На море и на суше

скачать книгу бесплатно

– Что такое лес? – спрашивает маленький мальчик, сидя у костра в глубокой пещере.

– Это место, где раньше росли деревья, – отвечает лохматая женщина, перекатывая головешки суковатой палкой.

– А что такое деревья? – спрашивает мальчик.

– То, чем раньше были эти головешки, – отвечает мама и кутается в потёртую шкуру неизвестного зверя.

– А ты была в лесу? – не унимается ребёнок.

– Нет, – печально отвечает женщина, – но мне моя бабушка рассказывала, что это очень красиво.

– А красиво – это как?

– Я не знаю, – утирая слезу, ответила мама, – наверное, как твои глаза.

Где-то так. Рисунки на сводах древних пещер – это не послания неандертальцев, а воспоминания о том, что ждёт нас в будущем, к которому мы уже приблизились вплотную, увы, так ничему и не научившись.

Встреча

Когда старый Оскар проснулся, за окном было темно и тихо.

На кухне уже хлопотала жена Грета: к вечеру ждали гостей. В их семье давно стало традицией встречать Рождество всем вместе, в этом старом доме; вот и сегодня приезжает сын Валдис с женой и детьми.

При мысли о внуках у Оскара потеплело на душе. Он представил, как заблестят их глазёнки при виде пушистой ёлки посреди комнаты, как они вместе будут её наряжать, а потом, поздно вечером, забившись под одеяло и затаив дыхание, – слушать охотничьи рассказы старого лесника.

«Однако, чего это я размечтался? – подумал Оскар. – Пора и за дело браться».

Именно за этой самой пушистой ёлкой ему и предстояло сегодня сходить. А приметил её он ещё летом. Росла она недалеко, примерно в полутора километрах от дома: стройная, красивая, все веточки одна к одной – не ёлка, а загляденье. Вышел в кухню, начал собираться в дорогу.

– Куда ты, отец, в такую рань? – спросила Грета. – Ещё ведь темно совсем, ты хоть позавтракай.

– Ничего, пока дойду до места, уже и рассветёт, а на завтрак заверни-ка мне с собой кусок сала с хлебом, да луковицу не забудь.

Одевшись, Оскар заткнул за пояс небольшой топорик и направился к выходу. На мгновение его взгляд задержался на двустволке, висевшей у двери, но тут же с усмешкой, будто отгоняя какую-то нелепую мысль, тряхнул головой и вышел во двор. Ночью выпал небольшой снежок, дышалось легко, в морозном воздухе был отчётливо слышен малейший шорох. Улыбаясь своим мыслям, Оскар углубился в лес.

Уже почти рассвело, когда он добрался до поляны, на которой росла его ёлка. Присев на поваленную ветром сосну, он стал разворачивать свой немудрёный завтрак. Вдруг его словно кольнуло в спину: как человек, большую часть своей жизни проведший наедине с природой, Оскар шестым чувством ощутил на себе чей-то взгляд.

«Чепуха какая-то, – подумал про себя лесник, – кому здесь быть?»

Однако это неприятное чувство не покидало его. На мгновение ему показалось, что он слышит чьё-то прерывистое дыхание у себя за спиной. Отложив завтрак, Оскар резко обернулся. В это же мгновение большая серая тень шарахнулась в сторону, стряхнув облако снежной пыли с соседних кустов.

«Волк», – подумал Оскар.

Под ложечкой неприятно засосало, вспомнилось ружьё, что осталось висеть на гвозде возле двери. Правда, за поясом был топорик, но им только и можно было, что срубить ёлочку, а идти на зверя…

Волк не уходил, но и нападать, видимо, не решался. Он стоял за кустами метрах в десяти, и Оскар не мог разглядеть его полностью. Опытный охотник, Оскар бывал в переделках и посерьёзнее. Он был ещё крепким стариком, но вступать в единоборство с волком без оружия ему совсем не хотелось. Здесь никогда не знаешь, чем дело может обернуться.

Так они простояли с минуту. Вытащив из-за пояса топорик, Оскар сделал шаг в сторону кустов. Волк тяжело отпрыгнул на тропинку и присел. Это был крупный самец, каких Оскар не встречал уже давно. В лесу стало совсем светло, и Оскар наконец мог разглядеть своего противника как следует. Волк был старый и худой, свалявшаяся шерсть серыми клочьями свисала с его боков. В свете наступившего дня он уже не казался таким грозным, несмотря на свои размеры, скорее, он вызывал чувство жалости. Стоило Оскару сделать ещё один шаг, как волк прижал уши и беззвучно оскалился, показав свои жёлтые полустёртые зубы. Когда-то они служили ему грозным оружием, а теперь…

«Старость не радость, – подумал Оскар. – Отгулял ты, видать, своё, серый разбойник».

И тут его словно обожгло: у волка было только три клыка!

Да, только три: верхнего левого не было. Это он, старый знакомый, сомнений быть не могло. Если бы не хватало какого-нибудь другого зуба, можно было бы допустить, что он просто вывалился от старости, но именно этот клык был ему знаком.

…Было это давно, лет десять-двенадцать назад, в середине лета. Объявился в округе волк: задрал нескольких овец у соседей, а потом уже настолько обнаглел, что почти у самого дома загрыз телёнка. Тут терпение у людей кончилось. Собрались охотники и решили: без волка домой не возвращаться. Выследили и обложили место, где находилось волчье логово. Наконец их труды увенчались успехом: меткий выстрел одного из охотников положил конец разбойничьим на бегам. Это оказалась довольно крупная волчица, а в логове нашли четырёх волчат. Троих Оскар без труда посадил в мешок, а когда очередь дошла до четвёртого, самого крупного, тот ловко увернулся и больно укусил Оскара за руку. Чертыхнувшись, мужчина инстинктивно отдёрнул руку, а волчонок стрелой вылетел из норы наружу – и был таков. В память об этой встрече у Оскара на правой руке, чуть пониже локтя, остались три отметины. Очевидно, один зуб у волчонка был сломан, а к тому времени зубы у волчат должны были быть уже постоянные, а не молочные. И это был верхний левый клык! Как бы там ни было, а память осталась на всю жизнь.

Сам не зная зачем, Оскар сделал ещё пару шагов в сторону волка. Тот, отступая, хотел перепрыгнуть через поваленное дерево, но сил не хватило, и он пополз под сосной на брюхе, с трудом сгибая лапы. Оскару показалось, что волк застрял под деревом и не сможет выбраться. Когда он подошёл поближе, взгляды их встретились. В глазах зверя не было ни злобы, ни страха: в них была тоска и мольба. Кажется, волк хотел сказать: «Я старый и больной, я очень голоден, и я в твоей власти, пожалей меня».

«Вот незадача, – подумал Оскар, – придётся сосну чем-то приподнять, что ли?»

И в тот момент, когда Оскар обернулся в поисках подходящей палки, чтобы приподнять дерево, волк из последних сил рванулся вперёд и выбрался из-под сосны, оставив на его шершавой коре клочья шерсти. Тяжело дыша, он сделал несколько шагов и остановился. Так они стояли друг против друга, два старика. О чём думали, что вспоминали?

Оскар взял ломоть хлеба и бросил его волку. Тот дёрнулся было в сторону хлеба, но чувство осторожности одержало верх, и он остался на месте.

– Бери, бери, я угощаю по старому знакомству, – усмехнувшись, сказал Оскар.

Волк, словно поняв его слова, подошёл и мигом проглотил хлеб.

– Да-а, видать, плохи твои дела, коли ты, гроза лесов, на хлеб кидаешься, – проговорил Оскар.

Волк опустил голову.

– Ладно уж, видно, оставаться мне сегодня без завтрака, – сказал лесник и кинул волку оставшийся хлеб и кусок сала.

Теперь уже, не раздумывая, волк сначала съел хлеб, а потом осторожно, словно желая растянуть удовольствие, начал жевать сало.

«Зубов, наверное, порядочных не осталось, а целиком глотать – вредно для здоровья, – подумал Оскар и негромко рассмеялся, – придёт же в голову такое!»

Волк тем временем закончил трапезу и поднял голову.

– Ну что, старый бродяга, подкрепился?

Их взгляды снова встретились. Оскар даже вздрогнул от неожиданности: это был не взгляд дикого зверя, хищника. В глазах волка светилась благодарность и что-то ещё, что невозможно описать.

«Даже собака так не смотрит, – подумал старый лесник, – прямо как человек».

Волк, словно поняв, что пора и честь знать, потоптался немного на месте, затем повернулся и трусцой направился прочь. А старый лесник стоял и смотрел ему вслед. Пробежав метров пятьдесят по тропинке, волк обернулся, а затем нырнул в чащу кустов и растворился в сумраке леса. Пошёл лёгкий снежок, засыпая волчьи следы.

«Ну вот, скоро следов совсем не видно будет», – подумал Оскар, и на душе у него вдруг стало очень тепло.

Концерт

На площади перед Домским собором уже собралась порядочная толпа. Был чудесный летний вечер, солнце стояло ещё довольно высоко, но жара уже спала. Люди, радуясь хорошей погоде, которая этим летом нас особенно не баловала, в ожидании начала концерта прогуливались по площади. Наконец медленно отворились массивные дубовые двери, и людской поток хлынул в прохладный полумрак собора.

Летом, в разгар туристического сезона, здесь собирается довольно пёстрая публика. В большинстве своём это истинные ценители музыки, многие приезжают сюда издалека, чтобы послушать один из лучших органов Европы – большой орган Рижского Домского собора. К сожалению, нередко заходят сюда и люди случайные, только лишь ради того, чтобы потом, при случае, можно было бросить в кругу знакомых:

– В Домском соборе? Да, конечно, бывал, ничего орган, неплохой…

Вообще мне «везёт» на соседей. В кинотеатре чаще всего мой сосед сразу после начала сеанса начинает разворачивать шоколадную обёртку. Делает он это осторожно, понимая, что мешает окружающим, но от этого процедура разворачивания только затягивается и длится до тех пор, пока кто-нибудь, не выдержав, не шикнет на него. В театре где-нибудь поблизости найдутся два-три человека, которые начинают довольно громко обсуждать каждую реплику, а в цирке мой сосед хочет непременно объяснить мне секрет головоломного фокуса. На этот раз впереди меня сидел полный мужчина, который всё время доставал что-то из кармана и беспрерывно жевал. К счастью, делал он это совершенно беззвучно, за что я был ему очень признателен.

Наконец все заняли свои места, наступила тишина, всё замерло, словно в ожидании чуда. И оно свершилось! Ибо как ещё можно назвать то, что, что происходит с вами на протяжении концерта? С первых же аккордов музыка захватывает вас, она заполняет всё ваше существо, подчиняет ваши чувства. Вы уже не принадлежите себе, над вами полностью властвует Музыка!

Это ли не чудо?

Вот, словно раскаты далёкого грома, пророкотали басы, а уже через мгновение самые высокие голоса несут вас на хрустальных крыльях ввысь: всё выше, выше – туда, под самые своды собора, где нежные лучи заходящего солнца причудливо преломляются в калейдоскопе витражей. И когда вы уже, кажется, достигли предела, когда от высоты захватывает дух, на вас обрушивается каскад мощных аккордов, от которых по телу пробегают мурашки, вы почти физически ощущаете, будто какая-то сверхъестественная сила сжимает вас в своих объятиях. В то же время в вашей груди бушует буря чувств. В конце концов противоборство этих двух сил порождает взрыв, который низвергает вас с высоты поднебесья в кипящую пучину. Сердце молотом стучит в груди, дыхание перехватывает, комок подкатывает к горлу, ещё миг – и из глаз хлынут слёзы. Наверное, в такие мгновения даже самый закоренелый грешник будет готов молиться и раскаиваться.

И вот напряжение достигает своего предела, а ваши нервы – как натянутые струны. Миг – и они оборвутся. Но звуки обрываются на мгновение раньше— вы спасены! Ещё миг – и вас уже подхватывают ласковые волны, которые, убаюкивая, несут вас в лазурные дали, а нежный ветерок что-то нашёптывает вам на ухо, открывая сокровенную тайну. Всё дальше и дальше несут вас волны, стихает буря в вашей груди, уступая место чувству тихой радости и покоя. Вам кажется, что именно сейчас вы поняли, в чём заключается смысл жизни, вам хочется быть добрым и хорошим, вы готовы обнять весь Мир, вы улыбаетесь, сами того не замечая.

Наконец на мгновение повисли и растворились в воздухе последние звуки. На несколько секунд воцаряется абсолютная тишина, а потом зал взрывается аплодисментами. Люди улыбаются, гром аплодисментов нарастает, публика стоя благодарит волшебника, совершившего Чудо.

Кораблекрушение (сила привычки)

Было это августовским днём на одном лесном озере. Погода стояла тёплая, но уже чувствовалось приближение осени. Нет-нет, да и затянет небо тучами, пойдёт мелкий дождь и солнцу всё труднее пробиться через эту завесу.

Двое моих приятелей – Юрис и Виктор – с надувной лодки, метрах в пятнадцати от берега, удили рыбу, а я с подводным ружьём обследовал прибрежные камыши. Время от времени, после очередного удачного выстрела, я подплывал к лодке и бросал в неё рыбу; у приятелей тоже клевало, и, несмотря на пасмурную погоду, настроение у всех было хорошее. В одном месте берег выступал в озеро острым мысом, под ним была глубокая пещера: вода уходила под берег метров на пять.

«Даже в солнечные дни там было сумрачно, а в такой серый день и подавно ничего не видно будет», – подумал я, но всё-таки краем глаза решил туда заглянуть.

Дело в том, что почти всегда там кто-нибудь да был, а чаще всего – крупные лини, которых в этом озере водилось великое множество. Набрав побольше воздуха в лёгкие, я погрузился в воду. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что вокруг меня всё залито солнечным светом, а вход в пещеру как будто освещён фонарём.

«Неужели солнце вышло?»

Вынырнув из воды, я посмотрел на небо: там по-прежнему всё было затянуто серыми облаками, никакого намёка на солнце.

«Откуда же свет?» – не мог понять я.

Снова окунулся под воду – и опять всё вокруг залилось мягким желтоватым светом.

«Прямо волшебство какое-то», – подумал я и тут понял, в чём дело.

С прибрежных берёз уже начали осыпаться первые листья, они, словно жёлтым ковром, устлали воду около берега. Дневной свет, проникая сквозь жёлтое покрывало листьев, многократно преломляясь и отражаясь по своим сложным законам, создавал это удивительное сказочное освещение подводного мира. Только я собрался было заглянуть в пещеру, как услышал крики и плеск воды.

– Веслом, веслом греби!

– Да нет весла – то уплыло.

– Тогда якорь поднимай!

– Чего уж поднимать! Верёвку резать надо, нож давай!

– Ах, чёрт, нож в воду упал.

– Ну так отвязывай скорее… Отвязал, что ли? Что ты там копаешься так долго?

Выбравшись из камышей, я увидел, что лодка как-то странно задрала один борт кверху, а другой скрылся под водой. По озеру плавали наши рыбацкие трофеи, рюкзак, удочки и ещё какие-то мелочи. Оба рыбака неуклюже барахтались в воде, держась за лодку. И, хотя до берега было рукой подать, плыть в резиновых сапогах и одежде – всё-таки дело непростое. Лодка вертелась на месте и никак не хотела плыть вперёд.

– Да ты ногами, ногами колоти! – кричал Юрис.

– А я что делаю? Только у меня уже сил нет, сапоги полные воды, на дно тянут, – отвечал Виктор.

Выкинув ружьё на берег, я бросился на помощь. Подплыв к месту «кораблекрушения», я ухватился за конец какой-то верёвки и, сильно загребая ластами, потащил потерпевших к берегу.

Выяснять, что произошло, не было времени. Пришлось ещё немало поплавать по озеру, собирая снасти, нырять за утонувшим рюкзаком да кое-что из рыбы собрать, не то быть нам без ухи.

Когда всё было кончено и мои вымокшие до последней нитки приятели сидели у костра, я наконец узнал, что и как произошло.

А дело было так.

У Юриса на другом озере есть лодка, деревянная плоскодонка, и ещё у него есть привычка: когда во время завтрака он режет хлеб или ещё что-нибудь, то нож втыкает в борт лодки. Вот и на этот раз, отрезав кусок колбасы, он по привычке, совсем забыв, что сидит не в своей плоскодонке, а в надувной «резинке» Виктора, воткнул нож в её борт, а что из этого получилось, мы уже знаем. К счастью, те, кто лодки делают, учли вероятность того, что она может получить повреждение, и сделали её из двух частей, чтобы в таком случае вторая половина оставалась на плаву. Хорошо, что до берега было недалеко. А случись это где-нибудь посреди озера или в море, кто знает, как бы дело обернулось.

Вот ведь как бывает: вроде бы безобидная привычка, а целое «кораблекрушение» из-за неё приключилось.

Королева чёрного озера

Как-то я и трое моих приятелей отдыхали на берегу Гауи. С сожалением должен заметить, что с каждым годом всё труднее становится найти пригодное место для отдыха летом. Вот и сейчас пришлось немало поработать, прежде чем облюбованная нами поляна очистилась от мусора, битых бутылок и ржавых консервных банок. Всё это мы сгребли в одну кучу, что можно было, сожгли, остальное закопали в яму.

Когда порядок был восстановлен, поставили палатку, расположились. Лучшее место для отдыха и рыбалки трудно себе представить: с одной стороны поляну окружал сосновый лес, а с другой был песчаный обрыв, круто спускавшийся к реке. В этом месте Гауя делала один из своих бесчисленных поворотов и открывала большую удобную заводь. Здесь течение было не таким быстрым, вода – немного темнее, а травы и кувшинки противоположного берега сулили богатую рыбалку.