скачать книгу бесплатно
– Смотрите, как бы она в этой ступе вас с собой не унесла, – пошутила она в ответ с серьезным лицом и продолжила: – Как вам, наверное, уже сказали, мы проведем выездные заседания в Марфине. У нас участники дела старенькие и больные, им было бы проблематично ездить сюда, поэтому попросили поближе там поработать, и мы пошли им навстречу. Да и так удобнее будет, мы отсюда на служебном транспорте всех легко перевезем туда. Я договорилась с главой сельсовета, нам выделят помещение в марфинской администрации; с утра будем приезжать, садиться в процесс с перерывом на обед и во второй половине дня пару часиков тоже посидим. И домой. Думаю, за неделю мы управимся.
Она выдержала паузу, чтобы убедиться в непротиворечии собеседника, который, в свою очередь, утвердительно кивнул, после чего она продолжила:
– Я вас очень прошу, повнимательнее отнеситесь к анализу доказательств. Все-таки обстоятельства не пустяковые, хотя дело и небольшое.
– Конечно, приложу максимум усилий.
– Тогда я назначаю заседание на четвертое число и на этом с вами прощаюсь.
Максим встал, взял свои вещи и попрощался с судьей, поблагодарив ее за чай. Выйдя на улицу, он сел в свою машину, завел двигатель и медленно направился к выезду из поселка в город.
Глава третья
Ноябрьский вечер пятницы в одном из городских кафе исполнился атмосферой гуляний по случаю дня рождения владелицы местного салона красоты. В поздний час от небольшой компании за круглым столиком в дальнем углу заведения остались три женщины. Подруги колко подшучивали над очередным «восемнадцатилетием» виновницы торжества и поднимали бокалы с дорогим шампанским, звонко чокаясь за негаснущую красоту великих женщин, непременно стоящих за каждым великим мужчиной. На их столе разместились изысканные закуски из морепродуктов и различных деликатесов с непроизносимыми названиями.
Великие женщины без умолку обсуждали законодательные тенденции моды, свежие премудрости косметологии и щепетильные подробности своей личной жизни.
– Ой, я тебя умоляю, меньше знаешь – лучше спишь! – сказала именинница, коротко стриженная блондинка в белой кашемировой водолазке, и сделала большой глоток холодного газированного алкоголя. Умудренная жизненным опытом, она считала важным сохранять почтительное неведение относительно вещей, которые, по ее разумению, могли нарушить душевное спокойствие.
– Вот и нет, милочка! – деловито покачав головой, возразила спорившая с ней брюнетка в черном шелковом платье миди. – Степень эмоциональной реакции обратно пропорциональна знанию фактов. Чем меньше ты знаешь, тем неистовее реагируешь, Света!
Собеседницы повисли в паузе, обратив на ораторшу вопросительные взгляды.
– Анна Сергевна, а ты у нас сама-то всегда понимаешь, че говоришь? – смеясь, обратилась к ней сидевшая рядом подружка в красной шифоновой блузке с яркими губами, накрашенными матовой, в тон блузке, помадой. Еще со школы она воспринималась другими слишком доброй, даже слегка недалекой и наивной, но по этой же причине любимой всеми.
– Это все пузырики в бокале, Тань, – ответила та. – Начинаю говорить так, как думаю.
– Ладно мы, но перед мужиками бы хоть так не выделывалась, – продолжила Татьяна. – Мы тебя так никогда замуж не выдадим, Корча- гина.
– Видимо, мы, старые маразматички, ничего не понимаем, – поддержала ее Светлана. – Аня у нас шальная императрица с претензией на интеллект.
– Эта претензия, – сказала Анна Сергеевна, – подсказывает, что замужем мне больше делать нечего. Последний мой, директор совхоза который, умный и порядочный мужик, отец троих детей, бывший военный. А женушка – толстая, неухоженная, смешная старуха. Со мной был чаще, чем дома.
– Ну да, конечно, – вмешалась Татьяна. – Ты бы потаскалась с ним с молодых лет по гарнизонам, да по горячим точкам, да детей троих родила в отсутствие условий. Посмотрели бы мы.
– Пфф, это ее проблемы! – фыркнула Анна Сергеевна. – Подарил мне белье шикарное La Perla. Ну а кому еще дарить, не этой же.
– Зря ты так думаешь, – возразила именинница. – У меня знакомая, хозяйка бутика нижнего белья, рассказывала, что многие мужчины, как правило, покупают два одинаковых комплекта разных размеров – один любовнице, другой – супруге. Давайте выпьем уже!
Женщины со звоном скрестили бокалы, и в этот момент в кафе вошел статного вида мужчина, пропуская вперед себя высокую женщину в шерстяном пальто.
– Девки, смотрите-смотрите, Анжелкин бывший пришел. Слушайте, баба у него прям некрасивая какая-то.
– Не некрасивая, а недофинансированная.
– Ну, знаете ли, с лица воду не пить. Может, она в постели – ураган.
– Ага, а на носу у нее не родинка торчит, а точка Графенберга.
Подружки захихикали, обратив на себя многочисленные взгляды посетителей кафе.
– Кстати, продолжая тему точки G, – подхватила волну Татьяна, которая была гинекологом. – Вы в курсе, что женщина может испытывать целых восемь видов оргазма?
И она начала в подробностях описывать клинические случаи и пути реабилитации. Сидевшие за соседним столиком мужчины прекратили свои разговоры и с нескрываемым удивлением смотрели на женщин.
Между тем Анна Сергеевна констатировала, что шампанское закончилось. Взглянув на часы, она подумала, что ей пора домой, хотя оставлять приятное общество подружек совсем не хотелось. Обычно девичьи посиделки они заканчивали, когда ресторанные работники уже начинали им намекать на необходимость завершения, но в этот раз ей предстояло много работы на утро.
– Ой, девчат, времени уже полно, а мне еще в свою деревню возвращаться, – сказала она, скрестив руки на груди, предчувствуя неодобрительную реакцию. – С утра в суд, надо готовиться к делу по моей бабке.
– Тьфу, уже мы даже это твое дело наизусть знаем, – ответила Татьяна и, махнув рукой, продолжила: – Че уж о тебе говорить. Посреди ночи тебя разбуди, ты речь задвинешь в защиту бабки. Ты мне лучше скажи: не надумала в город перебираться-то? Сколько будешь чахнуть в своем селе? Тут все-таки и люди поинтереснее, и деньги другие водятся. Надо же стремиться к развитию.
– Да не люблю я эту суету городскую, Тань. Меня вполне устраивает работа адвокатом в губернской провинции. И поведение в зоне комфорта не всегда должно стремиться к выходу из нее. Если четко отдавать себе отчет в том, что твой сценарий дает тебе возможность есть, пить и получать другие удовольствия, то можно прекрасно справляться и без вот этих твоих амбиций. Особенно в моем возрасте, – подытожила она, подняв палец вверх. – Кстати, бабку обвинять будет прокурор молоденький совсем. Говорят, страсть какой импозантный юноша. Мне фотки показывали – он прям ух!
Именинница, наблюдая, как томно Корчагина с приподнятой бровью преподнесла последнюю фразу, оживленно возмутилась:
– Аааня! Ты что? Разница между партнерами больше двенадцати лет – это уже педофилия! Он ведь в сыновья тебе годится!
– Фу, Свет, хорош лозунгами вещать, а! Ты у нас двадцать лет безнадежно счастлива в браке – тебе молодых и красивых не понять, – с улыбкой ответила Анна Сергеевна. – Ладно, девчат, я припудрю носик и собираться буду.
С этими словами она встала из-за стола и направилась в другой конец зала. Захлопнув за собой дверь уборной, она оступилась и чуть не упала, подвернув ногу на высоком каблуке. Скорчив лицо от боли, она замерла на минуту, а потом тихо успокоила себя:
– Спокойно, Аня. Все нормально. Это такая жизнь.
В тот же момент она поймала свой взгляд в зеркале на стене и на какое-то время застыла в таком положении. Недаром алкоголь называют усилителем осознанности. В голове прогремело замечание именинницы по поводу того, что они не выдадут ее замуж. Отражение в зеркале скептически усмехнулось, как бы говоря, что не так уж и хотелось-то.
Корчагина в свои сорок лет уже успела пресытиться святыми узами брака, в котором у нее появился сын.
В бурной молодости она долго оттягивала момент замужества, но в тридцать от решения выйти замуж уже не удалось отвертеться: ему помогло состояться назойливое давление со стороны родителей и друзей, считавших своим долгом при каждом удобном случае напоминать ей, что «часики-то тик-так». Позволив будущему мужу пробыть рядом с собой больше положенных двух недель, она убедила себя в том, что любит его и что он отличный кандидат для создания ячейки общества. В отличие от нее, супруг искренне любил, с усердием выполнял обязанности по дому и приносил в него неплохие деньги.
И все вроде было хорошо, однако она не переставала ловить себя на мысли, что муж ей невыносимо скучен. Иррациональность женского сердца не позволила союзу долго просуществовать, и Анна Сергеевна стала изменять мужу. Рыбный промысел и туристический бизнес благоприятствовали наличию в областном районе интересных личностей. Сначала эти щекотавшие нервы мероприятия, казалось бы, вдохнули в нее прежние краски жизни и выровняли просевшие отношения с мужем. Она стала убеждаться, что постоянное удержание себя на грани нервного срыва стабильно защищает ее эмоциональный центр от пролежней. Но со временем неверная супруга пришла к выводу, что измены все же не спасают брак, и, устав страдать от душевных метаний, подала на развод.
Затем наступил длительный период новых краткосрочных романов и растущее убеждение, что впредь уже сходиться с кем-то надолго не имеет глобального смысла. Спустя несколько лет праздной жизни непостоянная женская натура почувствовала где-то в глубине души тягу к стабильности в личной жизни, одновременно испытывая скверные чувства к своим мимолетным интрижкам. Анна Сергеевна перестала исключать возможность вступления в новые серьезные отношения. После этого она регулярно обещала подружкам снова выйти замуж, но космос всегда откладывал это событие на потом.
Корчагина поправила длинные падающие на плечи волосы, оперлась руками на столешницу раковины и ближе склонилась к зеркалу. Расширенные этиловым дурманом зрачки стали разглядывать расходящиеся от уголков больших зеленых глаз морщины. Она знала, что не была красавицей, но многие мужчины находили ее внешность привлекательной, а харизматичное нутро кокетки усиливало это обстоятельство.
Анна Сергеевна устала разглядывать себя и перевела взгляд в угол зеркала, где увидела наклейку с текстом: «Отражения в этом зеркале могут отличаться от сложившихся в обществе идеалов красоты».
Глава четвертая
В день судебного заседания Архангельский отправился в Марфино заблаговременно. Процесс был назначен на десять утра, и несколько предшествующих ему часов прокурор решил посвятить прогулке по окрестностям поселения: ознакомиться с локацией, посмотреть на людей и просто подышать свежим осенним воздухом, свободным от городской загазованности.
Светает в это время года поздно, и в тот момент, когда его автомобиль подъехал к паромной переправе через реку Бузан, рассвет только начал тускло освещать серыми красками открывающийся на том берегу вид села.
Въехав на причал, Максим, не заглушая двигатель, вышел из машины и стал смотреть на темную водную гладь, по которой к нему медленно плыл пустой паром. Утро было холодным, отчего по телу пробежал озноб, и Максим, съежившись, поднял воротник темно-серого драпового пальто. Под ним были классические шерстяные брюки и жилет теплого серого оттенка в крупную, едва заметную клетку. Белая сорочка завершала образ бирмингемского денди. Каспийское море совсем рядом, и нахлынувший порыв моряны мгновенно пробрался под одежду и заставил Максима пожалеть, что он не надел ватные штаны с бушлатом – безупречный стиль не прибавлял тепла, а наталкивал на понимание опрометчивого выбора гардероба для подобного места.
Река Бузан достаточно широка, оба берега густо поросли камышом, но село на той стороне находилось на возвышенности, а потому хорошо просматривалась пробуждающаяся там жизнь. В окнах домов горел свет, из труб на крышах медленно шел дым, где-то кричали петухи. По берегу катилась четырехколесная повозка с большими металлическими бидонами, сонный возничий едва держал вожжи в такт лениво бредущей лошади. С деревянного помоста на воде рыбак закидывал удочку, рядом с ним спал белый пес. Максим ощутил приятную ностальгию по школьным каникулам у бабушки в подмосковной деревне.
В ходовой рубке приближающегося парома капитан курил сигарету. Архангельский сел в машину и подъехал ближе к причалу. Заехав на баржу, он снова вышел из машины и подошел к выбравшемуся из рубки паромщику.
– Сколько стоит удовольствие? – спросил он, доставая из внутреннего кармана кошелек.
– Двадцать два, – густым басом ответил долговязый, с маленькой черной бородкой и длинным носом капитан судна. От него исходил стойкий запах перегара, перемешанного с сырой рыбой. Из одежды на нем были черный ватник и камуфляжные штаны, заправленные в высокие резиновые сапоги.
Максим почему-то подумал спросить про оплату картой, но сразу же отогнал эту мысль и, достав из портмоне пятисотрублевую бумажку, протянул ее паромщику. Тот посмотрел на купюру, потом на Максима и снова на купюру.
– Это тебе не Питер, – пробасил он и, махнув головой в сторону села, добавил: – А там не Хельсинки.
Убрав деньги обратно, Архангельский вернулся к машине, покопался в бардачке, нашел там сто рублей и отнес их долговязому:
– Сдачу оставьте.
Паромщик, кивнув, охотно взял купюру и быстро спрятал ее в карман.
– Билет надо? – спросил он исподлобья, как бы ожидая отказа.
– Нет. Лучше про село расскажите.
Капитан залез наполовину в рулевую рубку, запустил двигатель и вышел обратно. Он распрямил спину, посмотрел в сторону берега и, прищурив один глаз, почесал затылок.
– Да че рассказывать-то. Село как село, – сказал он, зевая. – Небольшое, за полчаса обойдешь все. Бугор этот – Вшивый, на котором село. Раньше и село было Вшивое, а потом вот Марфино стало.
Баржа тихо тарахтела и плавно двигалась к тому берегу, распуская в стороны по реке ровные волны.
– Люди какие живут тут, добрые? – спросил Максим, тоже повернувшись в сторону бугра, на который указывал паромщик.
– Да всякие люди живут. Тыщи три население, чуть поболе, может. Разный народ. Есть и сносный вполне. Бывает, некоторых и потерпеть придется. А иной раз попадаются и те, что лучше за версту обходить.
– Это кого тут лучше обходить? – полюбопытствовал Максим.
– Да есть тут некоторые. Особенно загадочные. Им тут что медом намазано. Черт их знает, че их тянет сюда. Ведуньи есть, знахари-целители водятся. Тут вот через пару улиц после причала живет ведунья одна. Но она белая, как говорят. Безвредная. Наоборот, лечит даже. Я сам у нее был той зимой, она мне геморрой отшептала. Разные тут есть всякие. Есть и темные. Там вон слева на окраине села есть еще Ватажка, деревня за мостом через речку. Вот недалеко от моста бабка-затворница живет. Она из хаты вообще не выходит. А только все в окошко глядит недобро так. Кровь в жилах стынет, как взглядами с ней, не дай боже, встретишься. Под судом вот теперь оказалась каким-то делом.
Паромщик прекратил рассказ и перекрестился.
– Какими судьбами-то к нам нелегкая занесла? Ехал бы ты отсюда, – сказал он, закуривая сигарету.
– Вот, видимо, по ее душу-то и приехал, – ответил Архангельский, скрестив руки на груди. – За что повязали ее, известно вам?
Паромщик насторожился и неодобрительно покачал головой:
– Не, не знамо. Это тебе лучше будет спросить вон у Аркадия Степановича Котова. Бывший глава сельсовета. Теперь уж на пенсии давно, но все дела тут знает. Он у школы живет.
Максим попытался вспомнить эту фамилию среди свидетелей по делу, но архивы памяти ответили отсутствием информации.
– А я стараюсь в эту чертовщину не лезть, – продолжил паромщик после паузы. – Мне тут и своих бед хватает. Машины вон с парома то и дело падают. Ты ручник-то дернул у своей?
– Дернул.
– Черт знает что! Всякий раз сам хожу, смотрю, всех переспрашиваю – машинки надежно стоят вроде. А, нет! Скатывались уже сколько в воду. Вода тут страшная. Тот месяц причалил, а крайний «жигуль» – раз – и покатился назад. И водитель на месте был, и пассажиров две женщины сидели, и хоть бы хны. Плюхнулись и в минуту под воду ушли. Чертовщина какая-то… Так и не выбрались. Спасатели только потом всех утопленниками вытащили.
– Скверно. Ладно, я пойду. Спасибо! – С этими словами Архангельский пожал руку паромщику, вспомнив Харона, перевозчика душ умерших через реку Стикс в древнегреческой мифологии. Сев в машину, он дождался, пока судно причалило к берегу и опустило аппарель [1 - Аппарельное устройство – подъемно-опускающий механизм в носовой и хвостовой частях парома, посредством которого осуществляется въезд и выезд с судна на берег.], после чего предельно осторожно, держа в голове историю паромщика, начал движение к выезду.
Съехав на берег, Максим посмотрел в навигатор и повел автомобиль по грунтовой дороге узкой улицы в направлении здания сельской администрации, или, как по старой памяти принято говорить за чертой города, сельсовета, где должно проходить судебное заседание.
Администрация располагалась на вершине холма и представляла собой отдельно стоящее здание довольно больших размеров. Припарковав машину у входа, Архангельский запер двери, надел перчатки и направился к домам частного сектора.
С обретающими силу лучами солнца на улице стало заметно светлее, и воздух здесь был не такой холодный, как на реке. Дышалось очень легко в сравнении с городом, как будто сам состав воздуха был иным. Однако стали слышны и земляные нотки навоза.
Путь от сельсовета к жилым домам разделял небольшой пустырь. Недалеко от проселочной дороги, по которой держал путь Архангельский, по земле шли козы, которых, помахивая древесным прутом, конвоировала пожилая женщина в платке и со скрюченной спиной.
Отсутствие в селе асфальтового покрытия на дорогах еще сильнее отдаляло от сопричастности к современной цивилизации и погружало в атмосферу глубокого прошлого столетия. Максим почувствовал себя ближе к пониманию того, почему Москву называют отдельным государством в составе России.
Навстречу шел маленький старик с седой бородой, кативший двухколесную тележку с каким-то хламом. Подойдя ближе, Архангельский замедлил шаг и, поравнявшись с ним, остановился:
– Доброе утро! Подскажите, как мне найти Аркадия Степановича Котова?
– И тебе не хворать! – сиплым голосом ответил старик, тоже остановившись.
Щуря глаза и дыша открытым ртом с редкими зубами, он какое-то время разглядывал прохожего, после чего спросил:
– Это бывшего главу, что ль, Степаныча?
– Да-да, его.
– А кто интересуется, коль спрашиваешь? Стало быть, не из местных.
– Мне сказали, что он много о селе знает. Хотелось полюбопытствовать у него.
– Аа… Любопытных-то развелось. Один вон тоже приехал давеча, все любопытствовал ходил. А это, говорит, как тут, а то как. Страсть любопытный был. Да и сгинул.
– Как сгинул? – с наигранным удивлением спросил Максим, понимая, о ком идет речь.
– Да черт его знает, как сгинул. Сгинул, и все тут, – безразлично ответил старик, махнув рукой. – Вон Степаныч небось и знает. Поди его попытай. Вон за домами школу видишь? По правую руку дом с коричневой крышею – там и живет Степаныч.
– Благодарю. Будьте здоровы! – Максим кивнул головой и пошел в указанном направлении. Старик еще немного постоял, провожая его взглядом, и вернулся к своей тележке.
Следующие попутчики оказались непригодными для расспросов: дорогу перебежала орава гусей, которые оживленно гоготали что-то себе под нос и, судя по всему, были очень заняты. По другую сторону дороги между домами стоял одноэтажный кирпичный магазин с облезлой табличкой «Продукты», на пороге которого полулежал-полусидел представитель «местной интеллигенции» лет пятидесяти в рваном тулупе и, похоже, сильном алкогольном опьянении. Грязная шапка, неаккуратно натянутая на голову, закрывала один глаз, второй – размеренно вел мониторинг оперативной обстановки. В перерывах между икотой он подтягивал к себе соскальзывавшую с порога ногу, которая отказывалась служить ему опорой в этой нелегкой борьбе за ожидание открытия магазина.
– Бог в помощь, милый человек! – громко поприветствовал он Максима, неожиданно приободрившись и вытянув вверх качающуюся руку. – Желаю здравствовать и радоваться!
– И тебе привет! – ответил Архангельский, подойдя поближе. – Как обстановка?
– Бееез происшествий, – с усилием протянул мужчина. С трудом поднимая голову, глядя снизу вверх, он спустя секунду продолжил, немного снизив тон: – Дай червонец, а? Трубы горят, я того рррот!
Максим, сжав губы, с минуту рассматривал нуждающегося, потом посмотрел на коричневую крышу дома бывшего главы, выглядывающую из-за соседнего дома, и, расстегнув пальто, достал из внутреннего кармана портмоне. После недоразумения на пароме он нашел в машине еще несколько сторублевых купюр и поместил их в кошелек на всякий случай. Вынув одну из них, он сказал мужчине:
– Знаешь Хилер Агату Никаноровну?
– Пфф, яссень пень! – еще сильнее взбодрившись от вида денег, ответил тот. – Бабка поехавшая, у моста на Ватажку живет.
