десять, когда вам придет пора жениться, она уже будет старухой. А главное, бедный мой мальчик, разве вы не видите, как это ни тяжело и больно, что она бездушная кокетка и так же мало интересуется вами, как и капитаном Квином.
Но какой же влюбленный (да и не только влюбленный, если на то пошло) станет слушать мудрых советов? Я, по крайней мере, никогда их не слушал. И я сказал Фэгану, что любит меня Нора или нет, на то ее святая воля, но прежде чем на ней жениться, клянусь честью, Квин будет иметь дело со мной!
– Верю, верю, – сказал Фэган, – с вас, пожалуй, станется, мой мальчик. – Поглядев на меня пристально секунды две, он повернулся и пошел, насвистывая себе что-то под нос, и, прежде чем войти в старую калитку, снова на меня оглянулся. Когда он ушел, оставив меня одного, я бросился на каменную скамью, где только что лежала в притворном обмороке Нора и где она забыла свой платок, и, зарывшись в него лицом, оросил его слезами, которых в ту пору моей жизни стыдился до крайности и никому не решился бы показать.
Лента, брошенная мной в лицо капитану Квину, лежала смятая у моих ног, я сидел и много-много часов смотрел на нее, чувствуя себя несчастнейшим человеком во всей Ирландии. Но до чего же непостоянен мир! Ведь, кажется, как велики наши печали, а сколь они ничтожны на деле! Нам представляется, будто мы умираем с горя, а до чего же мы, в сущности, легко все забываем! Как же нам не стыдиться такого непостоянства! И почему у Времени ищем мы утешения! Но очевидно, мне, среди многообразных моих испытаний и мытарств, так и не пришлось напасть на единственно желанную; вот почему через короткое время я забывал каждое существо, которому поклонялся; если бы мне удалось встретить ту, единственно желанную, я, надо думать, любил бы ее вечно.
Должно быть, я не один час просидел на садовой скамье, оплакивая себя; рано поутру явился я в замок Брейди, а между тем только колокол, как всегда в три часа зазвонивший к обеду, вывел меня из задумчивости. Я взял платок и подобрал с земли ленту. Проходя мимо служб, я заметил, что седло капитана по-прежнему висит у дверей конюшни, и увидел его нахала-денщика: щеголяя красным мундиром, он зубоскалил с судомойками и прочей кухонной челядью.
– Англичанин еще здесь, мастер Редмонд! – шепнула мне одна из горничных, восторженная черноглазая девушка, прислуживавшая молодым хозяйкам. – Он в столовой, с нашей прелестной Девой долины; не давайте им себя запугать, мастер Редмонд!
Я решительно вошел в столовую и занял свое место в конце стола; мой друг-дворецкий тут же поставил мне прибор.
– Алло, Редди, малыш! – приветствовал меня дядюшка. – Поправился и уже на ногах? Вот и отлично!
– Сидел бы лучше дома с маменькой, – заворчала тетка.
– Не слушай ее, – подбодрил меня дядюшка. – Это она за завтраком объелась холодной гусятины, и теперь ей свет не мил. Выпей-ка лучше стаканчик горячительного, миссис Брейди, за здоровье Редмонда!
Видно, от него держали в секрете, что здесь произошло; зато Мик, Улик и девицы глядели тучей, а у капитана Квина был преглупый вид. Нора, сидевшая с ним рядом, казалось, вот-вот разревется. Капитан Фэган улыбался, а я наблюдал всех с каменным лицом. Каждый кусок застревал у меня в горле, но я и виду не подавал, а когда убрали скатерть, наполнил свой кубок вместе с другими. Мы выпили, как и полагается джентльменам, за короля и Церковь. Дядюшка был в наилучшем расположении духа и все время подшучивал над Норой и капитаном. Шутки его были примерно такого свойства: «Спроси-ка, Нора, мистера Квина, у кого из вас первого мы будем пировать на свадьбе?» Или: «Джек Квин, мой мальчик, не ждите чистого бокала, в замке Брейди не хватает хрусталя. Возьмите Норин стакан, вино от этого не покажется вам хуже». Сегодня он был особенно в ударе – я не мог понять почему. Уж не состоялось ли официальное примирение между вероломной красоткой и ее воздыхателем, с тех пор как они вернулись в дом?
Впрочем, я недолго оставался в неведении. В доме дядюшки третью чару выпивали уже обычно без дам; но на сей раз дядюшка задержал их, невзирая на просьбы Норы, взывавшей: «Папочка, пожалуйста, дозволь нам уйти!»
