скачать книгу бесплатно
«Седьмое. Значит вчера, когда меня нашли, было шестое… Бой был семнадцатого. Одиннадцать дней разницы. Ах, ну да, новый и старый стиль. Так разница вроде двенадцать дней. Нет, все правильно. Для даты девятнадцатого века разница составляет двенадцать дней. А для восемнадцатого – одиннадцать. И до дня моего рождения остается всего ничего – двести тридцать два года с хвостиком», – Александр невесело присвистнул.
Ему неожиданно, до выступивших слез в глазах захотелось домой. Увидеть маму, обнять ее, посмотреть в родные карие глаза. Увидеть своих товарищей по оружию, услышать их добродушный матерок.
«Вдруг, если я окажусь на том же месте, где меня нашли, я вновь смогу оказаться в своем времени? Вдруг там какие то врата времени образовались? И достаточно через них пройти с обратной стороны и все, здравствуй две тысячи пятнадцатый год! Как же я по тебе соскучился!» – мысль прочно засела в голове Александра, согревая и вселяя надежду.
– Герасим, а что ты знаешь обо мне?
По лицу мужика пробежал страх, даже зрачки расширились.
– Не боись! Не трону. Говори, что знаешь.
– Да сказывают, что ты приспешник дьявола, а может и сам антихрист.
– Это я уже понял по оказанному мне теплому приему. Ты лучше скажи, что знаешь, как я попал в ваше село. Оно, кстати, как зовется то?
– Ильинка, барин, – охотно ответил мужик.
«Ну да. Дебальцево на ее месте возникнет только через век с лишним», – Александр нахмурил лоб, пытаясь вспомнить, что ему известно по истории здешнего края.
– Хорошо, Герасим. Так как я попал в твою Ильинку?
– Вчерась, барин, поутру откудава не возмись тучи набежали. Все небо заволокли. Я тогда подумал, не к добру все это. Думал, вьюга сильная вдарит. А тут гроза зимняя случилась. Да такая, что и старики не упомнят. Молнии прямо в землю втыкались. Будто жалили ее за какие-то грехи. Мне дед, когда я мал еще был гутарил, что ежели такая зимняя гроза случится с молниями, быть беде!
«В две тысячи пятнадцатом гроза не утром, а ночью случилась», – мелькнуло в голове Чернышева.
Он остро почувствовал свою беспомощность. Погодные стихии, почти синхронно произошедшие с интервалом в двести пятьдесят четыре года, как то были связаны между собой. Но понять эту взаимосвязь было все равно, что неандертальцу, окажись он в нашем времени, самостоятельно разобраться в зависимости между нажатием на кнопку дистанционного пульта и сменой каналов в телевизоре.
– Далее случилась беда. Одна молния попала в хату Марфы-вдовы. Она как раз снег от крыльца откидывала. Ну ее так шибануло, что она и повалилась в беспамятстве. А хата полахнула. Народ пока сбежался на пожар, ее дитя задохлось. Царство ему небесное, – Герасим перекрестился. – А вторая молния попала в хату Никифора. Но там все успели выскочить. Тока хата дотла сгорела. И еще от Марфиной хаты хлев у Тихона занялся. Корова угорела в нем.
Слушая мужика, Александр живо представлял, какая паника царила в селе вчера.
– Ну а я как в хате очутился? Что с неба свалился?
Если бы сейчас Герасим подтвердил, что да, с неба или еще фантастичней – возник на месте удара молнии в землю, Чернышев и в это бы поверил.
– Да нет, барин. У Еремея за околицей молния в стог сена попала. Он и занялся. Еремей вскочил на сани и к нему, стало быть, спасать. Вот аккурат возле стога он тебя и увидал. Ты в беспамятстве в снегу лежал. Еремей тебя на сани и привез в село. А кто-то потом и крикнул, что ты антихрист. Что токо он мог с молниями на землю явиться.
– Где этот стог ты знаешь?
– Да недалече отсюда, с версту наверное.
– Давай туда, – скомандовал Чернышев.
«Ведь этот Еремей меня спас. Не найди меня он тогда возле стога, замерз бы. Вон как мороз пощипывает. Градусов двадцать точно есть. Если не больше. А его так отблагодарил», – перед глазами Чернышева встала картинка из недавнего прошлого – лежащий в своей хате навзничь его спаситель с огромным темным пятном крови на груди.
Через двадцать минут езды возничий Александра крикнул:
– Приехали, барин. Вон около того стожка тебя Еремей и нашел.
Полуобгоревший стог стоял в метрах двадцати от дороги. К нему вели следы от лошадиных копыт и полозьев саней. В волнении Чернышев огляделся. Местность изменилась неузнаваемо. На посадку, из которой «сомалийцы» выбили укропов и повели атаку на их блок-пост и намека не было.
«Блок-пост укропов был перед мостом. Значит, где-то здесь должна быть речка».
– Герасим, а тут поблизости речка есть?
– А как же, барин, Лугановка. Она в версте будет отсюда, – мужик рукой указал направление.
«Похоже, что все же здесь. Да и стог в двадцати метрах от дороги. Примерно так и двигалась шестьдесят четверка, на которой я сидел».
– Давай к стогу.
Еще час Александр Чернышев петлял вокруг копны сена. Но чуда не происходило. Все так же лежал везде глубокий снег, все так же чернел полу обгорелый стог, а невзрачная пузатая лошадка жевала сено из него. Врат в двадцать первый век не находилось. Даже небольшой лазейки.
«Все. Финита ля комедия. О билете в обратный конец Судьба не позаботилась, – Александр устало прислонился к воняющему гарью стогу сена. На одном рефлексе проверил свои карманы. Маленький фонарик чтобы было удобно обустраиваться в темноте, так как часто приходилось ночевать там, где не было света, армейская аптечка – бинт и шприц-тюбик с промедолом и его верный талисман – серебряный рубль. Плюс верный калаш, в рожке которого было двадцать пять патронов.
«Хорошо, что перед взрывом рожок успел поменять, а то вообще печалька была. Не густо мне двадцать первый век отвалил приданного, выдавая замуж за восемнадцатый. Ну, и на том спасибо. Что-то мой талисман вообще нюх потерял. В такие переплеты раз за раз попадаю, а ему хоть бы хны, – парень вздохнул. – Хотя бы в двадцатый век судьба забросила. Порезвился бы с букмекерскими конторами. Миллионером, может, стал. А так…»
Сильно захотелось есть. Это чувство голода как бы подвело черту под всеми надеждами Чернышева. Делать нечего. Надо как-то начинать учиться жить в этом новом для него мире. А для начала надо себе обеспечить кров и еду. Без этого даже с калашом долго не протянешь. Голод и мороз быстро определят тебя туда, где абсолютно все равно, какой сейчас век. Потому что там вообще нет времени.
* * *
Афонов зимовник (в пяти верстах от Ильинки). Тот же день
– А ты часом не брешешь? – кряжистый мужик с красноватым обветренным лицом и лопатообразной бородой, в которой густо были видны седые волосы, сурово из-подо лба смотрел на своего собеседника – молодого парня с легким пушком рыжеватых волос на скулах.
Тот вскочил и быстро перекрестился:
– Пахом, вот тебе крест! Несколько раз со своей фузеи выстрелил! Раз за разом. Бах! Бах! Бах! И гутарил, что в ней зарядов на все село наше хватит. А гутарит он как-то чудно. Вродь понятно, но не по нашенски.
– Куда делси этот антихрист?
– Он приказал Герасиму отвязать лошадь Еремы, и они оба уехали. А тятя сразу меня к тебе, Пахом, снарядил.
– Так куда? В сторону какую, дурень?
– К Козьминому зимовнику! – выпалил парень.
– Ну, что думаешь, Иван? – Пахом после длинной паузы обратился к третьему человеку, сидящему за столом, очень похожему на него, только помоложе и уже в плечах.
– Фузея та знатная, – тихо произнес тот. – С такой и на черта идти не страшно, а не то, что на государевы вои.
– В корень зришь! Стало быть, братень, собирай братию. Пощупаем энтого антихриста.
* * *
Козьмин зимовник (в четырех верстах от Ильинки). 8 (19) февраля 1761 года
– Давай, давай! Сильнее, не церемонься! – горячечный шепот женщины еще больше подстегивал Александра.
– Фике, ну если хочешь сильней, тогда не обессудь! – и мужчина резким толчком вошел в женскую плоть, высекая из нее сдавленный крик.
– О, как ты меня назвал? Повтори!
– Фике, мой горячий зверек!
– Меня так в детстве называли! Откуда ты узнал!
– Это не важно. Сейчас мы маленькую девочку Фике вы…м, – и вновь сильный толчок мужской плотью.
– Как ты срамно говоришь! Как это возбуждает! Давай, не останавливайся! Ты мой князь!
Долго еще скрипело ложе великой княгини, не выдерживая напора страсти…
Хмурый петербургский рассвет заглянул в спальню будущей императрицы Российской империи. А она, разметав по подушкам свои густые черные волосы, спала, перевернувшись на живот. Двумя пышными холмами белели царственные ягодицы.
Мужские губы начали нежно щекотать белую кожу, начав с миленькой шейки и спускаясь все ниже и ниже, заглядывая в самые потаенные уголки женского тела.
– Ты такой неугомонный, – томно произнесла Екатерина. – Я хочу, чтобы ты и сегодня ночью ко мне пришел. Я распоряжусь.
– Конечно, моя милая Фике. Мне же надо с тобой обсудить судьбу твоего супруга.
Александр увидел, как вздрогнула великая княгиня.
– Моего супруга? Я тебя не понимаю, мой милый.
– Он не должен подписать мирный договор с Фридрихом. Россия не должна выйти из войны с Пруссией.
– Но такой договор может подписать только его матушка, Ее Императорское Величество Елизавета Петровна! – возразила цесаревна.
– Она скоро умрет, и твой супруг станет Императором России.
– Ты ведаешь, что молвил сейчас крамолу? А… я домыслила… – пухленькая ручка Екатерины дернула за шелковый шнур, свисающий рядом с кроватью.
Где-то за дверью зазвенел колокольчик. Потом еще раз. Потом еще.
Дверь рывком распахнулась, и на пороге возникло два гренадера лейб-компании[6 - Лейб-компания – привилегированная часть гвардии, состоящая из людей, которые совершили дворцовый переворот, в результате которого на престол взошла Елизавета Петровна.] в своих эффектных красных камзолах и черных сюртуках. Свои огромные, в свой рост фузеи они держали наперевес. Трёхгранные штыки смотрели в грудь незадачливому любовнику цесаревны.
– Он замыслил худое против Ее Императорского Величества Елизаветы Петровны! – Фике, нисколько не смущаясь своего обнаженного вида, сидя на кровати указала на Чернышева. Слово и дело государево! Взять его!
«Сиськи у нее уже не зачетные, – мелькнуло в голове у парня, прежде чем два крепыша стали заламывать ему за спину руки.
Парню стало душно, он с силой дернулся, еще раз и … проснулся.
– Фу ты, приснится же такое, – любовник Екатерины Второй мгновенно превратился в пришельца с другого времени, совершенно не знающего, что ему делать.
Впрочем… почему не знающего. А сон?! Мозг, наконец-то получивший полноценный отдых, подсказал, что нужно делать.
«Мне было обидно, что я попал в восемнадцатый, а не в двадцатый век? Мол, там бы я разорил все букмекерские конторы, делая правильные ставки. Вчера вы явно помелочились, Александр Юрьевич. Ведь это же восемнадцатый век! Первая половина! Время женских дворцовых переворотов в России. Время блестящих фаворитов и головокружительных карьер! Подумаешь, букмекерские ставки на пару сотен долларов. А князь Римской империи, Светлейший князь Таврический не хотите, Александр Юрьевич!? А звание генерал-фельдмаршала и владение обширнейшими землями с сотнями тысяч крепостных, как вам!? Все это Потемкин получил благодаря Екатерине Второй и своей светлой голове. А какой у тебя, Сашок был позывной в Новороссии? Не Потемкин, чай? – и тут пазл окончательно сложился в голове Чернышева. – Господи, если это твой промысел, то я преклоняюсь перед тобой. А если просто Случай, то надо быть идиотом, чтобы им не воспользоваться»! – Александру Чернышеву, студенту пятого курса исторического факультета Днепропетровского Национального Университета стало предельно ясно, что он дальше должен делать, к какой цели стремиться. От такой цели по-настоящему кружило голову! В возбуждении парень выхватил из кармана свой талисман. С него, все так же уверенно смотрел лик Екатерины Второй.
«Так ты помогаешь! А я думал, что перестал действовать. Нет! Действуешь! Еще как действуешь!» – Чернышев крепко сжал серебряный кружочек и стал лихорадочно вспоминать, что должно произойти в России в ближайшее время.
Через девять с половиной месяцев, задыхаясь от кашля и рвоты с кровью, скончается дочь Петра Первого, государыня Елизавета Петровна. На престол взойдет никчемный Петр Третий, Петр Федорович. Сын дочери Петра Первого Анны и герцога Гольштейна. Рожденный и воспитанный в Пруссии, он обожал все немецкое и своим кумиром считал Фридриха Второго. Родину своего великого деда и его дочери он не любил, точнее, ненавидел, как и ее народ. Едва взойдя на престол, он подпишет мир с Пруссией, трещавшую по швам в изнурительной для нее Семилетней войне с Россией, Австрией и Францией, которую потом многие назовут первой мировой, так как велась она не только в Европе, но и в Америке, Индии, Филиппинах. Несмотря на далеко не безупречное командование, русский солдат несколько раз бил пруссака и овладел Восточной Пруссией с Кенигсбергом, жители которого, включая гениального философа Иммануила Канта, успели присягнуть российской короне. Даже военный союз с Англий не спасал Фридриха от краха.
Вдруг этот нелепый мирный договор, по которому Россия отказывалась от всех занятых территорий и становилась союзником Пруссии и Англии. Тяжелый российский штык неожиданно лег на другую чашу весов и прусско-английская коалиция одерживает верх в этой войне.
Как историк, Саша Чернышев прекрасно знал, все даже отдаленные последствия этой нежданной победы. Самое главное – воинствующая, но маленькая Пруссия входит в круг ведущих европейских держав. Исторической инерции успеха в этой семилетней войне ей хватило, чтобы под своим началом к концу следующего, девятнадцатого века объединить все немецкие земли. Возникла мощная Германия, последовательно развязавшая в очередном, двадцатом веке две мировые войны, которые с треском проиграла. В этот раз чуда не произошло. Правда в Первой Мировой войне Россия опять наступает на грабли, заключив сепаратный мир с немцами и вновь теряет возможность воспользоваться всеми преимуществами потенциального победителя. Но зато уже во Второй Мировой историческая правда восторжествовала. Россия воткнула свой флаг в купол Рейхстаг, заодно оттяпав пол-Европы и, наконец, забрала себе Кёнигсберг. А если бы Пруссию сломали еще в восемнадцатом веке?!
Но это не все последствия неожиданной концовки Семилетней войны. Франция, как союзник России и Австрии, вынуждена была уступить Англии свои владения в Северной Америке – будущую Канаду и частично США, а также большую часть своих колоний в Индии. А случись наоборот, тогда может Англия отдала бы свои индийские и североамериканские колонии Франции? Тогда будущие Соединенные Штаты Америки стали колонией не Англии, а Франции? И возможность мощно развиваться на обширных территориях получили не надменные англосаксы, а более миролюбивые и человечные французы?
«Вот это мы и попытаемся проверить. Россия времен Екатерины великой была мощной державой, способной надрать задницу любому государству. Кто не верит, может у турок поинтересоваться. А зная, как будут развиваться события, можно же, где надо, соломки подстелить, а где и газу дать! Это все равно, что на какую-нибудь и так мощную пушку восемнадцатого века добавить электронное управление, чтобы повысить точность стрельбы многократно. О, тогда историю можно хорошо перекроить под себя! Ну что, господа европейцы и американцы, вы давно привыкли играть в мировые карты по своим правилам. Если же начинаете проигрывать, то, как настоящие джентльмены меняете правила. А как вам перспектива сыграть с противником крапленными картами? Его крапленными картами? – в волнении Александр попытался вскочить со своего непритязательного ложа, но тут же получив в лоб от деревянного бруса, державшего потолок, рухнул обратно. – Правильно! Не надо увлекаться. Все делать нужно осторожно. Иначе не во сне, а наяву угадишь на плаху. Это восемнадцатый век. Церемониться не будут».
За дверью раздался шорох. Александр тут же схватил автомат. Тихо клацнул предохранитель. Несколько минут прошло в тягостной тишине.
Вчера, когда прошла горячка желания попасть обратно в свой родной знакомый двадцать первый век. Когда он понял, что полуобгоревший стог сена, это все же обычная жрачка для коровы, а не замаскированный телепортал в другое время, неизбежно встал вопрос: «Что делать?». А еще более конкретно, где достать поесть и где переночевать. Стог сена не подходил ни для первой потребности, ни для второй.
– Герасим, а до ближайшего города далеко?
– До Бахмута то? Далеко барин. Больше двадцати верст будет. Да и нельзя счас ехать-то. Глянь на небо, вишь как замолаживает[7 - Замолаживать – клониться к ненастью.]. Может и вьюга быть. Застанет в поле – беда.
Видя, что «антихрист» колеблется, мужик торопливо продолжил:
– Барин, ты кумекаешь, где переночевать? Да и поесть не мешало.
– А ты что скажешь? – спросил Александр.
– Тутя в двух верстах Козьмин зимовник есть. Там тока три двора. Один вообще на отшибе. Там и заночевать можно.
Чернышев глянул в глаза своему вознице, пытаясь понять, что тот задумал. Ведь фактически сейчас простоватый на вид Герасим предлагал захватить крайнюю хату и там переночевать. Но в крестьянских глазах ничего понять было невозможно. Саша успел узнать, что тому двадцать пять лет. Женат. Двое детей. Обычный крестьянин, один из миллионов на Руси. Эти миллионы из года в год пахали, сеяли, растили детей и умирали в сорок-пятьдесят лет, прожив трудную, без особых радостей жизнь. Но на этих миллионах человечков росла и крепла империя.
– Хорошо… поехали, – приказал Александр.
Через два часа слева показался зимовник.
– Останови. Пусть стемнеет.
Герасим понимающе кивнул головой и свернул немного вправо, чтобы небольшой холм полностью скрыл лошадь с санями от трех хат, притулившихся к небольшому леску.
К хате, стоящей на отшибе подходили, когда на небе одна за другой стали зажигаться звезды. В лае зашлась собака и почти сразу же отворилась дверь. На порохе возник мужик с топором в руке.
– Влас, это я Герасим.
– Че на ночь глядючи? А рядом кто?
В Бахмут ему надоть. На ночлег просится. Хорошо заплатит. Пятак. Ну как, сголдили[8 - Сголдить – сговорить, сладить.]?
– Хорошо. Но еды для вас у меня нетути.
– У нас есть чем брюхо набить.
