скачать книгу бесплатно
Опрос свидетеля Зиновьева оказался тяжелее земляных работ.
По крайней мере, выглядели Димыч с Толиком так, будто перевыполнили норму по трудодням и вообще по всему, чему только можно. Вот только радости от этого не испытывали никакой. Не говоря уже про моральное удовлетворение.
Свидетель Зиновьев сидел посреди кабинета на стуле, вытянув ноги в растоптанных кроссовках аж до Димычева стола, руки держал на коленях, смотрел прямо перед собой – в мутноватое стекло окна, до сих пор не раскупоренного с зимы. Смотрел внимательно, не отрываясь и ни на что больше взгляда не переводя. Димыч даже оглянулся пару раз, вдруг там, за окном, есть что-то, чего он не замечал все это время. Ничего там не было интересного, за мутным, не очень чистым стеклом. А Зиновьев этот, похоже, со странностями просто. Уставился в одну точку, и даже, кажется, не мигает. Может, он наркоман вообще? Как бы так уговорить Девяткина направить его на медицинское освидетельствование?
Зиновьев моргнул, прогоняя окутавший всех морок и разбивая Димычевы абсурдные мечты. Никакого направления Девяткин, естественно, не выпишет, это же свидетель, а не подозреваемый. Да тут и без медиков понятно, что не наркоман он, а обычный тормоз. Человек с замедленными реакциями.
Зиновьев оторвался наконец от окна и перевел отсутствующий взгляд на сидящего напротив капитана Захарова. Димыч поежился и подумал, что лучше бы этот чудак и дальше в окно пялился, чем вот так. Неуютно ему было под этим сонным, ничего не выражающим взглядом.
А самое обидное, что и толку от почти часовой беседы не было никакого. На вопросы Зиновьев, конечно, отвечал – куда ему деваться, здесь и не такие на вопросы отвечали – но ответы эти по ценности можно было смело приравнять к молчанию. Ничего он толком не видел, кто куда в какое время отходил, не замечал, о чем разговаривали вокруг, не помнил. Такое впечатление, что если бы его к трупу вплотную не подвели, он бы так и не понял, что совсем рядом человек погиб.
– Как это может быть, что вы все время на крыше были, но ничего не помните? – не сдавался так просто Толик. – Ведь вокруг вас люди были. Или не было никого?
– Я шашлыки жарил, – пожал плечами Зиновьев, – по сторонам не смотрел.
– Но хоть людей-то вокруг видели?
– Людей видел.
– Кого именно?
Зиновьев повернул голову и посмотрел на Толика со слабым интересом. Потом улыбнулся правой стороной рта и добросовестно перечислил:
– Светку видел, Маринку, Дину. Еще Димку Козина и этого парня нового, Ваську.
– И что, все рядом находились? Никто никуда не отходил?
– Почему? Отходили. Потом возвращались.
Толик обессилено уронил голову на скрещенные руки.
Зиновьев снова пожал плечами, и отвернулся от выжатого досуха опера. Снова уставился в окно за спиной капитана Захарова.
– Киру давно знал? – спросил Димыч тихо.
Зиновьев вздрогнул и перевел вполне осмысленный взгляд с окна на Димыча.
– Всю жизнь. Мы с первого класса вместе учились.
– А потом, после школы?
– И потом тоже. Она дружить умела, это редкость. Такими людьми не бросаются.
Зиновьев снова отвернулся и задрал голову в потолок. Видно, потолок ему показался интереснее пейзажа за грязным окном. Димыч посмотрел на него свирепым взглядом, надеясь вернуть к разговору, но вдруг заметил, что свидетель не просто так в потолок таращится, а пытается таким наивным способом скрыть слезы. От неожиданности Димыч, повидавший в своем кабинете всякого, на секунду опешил и молча уставился на Зиновьева, оказавшегося таким сентиментальным.
Или просто нормальным человеком? Подумалось вдруг, что из всей теплой компании, собравшейся в прошлую пятницу на шашлыки, только этот тормозной парень переживает смерть школьной подруги по-настоящему, искренне. Остальные или на публику работали в безудержных рыданиях напоказ, или явно старались не сболтнуть лишнего.
– Радова давно видел?
Этот вопрос выдернул свидетеля из нирваны, даже какой-то интерес во взгляде появился. Или показалось?
– А кто это?
– Павел Радов.
– Павлик, что ли? – Уточнил Зиновьев с усмешкой. И тут же пояснил: – Это он себя так называл, как напьется. Трезвый, вроде, нормальный мужик, а как выпьет, так начинает: «Павлику надо то, Павлик хочет это…». Как избалованный ребенок. Да и вел себя так же, если честно. Чего в нем Кирюшка тогда нашла, не понимаю.
Зиновьев снова пожал плечами и скорчил брезгливую физиономию.
– Так когда видел этого Павлика в последний раз? – не сдавался так просто Димыч.
– Давно. С тех пор, как они с Кирой расстались, так и не видел больше. Мы и встречались-то только в компаниях. Куда Киру звали, там и он оказывался, конечно. Куда уж без него? Лет пять не видел или шесть, не помню точно.
– А из-за чего расстались?
– Да не помню я! – устало отмахнулся Зиновьев. – Я вообще за Павликом не следил особо. Что есть он, что нет, мне без разницы. Вы лучше у Светки моей спросите, она в курсе всех этих душевных терзаний.
– Светка – это Светлана Василенко? Твоя девушка?
– Ну да.
– А она откуда Радова знает?
– Ну так она ведь моя девушка, – Зиновьев уставился на Димыча с искренним удивлением. – Оттуда и знает.
– А вы со Светланой сколько уже знакомы? Близко знакомы, я имею в виду.
Вопрос, похоже, озадачил Зиновьева всерьез. Он шевелил губами, подсчитывая в уме.
– Да лет восемь, наверно. Или семь. Я не помню точно, вы лучше у Светки спросите.
Толик не выдержал, поднялся из-за стола, и обошел вокруг, остановившись аккуратно напротив диковинного свидетеля.
– Слушай, а почему вы до сих пор не поженились, – спросил он с искренним интересом. – Восемь лет срок немалый. Уже давно можно было понять, подходите вы друг другу или нет. Чего тянете-то?
Зиновьев снова пожал плечами. Лицо у него было при этом такое, словно мысль узаконить отношения никогда не приходила ему в голову.
Когда за свидетелем закрылась дверь, Толик не выдержал.
– Вот скажи ты мне, как знаток человеков! Он в самом деле такой придурок или прикидывался? Как можно быть таким не любопытным, а? Ну как?
– Ну может, ему люди не интересны в принципе. Ему компьютеров хватает. Он за восемь лет не догадался, что девушка замуж хочет, а ты еще какого-то любопытства от него ждешь.
Толик хмыкнул недоверчиво и предположил:
– Может, она и не хочет за такого замуж.
– А это мы у нее самой спросим. Пора встречаться со свидетельницей Василенко. Судя по всему, она нам много чего сможет рассказать.
Глава 8
Май
Петька ныл тоненько и однообразно. Сначала это Дину страшно раздражало, но через час примерно перестало мешать. Слилось с окружающими бытовыми звуками. Неужели он так и ноет все время? Как Кира это выдерживала? Или он у нее не ныл? Может, он как раз из-за Киры скулит третий час подряд? Хотя, судя по реакции матери – дело это привычное. Никто Петьку утешать не бросался, все копошились по мелочи, перекладывали что-то, переставляли. Отец затеял разбирать кладовку, перекладывал там какие-то коробки, серые от пыли и времени. Зачем? Толку от этих перекладываний все равно нет никакого, в тесную клетушку кладовки не пробраться уже несколько лет. Можно только приоткрыть дверь, сунуть очередной сверток и быстро захлопнуть обратно, не давая вывалиться предыдущему хламу.
Нет никакого смысла в перекладывании старья с места на место. И в неторопливом копошении тоже никакого смысла нет. Да и вообще, не может быть в этой квартире никакого смысла – это Дина поняла очень давно. Ни смысла, ни перспектив, ни возможности для простого человеческого счастья. Только полная кладовка ненужного барахла.
Чтобы как-то занять себя и отвлечься от монотонного Петькиного нытья и отцовского шебуршания, Дина закрыла поплотнее дверь Кириной комнаты, в которой жила с самого своего приезда, сначала деля ее с сестрой, а теперь полноправной хозяйкой. Села за стол, включила компьютер.
Заставкой на мониторе стояла Петькина фотография. Сколько ему там было лет, не понятно, но разница с теперешним Петькой если и есть, то совсем небольшая. Надо же, сестру он совсем не раздражал, как видно.
Петька на фотографии традиционно не улыбался, смотрел сосредоточенно. Дине показалось на минуту, что смотрит он на нее с монитора каким-то слишком взрослым взглядом. Осуждающим даже.
Чтобы избавиться от этого чувства, она щелкнула быстрее по первому же значку на экране. В развернувшемся окошке ничего особенного не было. «Мои документы», «мои игры», «мои фото» – Кира за оригинальностью не гналась, и папки не переименовывала. Что дали – тому и рада. В этом сестра оставалась неизменна, сколько Дина себя помнила. Всегда соглашалась на то, что ей предлагали. Неважно кто: родители или судьба. Со всем соглашалась и благодарила, как положено воспитанной девочке. Небось, и Петьку принимала с благодарностью, рохля несчастная.
