скачать книгу бесплатно
С другой стороны, сам-то он ведь должен был об этом знать? Определенно должен… если только ему перед прохождением прошлого «Тренажера» негласно не ограничили доступ к исторической информации. Еще год назад он бы в подобное просто не поверил – зачем? Глупости какие… А сейчас, после того что узнал от Роднина? Пожалуй, подобный вариант вполне возможен… Блин, просто голова кругом! Все, довольно гадать – вот прямо сейчас все и узнает. Разберется, что имел в виду товарищ генерал относительно дат, и поймет…
Выбрав и раскрыв нужный файл, Кобрин вчитался в касающиеся временно?й привязки строчки. Вчитался – и, не сдержавшись, задумчиво присвистнул. Двенадцатое августа сорок первого года! Вот оно что… Никакой не июль, как выяснилось, а все-таки август. Буквально на несколько дней с самим с собой разминется – в прошлый-то раз он в восьмое число перенесся! Любопытно…
Хм, вот, кстати, и новая «задачка для ума»: а возможна ли вообще одновременная ассоциация сразу с двумя реципиентами? Когда им рассказывали о процедуре переноса, ни о чем подобном и речи не шло. Собственно говоря, просто ни у кого мысли не возникало спрашивать. Нет, глупость, никак такого быть не может. Поскольку откровенной шизофренией попахивает, суть расщеплением личности. По возвращении можно и в спецгоспиталь отправиться, в психиатрическое отделение. Откуда уже никогда не выйти. Точнее, выйти, но после коррекции памяти… и сразу в отставку по инвалидности. Брр, от такой перспективы аж мурашки по коже… на фиг, на фиг! Мы уж как-нибудь по старинке: сначала в восьмое августа, а через годик – в двенадцатое.
Глава 2
Земля, далекое будущее
Разобравшись с датировкой предстоящих событий, Кобрин продолжил изучение информации. Итак, через несколько дней под его командованием окажется сто девяносто первая стрелковая дивизия – вполне предсказуемо, коль сражаться предстоит на Лужском рубеже. Сформирована в ЛВО в начале весны сорок первого, к 22 июня дислоцировалась в районе Кингисепп – Нарва – Сланцы. В начале июля вместе со 177-й СД входит в состав Лужской оперативной группы, развернута вдоль восточного берега Нарвы фронтом на запад. В середине месяца снята с позиций с приказом срочно занять Кингисеппский участок Лужского укрепрайона и остановить наступающие с южного направления части 6-й танковой дивизии, дождавшись подхода к реке Луга 2-й дивизии народного ополчения. Но дивизия, увы, просто не успевает выполнить приказ. В результате гитлеровская боевая группа «Раус» при помощи диверсантов полка особого назначения «Бранденбург-800» с ходу захватывают в районе крохотной деревушки Поречье неповрежденный мост и занимают стратегический плацдарм, полностью контролируя дорогу Поречье – Ивановское – Большой Сабск. К моменту подхода ополченцев немцы успевают закрепиться, дождавшись прибытия основных сил, и выбить их уже не удается даже при помощи спешно подошедшего сводного танкового полка. После недельных кровопролитных боев с переменным успехом и значительными потерями с обеих сторон советские войска переходят к обороне, и фронт на некоторое время стабилизируется.
Сергей потянулся к виртуальному экрану, собираясь «перелистнуть» страницу – все это он и так знает, да и к чему устаревшая почти на месяц информация? Он-то ведь в август отправится, а не в июль. А в конце лета и осенью дивизии придется совсем не просто. Тяжелые бои с 291-й пехотной дивизией Вермахта, отступление в направлении на Петергоф. Контрудар – и снова отход, теперь аж до Ораниенбаума. Небольшая передышка – и новое наступление. И через несколько дней еще одно, снова не слишком удачное. Эвакуация судами Балтфлота в Ленинград. Переброска на восточный берег Ладоги, ноябрьский контрудар на Будогощь – Грузино, отход с большими потерями на восток…
Впрочем, все эти подробности уже не важны: если он успешно выполнит свое задание, ход событий неминуемо изменится и все это станет не более чем историей. Помнить о которой будут лишь далекие потомки… или не будут? Вот и снова тот самый вопрос, не дающий покоя со времен прохождения первого «Тренажера»: куда именно он попадает? В один и тот же мир, где изменения линейны, или все-таки в разные? Так вроде бы уже убедился, что мир тот же самый? Или нет и он все-таки ошибается? Поскольку ни одного реального доказательства Сергей так и не получил – даже спасение прадеда, по большому счету, ровным счетом ничего не меняет. Если допустить существование параллельных реальностей, то можно предположить вообще все, что угодно: любой вариант развития событий в любом из бесчисленного количества миров. Хотя как в подобном случае быть с информацией из архива МО? Которая пусть косвенно, но подтверждает, что судьба предка изменилась именно благодаря появлению в прошлом его далекого потомка? Или снова отцы-командиры наложили какие-то ограничения, о которых он ни сном ни духом? Блин, а ведь зарекался не углубляться настолько! Так, все, стоп! На данный момент имеются куда более актуальные вопросы…
Раздраженно дернув щекой, Сергей коснулся соответствующей пиктограммы. Голограмма мигнула, однако следующая страница не открылась. Зато появилась мигающая надпись: «ознакомиться с реальным положением на Северном фронте на 12.08.1941». Хм, любопытно. Это еще что? Определенно, нечто новенькое – раньше ничего подобного не бывало. Небольшая подсказка от руководителей «Тренажера»?
Раскрыв страницу, Кобрин с искренним интересом изучил новую информацию. Проглядел, меняя увеличение, виртуальные карты, читая выпадающие сноски с номерами дивизий, бригад и полков, своих и противника. Ага, так вот оно что! Тот ли самый этот мир или другой, но результат внесенных с начала войны изменений налицо: события на Лужском рубеже УЖЕ пошли несколько иначе. Вернее, сместились почти на полный месяц – с июля на август. Причиной чему оказался несостоявшийся Белостокский и, главным образом, Минский котлы: еще в начале июля Ставка перебросила под Ленинград часть спасенных в Белоруссии войск. Не слишком много, но вполне достаточно для того, чтобы фон Лееб с Гёпнером притормозили наступление, тратя на продвижение вперед гораздо больше времени и сил. Проще говоря, сейчас, 12 августа 1941 года, фронт все еще оставался приблизительно на тех рубежах, где в прошлой реальности был в середине июля. Уже неплохо… да что там неплохо: отлично! Поскольку имелся более чем серьезный шанс всерьез переломить ход событий – как минимум предотвратить захват стратегического моста через Лугу и не позволить гитлеровцам с ходу закрепиться на плацдарме. А как максимум? Ну, тут еще нужно крепко подумать. Очень крепко. Гм, не потому ли ему даны эти самые три дня? Точнее, уже два с половиной…
Нет, Panzergruppe 4 генерал-полковника Эриха Гёпнера – весьма серьезная силища, никто не спорит. Может и продавить рубеж обороны, как случилось в прошлый раз, но шансы устоять достаточно велики. Особенно если все-таки не допустить захвата полковником Раусом моста и плацдарма у села Ивановское. Тем более в распоряжении Кобрина имеется 2-я дивизия народного ополчения (как, впрочем, и в прошлый раз). Но с той разницей, что ТОГДА ополченцев бросили в бой прямо с марша, что не могло не сказаться на эффективности. Сейчас же все иначе. Развертывание прошло штатно, люди отдохнули, получили боеприпасы и были готовы к бою. А вот никаких данных о бойцах ЛПУ[2 - Ленинградское пехотное училище им. С. М. Кирова.] имени Кирова, практически в полном составе переброшенных под Кингисепп и участвовавших в боях на Лужском рубеже – а это почти две тысячи человек! – отчего-то нет. Решили поберечь будущих командиров? Или что-то иное, ему неизвестное?
Плюс полнокровная танковая бригада. Не сводный танковый полк ЛКБТКУКС[3 - ЛКБТКУКС – Ленинградские Краснознаменные бронетанковые курсы усовершенствования командного состава. В июле 1941 года добровольцы и преподаватели курсов сформировали сводный танковый полк и были отправлены на фронт, в район Кингисеппа. Несмотря на значительные потери, выбить гитлеровцев с плацдарма в районе д. Ивановское танкистам так и не удалось.], сражавшийся в реальной истории на этом рубеже и понесший значительные потери во фронтальных атаках, а именно что ТБР. Кстати, интересно, почему про него тоже нет никакой информации? В этой реальности его не формировали? Или просто время для его создания с точки зрения командования Лужской оперативной группой еще не пришло? Или вовсе не придет? Так оно, скорее всего, и к лучшему: создание полка было сущей импровизацией, вызванной критической ситуацией на фронте. Опытнейшие инструкторы в звании от майоров до полковников шли в бой простыми ротными, взяв под командование учебные машины, нашедшиеся в парках курсов, порой изношенные и с выработанным под ноль моторесурсом. Равно как и все, что удалось срочно собрать на ремонтных и танкостроительных заводах. Полный разнобой: от БТ разных серий до КВ и тридцатьчетверок. Специалистам подобного уровня не место на передовой, в тылу они принесут для будущей победы гораздо больше пользы – стране нужны подготовленные грамотные командиры-танкисты…
И совсем иное дело – настоящая танковая бригада. Укомплектованная не только легкими БТ и «двадцать шестыми», часть из которых оказалась еще и экранированными, производства завода № 174, в этой реальности пока не эвакуированного, но и пришедшими с Кировского завода новенькими КВ. И, что радовало особо, средними танками. Несколькими отремонтированными Т-28 разных серий (можно использовать в обороне в качестве противопехотных их короткоствольные КТ-28 и Л-10 – самое то, а вот с танками бороться уже сложнее) и, главное, ротой тридцатьчетверок. Насколько понимал Сергей – как раз из числа выведенных из окружения под Минском частей. Кроме того, имелось и небольшое количество столь редких танков, как Т-50 того же «сто семьдесят четвертого». Насколько помнил Кобрин, этот танк, хоть и пошедший в серию, но массово не производившийся, применялся исключительно под Ленинградом. Подобное разнообразие моделей с точки зрения ремонтопригодности и взаимозаменяемости по боеприпасам, конечно, не слишком хорошо, но уж что есть, то есть. Зато найдется, чем воевать. Да и часть экипажей, скорее всего, обстрелянные, успевшие столкнуться с немцами в реальном бою.
Что же до вариантов действий, то их у него не столь и много, всего три. Первое, наиболее напрашивающееся – вовсе не допустить форсирования гитлеровцами Луги и захвата плацдарма. Идеальный вариант во всех смыслах. Если, конечно, успеть вовремя выйти в нужный квадрат, сосредоточиться, подготовить оборонительные позиции – и все такое прочее. В прошлый раз 191-й СД именно это и не удалось. Просто не хватило времени, плюс ополченцы подошли слишком поздно, позволив фрицам закрепиться. Сейчас проще, но, опять же, вопрос времени остается открытым, поскольку никакой информации о точном месте дислокации дивизии на 12 августа у Кобрина пока не имелось. То ли данные отсутствуют, то ли так задумано руководством – в конце концов, он и так получил определенную фору, а раскрывать все карты определенно не в привычке генерал-лейтенанта Роднина…
Второе, плавно проистекающее из первого: если дивизия снова опаздывает, не успевая воспрепятствовать форсированию реки передовыми частями шестой танковой, можно провести встречный контр-удар, имея целью выбить не успевшего всерьез закрепиться противника обратно за Лугу. Главное, собственно говоря, именно не дать Kampfgruppe Raus времени зарыться в землю и выстроить оборону. Из минусов – значительно бо?льшие потери, поскольку просто так немцы не отступят, будут пытаться удерживать позиции до последнего, в свою очередь тоже не считаясь ни с какими потерями. Уж больно многое стоит на кону: недаром бои в районе Ивановского называли боями за «ворота Ленинграда», а сам этот плацдарм – «ключами» к этим воротам. В случае успеха – впереди прямая дорога к Северной Пальмире и отсутствие серьезных водных преград наподобие Луги. Ведь о том, что один раз это все равно им не помогло, фашистские командиры не знают и знать не могут.
Ну и, наконец, третий вариант развития событий. Самый, скажем так, неоднозначный. С первого взгляда – наиболее пессимистичный, поскольку на первом этапе достаточно сильно повторяющий реальные события. В тактическом, так сказать, плане. Зато стратегически, учитывая долгосрочную перспективу? Тут возможны варианты. Итак, дивизия снова опаздывает, фрицы переправляются через Лугу и занимают позиции, готовясь к обороне. Зарываются в землю и плотно контролируют переправу и дамбу на крохотной речке Городенка, что означает своевременный подвоз боеприпасов, горючего, эвакуацию раненых и прочую логистику. Что делает Кобрин? Прежде всего не спешит, хоть командование фронта наверняка станет бомбардировать штаб гневными радиограммами в духе «почему остановился?», «немедленно отбросить противника обратно за реку!», «струсил, под трибунал захотел?» – и так далее.
Но помянутый комдив, сжав зубы и вяло отбрехиваясь, формирует ударные группировки, подтягивает тылы и решительным ударом срезает плацдарм сходящимися фланговыми ударами, подсекая основание немецкого клина вдоль берега Луги. Полноценного котла не получится – масштаб не тот, и местность не слишком подходящая, но в окружение фрицы точно попадут – главное, мост вовремя уничтожить. Рискованно? Угу, еще как рискованно! Чуть ли не рискованнее, чем было в реальности. Да и потери окажутся немалыми, наверняка куда бо?льшими, нежели при реализации второго варианта. Зато есть неслабый шанс всерьез потрепать ударную группировку 4-й ТГ, в результате чего фон Лееб не скоро решится предпринять нечто стратегически серьезное в направлении Питера. Ну, в смысле, Ленинграда. А это уже реальная возможность не отсрочить, а именно предотвратить блокаду города на Неве! Перспективно? Весьма. Тем более сегодня Роднин прямо сказал, что подкрепление подойдет и будет кому подпереть их с тыла.
Вот только…
Кобрин раскрыл подробнейшую объемную голокарту района и почти десять минут вдумчиво изучал будущий ТВД, меняя масштаб, разрешение и проекцию, благо технологии будущего подобное вполне позволяли. При желании можно даже включить режим полного присутствия (разумеется, смоделированный компьютером), словно рассматривая местность с помощью камеры высокого разрешения разведывательного беспилотника, летящего на предельно малой высоте. Откинувшись в кресле, тяжело вздохнул: вот и ложка дегтя. Здоровенная такая ложища, при желании не то что бочку – цистерну меда испортит. Похоже, третий вариант – тоже ни разу не вариант, прошу прощения за тавтологию. Если кратко, то от переправы через Лугу на добрых десять километров на север идет болотистый лес. Очень такой серьезный лес. А реально проходимая для бронетехники дорога – два с половиной километра от Поречья до Ивановского и еще километров восемь за ним – всего одна, в аккурат по этому самому лесу и идущая. Точнее, рассекающая его подобно слегка изогнутой к юго-востоку стреле. И потому, если позволить фрицу закрепиться (как и произошло в реальной истории), массированная атака с применением танков возможна только вдоль этой самой дороги (опять же, как и было). Пехота-то с флангов обойдет – не проблема, легкие пушки и минометы тоже на горбу протащат, в июне он нечто подобное уже делал, но танки – нет. И тягачи с гаубицами тоже. Просто негде им будет проходить. От слова совсем. Поскольку фриц не идиот и противотанковыми засадами озаботится в первую очередь.
Вывод? Да простой: если все-таки ПЕРВЫМИ занять Ивановское и выбить «Раусов» с диверсантами с плацдарма до подхода их основных сил (а еще лучше вовсе не позволить захватить переправу), можно устроить просто шикарный сюрприз! Недаром именно это направление «воротами» называли. Поскольку продвинутые европейцы, пройдя переправу, будут вынуждены переть эти самые километры, не имея даже теоретической возможности куда-либо свернуть! И в этот момент вполне реально запереть их в узком болотисто-лесном дефиле, где Ивановское будет играть роль пробки в десятикилометровом горлышке узкой бутылки. Вырваться на оперативный простор танки генерала Кемпфа[4 - Генерал-лейтенант Вернер Кемпф – командующий 6-й ТД 41-го моторизованного корпуса Panzergruppe 4, входящей в состав ГА «Север».] смогут, лишь миновав село и продвинувшись гораздо севернее, на восемь-девять кэмэ в направлении Большой Пустомержи, где меньше лесов и болот и проще с обходными дорогами. И хозяином ситуации однозначно окажется тот, кто будет контролировать это самое горлышко.
Если заманить фрицев в огневой мешок, уничтожив мост, чтобы пути к отступлению окончательно отрезать, так и вовсе хорошо получится. А заодно и дамбу рвануть, превращая несколько километров окружающей дорогу местности в рукотворное болото. В дивизии есть гаубичный артполк: работа как раз для него. Конечно, ежели сил да боеприпасов хватит, что вовсе не факт. В идеале ему бы побольше артиллерии, не говоря уже про авиаподдержку… эх, как бы здорово было запереть гитлеровцев вдоль дороги да вдумчиво отбомбиться несколькими сменяющими друг друга волнами штурмовиков! Но где все это летающее добро взять? Сейчас не сорок четвертый и даже не сорок третий, увы… Практически нереально. Хотя, с другой стороны, в реальности мост через Лугу наши в июле регулярно бомбили – безрезультатно, правда, – значит, шанс получить содействие авиации все-таки имеется. В те дни советские ВВС практически полностью господствовали в воздухе – исторический факт. Тем более всего в десяти километрах, возле небольшого села Ястребино, расположен советский аэродром, но вот имеются ли там штурмовики, Кобрин не знал. Скорее всего, нет, но и истребители под боком – тоже весьма удачно. «По прибытии на место» нужно будет разузнать подробнее.
Из всего перечисленного и второй вывод имеется, уже не столь оптимистичный: если снова допустить взятие противником Поречья-Ивановского, выбить его окажется крайне тяжело, если вовсе возможно. «Смотри выше», как говорится. Поскольку в этом случае в том самом «бутылочном горлышке» окажутся уже части 191-й дивизии вместе со всеми приданными силами. Не спасут ни отдохнувшие ополченцы, ни танки. Так что про варианты два и три можно смело забыть – с учетом особенностей местности шансы на успех стремятся к нулю. Однозначно. Негде там ни встречный контрудар проводить, ни срезать немецкий клин с флангов. НЕГДЕ. И точка. В лучшем случае получится, как в реальной истории: контроль противника за мостом и дорогой, немецкие ПТО, жгущие из засад наши танки, дурно скоординированные атаки пехоты и ополченцев с флангов, которые с успехом будут парировать гитлеровцы – и снова вынужденный переход к обороне. Что Кобрину, по понятным причинам, категорически не подходит. Нужно искать новое решение, своего рода сплав из первого и – чего очень не хотелось бы! – третьего вариантов. Дополненный собственными наработками, понятное дело – зря он, что ли, три года в академии учился и гигабайты информации в голотеке перелопачивал?
Вот и еще один повод хорошенько подумать…
Свернув карту, Сергей уже из чистого любопытства – поскольку отлично понимал, чем все закончится, – попытался открыть данные за 13 августа и дальше. Со вполне ожидаемым результатом: «информация по данному запросу отсутствует или ваш уровень доступа не позволяет ее получить». Ну правильно: не может же он заранее знать, удалось ли переломить ситуацию! И как именно он действовал. Иначе просто глупость какая-то получится. Или… – Кобрин задумчиво хмыкнул, автоматически потерев щеку, – или этой информации просто нет в архиве и быть не может? Ведь он еще НЕ отправился в прошлое, чтобы его, это самое прошлое, изменить. С другой стороны, как-то ведь события измененной истории развивались? Без его участия, в смысле. Впрочем, подобное уже смахивает на какой-то бессмысленный спор на тему, что же появилось первым: курица или яйцо. Так что не стоит и голову ломать, и без того вопросов больше, чем ответов…
* * *
Поерзав на эргономичном матрасе, выстилавшем дно капсулы, Кобрин расслабился и коротко кивнул лаборанту, сверяющему какие-то данные на портативном планшете с показаниями монитора системы контроля жизнеобеспечения медблока:
– Предвосхищая неизбежный вопрос, ответственно заявляю: готов. Все помню. Пописать сходил. Полностью расслабился и не волнуюсь. В момент активации процедуры головой ворочать не стану, чтобы не сместить мнемодатчики. Да, фиксирующий обруч не жмет, спасибо.
Медик на несколько долгих секунд откровенно завис, переваривая услышанное, затем понимающе кивнул. Закрывающая лицо прозрачная маска искажала черты лица, но улыбку Кобрин разглядел:
– А, ну да, вы ведь уже в третий раз! Извините, товарищ капитан, я впервые самостоятельно провожу процедуру, потому немного волнуюсь.
– Извиняю, – фыркнул Сергей. – Только не в третий, а в пятый, так что опытный пользователь, можно сказать. Главное, смотри, братишка, не в то время меня случайно не отошли, коль впервые. А то окажусь в каком-нибудь рыцаре Круглого стола, таких дел накручу, вовек не расхлебаете. Будет вам русский при дворе короля Артура. Введу командирскую башенку для рыцарских доспехов и промежуточный клинок для Эскалибура, станете потом разбираться, как изменения в исторической последовательности нивелировать. А я ведь еще и на гитаре играю…
– Не отошлю, не волнуйтесь, – широко улыбнулся научник. – Вообще-то я здесь так, по большому счету, проформы ради. Всем управляет главный компьютер – полагаю, вы знаете. Только никакой я не братишка, тарщ капитан, сестренка скорее. Девушка я, прапорщик Ветвицкая, младший научный сотрудник.
– Кхм… простите, – смутился Сергей, мгновенно успев пожалеть и про излишне юморной тон, и про «пописать». – Глупо вышло, лишнего наболтал. Начинайте.
– Удачи. – Лаборантка легонько сжала опутанное проводами системы КЖД предплечье. Затянутые латексом одноразовой перчатки тонкие девичьи пальчики были холодными. – Возвращайтесь.
Опустилась, едва слышно чмокнув герметизатором и разом отсекая все звуки извне, прозрачная крышка «ванны». В лицо пахнуло озоном и какой-то медицинской химией: внутри медкапсулы установилась стерильная атмосфера, подпертая избыточным давлением. Матрас под спиной едва ощутимо вздрогнул и просел, окончательно принимая форму тела лежащего человека.
– Обязательно, я… – хотелось произнести еще что-то, но мысли уже путались, хаотично сталкиваясь и отскакивая друг от друга бильярдными шарами. Сознание неумолимо гасло, плавно погружаясь в темноту. Настало мгновение, когда все вокруг исчезло. Не осталось ни времени, ни пространства, ни верха, ни низа, ни пустоты, ни объема – вообще ничего. То, что являлось слушателем третьего курса ВАСВ Сергеем Кобриным, внезапно пронизало эфемерную плоть самого времени, за неуловимый разумом миг преодолев сотни разделяющих прошлое и будущее лет. И больше не осталось ни прошлого, ни будущего – одно только настоящее.
Но сам он этого, как уже бывало не раз, не ощутил.
Просто все вдруг исчезло – и тут же вернулось обратно.
Совсем в ином качестве, разумеется…
* * *
Лужский рубеж, с. Ивановское, 12 августа 1941 года
Командиру 191-й СД полковнику Лукьянину[5 - Фамилия изменена. Прототип героя романа – полковник Д. А. Лукьянов, командир 191-й СД с 05.04.1941 по 02.11.1941 года. С мая 1943-го – генерал-майор, войну окончил в должности командира 48-й СД. Кавалер многих правительственных наград, в том числе орденов Красного Знамени и Отечественной войны I ст., медали «За оборону Ленинграда» и других.] отчаянно хотелось спать. А как иначе, коль лег не раньше двух ночи, а сейчас небо на востоке уже окрасилось в пастельные тона приближающегося рассвета? Конечно, уже не июнь, когда светало в начале пятого, и даже не июль, но все одно, отдохнуть удалось не больше пары-тройки часов. Да и все последние дни он, мягко говоря, не высыпался. Нет, бывало и хуже, кто спорит? И по несколько суток без сна обходился. Но сейчас ему уже сорок один, а вовсе не восемнадцать, как тогда, когда он только пришел в Красную Армию. В восемнадцатом году, ага. Вот такой вот словесный каламбур, поскольку был Дмитрий Акимович, что называется, ровней века. Одна тысяча девятисотого года рождения, проще говоря. Вроде и не шибко много весен за плечами осталось, что такое для мужика сорок лет? Но давят, заразы, на плечи все сильнее и сильнее. Уж больно сложное время было, что для страны, что для него самого. Сначала Гражданская война, затем разруха и полуголодные первые полтора десятилетия мирной жизни. Строилась страна, возрождалась и укреплялась армия. Впрочем, такой ли уж мирной была эта жизнь? И войн хватало, и внутренние враги не дремали, и империалисты покоя не давали, стремясь навредить, где только возможно. А когда стало казаться, что справились да выстояли, что самое сложное позади, новая война в двери постучалась. Да такая, что снова вопрос о самом существовании Родины встал. Не такой, как в Гражданскую – куда острее. Беляки с интервентами опасным врагом были, но немцы с ними ни в какое сравнение не идут…
Эх, хоть бы часок еще покемарить. Да что ж ты меня трясешь-то за плечо, ирод! Эх, Завьялов, Завьялов! А еще капитан РККА, адъютант комдива! Проснулся уже твой командир, проснулся. Практически. Такой сон испортил, досмотреть не позволил. Фантастический сон, можно сказать, хоть и непонятный какой-то. Бойцы в причудливой униформе и непривычных шлемах, все лицо закрывающих, со странным оружием в руках. Бронемашины невиданные, на нормальные танки лишь отдаленно смахивающие. Одни гусеничные, другие колесные, хоть практически ничем от первых и не отличающиеся. Приземистые, массивные, только орудия вовсе несерьезные, больно тонкие какие-то. С виду на пулеметы крупнокалиберные или скорострельные пушки похожи, зато как стрельнут – так эффект будто от гаубицы. Самолеты тоже странные, быстрые, будто молнии – пока, гул над головой заслышав, вверх взглянешь, их уж и след простыл, только белесая полоса на небе остается, словно от реактивного снаряда. А вот взрывы, что после их пролета землю в стороны разбрасывают, да крики раненых – вполне обыкновенные, такие, как на любой войне, хоть настоящей, хоть фантастической. И кровь тоже обыкновенная, человеческая. Красная…
Сознание затуманилось, как порой бывает во сне. Точнее, в тот краткий миг, когда человек уже не спит, но еще не бодрствует; когда невозможно понять, продолжение ли это сна или реальность. Сильно, до тошноты закружилась голова. И командир стрелковой дивизии, глухо застонав и рванувшись на топчане, очнулся окончательно. Вот только с этого момента он уже не был комдивом 191-й СД полковником Дмитрием Акимовичем Лукьяниным. С этого момента его звали капитаном Сергеем Викторовичем Кобриным, выпускником третьего курса Высшей академии сухопутных войск.
Очередная, уже третья по счету, «стыковка сознания» благополучно завершилась. На этот раз ассоциация прошла не столь легко, как в прошлый раз, с Сениным. Сергей мельком ощутил, как разум реципиента подсознательно, на уровне инстинкта самосохранения, сопротивляется ментальному давлению донора. Странное ощущение, которое практически невозможно описать словами. Наиболее близкая аналогия – словно пытаешься продавить ладонью упругую, обволакивающую пальцы, но упрямо не рвущуюся пленку, с каждым мигом ощущая, как погружаешься все глубже и глубже. Вот только вместо руки был разум, а вместо пленки – чужая воля… Пребывающему на грани сна и яви комдиву даже удалось на долю мгновения – ту самую, когда они являлись одним человеком, с одними на двоих воспоминаниями, – прикоснуться к его собственным воспоминаниям, увидев что-то из его прошлого. Но что именно, Кобрин не уловил. Вроде бы какой-то полузабытый, но услужливо сохраняемый памятью бой на Терре-3 или Вирджинии – перед мысленным взором промелькнули распластанные тени вражеских атмосферников класса «Гарпия», штурмующих войсковую колонну сухопутных сил Федерации. По которым, задрав в небо стволы, электромагнитные ускорители и пусковые контейнеры, лупило все, способное стрелять: от БМП и бэтээров до комплексов фронтовой ПВО. Где и когда это было, Сергей так и не осознал, полностью поглощенный слиянием с разумом реципиента. А затем настал миг, когда Кобрин окончательно продавил чужую защиту, полностью овладев сознанием Лукьянина, и все это вовсе перестало иметь хоть какое-нибудь значение…
Глава 3
Лужский рубеж, с. Ивановское, 12 августа 1941 года
Окончательно придя в себя, Кобрин – ну да, теперь уже именно Кобрин – приподнялся на кровати, фокусируя взгляд на лице стоящего рядом человека. Точнее, его адъютанта, капитана Завьялова. «Константина», как услужливо подсказала память: то ли благодаря автоматически активизировавшемуся инфопакету его собственная, то ли полковника Лукьянина.
– Виноват, товарищ командир, – сообщил тот, не дожидаясь вопроса. – Радиограмма из штаба фронта, с пометкой «весьма срочно». И разведчики из-за реки вернулись. Тоже срочно, принесли сведения особой важности. Командир разведбата прибыл, снаружи дожидается. Начштаба с особистом у себя, командиры полков сейчас будут.
Поколебавшись секунду, капитан мрачно добавил:
– Не знаю, что там в эрдэ, но из разведгруппы только двое обратно дошли, раненые все. Остальные там и остались. Сейчас товарищ майор сам доложит.
– На немцев напоролись? – хриплым со сна голосом спросил Кобрин, решительно садясь на жесткой деревенской лавке, застеленной сложенным вдвое стеганым одеялом и шинелью. Голова слегка кружилась, но вполне терпимо. Ничего, еще пару минут, и все придет в норму – все-таки чужое тело, которым еще только предстоит овладеть в полной мере. Прокашлялся, прочищая горло, и подвигал руками, вроде бы разминаясь, а на самом деле незаметно для капитана приноравливаясь к моторике комдива. Собственно, Завьялов все равно ничего не заподозрит – мало ли как внезапно разбуженный человек себя ведет? Может, руку во сне залежал или просто потягивается?
– Не на немцев, – со вздохом покачал головой Завьялов. – Ну, в смысле на немцев, конечно. Только не на простых, а на диверсантов. Неподалеку от моста на той стороне и столкнулись, насилу с боем ушли. Двоих сразу потеряли, затем еще одного, еще двое остались прикрывать отход.
– «Бранденбурги»? – едва ли не против воли ахнул Сергей, мгновенно сложив в уме два и два. И затейливо выругался себе под нос, беззастенчиво используя память реципиента. Похоже, они снова опаздывают, пусть и не столь серьезно, как в прошлый раз. Хотя, если фрицы еще не заняли переправу, все не настолько критично. Вероятно, группа столкнулась с пешей разведкой, которую наши в прошлый раз благополучно прохлопали. Хорошо ли это? Пожалуй, да, хорошо. Поскольку означает, что диверсанты к мосту еще не выдвинулись. В прошлый раз они захватили переправу после десяти утра, оторвавшись от основных сил на пять с лишним километров. Так что время, вполне вероятно, пока еще есть, хоть и немного. Но нужны подробности. Кровь из носу, нужны…
– Кто? – искренне не понял капитан.
– Неважно, потом объясню. – Кобрин поднялся на ноги. От резкого движения его повело в сторону, пришлось опереться ладонью на бревенчатую стену, благо лавка под ней и стояла. Завьялов дернулся было помочь, но Сергей отстранил его:
– Нормально, не выспался просто. Встал резко. Уже прошло.
Мельком оглядел себя – повезло, спал в одежде, даже не разувался, видать, чтобы времени, случись что, не терять. Только портупею надеть – и вперед. Как чувствовал, ага…
– Пошли с разведкой говорить.
– А радиограмма? – опешил капитан.
– По дороге прочитаю. Мне сейчас разведданные важнее. Если это то, о чем я думаю, то хреново, даже очень хреново. – Комдив принял из рук адъютанта портупею с кобурой, перебросил через голову плечевой ремень, затянул пояс. Привычно оправил гимнастерку, загнав складки за спину, застегнул верхнюю пуговицу. – Фуражку подай. Ага, спасибо. Все, вперед, времени, как я понимаю, у нас совсем в обрез. Время, Костя, теперь не на часы даже – как бы ни на минуты пошло… хотя ты прав, давай прямо сейчас и прогляжу. Подсвети только, темновато тут.
Пока адъютант вытаскивал из полевой сумки бланк расшифрованной радиограммы и возился с фонариком, Кобрин успел провести «ревизию» памяти комдива, сверяя информацию с тем, что знал сам. Ага, вот оно что… Итак, на этот раз дивизия и на самом деле не опоздала, выйдя к Ивановскому еще вчерашним вечером, в тот же самый день, когда кампфгруппа полковника Рауса находилась на расстоянии буквально десяти километров от реки. Основные силы 6-й танковой, как и в реальной истории, отставали на полсотни километров, полноценный дневной переход. Немногим меньше времени требовалось нашим, чтобы подтянуть тылы. Впрочем, подразделения дивизии и сейчас были готовы оказать противнику отпор, оказавшись той самой «пробкой» в десятикилометровом бутылочном горлышке. Если, конечно, события в целом пойдут так же, как «помнил» Сергей из известной ему истории. А вот если гитлеровцы поступят как-то иначе… хотя вряд ли. Да и как, каким образом? Ни лес, ни болота никуда не делись – и не денутся, будем надеяться. И новой дороге, ведущей в обход, за ночь взяться неоткуда, ага. Подобные изменения местности абсолютно невозможно осуществить за сутки даже в его родном времени, какими бы продвинутыми технологиями терраформирования ни овладели люди за прошедшие столетия.
Пока же ни наши, ни фрицы буром да по темноте лезть вперед не стали, решив выждать до утра. С немецкой стороны к Луге двинулись диверсанты восьмой роты полка особого назначения «Бранденбург-800», с нашей – упомянутая выше разведгруппа из семерых бойцов. Опытных, уже успевших понюхать пороха в июньских и июльских боях… но никак не ожидавших встретиться у переправы с матерыми волками, подготовленными ничуть не хуже их. Результат боя вкратце озвучил Завьялов – потеряв четверых, разведчики все-таки оторвались, уйдя за реку.
Содержание радиограммы оказалось вполне предсказуемым и Сергея нисколько не удивило. Ему предписывалось обеспечить невозможность захвата противником моста и плацдарма у деревни Поречье. Вот спасибо, а то он сам не догадывался! Да и не только он, но и Лукьянин: судя по информации из памяти реципиента, комдив прекрасно осознавал всю опасность сложившейся ситуации, потому вчера и отправил разведгруппу на ту сторону Луги. С заданием удостовериться, что ночью фашисты не начнут скрытную переброску сил через реку. В случае же обнаружения вражеской активности разведчикам надлежало немедленно радировать в штаб дивизии. Но на связь они не вышли, иначе Лукьянина разбудили бы гораздо раньше, еще до ассоциации с Кобриным. Возможно, разбили рацию, или радист погиб, или просто не успели, вступив в бой с немецкими диверсантами. Выяснить подробности можно было, только поговорив с командиром разведбата и, крайне желательно, с уцелевшими бойцами, чем Сергей и собирался заняться.
Завидев вышедшего из избы комдива, майор Гареев, командир разведывательного батальона дивизии, торопливо выбросил недокуренную папиросу и козырнул, бросив ладонь к фуражке. В нескольких метрах негромко тарахтела работающим мотором запыленная по самую крышу штабная «эмка», на которой он и прибыл. Главный разведчик стрелковой дивизии оказался невысок, но крепок в кости, как в народе говорят. Чернявый, с небольшими щегольскими усиками, подтянутый, несмотря на ранний час. «Наверняка тюркские корни имеются», – автоматически отметил Кобрин, заодно припомнив, как его зовут. Память Лукьянина не подвела, имя вспомнилось легко – несмотря на быстроту ассоциации и отсутствие времени на адаптацию (в прошлые два раза у него было пусть и немногим, но больше времени, чтобы осознать себя «в новом качестве»), сознание реципиента оказалось в его полном распоряжении.
– Товарищ полковник, командир разведбата, майор…
– Некогда, Рустам, докладывай. Кратко и по существу. Будет нужно – сам спрошу.
– Есть. С противником группа встретилась приблизительно в трех километрах от переправы. Судя по обмундированию и экипировке – диверсанты. Скрытно двигались лесным массивом в сторону реки. С собой имели личное стрелковое оружие, автоматы и карабины и один пулемет системы МГ-34. Уклониться от боестолкновения возможности не было, столкнулись практически лоб в лоб. Немцы, несмотря на потери, преследовали группу почти до самой Луги – вероятно, не хотели, чтобы о них узнали. Предполагаю, разведывали безопасные подходы к мосту, имели цель вскрыть систему его охраны. Оторваться удалось только в километре, оставив огневой заслон. Выйти на связь возможности не имелось: радиостанцию разбило осколком, радист погиб. Наши потери – пятеро, у противника предположительно больше. Удалось захватить раненым одного пленного, но дотащить не сумели – умер при транспортировке. Никаких документов при нем не имелось. Кто такие, точно не известно. Мое мнение – сброшенная этой ночью с самолета группа парашютистов или разведка немецкой танковой дивизии. У меня все.
– Никакие это не парши… – задумчиво пробормотал Кобрин, анализируя короткий, но емкий доклад майора. Что ж, пока события, очень на то похоже, развиваются именно так, как он и ожидал. Точнее, как было в реальной истории. Но поговорить с ранеными разведчиками все-таки необходимо – хотя бы для того, чтобы убедиться, что к мосту идут именно диверсанты лейтенанта Реннера[6 - В реальной истории 14 июля 1941 года мост через р. Лугу был захвачен именно диверсантами лейтенанта Карла Реннера.] и изменившаяся реальность не подкинула никакого сюрприза. Все-таки события сместились на целый месяц, а за столь долгий по военным меркам срок много чего могло произойти. – Диверсанты из восьмисотого учебного полка «Бранденбург». Слыхал про таких?
– Так точно, слышал. В сводке проходило, они недавно мост в Даугавпилс взяли. А в июне в районе Бреста вовсю орудовали, еще за сутки до немецкого нападения. Разрешите вопрос?
Сергей молча кивнул. Фразу майора про июньские события он оставил без внимания: не рассказывать же ему, что он там БЫЛ, причем лично? Правда, тогда с «бранденбургами» встретиться не довелось.
– Почему думаете, что это именно они? Могут ведь и на самом деле парашютистами оказаться. Нам доносили, что фашисты их активно используют, в том числе на Северном фронте.
– Почему? – Кобрин невесело хмыкнул. – Ну, считай, предчувствие у меня. Вот сейчас с твоими бойцами поговорим, глядишь, и разберемся. Ты, гляжу, не на своих двоих прибыл? Поехали?
– Так точно, машина ждет. – Командир разведбата первым двинулся к легковушке. Судя по задумчиво нахмуренному лбу, вопросы у него не закончились. Сергей даже догадывался какие: кто такие «парши» (ну да, согласен, сболтнул, не подумав: здесь этот термин пока не в ходу, а даже если бы и использовался, вовсе не факт, что фронтовой разведчик мог его знать)[7 - Парш (жаргон) – сокращение от парашютиста (другой вариант – парашютист-шпион). Встречается, к примеру, в романе В. О. Богомолова «Момент истины». Кобрин имеет в виду, что термин не только появился позже описываемых событий, но и использовался главным образом в частях «СМЕРШа».] и отчего он так уверен, что к мосту идут именно «бранденбурги».
Комдив взглянул на Завьялова:
– Костя, дуй в штаб. Передавай приказ: объявляю боевую тревогу. И связь с танкистами чтобы работала как часы. Боюсь, наш заслон у моста долго немцев не сдержит, а если они переправу захватят и в Поречье окопаются, худо будет. А мост им отдавать нельзя, никак невозможно.
– Но я…
– Товарищ капитан, выполняйте приказ! – повысил голос Сергей. – Через двадцать минут буду лично. Да, и самое главное: немедленно связаться с гарнизоном охраны моста! Прямо сейчас, не откладывая ни на минуту! Пусть немедленно занимают позиции и ждут!
Память – на сей раз не реципиента, а его собственная – услужливо подсказала, что переправу охраняют бойцы второй дивизии НКВД. Всего сорок семь человек, включая командиров. Несмотря на наличие траншей с пулеметными гнездами и нескольких ДЗОТов по обе стороны моста, в прошлый раз они так и не сумели оказать существенного отпора диверсантам лейтенанта Реннера, хоть бой и был достаточно ожесточенным. Ну, не ожидали они, что в советском бронеавтомобиле и советском же грузовике окажутся три десятка врагов, переодетых в красноармейскую форму! Многие из которых еще и по-русски свободно говорили. Хотя и должны были, конечно, война уж третий месяц идет…
В итоге немцам удалось захватить мост и, поставив дымовую завесу, подавить гранатами укрепленные точки. А после того как к реке подошли танки, бой и вовсе завершился, понятно в чью пользу. Взорвать переправу, к сожалению, гарнизон охраны не успел – или не имел такой возможности. По одной из версий, этому воспрепятствовали диверсанты, успевшие перерезать ведущие к зарядам провода, по другой – мост по какой-то причине вовсе не был заминирован, как и дамба у Ивановского, а установленные на настиле бочки с горючим поджечь не удалось…
– Слушаюсь, – взял себя в руки Завьялов. – Что передать?
– Передать, что в течение самого ближайшего времени на мост будет совершена атака фашистских диверсантов, вероятно, переодетых в форму РККА и использующих трофейную советскую технику и оружие, скорее всего, хорошо владеющих русским языком. Пусть займут укрепления и ждут. Приказываю, под мою личную ответственность, к переправе никого не подпускать. Вообще никого! Останавливать, при малейшем неповиновении – стрелять на поражение без предупреждения. В ближайшие несколько часов к мосту никто не должен подойти. Вообще никто! Ни подойти, ни подъехать! В самом крайнем случае мост уничтожить! Любым способом. Если не успели заминировать – пусть просто подожгут – настил деревянный, полыхнет за милую душу. Хотя лучше, конечно, взорвать, коль взрывчатка имеется, пусть готовят к подрыву немедленно. В случае нападения немедленно подать сигнал – помощь прибудет в самые ближайшие сроки. А станут спорить – напомнить, что переправа находится в зоне ответственности моей дивизии, так что отдавать подобный приказ я право имею. Да, и пусть имеют в виду, что максимум через десять-пятнадцать минут от начала вражеской атаки к мосту подойдут до роты пехоты и взвод легких танков. Впрочем, наше подкрепление должно успеть первым, так что пусть не особо пугаются.
– Так точно… – шумно сглотнув, пробормотал Константин, переваривая обрушившуюся на него информацию. – Разрешите выполнять?
– Выполняйте, товарищ капитан, времени нет!
Майор Гареев молчал, хоть по его лицу было видно, что вопросов у него с каждой минутой становится все больше.
– Рустам, тебя тоже касается, поехали…
* * *
– Вон там они, товарищ полковник, в этой избе, – подсказал Гареев, на всякий случай указав направление рукой. – Там наша медицина пункт первой помощи разместила, ну и раненых туда же отправили. Сам медсанбат, понятно, полностью пока не развернулся, ждут развития событий.
– Понятно, – буркнул Кобрин. – Пошли быстренько, меня в штабе ждут, сам слышал, как все завертелось. Блокнот с карандашом имеешь?
– Так точно.
– Пока я с бойцами говорить стану, записывай вкратце, чтобы чего важного не упустить. Ты ведь их только устно опросил, как я понимаю, а ждать оформления подробного рапорта у меня нет времени. Добро?
– Есть, – пожал плечами комбат, если и удивившись, то вида не подав.
Первым поднявшись на невысокое, из трех ступенек, крыльцо, Кобрин столкнулся с молоденькой медсестричкой, выносящей эмалированный таз с обрывками окровавленных бинтов, тампонов и прочей медицинской «расходки». Встреча оказалась неожиданностью для обоих. Сергей чисто инстинктивно отпрянул в сторону, девушка тоже. По закону подлости в том же самом направлении, разумеется. В результате чего таз уперся в живот комдиву, а медичка мгновенно пошла алыми пятнами, едва не выронив емкость вместе со всем жутковатым содержимым.
– Ой… п-простите, т-товарищ полковник… – Похоже, девчушка была на грани обморока. Поскольку никакой касающейся ее информации в памяти Лукьянина не нашлось – да и с чего бы, собственно? С какой радости командиру дивизии знать в лицо или тем паче по имени медицинских сестер? – пришлось импровизировать. Подхватив таз одной рукой, другой поддержал ее под руку:
– Аккуратнее, красавица, так и командира зашибить недолго! А кто тогда с немцем воевать станет? Спускаемся осторожненько, тут ступеньки. Вот и хорошо. Ну, все нормально?
– Да… – пискнула девчушка, выдергивая из его руки таз. Бурая, цвета мясных помоев жидкость на дне едва заметно плеснула. – Виновата, не заметила. Разрешите идти?
– Разрешаю, – улыбнулся Сергей, делая знак Гарееву. Майор плавным движением метнулся к медичке, помог спуститься с крыльца, успев незаметно подмигнуть. – Как там наши раненые?
– Помощь обоим оказали, жить будут, – взяв себя в руки, ответила та. – Можно поговорить. Недолго только, им в госпиталь нужно. Ой, да что вы у меня-то спрашиваете? Проходите внутрь, доктор сам и расскажет. Хотя нет, он только что ушел, минут через двадцать вернется. Вы его, наверное, подождите, да?
– Спасибо, дальше мы уж сами разберемся.
Еще раз ободряюще улыбнувшись девушке, Сергей толкнул дверь и прошел в сени, ничуть не смущенный неожиданным происшествием майор – следом. Пригнувшись, чтоб не ушибить голову о низкую притолоку, огляделся. Просторная комната, выходящая окнами на восток и запад (по два с каждой стороны) и оттого светлая, разделена надвое подвешенными под потолком белыми простынями. За которыми, нужно полагать, располагалась та самая то ли смотровая, то ли перевязочная: весьма далекий от медицины Кобрин в подобном разбирался очень слабо. Поскольку там, в его времени, все, касающееся оказания помощи раненым, было в целом автоматизировано. На поле боя – индивидуальные аптечки первой помощи, способные остановить кровотечение, снять болевой шок, защитить от отравления или радиации и поддержать организм бойца до прибытия эвакуационной команды. На следующем этапе – компьютеризированные операционные и реанимационные модули, требующие минимального человеческого вмешательства. Здесь же все было совсем иначе…
Раненые сидели на покрытой застиранной простыней лавке в граничащем с сенцами «предбаннике», куда меньшем по размеру, нежели основная часть помещения. Один совсем молодой, не больше двадцати лет. Голова перевязана, на только что наложенном белоснежном бинте уже успело проступить крохотное алое пятнышко; под правым глазом, опускаясь на полщеки, наливается роскошный синяк, скорее даже кровоподтек. Знакомое дело – подобное бывает при сильном ударе, например прикладом или ногой. Второй постарше, под тридцать, пожалуй. Баюкает на груди правую руку, замотанную тугими турами бинта от локтя и выше. Штанина маскировочного костюма, обычной двухцветной «амебы», разорвана вместе с хлопчатобумажными шароварами, свисая лохмотьями от колена до голенища сапога, глубокие ссадины на коже обильно замазаны йодом. Лица у обоих чумазые, пятнисто-полосатые от смешанной с потом грязи, копоти и крови, только белки глаз и выделяются. Да уж, похоже, тяжко сегодня мужикам пришлось…
