скачать книгу бесплатно
Я не успела ответить.
– Этель, мы очень часто пьем чай! Это не практично, – заявила младшая старушка, отказавшись от предложенной сестрой чашки. Когда она, уходя, открыла дверь в соседнюю комнату, в нос ударил странный, не очень приятный запах, похожий на резкий удушающий запах герани.
Этель с улыбкой продолжала разливать чай. На ярко малахитовом фоне фарфорового сервиза нежно вился узор из золотых цветов. Стоило только поднести фарфор к свету, становилась очевидной вся его прозрачная хрупкость. Михаэль принял чашку опасливо – в его больших ладонях она выглядела словно предмет из игрушечного детского набора – и с видимым облегчением пристроил чашку на столешницу.
Общаться с Этель было настоящим удовольствием, потому что она охотно отвечала на вопросы и сама задавала новые темы для разговора. Старушка живо и непосредственно интересовалась погодой, новостями округа, моей работой.
– Я прожила в Кологрисе всю свою жизнь. И знавала лично почти каждого человека из вашего списка исчезнувших. Но, знаете, в отличие от расхожего мнения о трагичности происходящего, я считаю, что для самих пропавших исчезновение не было худшим днем жизни.
Я просто не могла поверить своим ушам.
– Ваши родственники пропадали?!
– Нет. Но, судя по всему, в вашей семье, милочка, такие прецеденты случались. Эта боль по-прежнему остра?
– Нет… не знаю… наверно.
– Вы ошибочно воспринимаете уход близкого вам человека как смерть. Вам не приходило в голову, что поскольку тел не находят, то, возможно, люди перемешаются в другие Мерности и продолжают там свою жизнь? Вас печалит, скорее, то, что вы не понимаете, почему вам ничего не объяснили и почему вас не взяли с собой. Разве это не эгоистично?
– Да, меня это сильно печалит, потому что я осталась одна и мне даже некому рассказать…, ну, я не знаю…
– Рассказать что? В вашей жизни есть что-то настолько важное, о чем вы можете рассказать только близкому родственнику, а не своей подружке?
– Да, в моей жизни есть проблема, с которой я ни к кому не могу обратиться!
– Могу вас заверить, милая, что важность любой проблемы с течением времени понижается.
– Думаю, что я всё-таки я могу испытывать сильные эмоции в связи с некоторыми обстоятельствами!
Этель улыбнулась так саркастично, что я против воли выпалила:
– Ну, конечно, видеть сны – разве это проблема?!
Даже скажи я эти слова без запала, да хоть шёпотом, думаю, что Михаэль всё равно соскочил бы с дивана. Этель легонько потрепала его за рукав рубашки:
– Успокойтесь, она не исчезнет прямо сейчас. Видение снов – это только первый симптом. Вот, когда объявится её Дракон, тогда мы все начнем беспокоиться.
– Откуда вы знаете?
– Потому что некоторое время назад мне приснился про это чудесный сон. Хотите, я сделаю вам бутерброды со свежим огурцом?
Понадобилось несколько минут, чтобы мы с Михаэлем пришли в себя. Глядя на хозяйку дома, я размышляла: есть ли на самом деле возраст, в котором не жалко расставаться с жизнью. Начни я видеть сны в семьдесят лет, то, может быть, с таким же достоинством принимала бы неизбежное. В это время Этель, нисколько не смущаясь нашего потрясения, спокойно обновила чай в чашках и возобновила прерванный разговор:
– Полагаю, для вас не секрет, что обыватели Ландракара сны не видят, в Драконов не верят, так как ни разу за всю жизнь их не встречали. Но некоторые люди вдруг начинают погружаться в странные сновидения, и тогда в их жизни появляется Дракон. Он некоторое время сопровождает человека в его поисках, а потом они оба исчезают. Драконы – это как плохая примета, как симптом болезни, поэтому рассказы о них походят больше на былички, ну, знаете, такие рассказы о нечистой силе, в достоверности которых не сомневаются. На самом деле, Драконы – это Ангелы, – Этель посмотрела мне прямо в глаза. – А вот когда увидите Глушака, вот тогда бойтесь.
– Вы в своем уме?! – Михаэль в своей излюбленной манере навис над старушкой. – Какие «ангелы», какие такие «глушаки»?!
Этель совершенно неожиданно легонько стукнула моего напарника по лбу и, приказав: «Сядьте!», пожала плечами:
– С виду такой приличный мужчина…
Это простое заявление почему-то возымело действие на Михаэля, потому что он вернулся обратно на диван и больше не проронил ни слова.
– Глушаками я зову Демпферов. Вот кто, уж точно, пострашнее Брежатых будет! Однако, довольно о них – ещё накликаем. Расскажите-ка мне лучше свой первый сон, потому что, как говорят, он самый лучший.
Как ни странно, описывать сновидение мне было легко, потому что оно превосходило по яркости многие реальные дни моей жизни:
– Мне снилась зима на окраине какого-то городка. Впереди лежало поле, всё в синих сугробах, и мне нужно было пересечь его, но где-то посередине снежной равнины горел костер, вокруг которого плясали темные тени. От костра вдруг отделилось огненное свечение и стало приближаться ко мне. Я увидела группу детей, идущих молча и торжественно. Они были одеты в самые яркие одежды, какие только можно представить: изумрудные, алые, индиго. В руках каждый ребёнок держал свечу. Их лица словно светились любовью и радостью. Дети прошли мимо меня в город, и только тут я заметила, что за ними идут ещё и ещё: через всё поле тянулось целое шествие людей со свечами. Яркая огненная дорожка извивалась от самого горизонта. Я проснулась с величайшей радостью на сердце, словно мне сказали: «Ты не одна!».
Этель встала и, сжав мою голову, нежно поцеловала меня в обе щеки.
– Конечно, не одна!
– А ваша сестра видит сны?
– Пока нет. Нам обязательно стоит поговорить обо всем подробно. Я приглашаю вас на наше с Эстер…, скажем так – четвертое восемнадцатилетие, что случиться через пару дней. Будет много очень интересных людей.
В этот момент в комнату вернулась младшая старушка и раздраженно заметила:
– Очень расточительно поить чаем всю округу! И незачем ставить лишние чашки на стол, ведь фарфор так легко бьется!
Руки Этель, что ещё обнимали мою голову, едва заметно дрогнули, как и её голос:
– Думаю, вам пора. Будьте осторожны, дорогая!
Санкт-Петербург удивил нас пронзительной внятностью бледно-голубого неба, серого камня домов, черных ветвей, беленых стволов деревьев и сочной яркостью ещё липучей листвы.
Аня дрожала на ветру, куталась в палантин, пытаясь удержать его развевающиеся концы одной рукой, а второй придавливая фетровую шляпу к своим кудряшкам. Мы неудобно обнялись, потому что мешали мои две сумки через плечо. Савелий, как положено при знакомстве, пожал костлявую ладошку, предложил Анне свои перчатки, но она отказалась, едва взглянув на его кожаные краги.
– Спасибо, но здесь недалеко, всего два квартала пешком, хотя, если хотите, то поедем на автобусе.
– Лучше пешком – посмотрим город, а ты расскажешь, как нашла нам жилье.
– Вам удивительно повезло с квартирой! – Аня взмахнула руками, показывая, сколько удачи нам причитается, а в это время ветер подцепил её шляпку и подкинул вверх. Минуты три мы бежали, толкая друг друга и стукаясь локтями, но шляпа досталась Савелию. Оттого, что бежали мы «по ветру», а надо было идти «против ветра», да ещё пришлось зайти в магазин за конфетами к чаю, дорога заняла полчаса. За это время подруга успела рассказать про хозяина квартиры:
– Его зовут Олег Яковлевич, работает на кафедре. Его родители всю жизнь прожили в этой двухкомнатной квартире. Но когда отец умер, мама переехала к сыну – у Олега Яковлевича есть свое жилье рядом с работой. Три года назад его жена уехала в Германию, взрослая дочка с ней, вот они с мамой и остались вдвоем, а родительская квартира все это время пустовала.
– А почему они не сдавали её в аренду, ведь квартира в центре, да ещё без хозяев? – я взяла из рук подруги коробку конфет, чтобы она могла найти в своей сумке бумажку с адресом.
– Олег Яковлевич сказал, что у них большая семейная библиотека с редкими книгами, поэтому он не хотел пускать туда посторонних людей.
– Почему же нам разрешили?
Аня смутилась, слегка нахмурилась, словно вспомнила что-то неприятное, и вздохнула:
– Я была очень настойчива. Раз пообещала найти вам жилье, вот и пришлось к Олегу Яковлевичу каждый день ходить и просить. Он сдался только вчера, и то, наверно, лишь бы я отвязалась. Сказал, что убираться в квартире к вашему приезду не будет принципиально, денег за проживание не возьмет, но вам нужно каждому купить себе комплект постельного белья, потому что ему нечего вам предложить.
Я поставила сумки на скамейку и обняла Аню:
– Бедная деточка!
Савелий промычал что-то похожее на «большое спасибо, я не знал, что так сложно, нужно было сразу в гостиницу, неудобно получилось», на что Анна бодро возразила:
– Все хорошо! Вам повезло, и я рада, что смогла помочь. Пойдемте, а то нас хозяин квартиры заждался уже.
Мы долго жали на коричневый пупырышек звонка на четвертом этаже старого дома. Стучали громко в обитую дерматином дверь, пока не открылась и не закрылась дверь этажом ниже. Держали конфеты и сумку, пока Аня искала нужный номер телефона. Олег Яковлевич ответил, что он на месте. Снова открылась дверь на третьей площадке, и мы услышали удивленный голос:
– Но здесь никого нет!
Оказывается, на бумажке с адресом квартира номер 7 оказалась номером 4.
Хозяин попросил нас не разуваться и торопливо провел инструктаж «что можно, а что нельзя». Это был высокий, худой интеллигентный человек, слегка… неприбранный, как и его квартира. Нам можно было всё, кроме междугородних звонков. Буквально через пять минут Олег Яковлевич вежливо откланялся, ссылаясь на занятость, по пути как-то незаметно забрал с собой мою подругу, и уже через десять минут мы с Савелием остались в квартире вдвоем на правах законных арендаторов.
Напарник молча показал мне, куда кладет связку ключей, размотал шарф и, засунув руки в карманы, пошел осматривать жилье. Чтобы не мешаться, я пошла в противоположную сторону. Описав две одинаковые восьмерки по комнатам, мы встретились в прихожей… и засмеялись, потому что квартира была просто шикарной – с высокими потолками и с видом на канал из всех окон. Брутальность не просто витала в воздухе: мужской характер ощущался и в темного дерева массивных шкафах, и в добротности кожи на диване в гостиной, даже в граненной хрустальной пепельнице на столе-бюро, не говоря уже о ножнах сабель и картинах про Кавказ. Однако фотографии нежных женщин в шифоне и шляпах с цветами, вертикальная полоска тяжелых гардин и старинные книги смягчали обстановку. В прихожей стояли два стеллажа с книгами до самого потолка. Между книг встречались стопки журналов, старых газет, бронзовые и гипсовые статуэтки, старинные шкатулки и куски минералов. Мы нашли коллекцию отливающих перламутром жуков и черных бабочек в деревянных коробках со стеклянным верхом.
Здесь словно никогда не жили женщины, лишь присутствовали на фотографиях. Как выяснилось позже, отец Олега Яковлевича был энтомологом, дед – натуралистом и военным, служившим на Кавказе, что подтверждали многочисленные пейзажи на картинах в кабинете. Вся эта квартира была одним большим кабинетом для увлеченных своим делом мужчин.
На соседнем взгорке, среди остроконечных елей стоял коттедж, весь фасад которого сверху донизу был увит красно-зелёными плетьми девичьего винограда. В дороге мы намучались, потому что Михаэль никак не мог вспомнить лишь единожды хоженую им тропу. Мы поднимались и спускались с холма на холм, переходили вброд прозрачные ручейки с каменистым дном и бочаги с илистой жижей, отдирали свою одежду от шипов низкорослого кустарника.
Мужчина средних лет, одетый во фланелевую рубашку и брюки с подтяжками, горячо пожал руку моему напарнику:
– Я уже начал тревожится! Дорога сюда, конечно…
– Это не дорога, а одно направление!
Михаэль сам предложил: «Иди, свет очей, оглядись, пока я с Константином потолкую. Выбирай любую комнату – мы останемся здесь на пару дней».
Гостиная в этом доме была обшита деревом, с толстой балки на потолке свисала на цепи тяжелая люстра. Круглые окна слабо пропускали свет, поэтому плетеные кресла дремали под грудами подушек и валиков, не обращая внимания на постукивание веток по стеклам. Вдоль второго этажа тянулась веранда. Со стороны одной из спален склон холма был достаточно крутым, так что сидящий на веранде оказывался на уровне верхушек деревьев.
Я забросила рюкзак на кровать с кованной железной спинкой и спустилась вниз. Заглянула в кухню. На стене висела полка с множеством разноцветных и разнформных кружек. Ещё я нашла открытую мансарду, куда вела приставная деревянная лестница. По пути можно было прихватить книгу из шкафа, который одновременно служил и опорой для настила и перегородкой между кухней и прихожей. Два окошечка в треугольной крыше наполняли это место чудесным мягким светом, а на полу лежали лоскутные одеяла. Я твердо решила выбрать себе любимую кружку и читать книги исключительно здесь.
– Нравиться дом? – Михаэль разом заполнил собой всё свободное пространство кухни. – Константин говорит, что картошка ещё тёплая. Меня к ужину не жди, никому не открывай, ключ запасной вот здесь, – он погремел крайней верхней кружкой, погладил меня по голове и ушел.
Я прислушалась к звуку запираемой двери и подняла крышку чугунной сковороды, что стояла на плите. Картошка уже слегка разомлела, но зато пропиталась ароматами лаврового листа и укропа, а ещё и горьковатым запахом жженой карамели от подгоревшего лука. Я не нашла чайную заварку, но в бумажном пакете на столе обнаружила корку подового хлеба, а в жестяной банке – несколько песочных печений. Картошку разогревать не стала, просто выложила на тарелку, туда же покрошила кусочками хлеб, а сверху полила маслом, в котором её жарили.
Я отнесла еду наверх, достала из рюкзака детскую книгу, которую купила сегодня (а, кажется, что неделя уже прошла!) и, завернувшись в одеяло, уселась в одно из кресел-качалок на веранде. Пока ела, холмы налились темнотой. В комнату я вернулась, когда багрецовый горизонт стал темно-синим, и над головой бликнула первая звезда. С сожалением оставив на тумбочке так и не раскрытую книгу, мгновенно уснула.
Потолок монастыря был очень высоким. Казалось, что его ничего не поддерживает. Сверху изливался свет в виде широкого столба. Этот свет не освещал, просто был мягким и ослепительным одновременно. Это была другая материя, а совсем не тот воздух, которым мы дышим и не тот свет, что мы видим. Столб света колыхался золотисто-жёлтым, внутри его мерцали то ли тёплые огоньки, то ли снежинки, а может насекомые, похожие на светлячков. Я оторвалась от пола и полетела вверх внутри этого света, потеряв вес и легко скользя в этом прозрачном сиянии. Когда я подняла руку, та оказалась за пределами светового столба. И в этот же миг другая энергия, тёмная и тусклая вытянула меня из света, словно пробку из бутылки. Оказалось, что для того, чтобы выйти из света, не надо прилагать усилий – достаточно руку протянуть, а остальное сделают за тебя…
Сумки решили пока не распаковывать, чтобы не терять время. Нужная нам контора находилась рядом с Невским проспектом. Пока я отдавала документы в канцелярию, Савелий договорился об обучении с завтрашнего дня. Весьма довольные тем, что полдня ещё впереди, мы двинулись пешком в сторону Петроградской стороны. Нашли кафе «Северная роза», побывать в котором меня просила Кира: она где-то вычитала, что в этом заведении следует обязательно откушать венские вафли.
Кафе оказалось камерным, с бежево-шоколадным интерьером и ярким пятном оранжевых апельсинов в плетеной корзинке. Девушка в полосатом фартуке принесла нам кофе. Почему-то кремовый вид этого напитка напомнил мне о детстве. Мы с Савелием почти не общались до этого момента, даже сейчас он не пытался из вежливости начать разговор, но одно дело, когда люди молча гуляют, а другое – когда молча едят, поэтому начала я:
– Знаешь, меня однажды в трехлетнем возрасте напоили молоком с пенкой, после чего я до сих пор не пью его кипяченым. Одно из первых, можно сказать, воспоминаний детства, когда меня стошнило на кухне…, не к столу будет сказано.
Савелий просто покачал головой, но разговор не поддержал. Но я, видимо, намолчалась:
– Я так хорошо помню эту большую кухню в частном доме. Там жила старшая сестра мамы с мужем. Мы часто чаевничали с дядей Колей, и это было ритуальное чаепитие, с большими кусками сахара-рафинада вприкуску и с обязательным переливанием чая в блюдце. Дом стоял в Среднем переулке.
Савелий улыбнулся:
– А ведь у нас в городе тоже был Средний переулок.
– Наверно, это как Ленинский проспект – он тоже есть везде.
– Долго ты там жила?
– Нет. Три мои родные тётки поселились на одной улице в частном секторе, рядом с Телецентром, мы же с мамой и сестрой получили квартиру в новостройке. Средний переулок был в другом конце города, да ещё и в невообразимой дали от остановки. Надо было подняться на взгорок, потом спуститься, и так четыре раза.
Савелий удивленно поднял брови:
– Ты словно МОЙ переулок сейчас описала. Наш дом стоял ближе к кинотеатру возле Телебашни.
Мы надолго замолчали, допивая кофе и раздумывая о сказанном. Наконец, Савелий заметил:
– Похоже, в детстве мы жили в одном городе.
Удивлению моему не было предела. Жить в такой масштабной стране и встретить соседа по улице, было невероятным совпадением. Мы долго с ним уточняли, про одно ли место на карте говорим, нет ли в этом ошибки, пока сомнения не рассеялись – да, мы оба выросли в Затопше!
– Так как называлась улица, где ты жила?
– Бульвар Звездолетчиков.
В этот момент перед нами поставили две большие квадратные тарелки, где на неровном крест-накресте шоколадных лент лежали бельгийские вафли. Дождавшись, когда официант отойдет от стола, мой спутник спросил:
– Бакалею помнишь? Туда привозили такие редкие вещи, как хлопковые панталоны и шоколадные конфеты.
Я кивнула:
– В том магазине продавали мороженые яблоки самого неприглядного коричневого цвета. Они были такие холодные и сладкие! Ещё я любила томатный сок из конусных поилок. Соль все добавляли по вкусу общей алюминиевой ложкой, да и стаканы особо не мыли, а просто ополаскивали в фонтанчике на прилавке.
– А ты помнишь батончики?
– О, да! И ещё подушечки «дунькина радость».
– А вы ели кисель в брикетах сухим?
– Спрашиваешь!
Савелию принесли заказанный ещё вначале шоколадный трюфель, который он пытался подцепить вилкой, отчего тот по сложной траектории улетел в пространство кафе. Тихо подошла девушка с салфеткой, трюфель нашла и унесла на кухню. Мне понравилось, что Савелий только вздохнул, но не смутился. Хмыкнул смешливо и предложил прогуляться «до дома» пешком.
Утром я обнаружила на кухне записку от Михаэля: «Я поехал туда, туда и туда – долго писать». На столе стояли две корзинки. В одной из них я нашла бутылочку со сливками, коробку чайной заварки, свежий багет и завернутый в пергаментную бумагу кусочек сливочного масла. В другой корзинке из тонкой проволоки поверх соломы белела дюжина яиц.
Снаружи воздух уже прогрелся, даже в тонкой хлопковой рубашке было комфортно. Присев на выступ ограды, я заставила себя дышать медленно, расслабить плечи, и отпустить, наконец, сковывающее напряжение. Но так и не смогла остановить лихорадочно мелькающие в моей голове образы Михаэля, Эстер, Брежатых, моих снов, Куратора, моря и каких-то почти материальных обрывков тревоги.
От дум меня отвлекла лишь женщина-почтальон, которая внезапно вырулила на велосипеде откуда-то справа:
– Здрасте! Письма на отправку есть?
