скачать книгу бесплатно
Скала аномальная зона. Фант-реал
Татьяна Левченко
Объяснять суть названия произведения – дело нелепое и неблагодарное. Ведь понимающий читатель и оскорбиться может на такое недоверие. Иное дело подзаголовок. Что это? Фантастика? Реализм? Автор объединила их воедино. И то, опять же, каждый читатель увидит в произведении суть согласно своему мировоззренческому направлению. Кто-то увидит фантастику. Кто-то пожмёт плечами: мол, чистый реализм. Ну и третьи определят наличие непостижимого слияния двух жанров.
Скала аномальная зона
Фант-реал
Татьяна Левченко
© Татьяна Левченко, 2017
ISBN 978-5-4483-7472-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Слово о книге и её авторе
Автор этой книги — Татьяна Левченко — известный в Керчи поэт, секретарь литературного объединения «Лира Боспора». Однако так сложилось, что её проза мало известна читателю.
Объяснять суть названия произведения — дело нелепое и неблагодарное. Ведь понимающий читатель и оскорбиться может на такое недоверие. Далёкий же от понимания всё одно почтёт всё буквально.
Иное дело, подзаголовок. Что это? Фантастика? Реализм? Автор объединила их воедино. И то: опять же, каждый читатель увидит в произведении суть согласно своему мировоззренческому направлению. Кто-то увидит сплошную фантастику. Кто-то пожмёт плечами: мол, а где же она — чистый реализм. Ну и третьи, определят наличие непостижимого слияния двух жанров.
Главное – дай Бог каждому читателю покорить свою Скалу, отстояв в этом восхождении свои твёрдые убеждения от посягательств инертных и фанатичных масс, в понимании которых Скала аномальная зона существовать не имеет права вплоть до обращения её в болотистую трясину, над коей колышутся маревом миазмы чуждых мировоззрений, чьи представители за милую душу смакуют биоэнергетические поля наивных незнаек.
«Скала аномальная зона» — первое отдельно изданное прозаическое произведение Татьяны Левченко. Но, конечно же, не последнее. Преданные читатели автора ждут от неё новых книг.
А. Н. Вдовенко, Руководитель Совета «Керченского городского литературного объединения «Лира Боспора», член Союза Российских писателей.
Предыстория
Посвящение…
Здесь невозможно ставить посвящение!
Соавторство? Нет, не годится.
Редактор… Да – строгий, многотерпеливый. Но это – мало!
Вдохновитель, дарящий силы, уверенность в себе. Критик, отрезвляющий в миг «икарьего залёта». Эрудит, дающий вовремя подсказку по самым неожиданным вопросам. Собеседник, в многочасовых беседах с которым и были рождены, утверждены те мысли, что выделенным шрифтом проходят через всё произведение.
Супруг, товарищ и второе Я. Без него просто не состоялась бы эта книга. Ибо начинается она с такого простенького разговора:
– У меня одна тема крутится вот уже с полгода. Записать или прогнать?
– Садись и пиши!
– Но это… пошленькая притча! Ни йоты фантастики. А фэнтези и не пахнет.
– Пиши! Чтоб у тебя, да не было фантастики!
Вот так он, Алексей Вдовенко, член Союза Российских писателей, Руководитель Совета «Керченского городского литературного объединения «Лира Боспора», редактор шести выпусков (IV – IХ) альманаха «Лира Боспора» и мой личный, причастен к выходу в свет этого произведения, имя которому тоже, кстати, он дал.
А я… всего лишь…
Автор.
* * *
Искать Истину, проходя путями земными, невероятно сложно. Тут тебе и границы, тут тебе и таможни с визами, а то и локальные военные конфликты на пути следования. Безденежье опять же. Законы, за каждым кордоном свои.
А вопросы накапливаются, и задать их некому. И нет никаких перспектив подобно библейскому богатею продать дом свой и рабов своих, и овцы свои, и, раздав всё до копейки нищим и голодным, направить стопы свои… Благо, ему было за кем и во имя чего направлять их.
Мне подобное не светит в изначальном замысле: дом принадлежит матери. А в очереди наследников я, после двух сестёр и брата – четвёртый и не последний. Ибо и за мною ещё столько же сестёр и опять же, самый младший, седьмой, как в сказке…
Рабовладельчество уже и в школе только мельком проходят. Что касается «овцы»… то коза с неслыханно нетрадиционным именем Олимпиада – кормилица наша и козлятного выводка при ней – в понимании каждого и меня в том числе являлась равноправным членом нашей семьи. Так что, ни о какой продаже речи быть не могло.
Уйти так, налегке? Всё – лишний рот убудет… Ага… А – рабочие руки тоже! И, естественно, финансовое обеспечение, этими руками добываемое. Тут уж попросту совесть не позволит.
И я жутко завидовал пилигримам прошлого. Коих не то что не удерживали дома – с благословением направляли. И все границы им были нипочём. И кормёжка с ночлегом бесплатные в каждом селении. Э… да что…
* * *
Богу рабы не нужны. Никого Он рабом не назвал. Несущие Служение служат не Богу, а Его Делу. «Я раб Божий» – самоунижение, допустимое, когда человек в порыве молитвы хочет подчеркнуть свою малость рядом с Величием Божиим.
Но и молитва эта, и самоуничижение это ни в коей мере не должны быть привселюдны. Ведь порыв сей – сугубо личный, интимный в сокровенности своей. Внешнее же, привселюдное проявление чувств, демонстрация духовности ни в коей мере не сообщают человеку ни истинного единения с Господом, ни духовного спасения. Может ли форма сообщить свойства содержанию? Отнюдь. Потому духовное очищение идёт из сердца, из истинного и искреннего устремления к Господу своему. Не это ли Учение принёс людям Христос? И что же? Минули, не заметили, ищут чего-то более чистого, более божественного…
Найти Святее Бога…
Не проще ли – перестать самому быть «рабом Божиим», но как сыну, как дочери, обратиться к Отцу своему с покаянием и за ответом…
(из дневника отца)
* * *
Сунулся я со своими вопросами к матери. Отец, по её выражению, наплодив ораву, сбёг. Туда, правда, куда простительно, особенно, коли не самовольно. По этой причине, ответить он уже ничего не мог. И старшей в роду осталась мать. Но как ни была она мудра, доходчиво объяснить простейшее: «Скажите, что есть красота, И почему её обожествляют люди?» – то ли не умела, то ли не хотела.
– Какая там красота?! – возмущённо пожала плечами. – Что в моде, то и красиво. Вчера толстые, сегодня тощие. То брюнетки, а то блондинки повалили. Вот то и оно: глупота одна…
Остальные вопросы я задавать не рискнул. Тем более что в разговор возмущённо вмешалась Олимпиада, требуя внимания к своей персоне. И мать отправилась с нею в сарай, по пути, однако, смерив меня каким-то странным, прежде мною не виденным, взглядом.
Сестёр тревожить данными сложностями не имело смысла. Ведь именно на их метаморфозы, – что старших, что младших, – и кивала мать, давая свой ответ.
У младшего, баловня, составные части извечного вопроса «Быть или не быть» обязательно сочетались со словами «битым», «наказанным» и подобными.
Старший же, сейчас ожидающий пополнения в своём семействе, на мои сетования ответил с благожелательной улыбкой:
– Ни-чё! Вот женишься – все эти вопросы сами собой решатся: другие пойдут.
И вернулся к размышлениям и прикидкам, где и как в их комнатке втиснуть детскую кроватку: что вынести взамен – трельяж или комод.
Да-а… совсем другие вопросы…
Православный священник и католический пастор в один голос возвестили о приумножении скорбей и призвали лучше обратить свои помыслы к Богу.
Помыслы и так были обращены. Может, и не в той мере интенсивности, как хотели бы святые отцы, но достаточно, чтобы самого себя не корить.
А вопросы, тем не менее, оставались без ответов.
Другие же – Учителя, Гуру и прочие Мастера до нашего городка не добрались.
* * *
Когда размышляешь о каком-либо событии, явлении с претензией на Истину, сумей не принять за Истину все свои размышления. Нужно выделять ключевой момент, зерно истины, отбрасывая без сожаления всю шелуху окружающих его слов размышления. Жалко, конечно. Умозаключения, порой, так изящны, так убедительны…
Но тебе-то нужна Истина, а не сопутствующие умозаключения. Не жалей. Хлеб с отрубями, конечно, полезен. Но ещё более полезно очищенное, проклюнувшееся ростком, зерно.
И стоит ли во всём и всюду искать ответов, пусть и признанных, именитых мудрецов и философов, дабы сверяться: а не отступил ли ты… – Истинное рождается твоей творческой мыслью, но не калькированием уже готовых ответов, под кои ты подгонять будешь мышление своё.
Твори. Дерзай!
(из дневника отца)
* * *
Книги… их прочитано великое множество. Но кто скажет – те ли книги я читал? Кто посоветует именно нужные? Даже в школе учебники мы «проходили» под водительством учителей, они же и сопутствующую литературу рекомендовали.
Сейчас же самый мудрый из моих школьных учителей ответил мне так:
– Увы, это уже не школьная программа. Теперь выбор зависит только и только от тебя. В школе мы старались привить вам умение делать в дальнейшем выбор самостоятельно и не чуждый вашим устремлениям. Обидно, если кто-то эти уроки пропустил мимо сознания. Ищи, парень, ищи! – напутствовал он меня. – Ищи свои пути, слушай сердце своё, душу свою – в чём, к чему твои истинные устремления.
* * *
В день поминовения отца я, будучи в отпуске, по просьбе матери пошёл в центр города в православный храм заказать панихиду. Храм этот был открыт совсем недавно в возвращённом церкви здании на одной из центральных улиц города.
Я шёл по улице и неприятно удивлялся. За работой, домашними делами редко бываю в центре, потому перемены, здесь происходящие резко бьют по глазам и по сердцу. Ещё пару лет назад тенистая и тихая, улица вдруг преобразилась до полной неузнаваемости. Сняты все старые ветвистые деревья, вместо них насадили какие-то вечнозелёные растеньица, которые приживутся ли. Без затенения деревьями улица стала как-то непомерно широка, открылась старая архитектура зданий, и их тоже, в срочном порядке, преобразовали. Оказалось, что здания, хоть и старые, но довольно красивые. Тем не менее, зелени, тени им явно не хватает. Отреставрировано и здание храма. Вот только расположено оно неудачно: нет обязательной паперти, и нищие, больные люди сидят, кто на ступенях входа, кто под стеной храма на узком тротуаре. И те и другие мешают пешеходам и прихожанам, сильно сужая проход.
Отстояв службу в храме, я вышел на крыльцо, спустился на тротуар по пяти довольно крутым ступеням и только тогда обернулся к двери, чтобы перекреститься, уходя. На пороге и на ступенях это делать попросту рискованно. Слева, на нижней ступени, обхватив одной рукой балясину перил, другую, с зажатым в тонких, но грязно-загорелых пальцах пластиковым стаканчиком, протягивая за подаянием, сидел нищий, явно юродивый. Я положил в его стаканчик крупную монету и, памятуя, что такие вот «дурачки» порой выдают умнейшие вещи, произнёс, как бы размышляя про себя:
– И где они, пути истинные?..
Юродивый отвлёкся от своего занятия. Некоторое время он вполне разумно смотрел на меня. А после, кривляясь и пуская слюни, скрипуче захихикал:
– А что вдоль, что поперек, хоть и вовсе напрямки. Ходи-ходи, ищи-ищи, а к своему вернёшься!
– Чего зубы скалишь! – отмахнулся я от нелепого бормотания юродивого.
– Вот-вот! – продолжал хихикать безумец, – скали… скалы… в скалы… на скалы… – и вдруг упал наземь, забился в судорогах, пуская пену.
Сидевшие тут же на ступеньках бабки подскочили, крестясь и причитая, какая-то накинула на припадочного чёрную шаль, сдёрнув с распатланной головы своей, другая подсовывала под голову ему видавшую виды сумку, в которую собирала подаяние, чтоб не разбил голову о плиты тротуара.
– Иди, ступай! – отталкивала меня третья. – Зачем про скалу сказал? Он же после скалы такой…
– Я не… – бормотал я, растерянно отступая. А в голове не утихали, странным напутствием звучащие, слова безумца: «… скалы… в скалы… на скалы…»
«Он после скалы такой…»
Значит, этот человек побывал там, откуда никто не возвращается?! Значит, там действительно что-то есть такое…
* * *
За этим чудом и загадкой идти за тридевять земель не надо. Ни визы, ни деньги не требовались. Но не шёл туда ни один горожанин, точнее, ни один здравомыслящий горожанин. Более того: всех приезжих и приблудившихся остерегали: туда нельзя. Там – скала…
Что за скала? Какая скала? Чем она страшна, эта скала? Да и где она, эта скала, в конце концов?! Но – нельзя! Оттуда не возвращаются.
Совсем недалеко от города, на северной его окраине простирался обширный пустынный район, состоящий из множества мелких, от двух до двух десятков метров высотой пологих холмов, поросших дикими, никогда не кошеными травами. Скотину там тоже не пасли. А если забредала какая животина вроде нашей вездесущей Олимпиады, никто не шёл забирать, ждали, пока сама вернётся.
Скала… Почему пустырю дали столь неподходящее имя, одним небесам ведомо. Но так оно было испокон веков.
* * *
Оттого, что мы не знаем каких-то законов, понятий, – они существовать не перестанут. Оттого, что, узнав, мы трактуем их по своему усмотрению, их истинное значение не изменится. Это людские законы моральности «что дышло» верти, надоели – отменили, другую мораль доказываем. Но, несмотря на Лобачевского, Евклида никто отменить не может.
(из дневника отца)
* * *
Дома я, как бы ничего не ведая, равнодушно спросил у матери, знает ли она юродивого у храма, и почему он болен?
– Да, вот же ж… – буркнула мать, готовя подойник и выглядывая за воротами запропастившуюся Олимпиаду с её козлятушками-ребятушками. – Учёный, вроде, человек был, а людей не слушал. Пошёл ту скалу смотреть… А, чтоб тебя! – вскричала она, прерывая ворчание, – опять эта дурёха туда ушла, да ещё и детвору за собой потащила! Ладно, их накормит, а нам что – без молока сидеть, ждать, пока вернуться изволит?!
Я выглянул за ворота. Дом наш был на одной из улиц северной окраины, что словно лучи разбегались от пресловутого пустыря Скалы. Потому все холмы и холмики виделись, как на ладони. И наша Олимпиада белоснежным изваянием на вершине самого высокого холма, в живописном окружении козлиного выводка.
– Мам! – пожал я плечами. – Ну, глупости ведь! Давай, пойду, приведу. Ведь на глазах же…
– Нет! – вдруг истерично преградила мне дорогу родительница. – Не пущу! Нет! – она отпихивала меня от ворот в глубину двора. – «На глазах…» Отец ваш тоже вот так… на глазах… – и сникла, осела на подвернувшийся чурбан, комкая край передника, не утирая ручьём катившихся слёз с лица, с дикой, безумной тоской, молча, без причитаний, без воя, смотрела и смотрела в сторону Скалы. Лишь много погодя выдохнула всхлипом: – на глазах…
– Как, мам?! – изумился я.
– А хоронили кого ж?! – воскликнул оказавшийся рядом старшой.
А через короткое время уже вся семья, включая троих внучат-племянников, окружила её, малышня теребила за юбку, старшие за рукава – «Как так?!»
* * *
В тот день, двенадцать лет назад, в самый обычный день, будний, старшие были в школе, я с малыми сёстрами в детсаду, а седьмой наш ещё в люльке качался. Была тогда у нас корова, а не коза. Вот так же ушла она и паслась на ближних холмах Скалы. Время дойки прошло, не возвращается бурёнка. А рядом же, как на ладони! И пошёл отец вернуть заброду.
«Ты смотри, – сказал матери, – я ж всё время на глазах буду!»
