скачать книгу бесплатно
– Димка, Димка!.. – срывающимся голосом забубнил старик. – Это я, батя твой. Слышишь меня?
Дмитрий Матвеевич Воловец – помощник начальника штаба Старобродского гарнизона – тоже волновался. Отец звонил в последний раз четыре дня назад. Все было тихо. Батя конопатил щели в доме, готовился к зиме. Ни обстрелов, ни бомбежек. Кого обстреливать-то – трех калек и десяток пенсионеров, закопавшихся в норы? Степановка, какая ни есть, а нейтральная территория.
Старик частил, проглатывал слова, но постепенно ситуация прояснилась.
– Сколько их, батя? – Дмитрий выслушал ответ, поморщился.
Не хватало еще этой проблемы! Обещанных резервов нет, разбитую технику не успевают ремонтировать. Неужели силовики решатся нарушить перемирие и перейти в наступление? Впрочем, что в этом удивительного?
– Понял, батя, спасибо. Все передам куда следует. Больше не рискуй, понял? Сиди дома, запрись, в погреб спрячься – чтобы носа твоего на улице не было. А то приеду и устрою тебе такую взбучку, какой ты еще не видел!
Он выключил телефон и изумленно уставился на него. Есть еще связь с отдаленными поселениями Луганщины. Чудеса, да и только!..
Он не стал осмысливать информацию, переданную отцом, натянул укороченный полушубок, надел ботинки и отправился на доклад к подполковнику запаса Зимакову. Благо штаб стрелкового батальона располагался в этом же здании на втором этаже.
Через двадцать минут в дверь с табличкой «Директор средней школы № 2» решительно постучали.
– Входи уж, – ворчливо отозвался кто-то.
В кабинет вошел мужчина в защитном, бледноватый, среднего роста, с воспаленными от недосыпания глазами. Никакого директора внутри не было. Занятия в школе еще не начинались. Возникали большие сомнения в том, что в этом году они вообще начнутся. В помещениях храма знаний располагался штаб полковника Доревича, начальника Старобродского гарнизона.
От Дома культуры до средней школы № 2 было рукой подать. Полковник Доревич недавно вернулся с совещания, на котором учинял разнос подчиненным, и еще не успокоился. Длинный, как водонапорная башня, лысоватый, с выпуклыми глазами, он сидел на жесткой кушетке, вертел в руке пульт дистанционного управления и брезгливо таращился в телевизор.
Вещал украинский канал. Проходило бурное собрание Верховной Рады. Депутат с трибуны потрясал кулаком, клеймил проклятых террористов и их российских хозяев.
– Наслаждаешься, Василий Сергеевич? – Подполковник Зимаков усмехнулся. – Смотри-ка! – удивился он. – Этого горлопана уже вытащили из мусорного бака?
– Его туда еще не посадили, – отмахнулся Доревич и приглушил звук. – В интересное время живем, Александр Григорьевич. Вспомни, два года назад главной новостью был грядущий конец света. Замечательное было время. А что сейчас? Представляешь, что отмочили эти избранники? Полная экономическая блокада Донбасса, никаких финансовых перечислений – пенсий, зарплат бюджетникам. Как хотите, так и крутитесь. А то, что люди десятилетиями платили налоги Киеву, – это никого не волнует.
– Согласен, Василий Сергеевич. Восторжествовала историческая несправедливость. – Комбат с интересом уставился на полковника, который извлек из тумбочки початую бутылку горилки, пустой стакан, после чего перехватил взгляд Зимакова.
– Плеснуть каплю?
– Плесни, Василий Сергеевич, – согласился комбат. – Надеюсь, небеса не разверзнутся, и ночью воевать не придется. Во всяком случае, нам с тобой. Слушай, тут такая проблема. Не стал по телефону…
– Докладывай. – Полковник нахмурил брови и отставил бутылку. – Мог бы сразу сказать, что по делу.
Он хмуро слушал, барабаня пальцем по подлокотнику кушетки, потом недоверчиво помотал головой и сказал:
– Испорченный телефон какой-то. Старик что-то увидел, сообщил сыну, тот – тебе, ты – мне. Но я понял тебя, Александр Сергеевич. Давно имелось беспокойство по поводу этой Степановки. Уж больно лакомая позиция для установки дальнобойной артиллерии. Может, заблудились хохлы? – Он с надеждой глянул на заместителя, поджавшего губы. – Случайно забрели в Степановку, утром уедут?
Комбат сухо проговорил:
– Черта с два они заблудились, Александр Сергеевич. Замышляют что-то укропы. Это разведывательный взвод. А завтра в Степановке нарисуется полноценное войско, и хрен ты его сотрешь.
– Да понял уже, что не случай их туда привел. – Доревич поднялся, погрузил руки в карманы, принялся широким шагом мерить директорский кабинет, потом остановился, уставился на комбата. – Кто у тебя из толковых остался? Не всех повыбили? Надеюсь, понимаешь, Александр Григорьевич, что требуется полноценный спецназ? Этот, как его… – Доревич защелкал пальцами.
– «Этот, как его» сегодня вернулся с задания, Василий Сергеевич, – заявил Зимаков. – Капитан Стригун. В Мурге на двух БМП навел небольшой шмон. Задание выполнил, отделался одним раненым. Сейчас спит с чувством выполненного долга.
– Так разбуди, – сказал полковник. – И на новое задание с тем же чувством. А если без шуток, Александр Григорьевич, то дело серьезное. Шума не надо, хватит одной БМП. Надо незаметно подобраться к противнику, без особого шума ликвидировать группу, взять пару языков – желательно офицеров – и хотя бы одну БМД. Утром вернуться. Операцию провести быстро, чтобы укры не успели сообщить в Реман, что подверглись нападению.
– Но если противник поймет, что их разведку ликвидировали… – задумчиво начал Зимаков.
– Конечно, поймет и не полезет на рожон, очертя голову. Выполняйте, Александр Григорьевич! Поднимайте свой сонный спецназ. И давайте без рекламы. О предстоящей операции должен знать только узкий круг лиц.
– Галка, ты супер! – Алексей в изнеможении застыл на спине.
Этой сексапильной чертовке с блестящими в темноте глазами удалось сделать с ним то, что не вышло у украинцев – убить целиком и полностью. Кушетка, застеленная стареньким бельем, промокла от пота. Сердце колотилось как паровой молот.
– Да, я супер, а еще умею классно делать уколы, – прошептала Галка, тридцатитрехлетняя медсестра из стационарного госпиталя, работающего на базе единственной городской больницы.
В отличие от Алексея, тяжелый день уморил ее не полностью. Она улеглась на него и уставилась с таким выражением, как будто он что-то не завершил.
«Нет! – мысленно взмолился Алексей. – Больше не могу, завтра война, завтра в поход!»
Он приходил к ней почти каждую ночь, если, конечно, служба позволяла. Бывшая процедурная, переделанная в комнату отдыха медперсонала, превращалась в гнездо любовных утех. При желании Галка могла найти кого угодно, с ее внешностью это не было проблемой, но почему-то запала на капитана Стригуна. Да и его тянуло к этой смешливой темноволосой женщине с блестящими глазами, за которой до Алексея без успеха увивался чуть не весь батальон, включая командование.
– Может, поженимся после победы? – однажды предложил он Галке.
Та задумалась, нервно рассмеялась, затем заплакала, потом со злостью проговорила:
– Знаешь, Стригун, тебя никто за язык не тянул. Сам сказал, я тебя не вынуждала. Хорошо, будем ждать победы. А после бракосочетаемся на развалинах президентской администрации в граде Киеве. Но вдруг тебя убьют или ты еще каким-то образом меня кинешь?
– Хорошо, – сконфуженно сказал Алексей. – Постараюсь не обмануть твоих надежд.
Всем хотелось, чтобы перемирие оказалось настоящим, пусть и постоянно нарушаемым, чтобы в «мудрые» киевские головы не долбанула еще какая-нибудь дурь. Самое время остановиться тем и этим, порешать вопросы не на поле брани, а за столом переговоров.
Иногда в спокойные ночные часы в душу Алексея вкрадывалась надежда. А вдруг так и будет? Пусть хоть эта ночь пройдет спокойно!
Но телефонный звонок на самом интересном месте загубил всю надежду. В кармане брюк, брошенных на полу, забился ритм, особенно актуальный в этом сезоне: «Марш-марш левой! Марш-марш правой!»
– Не отвечай, Леша, пожалуйста, – взмолилась Галка и с обреченной миной поняла, что говорить он будет.
Долгие секунды ушли на то, чтобы извлечь аппарат из скомканных штанов.
– Зимаков, – услышал он. – Есть тема, Алексей. Быстро задницу в руки и сюда. Извинись за меня перед женщиной.
– Бойцов поднимать, товарищ подполковник? – обреченно спросил Стригун.
– Всех, – отозвался комбат и отключил связь.
Перемирие, похоже, выходило на новый уровень. Эх, батяня, чтоб ты провалился! Настроение вдруг резко упало. Но время еще детское, половина одиннадцатого. Мало ли по какой нужде он понадобился комбату.
Галка заволновалась, обняла его сзади, прижалась. Трудно облачаться в форму бойца непризнанной республики и целовать при этом женщину.
– Ты куда? – пробормотала Галка. – Ведь пришел совсем недавно. Будь проклято это твое начальство! Что ему нужно?
– Успокойся, Галка, это ненадолго. – Он поцеловал ее в спутанные волосы. – Скоро вернусь, и продолжим.
– Обещаешь?
– Клянусь. Успокойся, детка, война кончилась, все позади.
– Точно? – Она шмыгнула носом. – Хорошо, Алеша, приходи скорее, буду ждать. – Женщина нерешительно улыбнулась. – Вся такая в дольче габбана.
Глава 3
Ночь была безлунной, тьма накрыла запад Луганщины. Ветер надрывался порывами, гнал на восток тучи. Боевая машина пехоты двигалась зигзагами, с погашенными фарами, держалась кромки леса. С дороги она давно ушла, в чистом поле были бы бельмом на глазу. Механик-водитель Гавава пыхтел от огорчения, но был вынужден идти на минимальной скорости. Иначе нельзя, кругом сплошные буераки. Уже сорок минут разведгруппа находилась в пути.
Приказ идти на одной БМП имел свои резоны, но в плане комфорта это было полной засадой. В десантном отсеке помещалось лишь одно отделение, остальным приходилось сидеть на броне и бороться со щетинистым ветром и колючим снегом.
В тесном отсеке горела тусклая лампочка. Бойцы первой подгруппы сидели на жестких лавках и подпрыгивали в такт движению, все насупленные, с опухшими лицами. Оделись как на северный полюс – свитера, ватники, штаны с мощным утеплителем. Приказ Алексея обуться в валенки встретили с легким ступором, но не роптали. Бегать можно и в этой обувке, по льду не скользишь, прогноз отнюдь не весенний, зато какой комфорт натруженным ногам!
Люди молчали. Слипались глаза. Заразительно зевал Андрюха Левин, натянувший на себя кучу тряпья.
Фрол Антонец закашлялся и хрипло проговорил:
– Проклятая эбола!..
Левин поперхнулся, на всякий случай отодвинулся от соседа подальше. Бывший артист Гуляев закутался в махровый шарф, застыл, наглядно демонстрируя, что все тела стремятся к состоянию покоя.
Неподвижно смотрел в одну точку Ян Шанько. Этот парень перестал бриться, обрастал свинцовой щетиной, ни на что не реагировал. С каждым днем он все глубже погружался в себя, жил воспоминаниями, что не мешало ему выполнять служебные обязанности.
Стригун начинал беспокоиться за психическое состояние бойца, но не знал, как к нему подступиться. Да и нужно ли это делать?
Заворочался Котенко, разлепил глаза, обвел ими вибрирующее пространство. У него был вид человека, разучившегося спать.
– Чего такой опухший, Аким? – спросил Левин.
– Не знаю. – Котенко пожал плечами.
– Почему так тащимся? – пробубнил Антонец. – Товарищ капитан, мы же не едем, а на месте стоим. Я сейчас, ей-богу, усну.
– А что, уже опаздываем? – спросил из отсека управления Гавава. – Не, мужики, не надо опаздывать раньше времени.
Алексей молчал. Он припал к амбразуре, смотрел, как проплывает мимо БМП иглистый лесной массив.
Наверху что-то загремело, послышался возмущенный крик, кто-то замолотил кулаком по броне. Гавава чертыхнулся, остановил машину. Живописная ругань раздавалась на фоне дружного гогота.
– Все в порядке, мужики! – крикнул прапорщик Кульчий. – Это Махецкий с брони сверзился! Нормальная ситуация.
– Жить будет? – крикнул Алексей.
– Он еще нас переживет. – Гогот усилился, за ним последовала «защитная реакция» неугомонного Ваньки Махецкого в виде отборной ругани.
Машина тронулась, стала набирать скорость.
– Вот ведь шебутной! – Алексей покачал головой, сдерживая смех. – Не может сидеть спокойно, так и норовит куда-то влезть.
– Точно, – проворчал Гуляев, выходя из оцепенения. – У этого баламута в башке, как в Киеве. Президент вроде есть, а реальная власть у тараканов.
Загоготали Антонец с Левиным. Ухмыльнулся Алексей. Чуть осветилось обрюзгшее серое лицо Акима Котенко. Шанько вышел из ступора, покрепче обнял автомат и закрыл глаза.
– Достали эти суки в Киеве, – развивал тему Антонец. – Демократы, блин! Весь Восток в руинах лежит, а они все успокоиться не могут, мало им…
– Ну да, – согласился Алексей. – Демократия на Украине торжествует, но как-то злобно. Будут нас месить до полной ее победы. Сейчас силенок подкопят и снова в бой. Ходят слухи, что Штаты обработали своих союзников по НАТО, бывших когда-то в Варшавском договоре. Те начинают расконсервировать свои склады с советским вооружением – танками, САУ, прочей бронетехникой. Вроде Польша уже отправила хохлам первые эшелоны.
– А они и рады, – заявил Антонец. – Оружие хоть и старое, но знакомое. На фига им новейшее импортное? Это ж надо инструкторов нанимать, учить бестолковых украинских хлопцев, следить, чтобы вояки из НАТО в плен к нам не попали. Кучу бабок можно сэкономить. А тут зима так некстати. Бойцов надо одевать, кормить.
– Псаки намедни ляпнула, мол, если в Украине, не дай бог, наступит зима, то США введут очередные жесткие санкции против России, – выдал Гуляев.
– Так и ляпнула? – изумился, не въехав в фишку, Левин и разочарованно поджал губы, когда Гуляев разразился смехом.
– Гоша, тормози, местами меняемся, – спохватился Стригун, глянув на часы.
Разведгруппа находилась в пути пятьдесят минут. Парни на броне окончательно заледенели, пусть погреются. Бойцы недовольно загудели, подумаешь, какие неженки, но делать нечего, стали застегиваться.
БМП стояла у сумрачной опушки. Первое отделение выбралось наружу, под пронизывающий ветер. Замерзшие соратники скатились с брони, пошли к открытому люку.
– Вообще не понимаю, тварь я дрожащая или плохо оделся? – Бывший российский пограничник Дьяков стучал зубами, отталкивая Левина, замешкавшегося в люке. – Да иди ты отсюда, Андрюха!
– Куда же я уйду? – Левин поежился.
– В закат, блин!
– Я тоже не пойму, мы мерзнем или закаливаемся? – пробормотал «переквалифицировавшийся» сотрудник автоинспекции Архипов. – Спасибо вам огромное, товарищ капитан, сжалились, не забыли своих. Теперь посидите на броне, почувствуете, что это такое.
Возбужденные бойцы карабкались в десантный отсек. Чубатый Махецкий с матерками пошучивал насчет горохового супа с чесноком. Прапорщик Кульчий поторапливал своих парней, подталкивал тормозящих Семицкого, Бобрика.
БМП снова покатила через ночь вдоль заснеженного поля, ныряла в борозды, выбиралась из них с простуженным рычанием. На броне, под ветром и снегом, валящим с небес, было крайне тоскливо. Поземка закручивалась в спирали. Ветер выдувал снег с открытых мест, он скапливался в бороздах и низинах. Ополченцы ежились, прятали лица от колючих снежинок, прижимались друг к дружке. Похоже, все они не раз мысленно поблагодарили Алексея за валенки.
– Охренеть! – пробормотал Левин, опуская уши у шапки. – Повесть Гоголя можно писать – «Метель».
– Пушкина, – машинально поправил Гуляев.
– Серьезно? – изумился Левин.
– Зуб даю, – поклялся Гуляев.
– Да хоть Тургенева, – проворчал Антонец, перебираясь поближе к башне, за которой не так дуло. – Мужики, расскажите что-нибудь, а то тоска зверская, отвлечься бы как-нибудь.
– А вот помню, служил я в непобедимой и легендарной, – проговорил скукожившийся Гуляев. – В караульной роте. Это как раз на закате советской власти было. Везли мы из Гродно в пригородный поселок, где стояла часть, секретный груз. Вагон с ним и теплушку с нами прицепили к грузовому составу. Холод был адский. Моя очередь на пост заступать. Стою на тормозной площадке, охраняю груз, поезд катит без остановки. За десять минут в ледышку превратился. А как меня заменить? Это же поезд надо останавливать. Ведь теплушка с тормозной площадкой никак не смыкаются. Первые полчаса еще выдержал. Потом помирать начал – спрятаться негде, поезд несется, лютый ветер. Сперва подпрыгивал, руки растирал. Да толку никакого. Шинелька тоненькая, перчатки дохлые, портянки хоть и с ворсом, но не спасают. И такое отчаяние, мужики, в душе – хоть под откос прыгай. Да и броситься нельзя, расшибешься на такой скорости. Автомат на пол положил, сверху лег, свернулся, как зародыш. И так минут сорок. Поначалу трясся от холода, а потом фиолетово стало, чувствую, конечности отмерли, уже и не мерзну, сознание еле теплится. Хорошо, что организм был молодой, выдержал. Почти не помню, как поезд к станции подошел. Меня сослуживцы стащили, в теплушку отволокли. У печки положили, чаем отпаивали. Ничего, оклемался, даже последствий не было. Только первые несколько дней передвигался как на ходулях – ноги деревянными стали.
– Хорошая история. Очень успокаивает, – зло пробубнил Антонец. – Именно это мы и хотели услышать. Лучше заткнись, Гуляев.
– Хочешь поговорить о Боге? – осведомился Левин.
– Нет.
