скачать книгу бесплатно
Русская власть. Опыт деконструкции
Дмитрий Борисович Тараторин
Идея этой книги возникла в странном месте – в пещерном городе Чуфут-Кале, в Крыму. Перед мавзолеем Джанике-ханум, дочери хана Золотой Орды Тохтамыша, царя Руси. Да, этот его статус был очевиден для современников и, конечно, для великого князя Дмитрия Донского. Чем же, на самом деле было «Русское царство»? Каковы его корни, «источники и составные части» самодержавной идеи? Изначально легитимность великого князя Московского основана исключительно на ханском ярлыке. Это знала Джанике-ханум.
Но чем это обернулось? И что это значит для нас?
Естественно, исследование не претендует на окончательность ответов и всеохватность выводов, слишком многогранна тема. Слишком по сей день востребован самодержавный миф…
Дмитрий Тараторин
Русская власть. Опыт деконструкции
© Тараторин Д. Б., текст, 2020
© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2020
Глава I
Революция Боголюбского
Свое или чужое
Идея мистической империи, на самом деле, рождается на Руси задолго до концепции «Третьего Рима». Но каков ее генезис? Что скрывается за «псевдо-византийской» вывеской?
Мнение, что органичное развитие Руси по модели европейских государств было прервано вторжением монголов, очень резко и безапелляционно было выражено в свое время еще Карлом Марксом: «колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов».
Известный американский исследователь Ричард Пайпс в своей работе «Влияние монголов на Русь: «за» и «против». Историографическое исследование» так объясняет острую актуальность этого вопроса и в наши дни: «В центре дискуссии, растянувшейся на два с половиной столетия, оказался принципиально важный вопрос о природе русского политического режима и его происхождении. Если монголы никак не повлияли на Россию или если это влияние не затронуло политической сферы, то российскую приверженность самодержавной власти, причем в самой крайней, патримониальной, форме придется объявить чем-то врожденным и вечным. В таком случае она должна корениться в русской душе, религии или каком-то другом источнике, не поддающемся изменениям. Но если Россия, напротив, заимствовала свою политическую систему от иноземных захватчиков, то шанс на внутренние перемены остается, ибо монгольское влияние может со временем смениться на западное».
Для самого Пайпса сомнений нет: «Совокупность представленных фактов ясно дает понять, что в споре о монгольском влиянии правы были те, кто высказывался за его важность».
И, да, нельзя не согласиться с Пайпсом и в том, что тема важна, и в том, что влияние монголов несомненно. Тем не менее, ситуация сложнее. Дело в том, что поворот к самодержавной власти на Руси начался еще в 1154 году. То есть за 84 года до вторжения на Русь армии хана Батыя. Именно в этом году Андрей Боголюбский совершает деяние, которое резко порывало со всей прежней властной традицией.
«В лице князя Андрея великоросс впервые выступал на историческую сцену», – считал Василий Ключевский. «Революция» Андрея Боголюбского – отказ от «киево-центричной» модели. Он начинает строить независимое государство на Северо-Востоке Руси. Созидает он его на новых строго «самодержавных» принципах, что входило в противоречие с существовавшими тогда своеобразными представлениями о «разделении властей» (вече, дружина, князь).
Сразу уточним, и был, и есть соблазн объяснить «своеобразие» политического мышления Андрея тем, что в нем ханская половецкая кровь «взыграла». Ведь мать Боголюбского была дочерью хана Аепы. Но это объяснение будет неадекватно, поскольку, во-первых, таких полу-половцев среди русских князей было предостаточно. А во-вторых, мы слишком мало знаем о самой половецкой политической культуре. Впрочем, очевидно, что никакой централистской империи у них не было и в проекте.
Во имя реализации своей государственной доктрины Андрей, вопреки воле своего отца Великого Князя Юрия Долгорукого, покидает Вышгород, расположенный неподалеку от Киева, в котором княжил тогда Юрий. Последний всю жизнь стремился захватить этот город – символ верховной власти. Но Андрея интересует уже не просто власть, как таковая, но власть абсолютная. Поэтому он уезжает на родной для него Северо-Восток, чтобы там воплотить в жизнь свои представления о надлежащем государственном устройстве.
По мнению Ключевского, в Ростовской области всеми делами заправляли две аристократии, служилая и промышленная. «Обе эти аристократии встречаем в Ростовской земле уже при Андреевом отце Юрии; но Андрей не поладил с обоими этими руководящими классами суздальского общества. По заведенному порядку он должен был сидеть и править в старшем городе своей волости при содействии и по соглашению с его вечем. В Ростовской земле было два таких старших вечевых города – Ростов и Суздаль. Андрей не любил ни того, ни другого и стал жить в знакомом ему смолоду маленьком пригороде Владимире на Клязьме, где не были в обычае вечевые сходки…»
Важнейшим символическим знаком переноса центра Русской земли на Северо-Восток становится увоз Андреем из Вышгорода чудотворной, особо почитаемой иконы Богоматери, сегодня именуемой «Владимирской». Название это было приобретено именно после переноса святыни во Владимир. Для средневекового сознания событие это было глубоко значимым, декларирующим намерения князя куда эффектнее и однозначнее любых возможных заявлений.
Андрей Боголюбский последовательно борется за утверждение единовластия, изгоняя из княжества всех конкурентов – сводных братьев, дружину своего отца, окружает себя группой лично преданных, слабо связанных с местными группами, людей. Но эта, казалась бы, продуманная политика приводит князя к краху.
Крушение было поэтапным, своего рода «хроника объявленной смерти» – сначала военные поражения, затем падение авторитета у знати и народа, недовольного, к тому же, поборами и произволом ближнего круга Андрея. И именно в этом ближнем круге зреет заговор, который завершается убийством князя. Причем, непосредственным поводом стала бессудная казнь одного из приближенных, которые уже были не соратниками, но слугами, если не холопами. Однако жертвами, никак не гарантированными от произвола князя, они быть не пожелали. И нанесли превентивный удар. Точнее, множество ударов…
Характерно, что народное вече Владимира фактически одобрило это злодейство. Группы горожан активно приступили к грабежу княжеского имущества и расправам с его сторонниками.
Тем не менее, система, которую пытался выстроить Андрей Боголюбский, в борьбе с исконно русскими политическими силами – боярско-аристократической и демократическо-вечевой, оказалась не только жизнеспособной, но и в конце концов безальтернативной. Это произошло, в частности, в связи с очень специфичной практикой колонизации Северо-Востока Руси славянским населением. Переселенцы с южных, атакуемых половцами земель, оказывались в полной зависимости от князя. Без его защиты и экономической поддержки (патернализма) поставить хозяйство «на ноги» было практически невозможно.
Эта зависимость от князя, действительно, как отмечается многими исследователями, возросла во времена, когда Русь была подчинена ордынским ханам. Дело в том, что в этот период князю не нужно было, как его западным коллегам, договариваться с сословиями, ему достаточно было получить поддержку хана, и с помощью ордынцев он был способен подавить любую оппозицию. Таким образом, постепенно замысел Андрея Боголюбского был реализован. Но возник этот проект абсолютно самостоятельно, задолго до нашествия Батыя. Что же лежало в его основе? Какими идеалами вдохновлялся князь Андрей, совершая свою «революцию»? Ведь самодержавная идея победила именно как идея, а не просто как режим, навязанный князьями при помощи внешней силы.
Осквернение «матери»
В 1169 году объединенное войско целого ряда русских князей, собранных в единую армию Андреем Боголюбским, штурмом берет Киев. Это произошло впервые. До сих пор битвы происходили под стенами города, который доставался победителю.
Во главе войска Андрей поставил своего сына Мстислава. А сам остался в своем замке в Боголюбово под Владимиром. Это решение было вызовом традиции – первым среди князей стал отнюдь не самый старший, а скорее самый младший из них. Отчасти это был и вызов князю Мстиславу Киевскому и подчеркивало пренебрежение, с которым Андрей отнёсся и к нему, и к стольному городу Руси.
Два дня суздальцы, черниговцы, смоляне, полочане и, конечно, союзные половцы и другие степняки грабили «мати руских городов», чего прежде в княжеских войнах никогда не случалось. Множество киевлян были уведены в плен. В монастырях и церквах воины забирали не только драгоценности, но и всю святость: иконы, кресты, колокола и ризы. Софийский собор был разграблен наравне с другими храмами. В итоге, в Киеве вокняжился младший брат Андрея Глеб, сам Боголюбский остался во Владимире.
Этот демонстративный акт Андрея оценивается большинством историков, и в частности Ключевским, как попытка «произвести переворот в политическом строе Русской земли». Андрей Боголюбский впервые изменил представления о старшинстве в роду Рюриковичей: «До сих пор звание старшего великого князя нераздельно соединено было с обладанием старшим киевским столом. Князь, признанный старшим среди родичей, обыкновенно садился в Киеве; князь, сидевший в Киеве, обыкновенно признавался старшим среди родичей: таков был порядок, считавшийся правильным. Андрей впервые отделил старшинство от места: заставив признать себя великим князем всей Русской земли, он не покинул своей Суздальской волости и не поехал в Киев сесть на стол отца и деда. (…) Таким образом, княжеское старшинство, оторвавшись от места, получило личное значение, и как будто мелькнула мысль придать ему авторитет верховной власти. Вместе с этим изменилось и положение Суздальской области среди других областей Русской земли, и её князь стал в небывалое к ней отношение. До сих пор князь, который достигал старшинства и садился на киевском столе, обыкновенно покидал свою прежнюю волость, передавая её по очереди другому владельцу. Каждая княжеская волость была временным, очередным владением известного князя, оставаясь родовым, не личным достоянием. Андрей, став великим князем, не покинул своей Суздальской области, которая вследствие того утратила родовое значение, получив характер личного неотъемлемого достояния одного князя, и таким образом вышла из круга русских областей, владеемых по очереди старшинства».
Взятие и разгром «матери городов русских» имело определяющее значение для судеб всея Руси – была ликвидирована сама возможность построения Русской конфедерации. Ведь центром ее мог быть только Киев.
Лишение города этого статуса было далеко не только политическим актом. Это была его десакрализация – обратим внимание, что из города вывезли все святыни. Сакральным центром должен был стать Владимир. Причем, центром уже государства нового типа – жестко унитарного. И в то же время облеченного высшим священным смыслом. То, что это была глубоко продуманная стратегия, доказывает градостроительная деятельность князя, начатая задолго до киевского погрома. В частности, сохранившиеся до сего дня величественные Золотые ворота, были построены еще в 1164 году.
Лев Иуды
Они – прямая аналогия знаменитым Золотым воротам, построенным в Киеве Ярославом Мудрым в XI веке. Но не только. Как и киевские, они имели своим образцом Золотые ворота Константинополя, а те, в свою очередь, – Золотые ворота самого Иерусалима.
И именно анализ архитектурных сооружений, сохранившихся от эпохи Боголюбского, позволяет найти объяснение его политике. Они помогают подобрать ключи к расшифровке идеологии, которую он стремился сформировать.
Татищев пишет: «по снисканию бо его даде ему Бог мастеров для строения оного из умных земель»; «по оставшему во Владимире строению, а паче по вратам градским, видно, что Архитект достаточный был… Мастеры же присланы были от Императора Фридерика Перваго, с которым Андрей в дружбе был».
О связях с императором Священной Римской империи Фридрихом Барбароссой говорит и крайне интересный исторический артефакт – наплечники Андрея Боголюбского. Иначе называемые армиллы Барбароссы – это две парные медные позолоченные накладки пятиугольной формы. Украшены эмалевыми миниатюрами с евангельскими сценами Распятия и Воскресения Христова. Наплечники изготовлены около 1170–1180 гг. ювелирами Мозельской школы и, судя по всему, являются одними из регалий императоров Священной Римской империи. По преданию, Барбаросса подарил их Андрею Боголюбскому.
На сегодняшний день наплечники, проданные за рубеж при Советской власти, находятся один – в Лувре, другой – в Германском национальном музее. Этот дар – признание высокого статуса Владимирского князя со стороны человека, претендовавшего на верховную власть над большей частью Западной и Центральной Европы. Более того, на власть сакральную.
Показательно, что в борьбе с непокорными городами Барбаросса применял ту же тактику десакрализации. В марте 1162 года осажденный им Милан (центр сопротивления итальянских вольных городов) сдался на милость победителя. Фридрих велел всем жителям выйти из города с тем имуществом, которое они могли унести.
Сам город был то ли разрушен, то ли, по другим данным, лишь символически перечеркнут плугом, что означает символическое уничтожение. Городские святыни были вывезены. В частности, мощи евангельских волхвов были помещены в Кельнский собор.
Но безусловно, при схожести методов, в масштабах Руси разорение Киева имело куда большее значение. И обусловлено оно было, судя по последним исследованиям, весьма знаковой доктриной, которой руководствовался Андрей Боголюбский.
Начало его строительных инициатив приходится на 6666 (1158) год от сотворения мира. Мистический смысл очевиден – готовность к противостоянию антихристу. А князь отождествляется с библейским персонажем.
Летописцы сравнивают его с царями Соломоном и Давидом. Впервые русские князья напрямую уподобляются ветхозаветным израильским царям в «Слове о законе и благодати», написанном между 1037–1050 гг., в правление Ярослава Мудрого. Автор Слова – Иларион, первый митрополит, русский по происхождению, возведенный в этот сан из священников в 1051 году.
Надо отметить, что долгое время исследователи спорили, откуда взялись львы, которые фланкируют фигуру царя Давида на рельефах церкви Покрова на Нерли, возведенной по велению Андрея. Впоследствии лев стал гербом города Владимира. Были попытки доказать, что лев, как символ мощи и власти, был заимствован из Византии и даже из Скандинавии. Однако, очевидно, что лев имеет прямое отношения к символике Русь – Новый Израиль.
Колено Иудино традиционно было связано с символом льва. В связи с тем, что впоследствии колено Иуды стало наиболее могущественным среди древнеизраильских родов как в древней Иудее, так и среди евреев Нового времени, сохранились в вариантах произношения и в переводах слова «лев» синонимичность его с понятием «Иуда» (Иегуда).
В ветхозаветную эпоху словосочетание «Лев Давида» стало титулом Мессии. Во Второй книге Ездры говорится о фигуре льва и приведены слова: «Это – Помазанник, сохраненный Всевышним» (3 Езд. 12,32). В христианской традиции зачастую лев является одним из символов Христа. Лев Иуды упоминается в Откровении Иоанна Богослова (Отк. 5:5): «И один из старцев сказал мне: не плачь, вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей её».
Андрей строил свою столицу как «ковчег спасения» – Новый Иерусалим, где соберутся праведные, подвластные новому Давиду.
Впоследствии сакральный смысл Московского Кремля станет «воспоминанием» о замысле князя Андрея, знаком «возрождения» его в великой миссии «князей Владимирских».
Богородица, князя прогони…
Эта миссия была абсолютно тотальна. В центре нее – царь, непосредственно предстоящий Богу. А значит, он изначально враждебен любым притязаниям Церкви на независимость. И именно в этом ключе стоит рассматривать войну Боголюбского с Новгородом. Ведь он был, своего рода, теократической республикой, во главе с архиепископом, а вовсе не «торговой олигархией», каковой его всегда стремилась представить Московская пропаганда.
Владыка являлся верховным арбитром по отношению к иным выборным магистратурам, ведь он единственный избирался пожизненно. Причем процедура предусматривала механизм, при котором «глас народа» сочетался с Волей Божьей. Вече выбирало трех кандидатов. Но решающий голос предоставлялся Господу. Жребии с именами кандидатов клали на престол собора Святой Софии. И тот, который вытягивали после литургии, и определял того, кто займет Новгородскую кафедру. В сфере светских полномочий архиепископа были дипломатия, а также контроль над торговлей и землепользованием. Он мог не только принимать участие в вече, но и созывать его. Распоряжался внушительными земельными владениями и даже располагал собственными вооружёнными силами – «владычим полком».
Через год после разгрома Киева суздальская рать (это снова была коалиция князей, хоть и не такая большая) явилась на берега Волхова. Причем, что характерно, богобоязненный князь Андрей оба похода осуществлял Великим постом, когда сие на Руси было отнюдь не принято. То есть киевская и новгородские операции проводились с особым цинизмом. Или же, исходя из сознания своей высшей роли, не обусловленной никакими общими нормативами.
Но на этот раз он был наказан. Ратью снова командовал сын Андрея, Мстислав. А во главе новгородцев – князь Роман, сын другого Мстислава, изгнанного из «матери городов русских». То есть в случае успеха Новгород ждала судьба, несомненно, не менее лютая, нежели Киев. Князь Андрей успешно десакрализовал бы оба исконных центра Руси, и ликвидировал бы два ее альтернативных проекта.
Но время для этого еще не пришло. Богородица, которая, как верил Андрей, на его стороне, защитила город от разорения и поругания.
«…И бишася в[е]сь день, и к вечеру победи я князь Роман с новгородьци силою крестьною, и Святою Богородицею, и молитвами благовернаго владыкы Илие месяца феураря в 25 [день], на святого епископа Тарасия», – сообщает Новгородская Первая летопись. Суздальский источник также признает сокрушительное поражение: «…И многы избиша от наших, и не успевше ничтоже городу их».
Новгородцы объясняли победу отнюдь не собственной удалью. В середине XIV века в Новгороде было создано сказание, посвященное Суздальской войне 1169/70 года, – «Слово о Знамении Пресвятой Богородицы». Победа осмысливается как центральное событие всей новгородской истории. Молитва архиерея и стойкость простых горожан спасли «республику Святой Софии» от угрозы торжества тирании.
Согласно легенде, в третью ночь осады архиепископ, пребывавший в молитве об избавлении города от гибели, услышал глас, велевший ему идти в церковь Святого Спаса на Ильине улице, взять там икону Пресвятой Богородицы и выставить ее на укреплениях, окружавших город. Архиепископ обратился с мольбой к Пречистой:
– «…Ты бо еси упование наше и надежа наша и заступница граду нашему, стена и престанище и покров всим крестьяном, на Тебе бо надеемся и мы грешнии. Молися, Госпоже, Сыну своему и Богу нашему за град наш! Не предажь нас врагом нашим грех ради наших! Услыши, Госпоже, плачь людей сих и приими молитву раб Своих! Избави ны, Госпоже, град наш от всякого зла и от супостат наших!»
Согласно преданию, во время пения кондака икона сама сдвинулась со своего места. И архиепископ вынес ее на стену, которую суздальцы осыпали стрелами. Одна из них ударила в Образ. Иконный лик повернулся к городу. И все увидели слезы, катящиеся из глаз Богородицы.
Автор «Слова» пишет: «О великое страшное чудо! Како се можаше быти от суха древа?! Не суть бо се слёзы, но являет знамение милости Своея. Сим бо образом молится Святая Богородица к Сыну Своему и Богу нашему за град наш не дати в поругание врагом нашим…умилосердися Господь нашь на град нашь молитвами Святыя Богородица, попусти гнев Свой на вся полкы рускыя…покры их тма», «якоже при Моисее», «и ослепоша вси, и начаша ся бита межи собою». Новгородцы в этой ситуации, конечно, не растерялись, «и изидоша на поле: овыи избиша, а прочая изимаша руками».
Одним словом, разгром был полный. Богородица, по молитвам архиепископа и чад его, князя прогнала. Решить новгородский вопрос Боголюбскому не удалось. Но он завещал эту задачу потомкам.
То есть мы видим, что авторитарная стратегия Московских князей была вовсе не заимствована у монголов. Она была инспирирована сознанием своей особой миссии – утверждения Руси, как Нового Израиля, избранной Богом земли. Причем избранной именно в апокалиптической перспективе. И впервые цель эта была задана Андреем Боголюбским.
И идея отождествления Руси с Новым Израилем не только не забывается и не отходит в тень, напротив, она становится, со временем, основой самоидентификации Московии и ее правителей.
В дальнейшем модель перенесения столицы, впервые реализованную Андреем Боголюбским, воспроизводит Иван Грозный, выехав в Александрову слободу и увезя с собой московские святыни. Если Андрей Боголюбский упорно стремился поставить под свой контроль Новгород, то Иоанн Васильевич громит его с не меньшей беспощадностью, чем войска Владимирского князя Киев. И тоже вывозит оттуда святыни. Иван Грозный был первым венчанным царем Руси. Но Андрей Боголюбский еще в XII веке именовался современниками царем.
На каком основании? Ведь в Константинополе сидел на престоле православный император. Очевидно, что князь ассоциировал себя с библейскими царями Давидом и Соломоном, о чем и свидетельствуют рельефы построенных им храмов. Поэтому его избранность не была связана с преемственностью византийской «царственности».
И наконец, наиболее ярко и последовательно модель переноса столицы реализует первый Император России Петр Великий. И строит абсолютно гибеллинскую империю.
Впрочем, хотя Российское самовластие имеет вовсе не татарские корни, без Орды этот проект вряд ли мог бы состояться. Ситуация, в которой оказалась Северо-Восточная Русь после гибели Боголюбского – тому наглядное свидетельство. Тирания Боголюбского была обречена. Надо было еще переформатировать сам народ…
«Князь Андрей был суровый и своенравный хозяин, который во всём поступал по-своему, а не по старине и обычаю. Современники заметили в нём эту двойственность, смесь силы со слабостью, власти с капризом… Проявив в молодости на юге столько боевой доблести и политической рассудительности, он потом, живя сиднем в своём Боголюбове, наделал немало дурных дел: собирал и посылал большие рати грабить то Киев, то Новгород, раскидывал паутину властолюбивых козней по всей Русской земле из своего тёмного угла на Клязьме. Повести дела так, чтобы 400 новгородцев на Белоозере обратили в бегство семитысячную суздальскую рать, потом организовать такой поход на Новгород, после которого новгородцы продавали пленных суздальцев втрое дешевле овец, – всё это можно было сделать и без Андреева ума. Прогнав из Ростовской земли больших отцовских бояр, он окружил себя такой дворней, которая в благодарность за его барские милости отвратительно его убила и разграбила его дворец… Со времени своего побега из Вышгорода в 1155 году Андрей в продолжение почти 20-летнего безвыездного сидения в своей волости устроил в ней такую администрацию, что тотчас по смерти его там наступила полная анархия: всюду происходили грабежи и убийства, избивали посадников, тиунов и других княжеских чиновников», – такой итог активности князя Андрея подвел Ключевский.
Глава II
План Барбароссы
Верона – Москва
Ромео и Джульетта были обречены. И в этом виноват не трагический гений Шекспира. Виновата их партийная принадлежность. Жених, как известно, принадлежал к роду Монтекки, а невеста была Капулетти. Но из-за чего эти две семьи друг друга так люто ненавидели? За перипетиями рокового сюжета самое главное уходит в тень. Но это противостояние было именно самым главным не только в масштабах Вероны, но и для всей Европы.
Монтекки были гибеллинами, а Капулетти – гвельфами. Так именовали себя сторонники, соответственно, императора Священной Римской империи и папы Римского.
Но дело было не в симпатиях и антипатиях. Речь шла о фундаментальных принципах власти. То, что ее источник Бог, для средневекового человека было очевидно. А вот кому Он ее делегирует: первосвященнику, который и распоряжается ею от лица Господа, или непосредственно Императору? В последнем случае от духовной власти требовалось только ритуалом помазания и коронации подтвердить, удостоверить факт божественного избранничества.
Из этих двух подходов вытекали прямо противоположные политические теории и практики. Так, сторону гвельфов часто принимали города-республики, чью независимость от тотальных притязаний императоров гарантировали папы. И наоборот, всякие мелкие тираны, вроде тех же Веронских Делла Скала, избирали покровителями Германских владык.
А среди последних самым ярким, можно сказать, модельным персонажем был Фридрих Штауфен, он же Барбаросса («Рыжебородый»). Само имя «гибеллин» считают искаженным на итальянский манер названием одного из замков Штауфенов – Гаубелинга. Ну, а их враги, гвельфы, назывались так в честь противника того же Барбароссы, герцога Саксонского Генриха Вельфа.
Как утверждал Юлиус Эвола, «согласно теологии гибеллинов, Империя, как и Церковь, является учреждением, имеющим сверхъестественный характер и исток. Она обладает священной природой, поэтому, в частности, в раннем Средневековье царский сан был почти равен священническому (действительно, обряд помазания на царство лишь незначительными деталями отличался от рукоположения в епископы). На основании этого гибеллинские Императоры, будучи выразителями вселенской и наднациональной идеи, олицетворяя собой – согласно характерному выражению того времени – lex animata in terris, то есть являя собой живое воплощение закона на земле, противостояли притязаниям священничества на гегемонию, поскольку после надлежащим образом проведенного обряда миропомазания над ними стоял только Бог».
Барбаросса посылает Боголюбскому в дар драгоценные наплечники-армиллы, делегирует в далекий Владимир подвластных ему северо-итальянских зодчих. С чего бы? Зачем императору, чье имя гремит от Рима до Палестины какой-то «медвежий угол» и его сверхамбициозный повелитель? Ответ – это братство, единство монархов, одинаково понимающих природу власти.
Причем Боголюбский идет, пожалуй, даже дальше Барбароссы. Он заявляет о явлении ему Богоматери. То есть он получает благословение на свои свершения непосредственно от Царицы Небесной. И он, в благодарность, активно утверждает Ее культ на Северо-Востоке Руси. Боголюбский гибеллин? Конечно, немедленно придут на память вполне бездоказательные публикации о его «тамплиерстве». Но в случае его гибеллинства нет нужды фантазировать о тайных встречах «властителей мира» и заключении ими некоего союза. Мы просто видим, что князь Андрей действовал, исходя из гибеллинской доктрины. И нелепо было бы предполагать, что он о ней не знал, находясь в контакте с Барбароссой.
Характерно в этой истории то, что, похоже, Барбаросса, если и не видит Андрея себе ровней, то по крайней мере, рассматривает как партнера. А вот, уже сам Боголюбский не стесняется равняться с василевсом Империи Ромеев Мануилом.
В честь своей победы над волжскими булгарами Андрей учреждает 1 августа новый церковный праздник (инициатор именно он, а не священство) память Всемилостивому Спасу и Пречистой Его Матери. Теперь наш простой и немудреный народ именует этот праздник-символ гибеллинской идеи, «медовым Спасом».
В Слове об установлении праздника сообщается ни много ни мало, что он был введён совместно князем Андреем Юрьевичем и императором Мануилом Комнином: «…Благочестивому и верному нашему цесарю и князю Андрею уставлыцю се праздновати со царемъ Мануилом повелениемъ патриарха Луки и митрополита Костянтина всея Руси и Нестера, епископа ростовьскаго».
При этом утверждается, что после победоносной битвы «И воротився от сеча, вси видеша луча огнены от иконы Спаса нашего Владыкы Бога, и весь полк его открыть». Более того, в далеком своем далеке эти лучи якобы созерцал и император Мануил, также одержавший в этот день победу над сарацинами.
Принципиально важно, что вся операция против булгар-мусульман была оформлена Андреем как крестовый поход. Для этого ему и была нужна такая мистическая перекличка с Мануилом, кстати, одним из наиболее рыцарственных и прозападных византийских императоров.
Но вот, незадача, 1 августа 1164 года никаких побед византийцы не одерживали. А с этой календарной датой у них соотносился совсем другой праздник – «Происхождения Честных Древ Креста Господня». О возникновении этого праздника в греческом Часослове 1838 года говорится следующее: «По причине болезней, весьма часто бывавших в августе, издавна в Константинополе утвердился обычай выносить Честное Древо Креста на дороги и улицы для освящения мест и отвращения болезней. Накануне, 31 июля, износя его из царской сокровищницы, полагали на св. трапезе Великой церкви (Софии). С настоящего дня и далее, до Успения Богородицы, совершали литии по всему городу и крест предлагали народу для поклонения. Это и есть предъисхождение (???????) Честнаго Креста».
То есть мы, похоже, имеем дело со средневековой пропагандистской акцией, имевшей главной целью встать «цесарю Андрею» в один ряд с царем Мануилом. Впрочем, по крови, он имел на это некоторые права. Внук Владимира Мономаха, и соответственно, правнук некой родственницы византийского императора Константина (возможно, дочери, но сие не доказано), под той же фамилией. Сам Владимир был первым браком женат на Гите Уэссекской, дочери Гаральда Годвинсона, последнего англосаксонского короля, побежденного в битве при Гастингсе Вильгельмом Завоевателем. Опять же, спорят, был ли Юрий Долгорукий конкретно ее сыном, или второй супруги Мономаха. Однако, многие исследователи этого периода именно «англичанку» считают бабкой Боголюбского. И это, не говоря о разветвленных скандинавских конунгских корнях князя.
Ну, и наконец, главная тайна Андрея – где он провел свою молодость? Первое упоминание о нем в летописях – 1146 год – Андрей вместе со старшим братом Ростиславом идут в поход на Рязань. Но, по всем расчетам, ему должно было быть около 35 лет…
И в этом, и в прочих походах он проявляет себя не просто как отважный, но очень умелый воин. Святая Земля? Тамплиеры? Европа? Впрочем, это уже зона гипотез, не основанных ни на каких документах. И мы в нее не пойдем.
Мерлоны и белый клобук
Но если есть гибеллинская идея, должна быть где-то рядом и гвельфская. И она явно являет себя во враждебном Андрею Новгороде – республике, где высший магистрат – Архиепископ (он и судит, и курирует дипломатическую сферу и даже земельные отношения), и где какая-либо сакральность светской власти вообще отрицается. Князя могут призвать, и могут изгнать, используя, со временем, фактически, как кондотьеров вольные итальянские города.
Характерный момент – мерлоны (зубцы) Кремля много позже итальянские мастера исполнят в виде ласточкиного хвоста (знак гибеллинов – убедитесь в Вероне той же). Относительно кремлевских зубцов, даже серьезные историки дают совершенно несерьезное объяснение: мол, итальянские мастера прикинули, что великий князь Иван III уж точно папу Римского не чтит, значит, сделаем «хвостатые». Но в Средние века к символам относились максимально серьезно. И значит, этот гибеллинский знак нечто реально означал и для московского владыки, через триста лет после смерти Боголюбского.
«Повесть о Белом клобуке», судя по всему, возникает уже после возведения краснокирпичных Кремлевских стен. Но она – своеобразный ответ на это утверждение московского могущества. Как ни странно, часто ее рассматривают в одном идейном ряду с теорией о «Москве Третьем Риме». Но она ей прямо противоположна.
Вникнем: «В то время в Великом Новгороде архиепископом был Василий, постничеством и всякими добродетелями прославленный. И вот однажды ночью, когда молился он Богу, присел отдохнуть и, чуть задремав, увидел он явственно ангела Господня, кроткого видом и светлого лицом, который предстал перед ним, в белом клобуке, очень похожем на те, что носят монахи. И, перстом руки своей показав на главу свою, тихим гласом изрек: “Василий, клобук этот белый, что видишь ты на моей главе, из Рима. В давние годы христианский царь Константин создал его для ношения на голове во славу римского папы Селивестра. Но господь-вседержитель не позволил быть тому в тех землях из-за впадения в ересь скверных латинян. Ты ж поутру гостеприимно выйди из города встречать посланцев патриарха и тот ковчежец, что несет епископ; в нем на золотом блюде белый клобук такой, как видишь, – прими его с благочестием. Этот белый клобук знаменует собой светлое воскресение Христа через три дня после распятия. И носи отныне клобук на своей голове, и все остальные после тебя архиепископы также пусть носят его на голове. А заранее его тебе потому показал я, чтобы ты уверовал и потом уж не сомневался”. И, сказав так, исчез».
Естественно, наутро сон сбывается: «И долго потом из многих городов и царств приходили в Великий Новгород люди и словно на чудо какое дивное взирали, видя архиепископа в белом клобуке, и поражались снова, и во всех странах и царствах рассказывая».
То есть повесть сия о том, что первосвятительская святость переносится из Рима в Константинополь, а из него – в Новгород. И ровно о том же, кстати, предание о чудесном перенесении Тихвинской иконы Божьей матери из Константинополя в Новгородскую землю. Москва ни в одном случае и не поминается, так же, как и великий князь.
То есть, опять же, никоим образом не утверждаем, что легенда эта отражение неких контактов с гвельфами (хотя, в Новгороде, кто только ни бывал). Но очевидно, что здесь провозглашается сакральность града на Волхове, причем, чисто священническая по своему генезису. Никакого имперства и в помине!
Надо отметить, что с жестким и концептуальным противостоянием Священства и Царства русские люди познакомились очень рано. Через посредство несчастной внучки Ярослава Мудрого, родной сестры Владимира Мономаха, Евпраксии Всеволодовны, в европейских источниках Адельгейды. Она оказывается буквально в эпицентре конфликта императора и папы, причем, опят же в Вероне.
В 80-х годах XI века она выходит замуж за Генриха Штадена, маркграфа Саксонской Северной марки. Тот был не чужой человек русским князьям – родственник жены великого князя киевского Святослава Ярославича, Оды. Вскоре после свадьбы Генрих умирает. Но Евпраксию-Адельгейду замечает тезка ее усопшего супруга, император Священной Римской империи Генрих IV. 14 августа 1089 года магдебургский архиепископ Гартвиг в Кёльнском соборе обвенчал их.
Но Генрих был персонаж очень непростой. Он давно и яростно боролся против примата папской власти. И всего за два года до свадьбы перенес страшное унижение – босой и во власянице вынужден был идти каяться в папский замок Каноссу. И породил тем самым крылатое выражение «пойти в Каноссу». У него не было выхода – понтифик Григорий VII отлучил его от Церкви. И соответственно, германские князья могли совершенно с чистой совестью отказаться ему повиноваться. Что многие и не замедлили проделать.
