скачать книгу бесплатно
Вопреки колыхания кровавой
Простыни на ветке лаврового дерева.
Doch я лично предпочла бы
Баобаба из Мадагаскара,
С корнями вверх, головой в землю,
Хотя бы ради одного его сходства
С аленьким цветочком, цветущим одиноко.
2005 г.
Летний сплин[3 - Стихотворение «Летний Сплин», в оригинале: «Summer Spleen», опубликовано в антологии «Where We Are – Montana Poets Anthology», pub. Cutbank, Missoula, MT, 1978.]
(Перевод с английского)
Паруса, обличающие полумесяцы
меня томят. Лето переодевается
в бабье, его крах – красное вино.
Вечера полнеют всем сентябрем,
медля в тумане, они обкатываются
в винограде, покамест лоза
вьется да растягивает
нарастающий прилив.
Идолы, окутанные тиной плывут
по реке Сена, где бледный Рембо
мне одолжил однажды синяки
своих глаз. Они разбивали окна
до зари. Пожилые салтимбанки
напевали мне: «Вход в плас Пигаль
только для святых». Тем не менее
я вторглась, послушать моление
мадонн, обутых в белые сапоги.
Три франка за восхождение ввысь
Sacre Coeur, ежедневно
Подметаемого алжирцами. За храмом
цыгане просят милостыню, от голода
темнея траурно. Джарко плюет
в разогретые угли. Ему я приношу
ржаной хлеб, чеснок. Соль,
брошенная за левое плечо,
и мы не спорим, Пэрно
для благодарных.
Я вернула свои широко-открытые глаза
тощим мальчикам, дрожащим на Монмартре.
Их обсандаленные ноги висят,
обстукивая набережную.
Под мостом святые целуются
за виноград. Свою фляжку
я заполнила вином из Анжу.
Рембо соскользнул с набережной
и навсегда ушел в море.
Сентябрь 1976 г.
Triлогiя
Мне с рифмой тяжко в обнимку
искать свою половинку.
Устала за этот век.
Не нужен мне сей имярек.
Звезда раз взошла и упала,
не выдержав притяжения.
Благую весть без сигнала
ни я, ни она не узнала.
В утраченной вести осталось
пророчество без исхода,
и рифма до перевода
смысла в несущую кость.
* * *
Здесь нет слов для того, что бывало
вылезало как скользкое сало
из-под острого лезвия ножа,
каждую ниточку бережа.
Я толкую одна наизнанку
Вашу суть наизусть, спозаранку.
Время беременное мчится как слон.
Затруднились послать Вы поклон.
И застыла в тени исподлобья
как ваш «А-а-ах» озаренный надгробием
моя траурная рифма в летах.
Самая волчья из всех росомах.
И поэтому волей, неволей
переход наверстаю я с болью,
с языка на язык я другой,
троекратно задев ретивое.
Киев, 25–29 декабря 1998
Мечта белуги
…Двадцать первый век встретить в Москве.
Где еще место быть такому времени?
Всякая тварь Божья делима на две,
а Ноев ковчег из другого племени.
Одно затмение затмилось другим
полушарием. Метафора изгнана
шляпой метонимией, одним
свидетелем зловещим. О Осанна!
Где же эти несчастные монголы?
На склоне скалы века сотвори
себе кумира. Ninеveh. Не ври.
А король то голый, а король то голый.
Пифия над углями гексаметров
склонившись, увиливает строфами
как некий boustropheron с рогами
по межам соток, гектаров.
Ах акры, акры, акры! Ничего не помню
о своем апокрифическом житие.
То бишь было, гришь? Где
неизмеримо бесконечное авеню
Des Champs Elysees, de Hache, des Martyrs.
Sur la rive gauche, a pleine vue…
je me souviens de tes paroles plus pire
que notre non-amour, mal entendu.
Дай-ка половинку апельсинки,
сказала она, молодая жена, мать моя,
circa 1954, полвека назад.
-синка, синяки, синенькие
как васильки, моим глазам
увидевшим так рано эти раны....
Невостребованное своими устами
вторю грамматику страны.
Новый век, новый мир, война —
первая, война – вторая. Удел.
Метафора делит мозг с наследником
метонимии, кепкой усатой.
Вождь не успел убыть, помре,
как я зачалась на брегах
Ху-ху-ху-ху-дзона.
Причем тут Гу?
И выплеснулась по-белужьи
в недрах токсической реки.
Huso, huso. Дайте мне моря
широкого, белобокого. Плавники
мои округленные скользят
по Гудзону в поиске Исхода.
Бушует ураган «Hazel». Изъят —
а из утробы наконец-то в две-
надцать дня. Моргнув как Моргана
своими серо-синими окнами
души. Отголоски урагана
так и звучат в ушах годами.
«Opportunity» – это, когда время
въезжает в порт кораблем
а пространство за рулем.
Сия возможность – некое бремя
лучезарное, в фосфоре рек
блестящих нитратами
в запутанных локонах утопленниц.
Имярек – ондатрами [смазано].
Пифия! Не наезжай так внезапно.
Я тебе не межа и не лира,
хотя объездила полмира
с Ильей, на колеснице огненной.
Сорок четыре года спустя, я вышла на палубу.
Вдали сверкала река Десна
и ухали глухари. Война
задушила глотку соловью
аж до следующего века. Увы!
Но зато жаворонки, дрозды, совы,
невзирая на предвкушение третьей
непроизносимой, освободительной
прилагательной, не существительной
скорби. Нерукотворной. Бог-о-род-ицы
скорбящей радости. Запой-
ем поют, заливаются, не сомневайтесь!
Признаюсь, ca va? cela va?
ca va bien? oui, ca va bien.
Совушки не поют а тоже
ухают, но зато, как серо-
глазая, пучеглазая Афина,
