скачать книгу бесплатно
– А что? Вы вникали в суть сего «шедевра»? Оно как минимум девчачье, а как максимум написано для отстающих в развитии детей.
Лиля пробует заступиться:
– Во-первых, оно написано и для взрослых в том числе. А во-вторых, мы с Майей не думаем, что книги стоит делить на девичьи и…
– Нет! Моему внуку просто жизненно необходимы порядочные сказки! Да, мой сладкий?
Мама наклоняется к моему животу и, широко улыбаясь, касается его длинным накрашенным ногтем. Мне тоже приходится улыбаться, хотя радости внутри все меньше и меньше.
И тут…
– Майя Львовна?
Не успев задуматься о том, что происходит, я оборачиваюсь с глупым выражением на румяном, вспотевшем лице и вижу за спиной Лешу.
– Привет! – только и получается вымолвить. – Вот так встреча…
А губы сами собой складываются в улыбку. Несмотря на всю плачевность ситуации, бодрости духа во мне прибавляется.
– Здравствуйте, – отвечает Леша несмело.
Лиля выглядывает из-за стеллажа, да и мама обращает на юношу внимание, как бы ей ни хотелось вместо этого привлекать его к себе.
– Приве-ет! – расцветает она в улыбке, предлагает Леше потискать ее миниатюрную ладошку. – А ты у нас кто будешь?
– Алексей, – сознается паренек и смущается под пристальным маминым взглядом.
– Ага, кавалер, значит.
– Ой, нет! – Теперь мы смущаемся оба. – Я учусь в колледже, где работает Майя Львовна.
– Студент, получается, хм-м…
Мама загадочно улыбается и кивает, пока Леша играет глазами в пинг-понг, испуганно переводя взгляд между мамой, мной и в довесок Лилей.
– Хорошо учишься, студент?
– Ну… Не знаю…
Тут во мне просыпается чувство справедливости, и я подаю голос:
– Леша – один из лучших студентов своего курса!
– Ну-ну, не перехвали парня! – отзывается мама и подмигивает новому знакомому. – У преподавателей ведь не должно быть любимчиков, да?
Мы стоим, оба румяные, больше всего в тот момент напоминая пристыженную детвору.
– Эй, Леш? Ну, ты что там? – доносится за его спиной спасительный голос; появляется шанс улизнуть.
– Ой, мне пора!
Он захлопывает книгу, которую так и держал развернутой все это время, и смотрит на меня виновато, будто не хочет подводить и оставлять одну.
– Извините, Майя Львовна, я правда тороплюсь.
– Ничего-ничего!
Леша убегает, а мама подтрунивает надо мной всю дорогу до нашего дома: «Неужто этот студентик – отец моего внука и будущий зять? Ты поэтому ничего не рассказывала? Ему восемнадцать-то есть?» Лиля косится недоверчиво, но меня не выдает; понимает: раз уж есть какие-то секреты, хранимые мной от семьи, то лучше им так и оставаться нераскрытыми.
Порог квартиры мы переступаем с огромными пакетами бессмысленных детских книжек и голубого цвета вещичек, которые вряд ли понадобятся моему сыну. И то Лиля своевременно (после десятого магазина) предлагает отправиться домой на автобусе, ведь все изрядно устали, но я понимаю, что, продолжи мы следовать тем же маршрутом, натолкнулись бы еще на детский универмаг в три этажа ростом.
Дом встречает нас приятной прохладой. Наконец-то мы здесь, и можно расслабиться!
– Ты в порядке? – шепчет Лиля обеспокоенно, склонившись надо мной.
– Да, все в норме, – улыбаюсь в ответ.
Она отправляется на кухню, чтобы разогреть еду к ужину, но мама категорически против.
– Нет! Я не позволю! – Она выдергивает фартук из Лилиных рук. – Мама приехала! Мама сегодня хозяйничает!
И кажется, она говорит это – «мама» – так, будто сама пытается привыкнуть к этому слову.
И все никак не может.
Лиля с трудом уступает любимую плиту. Для нее это последняя капля. Никому не дозволено занимать ее место на кухне, но что поделать. Она молчаливо уходит в гостиную и располагается в кресле с принесенной из магазина книгой.
– Вот и славно!
Мама, довольная, берется за готовку. В результате мы ужинаем спустя час, зато все вместе, за одним столом, как настоящая семья. В целом ужин не такой потрясающий, как те, какими меня привыкла баловать Лиля, но все мы в отличном расположении духа, чему я безмерно рада.
– Ну, Николя все-таки уговорил меня сесть на этого дурацкого быка, так что… Да, милая, ты можешь гордиться своей мамой: она продержалась на этом треклятом аттракционе добрых полминуты!
– Ух ты!
Мама смеется. Я тоже. Лиля отвечает сдержанной улыбкой. Моих сил хватает лишь на то, чтобы время от времени вставлять в мамин рассказ односложные предложения вроде «Понятно», или «Ну, да», или «Как мило». А мама рассказывает байки, не замечая времени и усталости на наших лицах.
И когда мы все вместе располагаемся перед телевизором, у меня уже слипаются глаза. Лиля и вовсе украдкой читает книгу. Мама обнимаем меня и поглаживает волосы. Я старательно проглатываю зевки, чтобы не обидеть ее, пока она рассказывает, и рассказывает, и рассказывает…
А когда я открываю глаза, мамы уже нет. Кажется, я мигнула – и она растворилась в воздухе, а может, ее и вовсе не было с самого начала. Вместо нее – подушка. В комнате – полумрак. Только Лиля – все в той же позе, с новой книгой в руках, до финальных страниц которой остается уже совсем немного.
Я приподнимаюсь на локтях. Голос звучит охрипшим:
– Зрение совсем испортишь. Тебе разве что-нибудь видно?
Лиля поворачивает ко мне лицо и смотрит долгим, глубоким взглядом.
– Это был сон? – спрашиваю я, потирая глаза, и она закрывает книгу, встает с кресла, подходит ко мне и садится рядом.
Я кладу голову на ее колени.
– Который сейчас час?
В полумраке взгляду внезапно открывается ужасная картина разбросанных по полу книг, поломанных дисков, испорченных детских вещей.
Значит, не сон.
– За полночь.
– Как? И ты здесь?
Веки то и дело норовят опуститься, но я держусь, только постоянно зеваю.
– А мама где?
– Уехала.
Больно колет в груди, но я отчего-то улыбаюсь, хоть и горько.
– Сказала, что семейные узы – это не по ее части.
– Сказала?
– Ну да, вообще-то, она кричала. Я была уверена, что ты проснешься, но ты… как обычно.
– Опять меня оставила …
– Еще пыталась прихватить с собой Фродо…
– Что?! Фродо?!
И вдруг сна – ни в одном глазу! Вихрем проношусь по комнате к аквариуму, чтобы убедиться: обе любимые рыбы дома.
– Она вообще придумала, якобы явилась сюда за ним. Мол, Фродо на самом деле принадлежит твоему отцу, а он в депрессии после его исчезновения, поэтому вы и в ссоре.
– Очень похоже на маму, – вновь усмехаюсь я и возвращаюсь к Лиле. – А знаешь, с каждым разом как будто становится не так больно… Но я ее все равно люблю, она же моя мама. И я буду давать ей столько шансов, сколько потребуется. А пока…прости меня, Лиля. Я весь день тебя не замечала, думала только о себе – набралась от мамы эгоизма.
– Скажешь тоже. – Лиля поднимается с дивана, вытирает слезы с моего лица. – Есть хочешь?
Она улыбается – искренне, честно, открыто. И я ей в ответ – точно так же, не скрывая чувств, не обманывая себя или ее. И признаюсь:
– Еще как!
– Ну, так пойдем.
05. ЛИЛЯ
Фильм длится два часа. Я оставляю Майю на пятнадцатой минуте и обещаю в скором времени быть в моем кресле с огромным ведром попкорна. Лгу, но в зале кинотеатра достаточно темно, а Майя чересчур увлечена происходящим на экране, чтобы разглядеть мою ложь.
Макс ждет меня в последних рядах кинозала, хватает за руку, когда я прохожу мимо его кресла, поднимается, и мы выходим на улицу вместе.
– У нас полтора часа, и я должна вернуться к финальной сцене, иначе Майя никогда мне этого не простит.
– Я сам себе не прощу, что пожертвовал сегодняшней премьерой ради какой-то стычки.
Я натягиваю капюшон и втихаря разглядываю лицо Макса – огорченное, раздосадованное, упрямое. Напоминает надувшегося ребенка. Либо Майю.
Мы шагаем по просторной людной улице. Солнце припекает, но я не могу позволить себе снять толстовку, служащую мне плащом-невидимкой. Да и это ни к чему: я давно привыкла к температурным изменениям моего тела, и если это не костер инквизиции, то переживать нечего.
– Давай пойдем в кино, когда все это закончится, – предлагает Макс, и мой взгляд, устремленный к нему, становится озадаченно-заинтригованным, чего, впрочем, нельзя заметить за толстыми стеклами очков и границей капюшона.
Я уточняю, делая акцент на последнем слове:
– Когда закончится все?
А это когда-нибудь случится?
Макс перебирает слова, соглашаясь с двусмысленностью прозвучавшего предложения.
– Когда закончится все на сегодня, – поправляется он и приводит заранее подготовленные аргументы, пока я не успела возразить. – Я все равно хочу увидеть этот фильм, а тебе придется ознакомиться с его содержанием из-за Майи. Так почему бы не сделать это вместе?
Глупо, конечно, но он прав. Только давать согласие я все равно не спешу. И оставляю вопрос открытым, вслух замечая, что мы почти добрались до места.
– Это здесь? – Макс кивает в сторону огромного здания музея, обнесенного по периметру строительными лесами. – На реставрации?
Он делает вид, будто не замечает моего желания улизнуть от прежней темы. Но он определенно прав: старое здание готово вот-вот развалиться, как карточный домик, но милостью городских властей вовремя закрылось на реставрацию, которая, впрочем, изрядно затянулась, как оно обычно и происходит. Небожители с готовностью облюбовали новое убежище. Так уж повелось, что все мы, сверхъестественные твари, селимся на развалинах человечества. Только наши, чертовы, хоромы не подлежат ремонту, стремясь к конечному разрушению и обращению в пыль. Их же – всегда отгорожены от мира, защищены властью города; те, что однажды превращаются в достояние общественности и становятся предметом гордости и любви горожан.
– Что ж, будем аккуратно, – усмехается Макс, и я киваю.
Пусть мы и черти, но древняя архитектура города не представляет для нас угрозы, чтобы поощрять ее уничтожение.
Редеет толпа, чем ближе мы к месту назначения. Еще одна закономерность: люди избегают наши скопления – обеих рас. Неосознанно. Может, так у них срабатывает инстинкт самосохранения.
Приходится взять Макса за руку, чтобы моя способность оставаться незамеченной распространилась на него. Теплые пальцы обхватывают мою ладонь, я чувствую закравшееся в них напряжение. В который раз обращаю взгляд к его лицу, но на этот раз его выражение ни о чем мне не говорит.
– Думаешь, мы все делаем правильно? – только и спрашивает он.
Но ответ не имеет значения.
Потому что чувство, которое нами движет, не поддается логическому обоснованию.
Потому что это чувство – любовь к Его Величеству.
Я лишь пожимаю плечами.
Я могу втайне (либо открыто) ненавидеть нашего короля, испытывать к нему страх или отвращение, злиться, протестовать против принимаемых им решений. Но так или иначе я иду мстить за его изувеченное тело, за унижения, которым он подвергся со стороны небожителей, ведь все мои эмоциональные переживания сходят на нет в сравнении с привитой мне временем и законами природы любовью к Его Величеству.
Это всеобъемлющее чувство, присущее каждому черту. Оно давит, режет, жжет изнутри, лишает свободы воли, но ты не в силах от него избавиться. У Макса оно сопровождается теми же побочными симптомами, иначе он не стал бы задавать глупых вопросов по типу этого. И он ждет, что я отвечу: «Мы идиоты, Макс! Давай, разворачивайся, и уходим отсюда! Не станем же мы рисковать нашими жизнями ради этого мерзавца». Но этого не происходит. И правда в том, что ни я, ни Макс уже не знаем, какие из наших желаний навязаны чувством любви к Его Величеству, а какие – итог собственного выбора. Жажда мести кажется нам такой натуральной, идущей из глубин сердца, что мы покорно шагаем вперед.
