banner banner banner
Между прошлым и будущим
Между прошлым и будущим
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Между прошлым и будущим

скачать книгу бесплатно


Но продолжим про ковры и скатерти. Каждое из этих изделий продавалось за десять рублей. Учителю в школе платили шестьдесят пять рублей. Можно понять, почему наши родители иногда занимались этим. Четверых детей надо было как-то кормить и одевать. Но, к чести отца, надо сказать, что сам он очень стеснялся своих вынужденных художеств. Называл это безвкусицей и мещанством. Дома, конечно, ничего подобного не было. Зато, несмотря на бедность, выписывалось несколько научно-популярных журналов, газеты и, конечно же, «Крокодил». Отец любил читать за обеденным столом и частенько читал вслух что-нибудь интересное. А если он читал «Крокодил», то смеялся так заразительно, что все мы хохотали до упаду.

Перед Новым годом в доме начинался переполох! Всей семьёй мы придумывали и шили карнавальные костюмы. В пятом классе, на утреннике в Доме офицеров, я была в костюме джигита. Отец очень любил Кавказ и легенды о Ходжи Мурате. Кавказский костюм был настоящий с газырями на груди и кинжалом на поясе. Отец сам выстрогал его и покрасил в чёрный с золотом цвет. Из старой детской шубки сшили мне бороду и наклеили такие же усы. Да ещё папаха на голове – настоящий джигит получился! На утреннике вся детвора ходила за джигитом по пятам. И, конечно же, первый приз за лучший карнавальный костюм достался мне. До последней минуты праздника никто не мог узнать меня.

Так много лет прошло с тех пор, но не зря говорят, что детская память самая крепкая. Помню, каким модником был наш отец, одет был всегда, как настоящий «денди». Он абсолютно не стеснялся пройтись по улицам села в белом костюме, и совершенно невозможно представить нашего отца без шляпы. Мама строго следила за тем, чтобы его рубашки и костюмы всегда выглядели идеально. Он так и не смог стать сельским человеком, хотя почти вся жизнь его прошла в деревне, среди родственников мамы, которые частенько насмехались над его интеллигентностью и абсолютной неприспособленностью к домашнему хозяйству. Скот держали, но, когда приходило время забоя, отец уходил в дом со слезами на глазах. А ведь он был охотником. Теперь мы, его дети, благодарим Бога за то, что дал нам именно такого отца.

Родители наши были людьми творческими и детей увлекали своими идеями. Помню, как в шестом классе мне поручили нарисовать стенгазету к Новому году. И опять же из книжного шкафа был извлечен увесистый фолиант – толстая книга «Античное искусство», где были иллюстрации с фрагментами античных узоров. Газета получилась восхитительно красивой и заняла первое место в конкурсе. На Пасху мы вместе с отцом и мамой раскрашивали кисточками яйца, соревнуясь в изобретательности и мастерстве. Краски отец делал сам, причём использовалась и золотая краска. Ни у кого в улице не было таких красивых яиц. Да что говорить, даже простое занятие – лепка пельменей, превращались у нас в увлекательное соревнование. У одного они получались шляпкой, у другого панамкой, а у кого-то косыночкой, завязанной за уголки.

А бумажные куклы… их рисовала для меня Людмила. Они были великолепны. У моей подружки, Тамары, тоже была сестра Людмила, которая так же рисовала ей кукол. Нарисованные на плотной бумаге, они представляли собой семью – отец, мать и дочки – сыночки. Когда Тамара приходила ко мне, мы часами играли с ней этими куклами, забравшись под большой стол, накрытый скатертью, укрывшись, таким образом, от всех. Играли в дом – семейный уклад, который видели в своих семьях. У каждой семьи была своя квартира, которая обставлялась мебелью – коробками от конфет и папирос. Особенно ценными были коробки от папирос «Казбек», они были небольшими и твёрдыми, из красивой глянцевой бумаги, и открывались как сундучок. Скатертями и покрывалами служили разноцветные фантики от конфет. Их в те времена коллекционировали все девочки, доставались они нам в основном из новогодних подарков. У Тамары этих фантиков было великое множество, разных и красивых, ведь её родители работали в привокзальном ресторане на станции. Но она никогда не жадничала, щедро делясь со мной своими сокровищами.

Кукольный гардероб состоял из платьев, пальто и костюмов. Было и нижнее бельё, сумочки, туфли и шляпки. Всё это можно было менять в зависимости от обстановки и ситуации, в которой находилась героиня маленького спектакля, что и представляла собой по сути игра. Родители Тамары, по тем временам, жили богато. В доме у них стоял красивый стол ручной работы. Его круглая столешница покоилась на массивной резной ножке. Кроме этого, по сторонам были ещё четыре фигурные ножки, соединяющиеся с основой замысловатыми резными перекладинами. Когда мы играли под этим столом, в моём воображении представлялся чудесный сказочный дворец. И тогда мы играли в принцев и принцесс, а кукол одевали в прекрасные наряды, срисованные с иллюстраций из книжек с волшебными сказками. Вот так, под столом и проходило наше с Тамарой тихое детство.

Иногда маме всё же удавалось отправлять меня на улицу, играть с соседскими ребятишками. Но не любила я шумные спортивные игры. Не привлекали меня ни лапта, ни волейбол. Набегавшись, кто-нибудь из старших детей предлагал пойти «на вагоны». За нашим домом, на запасных путях стояли пустые грузовые вагоны. Толпой мы забирались в один из них, и тогда, за плотно закрытыми дверями начиналось самое интересное. Старшие начинали рассказывать страшные истории. В кромешной тьме мы, малышня, слушали эти жуткие рассказы, пугаясь каждого шороха. Долго ещё в детских снах гонялась за мной «синяя рука». Может быть, ещё и поэтому я предпочитала чтение книжек и игры бумажными куклами общению с уличной детворой.

После отъезда сестёр на учёбу я очень скучала по ним. Писала письма, а на полях этих листочков рисовала придуманные модели одежды, которая всегда была только нарядной. Мама сама обшивала детей. Может быть, поэтому я так рано пристрастилась к шитью. Мне было десять лет. Мама и предположить не могла, что её дочка тайком осваивает швейную машинку. Однажды, когда она ушла на работу, я достала из старого шкафа заветный кусочек голубого сатина… и через два часа предстала перед мамой в новом, сшитом по последней моде, платье. Вырез лодочкой, бантик на плече! Мама не сразу узнала свою дочь. После этого она начала учить меня азам портновского мастерства.

Глава шестая

РОДНАЯ КРОВЬ

Ах, детство, родная Даурия… За нашим маленьким домиком была горка, с которой зимой ребятишки катались на санках. Сразу за ней, огибая огород, проходили железнодорожные подъездные пути. Однажды летом мама отправила меня в гарнизонный магазин. Идти надо было по шпалам. Я топала, весело напевая какую-то песенку. И вдруг, из зарослей высокой травы услышала тихий жалобный писк. Раздвинув траву, увидела Шарика, нашу маленькую дворняжку. Он лежал на боку, шерсть его была в крови. Вспомнив как погибла Эльба, я сразу поняла, что в Шарика стреляли из ружья. Надо было спасать своего друга. Вернувшись домой, незаметно поманила рукой маленького братика. «Саня, пойдем спасать Шарика, он ранен» – сказала я брату. Долго объяснять не пришлось. Аккуратно положив собачку на кусок какого-то железа, мы принесли его домой. Соорудив в прошлогоднем сене лежанку, положили Шарика, прикрыв сеном.

Два месяца выхаживали мы своего питомца, скрывая его от родителей. Смазывали раны стрептоцидовой мазью, которой мама всегда лечила наши болячки, кормили своей едой, поили молочком. Почему мы не сказали ничего родителям? Наверное, просто хотелось поиграть в заговорщиков. Но удивительное дело, Шарик тоже никогда даже звука не издал, хотя мама каждый вечер была рядом, доила корову. Все в доме понимали, что его, скорей всего, застрелили во время облавы на бездомных собак. Поэтому, когда Шарик вышел из укрытия, и на слабых, дрожащих лапах пришел к дому, радости и удивлению не было предела. Много лет после этого Шарик жил в нашей семье. Преданный и благодарный дружок радостно встречал меня, когда я приезжала в гости к родителям, будучи уже сама мамой.

Саня, мой младший братик, был любимчиком всей родни, маленьким ангелочком с белыми, как лён кудрями. Огромные, любознательные, голубые глаза его были широко распахнуты всему миру. Однажды в степи, недалеко от нашего дома, приземлился небольшой военный самолет. Все поселковые ребятишки прибежали к месту приземления и столпились около самолета. Летчики весело шутили с детворой, а дети кричали: «Дяденька, а можно в кабине посидеть»!? Летчик выбрался из кабины и нагнувшись, подхватил кудрявого малыша. Саня был в восторге! Он сидел за штурвалом самолета!

Рос он мальчишкой отчаянным. Бесстрашно гонял на велосипеде, играл с пацанами в войнушку, пел блатные песенки про цыплёнка жареного, а если попросят, и сплясать мог запросто. Очень рано он встал на лыжи и научился метко стрелять. Отец сделал из своего сыночка такого же заядлого охотника, как и он сам. О, Боже, как давно всё это было…

Очень скучала я по своим сестрёнкам. Первой из дома уехала Людмила. Училась она хорошо и после окончания семилетки поступила в педагогическое училище в Сретенске. Как понравился ей этот старинный городок, утопающий в зелени садов! Весной, когда зацветала черёмуха, весь город окутывал необыкновенный, дурманящий аромат, а в городском парке, в его тенистых аллеях, так романтично… танцплощадка, качели-лодочки. А Шилка, полноводная красавица река, воды которой так и манят поплескаться молодую девчонку! Ах, молодость, молодость…

Людмила была необыкновенно хороша. Кудрявые русые локоны, огромные зелёные глаза. Неудивительно, что в неё влюбился самый красивый парень в городе – Валера, высокий брюнет с большими, карими глазами. Ах, какая это была парочка! Когда Люда с Валерой шли рядом, взявшись за руки, все просто заглядывались на них.

Первые свидания, первая любовь… всё случилось, как и должно было случиться. Но родители Валеры и слышать не хотели о женитьбе сына.

Скучая по своим сестрёнкам, я с нетерпением ждала их на каникулы. С их приездом начинался праздник! К сёстрам прибегали подружки, и дома становилось шумно и весело. На стол водружался патефон, и начинались танцы. Ах, как хорошо танцевала чарльстон сестра Ольга! Я смотрела на неё с восхищением. Вечером, когда все они уходили на танцплощадку, я примеряла на себя нехитрые наряды своих сестер и мечтала о том, что когда-то тоже стану взрослой и буду танцевать на танцплощадке.

А сестры были просто красавицы. Обе они рано вышли замуж. Людмила привезла жениха из Сретенска. Свадьба была весёлой, все одноклассники Люды пришли на ее свадьбу, не было только Саши. Он был тайно влюблен в Люду, хотя она, конечно, догадывалась. Было теплое лето, столы накрыли во дворе. Свадьба пела и плясала до самого утра. А как хороши были молодые! Людмила в голубом бархатном платье – мама сама его сшила и неважно, что совсем недавно это были шторы, главное, что оно получилось очень красивым. По плечам невесты вьются густые каштановые локоны, Валера в строгом чёрном костюме, пара – просто загляденье!

А после окончания техникума и Ольга приехала с практики не одна. Николай был совершенно не похож на Валеру. Полная противоположность. Я смотрела широко открытыми глазами на сестру и ничего не понимала. Не такого мужа я представляла рядом со своей красавицей сестренкой. Родители тоже были поражены выбором дочки. Николай показался всем человеком совершенно не подходящим Ольге. Был он малообразованным, простым трактористом, жили они вдвоем с матерью и, как говорили люди, беднее их никого не было в деревне. С детства пришлось ему работать, чтобы помогать больной матери,

может быть поэтому, так чувствовалось в нём мужское начало. Не стали родители противится выбору дочери. Почему, я не знаю. Видела я, как Оля плакала, разговаривая с мамой в тот день.

Несколько лет спустя я узнала, что первой любовью Оли был совсем другой человек. После семи классов Ольга поехала вслед за старшей сестрой в Сретенск, поступать в педагогическое училище. Поехала не одна, с подружкой. Приёмные экзамены обе завалили но, чтобы не возвращаться домой, подали заявления в Сельхозтехникум, и поступили. Год успешно отучилась Оля в техникуме, а в мае, когда пришла пора сдавать экзамены за первый курс, подружка уговорила её бросить учёбу и уехать домой. А домой, к маме, так хотелось! Ведь она была совсем ещё ребенком – четырнадцать лет.

Очень тяжелым был тот год. Оля получала стипендию пятнадцать рублей и из дома присылали десять, но всё равно денег почему-то никогда не хватало. Часто приходилось довольствоваться хлебом с горчицей, которые в те времена в каждой столовке подавались бесплатно. Вот студенты и пользовались этим. Несколько кусков хлеба с горчицей и чай без сахара – это всё, что они могли себе позволить. Поэтому Оля и сбежала из техникума. Вернувшись домой, она сказала родителям, что не смогла сдать экзамены и её отчислили, чем очень сильно разозлила отца, который запретил ей даже выходить на улицу. Целыми днями Оля работала в огороде, мыла полы, посуду. Самая тяжелая работа теперь доставалась только ей. Людмила, приехавшая домой на каникулы, могла вечерами танцевать на танцплощадке, а Ольга и мечтать об этом не могла. Не выдержав такой жизни, она призналась во всём сестре.

«Что же ты натворила! Пойдём к маме, всё ей расскажешь» – схватив её за руку, сказала Людмила. Мама была на работе. «Как же мы пойдем, ведь отец не разрешает мне выходить их дома!» – взмолилась Оля. Но Людмила была непреклонна. Мама, конечно, такого не ожидала, она была потрясена! В тот же день она позвонила в техникум и всё рассказала. Ольге разрешили вернуться и начать учебу сначала. Вот тут-то и раскрылись все способности и таланты Ольги. Она оказалась большой умницей, учителя не могли нахвалиться на неё. Училась хорошо, а как в хоре пела, и с сольными номерами выступала! Родители, получая из техникума благодарственные письма, не могли поверить в свалившееся на них счастье, а Ольга училась с удовольствием. Повзрослев, она научилась тратить свои деньги, и уже никогда не была голодна. В общежитии девчонки в складчину закупали продукты и по очереди готовили еду.

Студенческие годы, молодость, жизнь кипит ключом! И не только учеба. Куда только не бегали девчата на танцы. В Сретенске было несколько клубов и дом офицеров. Однако, они всегда держались вместе, не оставляя подруг нигде и никогда. Но, взрослея, все потихоньку начинали встречаться с парнями. Вот и Оля встретила молодого человека, доброго и симпатичного. Миша тогда заканчивал ремесленное училище. Они были одного возраста, и полюбили друг друга. Он сделал Оле предложение, и она с радостью его приняла. Вместе они строили планы на будущее.

Когда наступило время преддипломной практики, Оля и Миша ехали в одном поезде домой. Они договорились, что как только Ольга прибудет к месту назначения, напишет ему письмо. На самом деле Миша всю дорогу уговаривал Олю поехать к его родителям, чтобы представить её в качестве невесты. Оля никак не соглашалась. Если б он знал, в чём была причина её упрямства, как ей хотелось принять его приглашение! Всё дело было в ботиночках! Была весна, а Оля всё ещё ходила в валенках. Опоздала мама с ботиночками для дочки. А Оля очень стеснялась этих валенок. Хотелось предстать перед родителями Миши в лучшем виде. Вот как бывает, какая-то незначительная, неважная мелочь может перевернуть всю судьбу.

Погостив несколько дней у родителей, Ольга уехала в отдаленный совхоз Степной. Бухгалтерами там работали женщины без специального образования, и Оля была для них угрозой потерять работу. Ох, и нелегко тогда пришлось молодой практикантке. А ещё и от Миши нет ответа. Уж давно она ему написала и всё бегала на почту, ждала письмо, а его всё не было. Не нужна я ему, другую видно нашёл, решила Оля. Боль и обида переполняла её сердце. А тут ухажер появился, по пятам ходит, замуж зовёт. А вот и выйду за него – решила Ольга, парень самостоятельный, передовик, с таким не пропадаешь. Вот поэтому все были поражены выбором Оли.

Получив согласие родителей, Ольга и Николай вернулись в Степной и сразу расписались. Вечером он перенес её чемодан к себе домой, а утром пришло письмо от Миши. Он писал, что выезжает к ней. Оказалось, что он только недавно получил её письмо, так работала почта тогда. Как горько плакала Оля, как корила себя за свою глупую гордость. Хотелось бросить всё и бежать к Мише без оглядки! Но ведь она уже замужем, куда бежать? Боль и отчаяние переполняли ее сердце.

Тогда люди были совсем другими. Чувство ответственности было настолько велико, что не могла Оля переступить через него. Мише она сообщила телеграммой о своём замужестве. Для него это было большим ударом. Видимо он любил её так, как любят только один раз в жизни. Шесть лет он писал ей письма. Ольга читала их обливаясь слезами, но считала, что ничего уже нельзя исправить.

Однажды Мише всё же удалось уговорить Олю встретиться. Муж её тогда был на сессии в Сретенске, и ей нужно было увидеть его по неотложному делу. Прямого поезда не было, надо было сделать пересадку в Куэнге. Вот туда и должен был приехать к ней Миша. Хотелось всё рассказать ему, объяснить и, конечно же, увидеть его ещё хоть один раз. Но судьба отняла у них и этот шанс. Когда она вышла из поезда в Куэнге, её встретил Николай. Словно какое-то предчувствие подтолкнуло его приехать на машине за женой. До сих пор Ольга не знает, был ли тогда Миша на перроне. Получилось, что она обманула его. Больше писем он ей не писал.

Глава седьмая

ЮНОСТЬ МОЯ

Да, семья одна, а жизнь у всех складывается по-разному. В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году отцу предложили должность директора школы в совхозе «Красный Великан». Посоветовавшись с мамой, он согласился. И вот, солнечным летним утром, мы с отцом приехали в этот неведомый «Красный Великан» – одно название чего стоило! Надо сказать, что это хозяйство в те далекие времена процветало. Здесь занимались выведением тонкорунной породы овец – «мериносов». Когда мы въехали в совхозный посёлок, жизнь там уже кипела ключом. На улицах было много людей, которые спешили на работу. Производя ужасный шум, в поле ехали трактора и грузовые машины.

Трактор, на котором два часа мы тряслись по степной дороге, остановился около нового белого здания столовой. Отец помог мне выбраться из кузова. Оглядевшись по сторонам, мы вошли в столовую. Помещение было просторным и чистым. Вкусно пахло жареными котлетами. Сразу захотелось поесть, что мы и сделали, позавтракав вкусно и сытно, после чего, выйдя на улицу и расспросив у первого встречного, где находится дом директора школы, пошли к своему новому жилью. Мама и братишка приехали позже, надо было собрать домашний скарб и продать наш маленький домик на окраине Даурии, который почему-то до сих пор жаль, как будто вместе с ним ушло куда-то далеко-далеко мое тихое счастливое детство.

Новое место жительства мне очень понравилось. Широкие чистые улицы, застроенные брусовыми домами, яблоневый сад, сельский клуб и много молодёжи. Всё, как в кино про целину. Школа в селе была новая, только что отстроенная. Мне было тринадцать лет, а через год я уже бегала в клуб на танцы. В деревне дети взрослеют рано. До сих пор вспоминается это время. Электричество часто отключали, но танцы продолжались при свете керосиновых ламп. Весёлый баянист Юра играл вальсы и танго, было весело и романтично. Тогда люди жили хоть и не богато, но спокойно, были уверенны в завтрашнем дне. Никто не смог бы тогда поверить, что нашему поколению придётся жить в совсем другой стране, что на его долю выпадут тяжёлые испытания, и что мир будет меняться с невероятной скоростью. А тогда, им молодым, жизнь казалась прекрасной, а впереди множество дорог – выбирай любую! Вот и я жила в ожидании какого-то огромного счастья.

Через некоторое время после переезда к нам приехала моя сестра Людмила. Жизнь её с Валерой не сложилась. После свадьбы его родители, которые были противниками этого брака, смирились и уговорили молодых вернуться в Сретенск, а когда родился внук Олежка, души в нем не чаяли. Хорошие они были люди. Отец Валерия, Иван Акимович, работал инженером на местном мясокомбинате, а мама была домохозяйкой. В их доме всегда был сытный завтрак и ужин, а в обед блюда и закуски сменяли друг друга. Всё у Марии Андреевны было так, как когда-то в богатом купеческом доме её родителей.

Помню, как мы с отцом поехали к ним в Сретенск погостить. Для меня это было интереснейшее приключение. Из Даурии мы выехали на поезде. Было лето, и я не отходила от окна, за которым мелькали солнечные картины Забайкальской природы. Степи, сплошь покрытые ярким зелёным ковром, по склонам сопок – изумительно красивые цветы Марьины коренья, а ближе к Чите – тайга. От Куэнги пришлось нам плыть по Шилке на барже, так как пароход в пути сломался. На мне был матросский костюм, забравшись на самое высокое место на палубе, я, представляя себя отважным путешественником, любовалась совершенно неописуемой красотой берегов этой широкой полноводной реки. На причале нас встречали Ольга и Людмила. Сёстры были так рады моему приезду, что уговорили отца оставить меня в Сретенске до Олиных каникул. Этот месяц я прожила в доме родителей Валеры и навсегда запомнила их гостеприимство.

Многому могла бы научиться Людмила у своей многоопытной свекрови. Но не пришлось. Валеру призвали в Армию. Надо сказать, что пока Люда вынашивала первенца, Валера мог запросто загулять с подружками, которых у него было не счесть, ведь он был красавчиком. Может быть, поэтому Людмила, оставив ребенка с родителями мужа, поехала за ним в Приморье. Там она устроилась на работу в интернат для больных детей и иногда виделась с Валерой. Но что-то не заладилось в их молодой семье. Вернувшись в Сретенск, Людмила забрала Олежку и уехала в Красный Великан к родителям. Тут она жила некоторое время, работала также в интернате, а позже вернулась в родную ей Даурию. Рано ей пришлось узнать, что такое одиночество.

А в моей жизни всё было прекрасно. В школе я не была отличницей, но училась хорошо, хотя никогда не выполняла домашних заданий, кроме письменных, конечно. Всё, что преподавали на уроках учителя, я усваивала легко. Вспоминая себя в то время, поражаюсь тому, как уживались во мне невероятная стеснительность и отчаянная смелость. В школе часто проводились концерты самодеятельности. Однажды подружка уговорила меня спеть с ней дуэтом песню «Напиши мне мама в Египет». Тогда наша страна строила в Египте Суэцкий канал. Песня, как говорится, была «в тему». Очень долго Рита уговаривала меня. А я стеснялась и никак не могла решиться. Но вот две девочки выходят на сцену. Народу – полный зал. И дети, и учителя, и родители пришли. Баянист играет проигрыш, и Рита начинает первый куплет:

«Зной пустыни мне щёки щиплет,

И песок засыпает рот,

Напиши мне, мама, в Египет

Как там Волга моя живёт.

Я стою, как замороженная и молчу. Не могу открыть рот. Подружка дергает меня за рукав и начинает второй куплет:

«Не спешу я пока обратно,

Чтобы память о нас хранил

Этот жёлтый и непонятный

Не похожий на Волгу Нил».

Я молчу, как рыба, скулы свело. Рита снова дёргает меня за рукав и продолжает петь звонким голосом:

«Будет море, я это знаю,

Будет небо в морской пыли.

И летят сюда вслед за нами

Наши русские журавли»…

Так и простояла я на сцене до конца, молча. Как было стыдно! Родители кое-как успокоили дочку. Тогда мама сказала: «Если очень хочешь выступать, попробуй читать стихи». На следующем концерте я читала «На смерть поэта» Лермонтова. В зале стояла гробовая тишина… и, вдруг, шквал аплодисментов! Позже мне сказали, что у людей «мороз» по коже шел от моего эмоционального прочтения этого произведения.

С тех пор я выступала со стихами в каждом концерте, и в школе, и в клубе. Не могла я тогда знать, что через много лет во мне откроется поэтический дар, может быть благодаря моей детской любви к поэзии Пушкина, Лермонтова, Есенина.

Я была страстной читательницей. Набрав в библиотеке кипу книг, спешила домой, чтобы, открыв книгу и забыв обо всём, затаив дыхание, окунуться в другой, неведомой мир. Читала много всего разного – и прозу, и стихи. Читала ночью, с фонариком, под одеялом, а днем, спрятавшись в старом шкафу, чтобы никто не помешал.

Старинный платяной шкаф… как много видел он на своем веку. Откуда он взялся и когда, этого я не помню. Красавец из благородного дуба, украшенный великолепной резьбой, он был большим и глубоким. Детьми, играя в прятки, не раз скрывались мы в его глубине за пальто, платьями и костюмами. Массивные дверцы его были наполовину стеклянными, мама затягивала их изнутри белым тюлем.

Какую мебель умели делать предки! Это был совсем не безликий предмет мебели, какие делают сегодня. Старинный шкаф был солидным хозяином в доме. Стоял в зале, как раз напротив двери в кухню и внимательно наблюдал за всем происходящим. Кроме хранения одежды, не раз он выполнял функцию «тайной комнаты».

Укрывшись в нём, можно было не боятся, что тебя увидят. Тюлевые шторки надежно защищали от этого, зато спрятавшийся мог видеть из своего убежища всех. Не раз мне приходилось пользоваться гостеприимством старого шкафа. Убедившись, что никто не видит, я устраивалась поудобнее в своём убежище, и… погружалась в другую реальность. Через стеклянные дверки внутрь шкафа проникал солнечный свет, но всё равно, там было как-то таинственно и романтично. Может быть, дух старых времен всё ещё обитал в нём?..

Однажды Людмила пришла зачем-то к родителям. Дома никого не оказалось, но дверь была не заперта. Удивившись этому, она хотела выйти во двор, посмотреть есть ли кто там, но вдруг услышала всхлипывания, доносившиеся из шкафа. Не на шутку перепугавшись, Людмила открыла дверцу шкафа, в глубине которого, увидела меня, сидевшую с книгой. «Ты что здесь делаешь?» – воскликнула она. «Читаю» – сквозь слёзы прозвучал ответ. – «А чего ревёшь?» – «Козетту жалко»! Отверженные, Гюго, заплачешь, небось.

Да, много чего видел старинный шкаф. Были и курьезные случаи, связанные с этим гардеробом, как называла его мама. Работая продавцом, она частенько ездила в райцентр за товаром. Вот и в тот день утром должна была ехать на базу. Отец вызвался её проводить.

Посадив свою Дусю в машину, он вернулся домой, не забыв на обратном пути заглянуть в Сельпо. Простившись с женой на весь день, он почувствовал некоторую свободу. Чего греха таить, любил он выпить иногда, была у него такая слабость. С бутылочкой «Портвейна», напевая что-то себе под нос, он вошёл в дом и, поставив родимую на стол, вышел в курятник за закуской. Набрав яиц, возвратился домой. А бутылки-то нет! Что такое?! Выскочил в сени – и там нет! Совершенно удрученный, ничего не понимая, вернулся в кухню. А бутылка-то, как стояла, так и стоит! Присел он на стул и задумался. Что же это со мной происходит, что это мне мерещится? Наверное, правду Дуся говорит, пить поменьше надо – подумал он, и успокоившись, отправился в сени жарить яичницу. Летом электроплитку выносили в сени, чтобы в побелённом весной доме не было пара и запахов от готовки.

Настроение его опять приподнялось. Напевая веселый мотивчик, поджарил яичницу, как любил, с салом, и, подхватив за ручку сковородку, вошёл в дом. А бутылки-то нет! Сковорода с яичницей выпала из рук. Сел он на стул и чуть не заплакал. Да что же это такое? Ведь дома – никого! И тут открывается дверца шкафа и из него, давясь от смеха, почти выпадает мама. Она так долго терпела, сдерживая смех, что теперь, глядя на растерянное лицо отца, смеялась так, что не могла остановиться. Оказалось, что поездку в последний момент отменили. Мама вернулась домой, когда отец вышел в курятник. Увидев на столе бутылку с вином, она, конечно, очень разозлилась и решила проучить мужа. Взяв бутылку со стола, она быстро спряталась в шкафу, а когда он выскочил в сени, вышла и поставила её обратно. Пока отец жарил яичницу, она проделала этот фокус ещё раз, чем добила его окончательно. Давно это было, но иногда, собравшись вместе, мы вспоминаем своих любимых родителей и эту смешную историю.

Позже я вышла замуж и уехала из родного дома навсегда, а когда приехала погостить, старого шкафа уже не было. На его месте стоял новый полированный шифоньер на чёрных ножках, дитя семидесятых – совершенно невыразительный минималист без каких-либо художественных излишеств.

Прошло много лет, а я почему-то до сих пор вспоминаю этот старинный платяной шкаф. Где он теперь?.. Может, жив ещё, мой старый друг, стоит где-нибудь. Ведь о был ещё таким крепким. Взглянуть бы, хоть одним глазком…

Мне было четырнадцать лет, когда в меня влюбился Лёня, сын учительницы младших классов, Агнии Ивановны. Их большая семья жила в соседнем доме, где я частенько бывала, подружившись с его сестренкой Юлей. Хорошая, дружная семья была у них – четверо сыновей и одна дочка. Леониду было девятнадцать лет. Ему как раз пришла повестка о призыве в Армию. В тот вечер я была в их доме, а когда пошла домой, Лёня догнал меня и поцеловал. Это был первый поцелуй в моей жизни. Я стояла у стены старого амбара, а он спрашивал – люблю ли я его, буду ли ждать. Конечно для совсем ещё молодой девчонки, это было настоящее потрясение. Я заплакала и ответила, как и должна была ответить – «Не знаю»… Лёня грустно улыбнулся и сказал: «Да ты ещё малышка, беги домой, девочка». На другой день Лёня уехал. Служить ему надо было три года, а за несколько месяцев до его возвращения, я влюбилась в молодого лейтенанта, за которого позже вышла замуж.

Своего будущего мужа я встретила, когда приехала погостить к сестре Людмиле. Александр был её соседом по коммунальной квартире, и как-то вечером зашел на огонек. Как сейчас, помню его. В гимнастике, брюках «галифе» и клетчатых тапочках поверх шерстяных вязаных носков. Весь какой-то простой, домашний. В голове вдруг прозвучало – это будет твой муж. Весь вечер он пел под гитару песни Высоцкого и, конечно, я не могла не влюбиться. Молодой офицер, красивый и ироничный, он был, как будто из другого мира. Александр учился в Одесском артиллеристском училище, по распределению попал в Забайкалье – край, который показался ему диким и неприветливым. Военная служба для молодого человека не имеющего жизненного опыта, тоже была тяжела.

Людмиле и самой в то время жилось нелегко. В Даурии она работала телефонисткой на почте. Валера, несмотря на то, что вернулся из Приморья с новой женой, приезжал к Людмиле, уговаривал вернуться, обещал отправить жену обратно. Говорил, что любит только её, Люду, а женился назло и очень жалеет об этом. Но Людмила отказала ему. А через месяц она узнала, что Валера попал в автокатастрофу и умер от полученных тяжелых травм. Тяжело и горько ей было осознавать эту утрату. Она всё ещё любила Валеру. Несколько дней врачи боролись за его жизнь, а он просил родителей вызвать Люду, но они так и не смогли на это решиться, ведь в доме была другая невестка.

Бывшая свекровь Людмилы, Мария Андреевна, всю жизнь поддерживала связь с первой женой сына, не раз приезжала к ней погостить и всегда говорила, что Валера любил только Люду. Но судьба не дала им быть вместе, она «подарила» ей другого мужа.

Михаил был солдатом. Высокий, худой и весь какой-то нескладный, несуразный, он не понравился родителям Людмилы. Но они не сказали этого дочери, удивлялись только – что она в нем нашла? Может, боялась остаться одна?

В то время я и приехала к сестре в Даурию, где встретила свою несчастливую, как потом оказалось, судьбу. Михаил и Людмила были единственными друзьями Александра. Они принимали его расположение с благодарностью, ведь солдатские браки не приветствовались в офицерской среде. Наверное, они были одинаково нужны друг другу. Их комнатка в коммуналке была единственным местом, где он мог отдохнуть и почувствовать себя как дома.

После моего появления Александр стал заходить каждый вечер. В то время я уже хорошо умела шить и , выписывая из Москвы журналы мод, шила по ним себе самые модные вещи. Походы в кафе, в Дом офицеров на танцы, все было, как в красивой сказке. Офицеры думали, что Александр привез жену из Москвы, а он и не собирался их разубеждать. И я влюбилась «по уши»! Может быть так же, как когда-то моя мама влюбилась в молодого лейтенанта, моего отца. Та же военная Дария, тот же Дом офицеров, только танцы другие – твист, шейк, но и танго, и прекрасные вальсы ещё звучали в большом и шикарном зале Дома офицеров. И закружила молодую девчонку первая любовь.

Офицеры, жившие с Александром в одной комнате, стали говорить Людмиле, чтобы она не разрешала сестре встречаться с этим парнем, что он часто ведёт себя неадекватно, но она никому не верила. Отношения между нами становились всё ближе.

Через месяц я вернулась домой, а Александр уехал на родину в отпуск.

Как прежде я бегала в клуб на танцы и однажды, танцуя в центре зала, замерла, увидев в дверном проеме Лёню, который неотрывно смотрел на меня. Я не знала, что в тот день он вернулся из Армии. Его изможденный вид потряс меня до глубины души. Слухи о том, что Лёня заболел и лечится где-то в военном госпитале, доходили до меня, но в таком состоянии я не ожидала его увидеть. Черная рубашка усугубляла впечатление. Чувство жалости охватило мою душу. Не смогла тогда я сказать ему правду.

Оказалось, что Лёня служил ракетчиком, был во Вьетнаме, где в нарушении всех норм, сутками не выходил из шахты с ракетами. Он получил большую дозу облучения. Через несколько дней я с родителями была приглашена на его день рожденья. Я была желанной невестой для родителей Лёни. Белую рубашку я подарила ему. Так хотелось, чтобы жизнь его стала светлой, после всего, что он перенёс. Через месяц Лёня уехал в Читу и поступил в педагогический институт, писал мне письма, а я читала их и плакала. Жалость переполняла меня, но ведь сердцу не прикажешь. Я вышла замуж за Александра. Но почему-то Лёня навсегда остался в моем сердце…

Глава восьмая

РАЗНЫЕ СУДЬБЫ

Мне не было и семнадцати, когда я, выйдя замуж, вступила во взрослую, такую трудную и часто непонятную жизнь. Романтичную, не избалованную городским комфортом девчонку не пугала жизнь в военных необустроенных городках. Наоборот, хотелось стать для мужа настоящей подругой, надёжным тылом в его нелегкой службе. Ведь он приехал в наш суровый край с южного берега Крыма, а здесь голая степь, сопки, весной пронизывающий насквозь ветер, а зимой лютый мороз, трещины в обнаженной земле, почти нет снега.

Александр, хоть и был на шесть лет старше меня, но к семейной жизни оказался совершенно не готов. Жить пришлось в старом холодном четырехквартирном финском доме. Муж не умел ничего. Самой приходилось колоть дрова, топить печь, носить вёдрами воду. Водокачка была далеко, почти километр надо было идти с полными вёдрами до дома. Тяжело было молодой жене офицера, но я не жаловалась. Когда родился сынок, стало ещё хуже, помощи от мужа не было. Но ещё трудней было как-то выкраивать деньги на питание. Почти всю зарплату муж оставлял на отпуск. Выручал продуктовый паёк, но его едва хватало на две недели. Однако на свой день рожденья и в праздники Александр приглашал сослуживцев и денег на застолья не жалел. Гости приходили, ели, пили, уходили уже за полночь, но друзей у него не прибавлялось. Не любили его однополчане…

Два раза в году, когда муж уезжал на месяц на стрельбы, я приезжала к родителям в Красный Великан, где получала так необходимую мне любовь и поддержку родных людей. Мама покупала мне что-нибудь из одежды, и я радовалась, как ребёнок.

Однажды, сбросившись с сёстрами, купили мне родные целое приданное. Шерстяной ковёр на стену, радиолу «Урал», зимнее пальто с меховым воротничком, болоньевый плащ и лакированные импортные туфли – предмет моих мечтаний. Я была несказанно счастлива.

Семидесятые были счастливыми для моих родителей. Отец работал директором Дома Культуры, а мама художественным руководителем там же. Вот тут-то они оба оказались на своём месте. Жизнь их стала другой, интересной. Работа увлекала настолько, что даже дома они обсуждали творческие планы, задумки. Создали хороший коллектив художественной самодеятельности, хор ветеранов. Мама сама шила концертные костюмы для своих артистов, которые увлечённо репетировали, ездили с концертами по району. До сих пор люди вспоминают их добрыми словами.

Сёстры мои жили рядом с родителями. У Ольги росла дочка Иринка, а у Людмилы, кроме старшего, Олежки, одногодок моего сына, Слава. Много чего пришлось пережить моим сестрёнкам. Оля после практики так и осталась с мужем в совхозе Степной. Николай знал про Мишу. Ревность порой мучила его. Всю жизнь он старался доказать жене, что он не хуже. Бывало, до Ольги доходили слухи о его похождениях на стороне, но она была к этому абсолютно равнодушна, а ему так хотелось, чтоб она ревновала.

Когда родилась дочка, пришлось Ольге через месяц выйти на работу. Ездила на попутках за двадцать километров в другое отделение совхоза. Ребёнка приходилось оставлять чужой женщине, Галине, у которой был свой грудничок, тоже дочка Николая.

Дело в том, что до Ольги он встречался с Галей, но по каким-то причинам, замуж она вышла за другого. Перед замужеством Оля встретилась с ней и всё узнала. Как-то они смогли подружиться. Марина, дочка Николая, всю жизнь проживёт, хоть и не с ним, но рядом. В доме отца её всегда принимали хорошо, помогала Ольга ей во многом. А тогда, недолго пришлось Оле оставлять своего ребёнка у Гали. Муж её стал возмущаться этим. Пришлось увольняться.

Не выдержала Оля такой жизни и уехала к родителям. Здесь, в Красном Великане, устроилась на работу экономистом. Иринку отдала в ясли. А вслед за ней и Николай приехал. Очень хотелось Оле, чтобы её муж добился в жизни большего. Настояла, чтоб сдал экстерном экзамены в средней школе. Затем Николай закончил специальные курсы, и был назначен управляющим отделения совхоза, а через некоторое время, опять же, по настоянию жены, поступил на заочное отделение в тот же техникум, где училась когда-то она сама. Очень удачно было, что учился он вместе с Людмилой. Она много помогала ему в учёбе и, получив диплом, он был благодарен в первую очередь сестре жены.

Недаром когда-то, при знакомстве, Николай заинтересовал родителей Ольги. Была в нём хозяйственная смётка и упорство. Работая управляющим, он хорошо проявил себя, и после окончания техникума был назначен директором совхоза, где когда-то мальчишкой начинал свою трудовую жизнь. Ольга же, родив вторую дочку, Татьяну, не оставила работу, благо в совхозе ясли были хорошие. Работала главным экономистом в совхозе, закончила Алтайский сельскохозяйственный институт. Позже, через несколько лет, Николая перевели в совхоз Степной, поднимать отстающее хозяйство. Многого добились Николай и Ольга в работе. Вывели совхоз в передовое хозяйство района по всем показателям.

Людмиле жизнь тоже досталась не лёгкая. После демобилизации Михаила, она поехала с ним к его матери в город Мелекес. Свекровь писала добрые письма, звала к себе, наказывала сыну, чтоб не обижал маленького Олежку, помнил, что сам вырос без отца. Всё это оказалось лицемерием, и пришлось Людмиле хлебнуть горя сполна.

Мать Михаила оказалась властной и грубой. Возненавидела невестку с ребёнком лютой ненавистью, попрекала каждым куском хлеба. Все добрые слова её оказались притворством. Никакими стараниями Людмила не могла ей угодить. Закончилось всё тем, что когда Люда была уже на шестом месяце беременности, ей сняли ветхий домишко и поселили в нём с маленьким ребёнком, оставив без средств к существованию. Спасала лишь маленькая пенсия Олежки за умершего отца, да старенькая бабушка Михаила, жалея их, тайком приносила иногда немного картошки.